В самолете на обратном пути они узнали, что Конгресс вынес Трампу импичмент. Все кругом были безумно возбуждены, одни радовались и шумно поздравляли друг друга, другие выглядели растерянными. какая-то женщина выкрикивала «Yes! Yes!», стюардессы профессионально улыбались, разнося напитки…
И было утро
Григорий Писаревский
И было утро. Нежаркое майское солнце ласковым светом заливало площадь и густо высаженные по периметру клёны и липы. Джон Гарднер терпеливо переминался с ноги на ногу в толпе напротив Белого Дома, состоящей из пары сотен демонстрантов. В руках Джон держал небольшой белый плакат с аккуратно выведенными красной краской словами «Позор Трампо-нацистам! Прекратите издеваться над детьми иммигрантов!». Такие же или подобные плакаты, будто сделанные под копирку, находились у многих собравшихся. Несколько человек, видимо для разнообразия, держали плакаты иной тональности, провозглашающие: «Капитализм не работает!».
Время от времени стоящая в первом ряду коммьюнити-организатор, излишне полная молодая женщина в ярко-розовой футболке и серых шортах, с необъятными мясистыми предплечьями, взмахивала рукой и начинала скандировать:
Трамп и Барр нам не нужны!
Вы — позор для всей страны!
Демонстранты охотно подхватывали, потрясая плакатами и вздымая над головой знак “V”, составленный из двух пальцев, указательного и среднего. Поначалу Джон непроизвольно морщился от их криков. Орать вместе со всеми он находил неприятным и вульгарным. Однако через какое-то время он попробовал присоединить свой голос к остальным и вскоре с удивлением обнаружил, что ему нравиться выкрикивать незатейливый стишок в одном ритме вместе со всеми. Он ощутил себя юным и сильным, способным на многое и единым с окружающими его людьми, которых он считал честными и неравнодушными к тому, что происходит в стране.
— А кто такой этот Барр? — фальцетом спросила тощая девица в дорогих, искусственно порванных выше колен синих джинсах, с двумя кольцами в носу.
— Это его Генпрокурор. Такой же шовинист, как и сам Трамп, — ответил кто-то.
— Хуже! — заявил совсем юный парень в голубой ти-шорт с надписью «Полицейские — свиньи». — Барр — цепная собака Трампа.
Здесь собрались в основном молодые или очень молодые, полные энтузиазма белые мужчины и женщины, но встречались и афроамериканцы, и латинос, а кое-где попадались мужчины с чёрной нестриженой бородой и женщины в хиджабе. Виднелось в толпе и несколько ермолок. Тут и там мелькали морщинистые загорелые лица ветеранов протестных акций и наркотиков, знающих друг друга и эффект героина ещё со времён вьетнамской войны. Толпа не излучала угрозы, некоторые демонстранты улыбались, переговаривались друг с другом, при этом, однако, не отводя взгляда от фасада Белого Дома, словно пытаясь разглядеть кого-то, может быть, и самого Трампа, сквозь продолговатые окна, наглухо закрытые портьерами. Шеренга невозмутимых полицейских отделяла их от решётки забора, готовая вмешаться, если демонстрация перерастёт, как происходило иногда, в буйство и насилие.
Женщина в розовой футболке опять взмахнула рукой, и демонстранты нестройно подхватили:
Трамп и Барр нам не нужны!
Вы — позор для всей страны!
Теперь уже и Джон, кивая в такт слегка лысеющей головой, выкрикивал вместе со всеми:
Трамп и Барр нам не нужны!
Вы — позор для всей страны!
Стоящий рядом мужчина в белой рубашке, с недельной щетиной на одутловатом лице и обширными тазом и животом, одобрительно кивая, показал Джону выставленный кверху большой палец левой руки.
Майское солнце, полюбовавшись на белоснежный Монумент Джорджу Вашингтону и его четкое отражение в прямоугольнике окружённого туристами и зеваками водоёма, закрылось темной тучей. Соперничая своими криками с толпой, над площадью неспешным клином пролетела стая диких уток. Начался весенний дождь, и демонстранты гуськом потянулись к автобусам, припаркованном на Колониал Паркинг около Джи-стрит.
— Поедешь с нами? — обратился к Джону мужчина в белой рубашке, держа под мышкой ненужный больше транспарант и вытирая со лба испарину. — Наш автобус сейчас повезет всех желающих на ланч в Дайнер на 10-й Норд-Вест. За всё коммьюнити! Потом намечена ещё одна демонстрация, у Капитолия.
— Хотел бы, но не могу, — помотал головой Джон. — Я тут с друзьями на машине. Нужно успеть на работу.
— Окей, приятель. Увидимся в следующий раз.
— Возьмёшь мой плакат? Может, он ещё кому-нибудь пригодится.
— Нет проблем. Давай его сюда.
— Хорошего дня.
— И тебе тоже.
— Эй Джон! — послышался возглас сбоку.
Майк и Фредди, его друзья по Демократическому клубу и соседи по посёлку Вейкрофт-Вудлон, показывали ему руками: «мы здесь».
Джастин Гарднер, длинный, уже догнавший ростом отца подросток, совсем не глядя под ноги, ураганом скатился по лестнице со второго этажа, не отрываясь на бегу от экрана айфона.
— Эй, — сказала его мать, — тебе уже двенадцать. Гляди под ноги. Ты собрал свой чемодан?
— Черт возьми, собрал и забыл его в своей комнате! — Джастин развернулся на полной скорости и помчался вверх, по-прежнему не сводя глаз с экрана. Джон с женой переглянулись с улыбкой. Дочь крикнула из машины:
— Жду вас, я уже здесь и готова!
В свои десять лет Мэгги всегда оказывалась самым организованным членом семьи.
План был такой — проехать 23 мили по Даллес Эксесс Роуд и оставить машину на длительной парковке аэропорта Вашингтон Даллес, чтобы лететь на остров Парадайз Багамского архипелага, где их ждал заказанный двухкомнатный номер с видом на море в гостинице Atlantis.
Дом семейства Гарднеров, с пятью спальнями и четырьмя ванными комнатами удобно располагался в шикарном районе Арлингтона, Вейкрофт-Вудлон. С учетом траффика, Джон рассчитывал достичь аэропорта за 40 минут.
— Пора ехать. Ты готов, дорогой? — спросила Сара, глядя в зеркало в прихожей и поправляя волосы.
— Да-да, милая. Только подпишу чек для этой организации, о которой я тебе вчера говорил — Наша Революция. Мне кажется, они действительно делают замечательную работу в борьбе с этой бандой Трампа. Им надо помочь.
— Чек на сколько?
— $1000. Ты не против?
— Ну что ты, дорогой. Только давай быстрей, мы опаздываем.
— А ты оставила ключ для Фран?
— Ну конечно, дорогой. Все как всегда. Остановила почту на две недели, отдала Джерри в отель, оставила ключ для Фран. Пошли!
Фран звали горничную, Франческу, молодую иммигрантку из Гондураса, приходившую убирать и готовить три раза в неделю, а Джерри был двухлетний белый сенбернар, дружелюбный мохнатый красавец, любимец семьи. Ему предстояло ожидать хозяев в высококлассном собачьем отеле, где круглосуточно дежурил ветеринарный врач, псов держали в просторных помещениях, кормили в соответствии с пожеланиями клиентов и выгуливали три раза в день. Джерри не особенно любил, когда его там оставляли, но что поделаешь…
Джастин наконец засунул айфон в карман шортов и деловито прошёл в фойе со своим чемоданом и огромным зелёным баулом родителей.
— Молодец, сынуля, — сказала мать.
— Пап, дашь порулить? — спросил Джастин, свалив багаж в заднюю часть чёрного Мерседеса типа Джи-Эл-Эс.
— Джон, — жена сделала предупреждающий жест.
— Все под контролем, дорогая, — улыбнулся отец, бросая Джастину ключи. Тот ловко поймал их одной рукой.
— Только до скоростной дороги, — сказал Джон.
Две недели на острове пролетели, как одно мгновение. Погода не подвела — все дни оказались солнечными и жаркими, а буйный тропический ливень, если и начинался, то извергал свои потоки не более получаса. Взрослых слегка донимала повышенная влажность — дети ее, конечно, не ощущали — но эта влажность воспринималась как неотъемлемый и привычный атрибут местного климата. А в их номере, как и во всей гостинице — ресторанах, барах, холлах и лонжах день и ночь безотказно работал кондиционер. Гарднеры наслаждались солнцем, спокойным и ласковым морем бирюзового цвета, горячим белым песком, прогулками на катерах, сёрфингом и парасейлингом, рыбными деликатесами в многочисленных ресторанчиках. По вечерам Джон с женой, с немалым трудом отправив детей спать, потягивали коктейли в одном из роскошных лонжей гостиницы или на открытом воздухе, за столиками у самого моря. Иногда Джон заказывал ямайский ром, а Сара нежнейшее Пино-Нуар. Почти каждый день заканчивался сексом во всех возможных вариантах, то неистовым и яростным, то длительным и нежным. Иногда секс повторялся и утром, ещё до душа и кофе. Недаром этот удивительный остров назывался Парадайз! Джон и Сара целиком погрузились в его волшебную атмосферу, совсем не включали телевизор, не открывали газеты и новостные сайты на айпадах. К чертям политику и все, что с ней связано! Завтрак начинался с бокала шампанского, а ланч — с пина-колады. В каждом бассейне имелся бесплатный бар. Дети проводили время в компании сверстников, в основном американцев и немцев. Впрочем, каждый из них не расставался с айфоном, как и все остальные, то и дело что-то проверяя или разглядывая. Джон знал, что Джастин предпочитает игры и мессенджер, а Мэгги — селфи, твиттер и Инстаграм. Здесь их никто не ограничивал — каникулы есть каникулы.
— Через год-другой у них начнутся приступы темперамента тинэйджеров, — говорили родители друг другу. — Вот тогда и намаемся.
И беззаботно отмахивались — переживём.
А в самолете на обратном пути они узнали, что Конгресс вынес Трампу импичмент, причём, как ни странно, за резолюцию проголосовало большинство обеих палат. Все кругом были безумно возбуждены, одни радовались и шумно поздравляли друг друга, другие выглядели растерянными. какая-то женщина выкрикивала «Yes! Yes!», стюардессы профессионально улыбались, разнося напитки. Джон и Сара переглянулись, сделали хай-файв и заказали шампанское.
К середине полёта эмоции постепенно угасли, и в салоне воцарилась тишина. Сара и Мэгги заснули. Джастин не отрывался от своего айфона, а Джон закрыл глаза и долго пытался погрузиться в медитацию, но ничего не получалось.
Самолёт мягко приземлился на взлетно-посадочную полосу и целую вечность катил к телетрапу в конце терминала, предназначенному для Багамских рейсов. Гарднеры беспрепятственно прошли в здание аэропорта — американскую таможню они прошли на Багамах — дождались багажа у карусели и направились к автобусу, который отвёз их на парковку.
И было утро. Их разбудили громкие голоса за окнами, затем оглушительный стук в дверь — не мелодичный звонок, которым обычно пользовались гости, а именно стук, требовательный и наглый. Джон выглянул в окно. У входа собрались человек тридцать-сорок, мужчины, женщины и дети, много детей. Стук продолжался. Джон спустился из спальни на первый этаж и открыл дверь.
У двери стояли трое: двое мужчин — один совсем молодой, со смуглым лицом и чёрными волосами ёжиком, другой постарше, с бритой головой, лет тридцати пяти, и женщина, коротко стриженная блондинка, примерно того же возраста, что и бритый. Все трое были одеты в чёрные футболки, шорты же, словно на пост-модернистской картине, резко отличались цветом — хаки у молодого, серые у его партнера и розовые у женщины. На рукаве у каждого выделялась белая повязка с крупными буквами: ДКСС, и сжатый чёрный кулак над ними. У женщины имелась ещё какая-то непривычная деталь туалета, но мысли беспомощно разбегались, и Джон никак не мог распознать, что это такое. За спиной этих троих толпились взрослые и дети; какая-то девочка тонким голоском что-то пела по-испански. Негромко захныкал младенец.
— Мистер Гарднер? — без улыбки спросил тот, что помоложе.
Сознание Джона отказывалось адекватно функционировать, а тут ещё незнакомый акцент мешал воспринимать твёрдо произносимые слова.
— Мы представляем ДКСС — Демократический Комитет Социальной Справедливости штата Вирджиния. Со вчерашнего дня Нашему Комитету принадлежит верховная власть в штате.
— Да, я Джон Гарднер. Чем могу помочь? — с трудом выговорил Джон. Он чувствовал, как сердце словно захлебываясь, гулкими толчками застучало в груди. Каждый толчок отдавался приливом боли в голове. Джон провёл ладонью по взмокшему лбу.
— Кто это, Джон? — крикнула жена сверху. — Что им нужно?
— Все в порядке, дорогая! — попытался крикнуть Джон в направлении лестницы на второй этаж, но крика не вышло, и он закашлялся.
— Мистер Гарднер, я Дороти Мак-Ги, специальный агент ДКСС. — сказала женщина, изучая Джона холодным взглядом светло-серых ненакрашенных глаз. — В соответствии с решением ДКСС, все жители Арлингтона, имеющие больше двух спален, обязаны разместить у себя семью иммигрантов в каждой излишней спальне, не более семи человек на комнату. У вас поселятся три семьи.
Женщина обернулась к людям за ее спиной:
— Заходите, друзья. Теперь это ваш дом.
Только теперь Джон заметил у неё на поясе кобуру пистолета.
Бритоголовый мужчина отстранил Джона, и мимо него в открытую дверь потянулся поток людей.
— Что происходит, черт побери? — нашёлся голос У Джона. — Кто вам дал право здесь распоряжаться?
— Мы же сказали, ДКСС. — сказала женщина. — Лоренс, дай мне копию постановления. — она взяла у своего молодого партнера и протянула Джону какой-тo мятый листок.
— Что происходит, Джон? — жена в легкой пижаме появилась на лестнице.
— Папа, ты в порядке? — крикнула Мэгги из-за ее спины.
— Я сейчас же позвоню в полицию. — сказал Джон.
— Звоните. — сказала женщина и повернулась к бритоголовому. — Джей Ди, проследи за размещением людей наверху. А ты, подруга, позаботься о том, чтобы всех накормить, — она направила указательный палец на Сару. — Дети голодные. Ты же, как я вижу, мать, — насмешливо добавила она.
Прихожая стала наполняться людьми. Какая-то девочка лет 15-ти, держа за руку малыша, прошла в кухню и открыла там холодильник.
Сара накрыла лоб ладонью и, словно силы внезапно покинули ее, опустилась на ступеньку лестницы.
— Мама, мамочка, — обняла ее Мэгги.
Джастин с бейсбольной битой в руках сбежал вниз по лестнице, обогнув мать и сестру. Подскочил бритоголовый, выкрутил биту из рук мальчика.
— Не смейте трогать ребёнка! — поднимаясь, крикнула Сара.
Бритоголовый толкнул Джастина в грудь и тот отступил на шаг назад, пошатнулся и сел на ступеньку. Мать вскрикнула. Вместе с Мэгги они сбежали вниз по лестнице и обняли мальчика.
Джон набрал номер срочного вызова полиции.
— Слушаю. — ответил чей-то спокойный голос.
— Странно, — мелькнуло в голове у Джона. — Раньше они всегда первым делом спрашивали, в чем срочность звонка.
— Полиция? — неуверенно спросил Джон.
— Полиция распущена, — сказал голос. — Это народная милиция Комитета Справедливости. Есть какие-то проблемы?
— Э-э-э… какие-то люди привели целую толпу в мой дом. Они говорят, что мы должны разместить у себя семьи иммигрантов…
— Эти наши люди, — сказал голос. — Выполняйте распоряжение Комитета. Будете препятствовать, вышлем патруль. Ответите по всей строгости закона.
— Закона? — промямлил Джон. — Какого закона?
— Закона народной справедливости.— отрезал голос. Звонок прервался.
Люди растекались по всему дому, открывали шкафы и двери комнат, гремели посудой. В растерянности Джон подошёл к окну. Входные двери каждого соседского дома были раскрыты настежь, люди свободно входили и выходили.
Кто-то включил телевизор на кухне. Послышался голос популярной ведущей Си-Эн-Эн:
— Конгресс только что принял срочное постановление об увеличении подоходного налога на лиц с заработками свыше 70-ти тысяч долларов. Налоговые таблицы будут опубликованы на всех новостных сайтах. Нам сообщили, что самая высокая налоговая ставка будет составлять 98%.
Где-то невдалеке послышался выстрел…
Сэм:
Это не сарказм, это оценка уровня написанного — ниже плинтуса.
=======================
Эге, завибрировало ретивое… Воспользуюсь изречением классика. Некоторые замещающие слова [вот в таких скобках] используются с целью современной интерпретации цитаты.
——-
Перечитывая самые бранчивые критики, я нахожу их столь забавными, что не понимаю, как я мог на них досадовать; кажется, если б хотел я над ними посмеяться, то ничего не мог бы лучшего придумать, как только их перепечатать безо всякого замечания. Однако ж я видел, что самое глупое ругательство получает вес от волшебного влияния [интернета]. Нам всё еще. [интернетовская страница] кажется [заслуживающей доверия] . Мы всё думаем: как может это быть идиотски глупо или несправедливо? ведь это [опубликовано на интернете]!
Это не сарказм, это оценка уровня написанного — ниже плинтуса.
Браво, Григорий!
Сначала за благоглупости а-ля «Прекратите издеваться над детьми иммигрантов!», а потом за гражданскую пассивность а-ля «К чертям политику и все, что с ней связано!». Когда такое происходит массово, то «NOT Happy End» вполне предсказуем.
Предсказуем в еврейском смысле: плохих пророчеств НЕ существует. Существуют только предостережения (о причинно-следственной связи) и вера идолопоклонников в плохие пророчества (= самоисполняющееся пророчество).
П.С.: большинство времени действительно должно быть «К чертям политику и все, что с ней связано!».
Главное это здоровье, семья, дети, друзья, карьера / финансы и прочие полезности для души и тела.
Cэм, Вы ли это? Или у Вас ирония или стёб по нынешнему?
Великолепно.
Глубоко.
Убедительно.
Хорошо представил, как у нас нелегальные суданцы после захвата власти леваками вселяются в виллу богатого либераста в Савьёне
Ценю ваш сарказм Сэм. Перековывать вас в мои намерения не входило.
Сэм: Хорошо представил, как у нас нелегальные суданцы после захвата власти леваками вселяются в виллу богатого либераста в Савьёне.
=============
Я тоже и мне тоже смешно:
После захвата власти вашими леваками нелегальные суданцы ещё массовее начнут вселятся в районы нищих праваков в южном Тель-Авиве.
Богатые либерасты из Савьёна заодно с благоглупостниками из БАГАЦа и прочими «дип-стэйтерами». Им хорошо и при псевдо-праваках у власти, а с леваками будет вообще прекрасно.
Спасибо, Григорий!
Ты мастерски изобразил «чудесную» перспективу среднему амриканцу от левацких недоумков …
Захват власти в США анархо-социалистами (типа Сандерса) приведёт Америку к режиму с характерной абревиатурой ДКСС (ну почти, как «SS» в третьм рейхе).
Слава Богу, что, благодаря таким как ты, в стране ещё есть здоровые силы и разум для сопротивления идиотизму в демократической упаковке !
Спасибо, дружище Яков. А кто же, если не мы?