Александр Левинтов: Июнь 19-го. Продолжение

Loading

Сначала институт сохраняли, потому что его с конца 20-х и аж до середины 50-х возглавлял знаменитый ЧОНовец, ближайший друг и соратник, а также родственник Семена Михайловича Будённого и Феликса Эдмундовича Дзержинского — этот человек пинком открывал двери на Старой площади и на Лубянке.

Июнь 19-го

Заметки

Александр Левинтов

Продолжение. Начало

Дунайская кухня

Мы знаем и любим средиземноморскую, русскую/славянскую, французскую, иберийскую, скандинавскую, английскую, кавказскую, — в Европе, мы осваиваем японскую, китайскую и прочие азиатские, латиноамериканскую, вряд ли, но дело, может, когда-нибудь дойдёт до африканской: жареные черви и саранча, засахаренные термиты, стейки из гиппопотама…

Утверждаю и попытаюсь это обосновать: существует дунайская кухня.

Сыры

На юге Дунайского региона преобладают рассольные сыры:

— лиманский сыр в Каролине-Бугаз и Белгороде Днестровском, который настолько мягок, что его накладывают по банкам (а сметану нарезают ножом и заворачивают в бумагу), на одесском Привозе этот сыр необычайно нежен и вместе с тем, остр, пикантен — он идеален для белого вина, особенно, если и того и другого — вдоволь или невпроворот.

— болгарская брынза почему-то очень полюбилась русским евреям и даже получила отдельное, специфическое название — бгынза, сыр исключительно утренний, назавтрак.

— греческая фета невыразительна, а потому так хороша в салатах.

— черногорский каймак — почти масло и естся с большим количеством белого хлеба, ах, какая закуска — черногорские сыры, особенно негоушский — под лозу, местную виноградную самогонку.

— сербская сиртаки — изыскана и столь же нежна, как и каймак.

Вот моё любимое блюдо из этих сыров: смешать сыр с давленным чесноком, красным жгучим перцем тонкого помола, добавить немного домашнего майонеза на перепелиных яйцах, очистить от внутренностей белый или красный сладкий перец (паприку) и плотно набить этой смесью, поставить для загустения на час в холодильник. Подаётся в нарезанном шайбами виде, сам по себе либо на чёрном хлебе, универсально к любому алкоголю. Хлеб можно обжарить.

В Австрии, Венгрии, Чехии и Баварии доминируют мягкие сыры, лишь в Альпах процветают твёрдые. Все они — и еда, и закуска, а в Закарпатье ещё и лекарство: при простуде закарпатец вальяжно располагается в тенёчке, пьёт стаканами финч (смесь белого сухого домашнего вина с минералкой) и закусывает это зелёным жгучим перцем (желопеньо по-мексикански) и мягким сыром. Время от времени от трогает свою макушку: если она начала потеть, то болезнь кончилась.

Мясо

Самое традиционное мясо — мелкий рогатый скот, козы и овцы, pescos — от этого слова пошло «песо», потому что это ещё были и деньги. Ещё древние греки заметили, что pescos обладает даром приплода: отсюда и пошёл кредитный %, близкий к половине естественного приплода, что-то около 25%, ведь приплод должен принадлежать и тому, кто дал скор в наём, и тому, кто взял.

На пирейском рыбном базаре грек, сам мелкий и крикливый как остриженный баран, держит высоко над головой тушку ягнёнка и, перекрывая весь базар, вопит:

— Три евро! Три евро! — сам не веря дешевизне продаваемого мяса.

Груда жареных бараньих рёбер, то, что у нас преподносится как «каре ягнёнка» и продаётся по сумасшедшим ценам, здесь стоит до 10 евро плюс непременная 50-граммовая бутылочка водки бесплатно, от заведения.

Турки-османы, долго занимавшие почти весь Дунайский регион, отнимали у местного христианского населения мясо, разрешая есть только свинину. И балканские народы, и австрийцы, и венгры, и чехи, и баварцы сильно приучены к свинине, шпику, копченой свинине (по-черногорски — «пшрут»), колбасам и тому подобному.

Особо следует отметить венгерскую «салями», которую делают из свиней особой породы и особого кормления, с добавлением в колбасу специфических пряностей, прежде всего, красного перца. Это немного напоминает испанских серых (для хамона «серано») и чёрных (для хамона «иберико») свиней, которые живут на воле и питаются исключительно дубовыми желудями. Хамон — это вам не пармская ветчина или прошуто, как и настоящая салями — это вам не сервелат или ветчинно-рубленая псевдоколбаса.

Из других мяс на Дунае популярны кабанятина, оленина и — куда ж о них денешься? — говядина и курятина.

Паприка

Дунайская кухня — это, конечно, паприка, сладкий перец. Особенно хороши молдавские гогошары: красно-зелёные, спющенные до неправильного шара перцы, мясистые и сочные, фаршированные рисом с мясом и залитые сметаной.

Король паприки — венгерский гуляш — это и суп и второе. По способности утолить любой голод не уступает узбекскому лагману, но гораздо острее и без лапши. Эрих-Мария Ремарк и его герои не могли напиваться водкой без гуляша (а мы — можем).

Помимо гуляшей не стоит забывать о незабвенных гювече и лечо, но я хочу рассказать рецепт сербской «кислене паприки», немного усовершенствованной мною.

Красные сладкие перцы обжариваются на противне (в духовке или на мангале, или барбекьюшнице), время от времени переворачиваются с боку на бок до почернения кожицы. В это время толстокожие мясистые помидоры ошпариваются кипятком и натираются на крупной тёрке, к ним добавляются чеснок крупной нарезки, соль и отжимается лимонный/лаймовый сок. Готовые испечённые перцы ошкуриваются и целиковые, с обрубками черешков укладываются в продолговатую посуду, заливаются получившейся томатной пульпой и выдерживаются под гнётом час-полтора.

Дальше слова утихают…

Грибы

Так как Дунайский регион лесист, а населяет его в основном угорские народы и славяне, включая швабов, племена, привыкшие издревле к дикоросам и gathering economy (собирательству), то дикие грибы здесь в почёте и изобилии, всеми способами приготовления и заготовки: сушёные, солёные, маринованные, жареные, варёные и даже сырые.

Маслины, каперсы и компания

Я бы сюда ещё отнёс лук разных сортов и чеснок («горькая роза» по-гречески), виноградные листья, корнюшоны, маринованный жгучий перец, джоан-джоли, черемшу, папоротник-орляк, маринованные помидоры-черри и прочую мелочь. При этом, в дело идут каперсы-бутоны и каперсы-плоды. Говорят, каперсы можно мариновать даже из бутонов одуванчиков, но это уже чистый коксагыз получается.

Хлеб

Хлеб — партийная культура, поэтому у нас в стране хлеб довели до фуражного состояния и скоростной плесневелости. Во всей Европе хлеб необычайно вкусен, особенно на Дунае.

Масло

Европа сливочных масел находится севернее и западнее Дунайского региона, здесь же заметно доминируют растительные масла — и каждая страна гордится своими оливковыми и тому подобными маслами, душистыми, ароматными и притягательными.

Рыба и морепродукты

Конечно, рыбой моря Средиземноморья не богаты, в сравнении с Каспием и сибирскими реками, но зато здесь высокоразвитая аквакультура и кухня морепродуктов, среди которых бесподобны пресноводные раки, морские осьминоги и каракатицы (бэби-октопусы). Азиаты всё пережаривают и переперчивают, здесь — чинная изысканность.

Венгерская кухня невест

Пожалуй, венгерская кухня — самая разнообразная. Дело в том, что здесь исстари завелась весьма прагматичная традиция: местные красотки-принцессы всегда шли нарасхват, как горячие пирожки, но они не ехали к своим избранникам по Европам, а завозили их к себе, в родовые гнёзда и замки. И охотно воспринимали чужую кухню, а затем внедряли её среди жителей своей страны. Вот почему тут так легко узнаются фрагменты испанской, итальянской, французской, германской, скандинавской и английской кулинарии и гастрономии.

Шорли, финч, радлер

Ну, наконец-то мы добрались до напитков.

Шорли — смесь вина или сока с водой, это — Бавария и Австрия. Местные извращенцы даже воду с водой мешают.

О закарпатском финче уже говорилось.

Радлер — смесь пива с фруктовыми водами. Это можно пить даже водителям автомобилей.

Шнапс

Классический шнапс — фруктовая водка (из яблок, груш, слив, абрикосов, вишен, садовых ягод). Французский кальвадос и в подмётки не годится тирольскому яблочному шнапсу. Фруктовые кавказские водки и рядом не стояли, балканские сливовицы и подобные им — также. Немцы и австрийцы а) предельно тщательны б) запредельно романтичны и в) сверхуважительны сами к себе в этом и во всех других вопросах.

Шабские вина

Шабо — эти вина завезли к нам в конце 18 года французские колонисты, вместе с филоксерой. В конце 60-х я ещё застал в Овидиополе знаменитого старика-винодела, творившего шабские чудеса — теперь это всё, кажется, благополучно сдохло.

Чумайский кагор

Французский Каор расположен у восточных предгорий Пиренеев. Здесь родился кагор: по-мусульмански пророческое и по-христиански божественное вино. И до сих пор кагор — это христианско-мусульманское вино, возможно, единственный фронт окклюзии (смыкания) двух религий. На самом юге Молдавии живут гагаузы, крещёные турки. В столице Гагаузии, селе Чумай делают лучший в мире кагор, не имеющий себе равных.

Цизальпийские и трансальпийские вина

Цизальпийская часть Дунайского региона (северная) — ареал самых тонких и изысканных вин, вплоть до «короля вин, вина королей» венгерского токая. Но очень качественны и австрийские вина, преимущественно белые.

А трансальпийские вина — очень симпатичные дворняшки, они беспородны, очень дёшевы, непритязательны, неустойчивы в транспортировке и крепости, они хороши на месте, недалеко от виноградника, ни на что не претендуют, кроме веселья и песен.

Пиво

О баварском, чешском и австрийском пиве сказано уже много — об этом можно говорить бесконечно.

Кофейная Европа

Весь Дунайский регион — кофейная Европа. Конечно, кофейная столица — Вена, но Будапешт ей практически не уступает, а, кроме того, имеются очень выразительные провинциальные ареалы и центры: Закарпатье и Берегово, Албания (всё-таки они — мусульмане), Нижний Дунай и Измаил.

Я бы предложил кофейный тур по Дунайскому региону: не только ради кофе со сладостями, разумеется, а включая оперу, термальные источники, бани, речные прогулки, ресторанные и пивные зажоры, ландшафты и ещё многое-многое другое

Основной принцип дунайской кухни

Domestic, local, местное — здесь этот принцип выражен, пожалуй, как нигде, ярко: ничего на вынос, только на месте. Экспорт — это не то, что вывозится, а что диффузно распространяется на внешний мир: жратву и выпивку можно вывести, как это делают французы, итальянцы и испанцы, а вот музыку, поэзию, медицины, науку, мысль, красоту места и архитектуры — не вывезешь. Приезжайте, наслаждайтесь, вывозите — но не трогайте и не передвигайте. Все естественные ресурсы невосполнимы, даже водопады (так мы полуразрушили карельский Кижуч), все искусства и искусственные ресурсы, даже пейзажи и ландшафты, неисчерпаемы. Дунайская кухня прекрасна, разнообразна, вкусна — присоединяйтесь!

Особняк Стахеева
(микрогеография Москвы)

На Ново-Басманной, что идёт от «Мужика в пиджаке» у Красных ворот до Разгуляя, упираясь в когда-то шикарный, а ныне обшарпанный донельзя ансамбль МИИСа, под номером 14 стоит один из красивейших московских особняков. Это — особняк елабужского купца первой гильдии Николая Дмитриевича Стахеева.

Стахеев — одна из оригинальнейших личностей короткого периода «развития капитализма в России». Потомственный гражданин и один из отцов Елабуги, он имел в этом городе крупное предприятие по литью колоколов, и водопроводно-водосточной арматуры (в советское время — Арматурный завод), пивной завод и торговый флот, работавший по Каме, Волге, Белой и Вятке. Своим рабочим он строил двухэтажные дома (каменный низ — деревянный верх) и к ним — сорок соток земли под сады и огороды. Родственницы Стахеева, одна строила по городу (13 тысяч обывателей) церкви, другая — учебные заведения, в частности педагогическое и медицинское училища. Сам Стахеев несколько раз избирался головой (мэром) Елабуги, но никогда не получал за это жалование, переводя его на нужды города, и много содействовал благополучию и процветанию города, расположенного аж в 120 километрах от ближайшей железной дороги. Даже в жалкие 60-80-е годы 20 века Елабуга выглядела очень опрятно, уютно и благополучно.

Был он дядей и продюсером Ивана Шишкина, вывел его и в люди, и в знаменитости.

Стахеев был также золотопромышленником, имел сеть магазинов по всей стране, составлял с Путиловым и другими промышленниками одну из крупнейших торгово-промышленно-транспортных монополий, акциями этого объединения владел Николай II, личный годовой доход Стахеева измерялся астрономическими 80 миллионами золотых рублей. Меценат и благотворитель, Николай Дмитриевич был при этом человеком чрезвычайного азарта и оставлял в Монте-Карло непомерные суммы. Однажды он за один присест просадил 15 миллионов рублей, что почти вчетверо дороже царского Ливадийского дворца в Крыму. Кстати, многое было построено им в Алуште — и эти его особняки до сих пор в ходу.

На Москве ему принадлежало несколько доходных домов, наиболее известный из которых тот, где размещается книжный магазин «Библио-Глобус».

По мне, это здание — одно из красивейших в Москве. Построено оно можно сказать личным архитектором Стахеева М. Ф. Бугровским в самом конце 19 века и выполнено в неогреческом стиле. Внутренние же помещения — чистой воды эклектика (скульптор В. Г. Гладков): тут и псевдомавританский стиль, и модерн, и барокко, и классицизм:

Обошёлся особняк Стахееву в 1 миллион золотом, в общем, не так уж и дорого, в сравнении со скромными, хотя и многочисленными жилищами Путина, Медведева, Гундяева и других жуликов, где речь практически каждый раз идёт о миллиарде долларов за каждую поделку.

Восточное крыло особняка — галерея коллекции картин Стахеева. В западном крыле — офис. Перед домом — лужайка, в её центре — фонтан «Богиня ночи» (действующий поныне), увенчанный чугунной скульптурой девушки с электрическим светильником в руке. Фигура изготовлена в конце XIX века парижскими мастерами. Установленные на главном фасаде в нишах второго этажа фонари и скульптура «Богиня плодородия» напротив окна зимнего сада также произведены в Париже. За особняком — большой сад, на территории которого устроен руинный грот «Бельведер». Сейчас это — фрагмент сада имени Баумана.

Весной 1918 года большевики бежали из Петрограда в Москву. Начались экспроприации, называвшиеся национализацией. Одной из первых жертв стал дом Стахеева — его отдали наркомату путей сообщений.

Уехавший ещё до войны в Париж Стахеев вернулся в Москву, чтобы забрать спрятанные в особняке сокровища. Его арестовали на подходе к дому. На допросе в ГПУ Стахеев сторговался с Дзержинским: указал тайник в обмен на вполне приличную пожизненную пенсию, а на его клад был построен поблизости Центральный дом культуры железнодорожников. Работавшие в железнодорожной газете «Гудок» И. Ильф и Е. Петров, взяли в конце 20-х годов у Стахеева интервью и позже превратили его в свой великий роман «12 стульев».

Умер Николай Дмитриевич в 1933 году, на 81-ом году жизни, естественной смертью.

В 1940 году особняк был отдан Центральному дому детей железнодорожников. Здесь были развернуты многочисленные кружки, студии и школы. Самое знаменитое из всего этого — детский хор под управлением Локтева, один из лучших детских хоров 40-60-х годов в СССР и в мире. Была здесь и известная театральная студия, где вступали в актерскую профессию Олег Даль, Людмила Чурсина, Олег Басилашвили. А в хоре Локтева пели Майя Кристалинская, Валентина Толкунова.

Весь интерьер особняка хорошо сохранился. Официально он до сих пор считается Центральным домом детей железнодорожников, однако реально здесь засели чекисты, как засели они и в другом особняке, на Воздвиженке, в бывшем советском Доме Дружбы между народами (официально здесь дом приемов правительства, но — огни не горят, машины не толпятся…), а на самом деле особняке Арсения Морозова. Что здесь теперь происходит, какие Вальпургиевы ночи и каково состояние поистине драгоценных интерьеров, мы теперь не узнаем никогда. Дети же ютятся по подвалам и подсобкам.

Случай в 10 «А»

«И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать».
Деян 2:4

Мы, ашники, всегда первыми были, но после седьмого класса нас слили с «вешницами», а «вешники» присоединились к «бешникам» — это было сделано специально, чтобы ослабить нас и усилить наших конкуренов, хотя, если честно, вешники ненамного были сильней вешниц. У них вообще пол-класса ушло на завод, у нас же только двое, и оба — безнадёжные придурки.

Все вешницы, которых мы раньше и не замечали, были не только дуры отменные, но и ещё одна страшней другой, только три из них к окончанию школы стали что-то представлять из себя, а так — уродины страхолюдные.

Помимо них, к нам в класс пришёл Володька Плешаков, косноязычный пацан откуда-то из Оренбуржья, края далёкого и сказочного, вроде Страны Дураков.

Володька был маленький, щуплый, с каким-то диковинным говором, но бешеный, когда кто-либо хотел его обидеть. Отец его был чекистом и часто драл несчастного сына, когда был пьян — за двойки, из которых Володька не вылезал. Был он потомственным психом, в своего отца, у него и младшая сестра была такая же. Когда мы узнали, куда он время от времени пропадает на месяц, а то и более, мы, конечно, ездили к нему -то в Светлые Горы, то в Белые Столбы — психушки старались держать подальше о города.

Троешники бывают разные, я тоже был отпетым троешником, но — входил в обойму «гордости и надежды школы», успешно участвовал в олимпиадах и по математике, и по географии, и по истории, и по литературе, входил в сборную школы по гимнастике, а наша школа — чемпион Москвы, между прочим, держал школьный рекорд по прыжкам в высоту, ну, и так далее, хоть и хулиган, и троешник, и уроки никогда дома не готовил, всё списывал на переменках, а — «надежда и гордость». Володьку же всем классом тянули в тройки.

Самое непреодолимое для него было — немецкий язык. Чёрт с ним, с произношением — его худая память ни помнила ни слова, вечно путала артикли, глаголы сильного и слабого спряжения и падежи.

Мы добрались до экзаменов на аттестат зрелости. Вопрос о допуске касался практически двух — меня и Володьки, но — допустили (я, правда, по поведению получил в аттестате четвёрку, что не бывает).

25-го мая — сочинение. Писал исключительно на вольную тему, потому что по программе принципиально ничего не читал. Получил свои законные за литературу — пять, за русский — трояк, итоговые в аттестат три-три. У Володьки три-три и на экзамене, и в аттестате: ура, проскочил!

28-го мая — немецкий, несмотря на воскресенье.

Мы, конечно, готовились: мальчики — налево, девочки — направо. Как они готовились, не знаю, а мы собирались и шли на Серебрянку гонять в футбол, на весь день до вечера. Главное в подготовке — настрой на победу, знаний-то, учи-не учи, уже не прибавится.

Володька в футбол играл плохо — дыхалка. Мы его всегда на ворота ставили. Тут он был бесстрашен — псих всё-таки.

Вот оно и настало, воскресенье.

Наша немка, Изабелла Юрьевна Росинская (на хрена я такое помню, ведь почти шестьдесят лет прошло?) с ума сходит: из районо проверяющая приехала.

Запустили первую пятёрку, слабейших, вешниц, меня с Володькой туда же, конечно, хотя я Гейне вовсю переводил и Гёте в подлиннике читал, правда, в трудных местах пользовался академическим переводом Пастернака.

Взяв билет, надо было назвать его номер по-немецки и идти готовиться.

Володька вытащил билет номер 8, Acht.

— Achtung! — громко, с германским лаем произнёс он и далее, не садясь, без подготовки начал шпарить — на чистейшем немецком языке.

Изабеллу чуть кондратий не хватил. Под нажимом дамы из районо Володьке влепили пятёрку, первую в жизни, в аттестат — три.

Вслед за Володькой, на крыльях его невиданного взлета, дер Эрфольга и ди Ляйстунга, я также схватил пятёрку и трояк в аттестат, далее все сёстры обоего пола получили своё заслуженное, без сенсаций.

— Троица, — после экзамена заявил Валька Прыгов, у него была крёстная, и поэтому он знал все церковные праздники, — на Володьку харизма сошла, Дух Святой, вот он и заговорил по-немецки.

ЭПИЛОГ

Мы все получили аттестаты, даже я с Володькой. Он никуда не стал поступать — пошёл на курсы кондитеров. Получая паспорт, сменил фамилию и стал Суворовым, кондитерская профессия располагает к пьянству, куда Володька и впал, зачастил по психушкам, но всё-таки семьёй обзавёлся, женившись на таком же диагнозе. Дочка Соня выросла красивой, умной и доброй, беззаветно ухаживала за отцом, пока тот не умер — ему было неполных сорок. Харизму Бог расходует очень экономно.

Шкет

Эта кличка прилипла к нему ещё чуть ли не в детском саду и так крепко прилипла, что вот уже и магистратура, а он — шкет шкетом: настоящий скелет, чуть обросший щуплым мясцом, всегда последний в строю, если в нём нет ничего женского. В университете он стал ходить в секцию бокса, но его всё равно мог побить любой и по любому поводу. Всегда, кроме одного: как и все шкеты, он был остёр на язык.

И в школе, и в университете он учился чуть выше среднего и не был ни букварём, ни отличником, ориентируясь не на знания, а на свою понималку, а также на то, что если не все, то многие побаивались его за язык-бритву.

Как-то заслуженный и уважаемый профессор их кафедры, в общем-то, добряк и сибарит, решил в конце семинара перейти на free style:

— А теперь скажите мне, коллеги, какие у вас претензии к высшему образованию, которое вы получаете?

Все, естественно, вежливо замолчали, ожидая продолжения темы от самого профессора. Тут-то Шкет и встрял:

— А мы разве получаем образование?

— А что же вы получаете?

— Если говорить об образовании, то получить его нельзя, можно только взять.

— Хитрó, но, пожалуй, верно.

— Разве это хитрó! Вот у вас получается по-настоящему хитрó!

— Что вы имеете в виду, молодой человек?

— Вы учите нас профессии, которой уже нет, потому что знания ушли далеко вперёд от того курса, который вы читаете, я не знаю, на сколько лет, но при этом называете это образованием, чтобы успокоить и обмануть, чтобы мы не чесались по поводу самообразования: не надо брать — и так дадут.

— На каждого из вас государство вложило огромные деньги и на вас, молодой человек, в частности, но, судя по всему, напрасно: вряд ли вы с такими умонастроениями сможете успешно завершить магистратуру.

И его, действительно, завалили.

Но диплом бакалавра отнять уже было невозможно, к сожалению.

Шкета с боями приняли в умирающий РосНИИССиСЗ: НИИ сеносушения и сенозаготовок, умиравший и загнивавший ещё при советской власти и переехавший по коммерческим соображениям с Сивцева Вражка в Подмосковье, полчаса автобусом от метро «Домодедовская».

В РосНИИССиСЗ, начиная с 30-годов прошлого века, гнали откровенную туфту. Сначала институт сохраняли, потому что его с конца 20-х, со дня образования, и аж до середины 50-х возглавлял знаменитый ЧОНовец, ближайший друг и соратник, а также родственник Семена Михайловича Будённого и Феликса Эдмундовича Дзержинского — этот человек пинком открывал двери на Старой площади и на Лубянке. Потом, когда всё рухнуло, в недрах президентской администрации забрезжила бредовая идея возрождения коневодства как нового оружия в Третье мировой и, конверсионно, как импортозамещения автомобилей. Институту отвалили, по его масштабам, немереные деньги, и за особнячок в Сивцевом Вражке обломилась кругленькая сумма: всё это ушло на малюсенький пакетик акций Газпрома (связи-то у дирекции ещё оставались) — так институт протянул ещё четверть века, но было понятно: «не жилец».

Приняли Шкета на должность старшего лаборанта, освободив его таким образом от написания дурацких статей и ещё более дурацких отчётов о проблемах и успехах сенокошения и силосования травяной сечки-зелёнки.

Для того, чтобы понять, что тут делается и происходит, Шкету понадобилось полторы рабочих недели.

А поняв, он развернул кипучую деятельность — просто перестал ходить на работу: зарплата в семнадцать с половиной тысяч ему шла просто, по-видимому, по ошибке, третьим знаком после запятой в платёжной ведомости бухгалтерии.

В Интернет он даже не совался: там ничего не было и не могло быть. Он прошерстил всю библиотеку Тимирязевки, на свои скудные смотался в Воронеж и Асканию Нову, там поднял все сельхозархивы, семейные архивы местных помещиков и их немецких управляющих, изучил истории болезней в областной психушке за последние сто пятьдесят лет.

Через полгода Шкет нарисовался в родном РосНИИССиСЗе, прямо в приёмной у директора.

Тот по обыкновению в конце рабочего дня квасил — в одиночку.

Шкет в двух словах изложил суть своего предложения и оставил на столе записку в 20 достаточно безграмотных, но крайне любопытных страниц. Через три дня директор велел своему шофёру разыскать паршивца и доставить к себе в кабинет.

Шкет был найден в родном Бескудниково, в спорт-баре «Суховей» за кружкой «Клинского», потому что дешевле и гаже этого пива на свете нет ничего.

— Чего и сколько тебе нужно для осуществления этого бреда?

— Найдите мне иностранного партнёра, любого, хоть из Танзании, хоть из Науру.

— Не знаю, что это и где это. Молдова подходит?

— А это — государство? Не чья-нибудь провинция?

На всякий случай, директор кому-то позвонил.

— Государство.

— Тогда мне надо, чтобы ни вы, никто другой из нашего РосНИИССиСЗа не вмешивался и не приставал, хотя бы полгода.

— А финансирование?

— Не надо, обойдёмся.

Через три месяца был заключён первый контракт, по которому на институт обвалились 35 тысяч евро. Через полгода объём заказов и договоров перевалил за миллион евро, ещё через несколько месяцев «Сколково» попыталось перехватить знамя, но оказалось, что всё надёжно запатентовано и защищено, даже от родного государства.

В институте так, по сути, никто ничего не понял, в чём участвует и почему зарплата осталась такой, как и была, но не в рублях, а в долларах и евро.

Все запасы научной макулатуры в архиве, первом отделе и библиотеке РосНИИССиСЗа были проданы, в институте не осталось ни одного отдела -только весьма эфемерные рабочие группы, появилось немного новых сотрудников, совершенно ничего не понимавших в сеноведении, а старая гвардия, почти сплошь кандидаты и доктора сельхоз наук, отошла на пенсию с обеспеченной сверх всякой меры старостью.

Никаких чудес и фокусов Шкет не совершил, да и не собирался совершать: он просто нашёл массовое и постоянно требуемое применение продукту, давно уже вышедшему из употребления. Основной смысл этого нового применения оказался в том, что ЭТО вдруг понадобилось всем и практически ежедневно.

Шерри-Черри

Шерри-Черри родилась в приличной интеллигентной семье.

Ей выпал счастливый билет, настоящий джек-пот — в своей древнейшей породе она приобрела от своего японского собачьего бога дарственную деталь окраса: по середине лба от макушки и почти до самых глаз чёрную отметину, «палец Будды», явление крайне редкое, но всё-таки встречающееся. Японские хины — довольно редкая и дорогая порода, предназначенная для салонов, будуаров и спален в домах людей не просто зажиточных и даже не просто богатых, а с такой отметиной судьба улыбнулась ей широкой и щедрой улыбкой.

Как только стал позволять возраст, Шерри-Черри, Хересная Вишенка, начала принимать участие в конкурсах и смотрах, вместе со своей хозяйкой, известной клубной заводчицей. Награды, призы и медали, отечественные и международные, сыпались на малышку золотым дождём — и она купалась в лучах своей славы и в ласках своей хозяйки.

Улыбка судьбы, однако, скоро превратилась в жестокий и хищный оскал.

Конкурирующая заводческая фирма — не по злобе, а скорее из зависти — решила выкупить Шерри-Черри с единственной целью — выжимать из неё потомство, авось и оно будет отмечено «пальцем Будды», хоть изредка. Впрочем, цель уменьшить авторитет конкурентки также имела место — в собачьем бизнесе такое встречается повсеместно, да и только ли в собачьем?

Напрямую купить Шерри-Черри, конечно, было невозможно. Нашлись подставные люди, действительно вполне приличная супружеская пара — без рекомендаций и строгих проверок такие сокровища не продаются. Но — человек слаб, и даже приличные люди покупаются за приличную маржу практически ни за что. На эту маржу они купили себе супружескую пару обычных хинов.

Катастрофа разразилась очень быстро. Шерри-Черри оказалась совершенно фригидной недотрогой, что встречается именно в аристократических кругах и сферах, в приближённых к Будде особах.

Новая владелица, человек властный, решительный и хорошо умеющий считать копейку, сдаваться не собиралась. В ход пошли стимуляторы, в корме и инъекциями, но эффект — нулевой. Чтобы сломить волю строптивой недотроги, заводчица поместила её в клетку, габаритами практически совпадавшими с габаритами божественной собачонки: та могла вести только статуарный образ жизни — лёжа или стоя, но никак — сидя.

От стимуляторов и однообразной, специфической пищи Шерри-Черри стала терять шерсть и облезла, к тому же она потеряла один глаз. Естественно, пошли неизбежные в такой ситуации ревматизмы, скелетные искривления, поражения системы пищеварения, возникли кардиологичские проблемы — целый букет угроз жизни и здоровью. Три года жутчайшей тюрьмы привели к изменениям психики — есть у животных, оказавшихся в неволе, такое отчаянное психическое заболевание, самогрыз, когда существо идёт на самоубийство таким невероятным образом. Шерри-Черри была на грани.

Заводчица, потеряв на фригидности не только радужные надежды, но и реально вложенные деньги, потеряла самоконтроль и теперь мстила собачке уже просто так, бесцельно, а потому самым садистским и зверским образом.

Прежняя владелица, узнав о плачевной и трагической судьбе своей любимицы, мешкать не стала, явилась к своей конкурентке и выкупила несчастную собачку за полцены, заплаченной той в самом начале — за этот полутруп то была неслыханно высокая цена, поскольку реально Шерри-Черри уже ничего не стоила и должна была подохнуть — со дня на день.

Держать у себя несчастную она не могла: в отличие от своей конкурентки её бизнес был открытым и публичным, один вид собачки распугал бы всю клиентуру и лёг грязнейшим пятном на репутацию и реноме.

И она отдала Шерри-Черри знакомым, но не собачникам, а кошатникам — прекрасные звери были приёмышами, которые сами нашли себе хозяев и дом. И люди и кошки вложились в её, Шерри-Черри, восстановление по полной. При этом надо сказать, кошки оказались очень искусными ветеринарами и даже психотерапевтами: они поставили её на ноги.

Обычный век японских хинов недолог — 7-8 лет, если жизнь протекает в нормальных условиях, без драматизма и потрясений. В новых руках Шерри-Черри добавила к своим трём с половиной годам ещё восемь, она вновь обросла шерстью, как полагается хинам, она спокойна и приветлива ко всем, кроме кобельков. Отсутствующий глаз и пережитое наложили на этого, в общем забавного по своей природе зверька, драматический отпечаток, и когда она смотрит на вас своим единственным глазом, в котором явно читается невероятного накала трагедия, вы остро понимаете, что перед вами — великая актриса, настоящая Сара Бернар, способная передать вам нечто высочайшее — безо всяких слов, одним лишь взглядом.

Нет, она не стала, как это обычно бывает с больными и маленькими, домашним деспотом и тираном, но она восстановила своё божественное достоинство — в домашнем кругу и перед мудрым и печальным Буддой.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Александр Левинтов: Июнь 19-го. Продолжение

  1. в столице Гагаузии, селе Чумай делают лучший в мире кагор, не имеющий себе равных.

    ****

    К сведению автора. Столицей (неофициальной и официальной) Гагаузии всегда была Чадыр-Лунга, а вот столицей кагора — таки да село Чумай

  2. Если считать и чехов дунайцами (ведь Влтава впадает в Дунай), то полностью поддерживаю восторги Александра (исключая кнедлики, конечно). А купленный в Понторсоне (возле Сент-Мишеля) кальвадос VSOP был просто божественным!

  3. Извините, я читал не очень внимательно, до конца не дочитал, но в начале мне бросилось в глаза вот это: «(желопеньо по-мексикански)». Надо сказать, что тут Левинтов, видимо, не расслышал слова. В испанском языке нет звука Ж, а буква J (хота) читается как русское Х. Есть и танец «хота», где мужчина принимает позу, напоминающую эту букву. Итак — вот из Вики: «Халапе́ньо (исп. jalapeño) — сорт перца овощного (Capsicum annuum) — средних размеров перец чили, который ценится за ощущения при его поедании от «тёплого» до «горячего».»

    1. Прошу прощения за произношение, но именно так это слово произносили мои мексиканские коллеги по Round Table Pizza, для которых этот перец — наилюбимейшее лакомство. Латиноамериканский испанский фонетически заметно отличается от классики, к тому же: кубинцы имеют свою фонетику (и лексикон). мексы — свою, аргентинцы — свою. Впрочем, и в самой Испании мурсийцы слабо понимают кастильцев, они вообще слабо понимают, а о басках и каталонцах вообще не принято говорить как об испанцах

      1. Вы что-то спутали: мексиканцы не могли называть «халапеньо» «жалопеньо», поскольку само название происходит от названия города Xalapa или Jalapa, столицы штата Вера-Круз, которое произносится как Халапа. Кстати, практически во всех вариантах латиноамериканского испанского буква буква J (хота) произносится либо, как русское «Х», либо, как украинское «Г».

        1. В кастильском испанском всё именно так, как указывают уважаемые коллеги, но как мне быть, если окружавшие меня мексы произносили именно «желопеньо» по сто раз на дню в течение девяти лет? Ко мне прилипло их произношение.
          Что касается ЧадырЛунги, то это — второй город Гагаузии. Официальная столица и крупнейший город — Комрат. Я бывал во всех трёх поселениях в те времена, когда никакой гагаузской автономии не было, но именно в Чумае (огромное село, по-моему, больше Чадыр-Лунги) мне в совхозе «Чумай» доверительно сообщили: «мы — столица Гагаузии».

  4. Случай в 10 «А»
    …Все вешницы, которых мы раньше и не замечали, были не только дуры отменные, но и ещё одна страшней другой, только три из них к окончанию школы стали что-то представлять из себя, а так — уродины страхолюдные. Помимо них, к нам в класс пришёл Володька Плешаков, косноязычный пацан откуда-то из Оренбуржья, края далёкого и сказочного, вроде Страны Дураков.
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    “Самое непреодолимое — немецкий язык…” — — Те, для кого непреодолим первый язык, не преодолеют и второй… “Харизму Бог расходует очень экономно.” — Этот рассказ – как и все остальные, более сложные, – замечателен естественностью и точностью изложения.
    А это нынче — редкость. Ушла простота, как и Дунайская кухня. Автору, А.Л. — поклон.

Добавить комментарий для В.Ф. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.