Ася Крамер: От пролога к эпилогу. Литературный обзор XI

Loading

Почему любовь, одно из многих человеческих чувств, стало единственным, как бы базовым, в литературе?.. Емкая, многоликая “любовь” превратилась в расходную монету, что дает сдачу с любой цены. Слово стало само диктовать, какое содержание в нем видеть.

От пролога к эпилогу

Литературный обзор
Выпуск одиннадцатый

В апреле 2019 года российским издательством «Алетейя» опубликован роман-исследование «День шестой». Автор — многолетний участник Портала Арье Барац.

Продолжение. Начало

Ася Крамер

 Ася Крамер 1. Для широких кругов

Прочитала предисловие к книге Арье Бараца “День Шестой” и поняла, что хочу ее прочесть. Легкая отмашка ПэйПалу — и в ту же минуту книга появилась в моем книжном фолдере! Мне же осталось только тихо благодарить и современный век, и его удобства, и ЛитРес, и конечно автора. (Надеюсь, что все это официально, и автору причитается доля оплаты!)

Небольшой анонс, написанный издательским редактором, написан сухо, но с небольшой хитрецой: зазывной голос обещает тайны, триллер и беллетристику. Гораздо меньше про глубину и интеллектуализм романов, наверное, они не самые “продаваемые” характеристики. Между тем, беллетристики как раз и так вокруг очень много, даже там, где ее менее всего должно быть, например, в исторических трудах. Книга Арье Бараца, давнего автора Портала, автора нескольких религиозно-философских книг и сотен публицистических статей, заинтересовала вовсе не беллетристикой, а совсем другим — своей философией, своей темой слияния (перекрестного опыления!) культур.

Книга продается в Москве и Питере и предназначена для самого широкого круга читателей. Я решила, что я вхожу в этот широкий круг. Если бы книга была только для ортодоксальных верующих, я бы её не купила: побаиваюсь их прямолинейности, да и женский голос в их кругах как-то не очень котируется.

2. Не сюжетом единым!

Книга состоит из трех романов. Они называются годами: “1836”, “1988”, “2140”. Поэтому и рецензий может быть три — на каждый из них. Причем, сразу скажу, что речь в них будет идти не столько о сюжетных ходах и персонажах, сколько о понравившихся мыслях! Их я намерена вычленять, подчеркивать и обсуждать.

Пока прочла только первый роман. Это было трудное чтение. Если продолжить тему песни Окуджавы “Исторический роман” , упомянутой в авторском предисловии, то пришлось идти, “от пролога к эпилогу, пробираясь сквозь туман”. Роман по-настоящему философский, и потому интересный. Увы, нередко то, что в ежедневном сетевом потоке называется философской литературой, есть набор неких кодовых слов и неумелой казуистики. Здесь же действуют живые персонажи, да еще какие: Гете, Кьеркегор, Гейне, Тютчев, Шеллинг, Андресен, Гоголь и Пушкин. Сам год — 1836! — говорит о Пушкине.

3. В ожидании Мирового Духа

Герои романа “1836” озабочены поиском Мирового Духа, который должен вот-вот раскрыться, и думающая просвещенная молодежь живет в счастливом ожидании. Тема Мирового Духа труднее всего для понимания, хоть я и привлекала параллельные источники. Автор намекает что он сродни искусству. Не история, а поэма. Но не музыка, а именно литература.

До поры до времени пришлось думать над загадкой самой. Суть Мирового Духа можно понять по-разному: Бог, Мессия, Всеобщее братство, сквозное единство поколений. Впрочем, иногда это горячее ожидание напоминает эсхатологические веяния, которые с регулярностью обрушиваются на людей, поражая в первую очередь самых чувственных и чувствительных (разные вещи!)

Вот один из отрывков, посвященных Мировому Духу:

“Замечательно сказано! — подумалось Тургеневу (речь об Александре Тургеневе, друге Пушкина-АК). — Как замечательно поддержал меня мой добрый друг! Мы единомысленные люди, разбросаны по всему миру, разбросаны даже по всем векам, но благодаря Мировому Духу чувствуем локоть друг друга… Я один в этой комнате, но в то же время теснейшим образом связан и с Чаадаевым, и с Шеллингом, и уж, конечно же, с Пушкиным, хоть даже и из газет, а не от него самого узнаю концепцию его журнала… А название подходящее — “Современник”. Удивительно жить в пору раскрытия Мирового Духа, превращающего в современников все бывшие и будущие поколения!”

Можно понять и так: разбуженное сознание осознает только факт своего пробуждения, а формы, в которое оно себя облекает, зависят от десятков факторов, иногда и случайных. Так случилось, например, в СССР, где о. Александр Мень стал духовным наставником многих евреев, принявшим от него экуменическое христианство.

К концу романа стало ясно, что Мировой Дух — это на самом деле не Бог, а Ангел смерти, теневая фигура, но как выясняется, все же способная, и даже более того, призванная воссоздать некий положительный духовный ряд. Так Ангел Смерти стал покровителем искусства, в первую очередь литературы.

Главный герой романа, Мельгунов, он же Мастер, объясняет идею Мирового Духа очень вдохновенно, но для этого ему понадобилась Мадонна/Маргарита, умеющая слушать и схватывать на лету самые сложные философские построения. Диалог с таким собеседником… — об этом можно только мечтать! Поскольку у нас таких слушателей нет, остается не углубляться в детали. Скажу только, что Пушкин и Булгаков в первую очередь причастны к этой тайне.

4. Тревога за будущее

“Ольденбургский раввин Шимшон Гирш много лет в глубоком одиночестве продумывал, ответ, который его религия могла бы дать в ответ на вызовы, брошенные эпохой Просвешения”.

Он размышлял о судьбе германского еврейства и был полон тревог за это будущее.

И эта тревога вполне понятна. Ведь он не мог не видеть, что иудейство хоть и смогло сохранить себя, но только за стенами гетто, в полном сепаратизме, в обстановке умело раздуваемой ненависти, в роли изгоев. Кто пожелает такую роль своему народу!

“Жене Гирша очень понравилось новое сочинение мужа “Письма с Севера”.

— До сих пор и реформисты, и ортодоксы говорили как будто каждый сам с собой. А ты их столкнул — и получилось интересно. Особенно интересно было познакомиться с аргументами реформистов в твоем изложении.

— Их аргументы только им самим и кажутся новыми, по сути же они лишь повторяют тысячелетние христианские”.

Увы, вот так происходят многие споры. Стороны с самого начала закрывают все возможности и русла для аргументов, выставляя в виде барьера свою максиму.

Не замечать крупных подвижек — это всегда играло с нами злую шутку. Образно говоря, “бороться с угрозой переписи”, не видя “угрозы Храму”.

5. Луна и солнце

“Как странно, — подумал Мельгунов, — для плоти ночь — это время сна, а для духа — время бодрствования, время невероятных открытий и находок. Днем же все наоборот: тело трудится — потеет, а дух впадает в спячку…”

Уже приходилось встречаться этим спором, как в детской считалочке: ты за Луну или за Солнце? Типа, что лучше. И доказательства, что ночью лучше думается, только относительно правдивы. Но несомненной истиной является то, что наши биологические часы устроены таким образом, что “Ночные бдения” (название книги одного из персонажей) говорят о разлаженности организма и психологическом дискомфорте.

А вот мысль о том, что Луна — это наши точные часы и само их существование не может не показывать наличие божественного дизайна, очень интересна и развивается в романе дальше. Ведь Солнце намного дальше и намного больше, нежели Луна. Но на небе они видны одинаковыми по размеру кругами и в случае затмений накладываются один на другой, как два талера. В ряду других свидетельств присутствия интеллектуального дизайна — поразительная и успокаивающая иллюзорность нашего видимого мира: несуществующая линия горизонта, плоская — на наш взгляд — земля, небесный купол в виде ласкового голубого шатра или театрального звездного неба с мерцающими не звездами, а звездочками. Неужели сам собой возник этот оптический обман, скрывающий безмерность и жестокое безразличие космоса? Под этим вопросом, в котором восхищение космической гармонией соединено со смирением от невозможности ее постичь разумом, подписался бы и сам Эйнштейн!

6. Галатея явно заждалась!

“Тургенев видел однажды Эрнестину молящейся в храме. Молитва в устах этой холодной кокетки показалась Тургеневу неуместной. Он прозвал ее Мадонной Мефистофеля, и сумел передать свое ощущение Тютчеву, который тогда же посвятил Эрнестине стих:

«И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении Творца!
И смысла нет в мольбе!»

… Как говорится в книге Эклизиаста: «И понял я, что горше смерти женщина» и как там дальше: «Чего еще искала душа моя, и я не нашел?”

Заметим, что особа, не ответившая мужчине взаимностью, нередко этим самым уязвленным мужчиной записывается одновременно и в кокeтки, и в кокотки, и в “не заслуживающие уважения творенья”, в которых нет божьей искры. То есть упрощается все, в том числе и Экклезиаст, у которого, кстати говоря, аналитики текста находят следы философии саддукейства (неточно названного эпикурейством).

Вот где реформаторам и толкователям пройтись бы своим резцом скульптора! Галатея явно заждалась!

Кстати, сейчас времена по отношению к женщинам тоже очень странные и донельзя полярные. Достаточно послушать идеологов главных американских партий, к которым — так уж повелось — прислушивается весь мир. Справа нам говорят что женщина — это только мешочек для вынашивания, без особого права голоса по этому поводу, а слева уверяют, что каждый может стать женщиной, нужно только желание и немного гормонов!

7. Квазирелигия любовных отношений

“На насиженном религией святом месте вальяжно расселась посвященная любовным отношениям «изящная словесность». На смену великим теологам и проповедникам пришли литераторы, показывающие, что для человека нет ничего более значимого, чем любимая женщина. Ради нее он жертвует жизнью, карьерой, родиной и т. д., и при этом испытывает даже определенное моральное удовлетворение.

Европейский роман превратился в своеобразную квазирелигию, и как ничто другое способствовал распространению веры в то, что Бог находится не на стороне моралистов и религиозных ригористов, а на стороне живых людей, защищающих право на свои чувства, на свою личную жизнь.

Начало этой новой религии положил Данте. Куртуазная лирика возникла двумя веками ранее, но она оставалась локальным явлением и не колебала устоев. Именно Данте, тоном, не допускающим никаких возражений, заявил, что по отношению к женщине, в которой «Господь нездешний мир являет», заповедь «не пожелай жены ближнего» теряет силу”.

Интереснейший отрывок, сам по себе достойный отдельной книги.

Находится ли Бог на стороне моралистов и строгих ригористов — никто этого знать не в силах (надеюсь, что нет!), но в то же время не может не казаться, что беспрестанное воспевание влюбленности призвано заполнить некую дыру, образовавшуюся в культурном пространстве. Кто ее, кажется, не заметил, так это баптистские церкви, продолжающие петь свои госпелы о любви к Богу. Но поскольку это песни очень мелодичные, то они перекочевали в общественный обиход на правах развлекательных и любовных. Так в молодости мы плясали под “На реках Вавилонских” и “Песнь Моисея: Let my people go!” Один из лучших госпелов спел Леонард Коен (Leonard Cohen — Hallelujah). Да и его знаменитый шедевр “Dance me to the end of love” -тоже обращение к Всевышнему, хотя выдается за песню о любви, что тоже очень трогательно. Замечательная песня волнует в любых ассоциациях.

Почему любовь, одно из многих человеческих чувств, стало единственным, как бы базовым, в литературе? Похоже, был такой период в европейской истории, когда все переделывалось, подгонялось под новые стандарты, особенно решительно это касалось религиозных основ культуры. И поскольку в духовной жизни старого времени был один Главный Герой, то и на смену ему тоже должно было придти что-то одно. На роль главного героя назначили любовь, влюбленность, страсть. Переходным мостком в смене понятий стало евангельское: “Бог есть Любовь”. Емкая, многоликая “любовь” превратилась в расходную монету, что дает сдачу с любой цены. Слово стало само диктовать, какое содержание в нем видеть.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Ася Крамер: От пролога к эпилогу. Литературный обзор XI

  1. Книгу Бараца не читал, статьи его видел. По-поводу «религии любви» — согласен. Оглядываясь назад, вижу, что за последние 80 лет не сделал ничего стоящего, кроме детей, внуков и правнуков. Ну, и конечно, репатриация в Израиль. А так …

  2. “На насиженном религией святом месте вальяжно расселась посвященная любовным отношениям «изящная словесность».
    ______________________________
    Книги я не читала, поэтому писать рецензию на рецензию — просто, думаю, несерьезно. Спрашивается, зачем же тогда я взялась за комментарий и что я хочу сказать этим своим комментарием. Ну, во-первых, признаться, что стою без шляпы — сняла ее перед Асей, преклоняюсь перед ее умом. Думается, чтобы читать книгу, а потом ее еще и рецензировать, т.е. вступать с автором в некий диалог — это требует, как минимум, быть с автором наравне.
    Что касается книги, то само упоминание известных исторических лиц уже вызывает интерес к книге и желание ее посмотреть хотя бы.
    И еще хочу спросить насчет фразы, вынесенной наверх. Она принадлежит автору? Очень странно звучит, как-будто выбивается из стиля. Или вообще стиль такой?.

    1. Инна, в статьях Портала сделано очень удобно: все цитаты из рецензируемого текста или просто цитаты даны светлым курсивом. Да еще с большим отступом от левого края. Все остальное — авторский текст. Вся рецензия именно так построена: отрывок из книги и его обдумывание, осмысление, возможно даже обсуждение. Вполне самодостаточные куски получаются, даже не прочитав книги, можно обсуждать отдельные мысли и наблюдения.

  3. Литературный обзор
    В апреле 2019 года российским издательством «Алетейя» опубликован роман-исследование «День шестой» нашего многолетнего автора АРЬЕ БАРАЦА.
    Читайте в Литобзоре, # 11 — 12, рецензию на эту книгу.

    «…Почему любовь, одно из многих человеческих чувств, стало единственным, как бы базовым, в литературе? Похоже, был такой период в европейской истории, когда все переделывалось, подгонялось под новые стандарты, особенно решительно это касалось религиозных основ культуры. И поскольку в духовной жизни старого времени был один Главный Герой, то и на смену ему тоже должно было придти что-то одно. На роль главного героя назначили любовь, влюбленность, страсть. Переходным мостком в смене понятий стало евангельское: “Бог есть Любовь”. Емкая, многоликая “любовь” превратилась в расходную монету, что дает сдачу с любой цены. Слово стало само диктовать, какое содержание в нем видеть.»

Добавить комментарий для Ася Крамер Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.