Чтобы на месте империи возникли нация и национальное государство, понадобятся еще несколько десятилетий, гибель империи и реформы. Пока была жива империя — нация никак не могла родиться, потому что необходимая энергия без остатка уходила на поддержание имперской власти или ее иллюзии.

Cевастопольская альтернатива

(альтернативная история Крымской войны)

Сергей Эйгенсон

Продолжение. Начало

Глава 2.2. На суше и на море
(К-реальность. Март 1854 — 28 июня 1855 г.)

«От Урала до Дуная,
До большой реки,
Колыхаясь и сверкая,
Движутся полки»
М. Лермонтов, «Спор»

Оставим пока всероссийского императора, тем более, что он в ближайшие дни будет в пути. Он едет по железной дороге в Москву, откуда отправится гужевым транспортом к фельдмаршалу Паскевичу на Дунай. Мы с Вами, дорогой читатель, воспользуемся авиацией, потому, что темпы XIX века все-таки маловаты. Нам нужно в Лондон, где реакция на смерть императора французов совсем не та, что в Петербурге. Такого прокола правительство Ее Величества никак не ждало. Вот недостаток режима личной власти — зависимость политики от превратностей тела ее носителей. Не так в Британии. Умри Пальмерстон — политика Соединенного королевства в основе не изменится, потому, что не изменятся его цели. Нашлись, конечно, сторонники компромисса с Россией, но ее поведение не оставляло сомнений, что этот компромисс может быть только за счет Британской империи, ее сферы жизненных интересов, простирающейся, по определению, на всех морях и везде, где не очень далеко есть морской берег. Выезд царя в действующую армию и блокада Босфора русским флотом значили только одно — Османскую империю будут добивать. Одних английских гарантий Турции без французской поддержки недостаточно, чтобы остановить Россию. То есть, мы-то с вами знаем, что в нашем отвремлении даже совместных предупреждений морских держав нехватило, чтобы остановить самоубийственную деятельность Николая. Без Франции, без ее флота и особенно сухопутной армии, британцам было неуютно. Но…

Не так давно ушла эпоха наполеоновских войн, когда Англия годами оставалась против хозяина всей Европы одна, если не считать экзотическую Сицилию и испанских партизан-герильерос. Шесть месяцев во время дружбы Павла Первого Российского с французским Первым консулом гражданином Бонапартом и пять лет от Тильзита до перехода Великой Армии через Неман в июне 1812 года. Мы же с вами можем припомнить еще один год от Дюнкерка до другой июньской ночи в Тысяча Девятьсот Сорок Первом. Год, когда диктаторы делили мир и только Британия с со своими доминионами продолжала держаться. Так что, тут, видимо, дело отчасти в национальном характере островитян. Ну, и все-таки есть надежда — а вдруг турки смогут сопротивляться медведю? Тем более, как только эскадра Дандаса вошла в Черное море, русский флот вернулся в Севастополь, забыв про блокаду. Тут турки немного воспрянули духом и возобновили контратаки в Валахии и на Кавказе. Но главная надежда после дезертирства Франции — на австрийцев, которые до рокового декабря все время сдвигали свою политику от прорусской к просоюзнической, вплоть до того, что в конце февраля император Франц-Иосиф отказался гарантировать свой нейтралитет, если русские не уйдут с Дуная.

Конечно, Франц-Иосиф подвел британцев. Его смелости хватило ровно до того момента, когда он понял, что остается один на один со своими недавними спасителями из революционных бурь. На выезд Николая из Петербурга на юг, к Дунаю Вена отреагировала уже верноподданическим пожеланием удачи Его Императорскому Величеству. В Бухарест уже выехали из Киева знаменитый военный инженер генерал-адьютант Шильдер и из Варшавы — назначенный главкомом фельдмаршал Паскевич. Как и в нашей, «севастопольской» реальности 20 марта русская армия в трех местах форсировала Дунай, а 15(27) марта 1854 г. в палате лордов и в палате общин было заслушано послание королевы Виктории о том, что она решила объявить войну российскому императору для защиты своего союзника султана от неспровоцированной агрессии. Но вот никакого послания Наполеона IV своему Сенату в этом варианте не последовало. И события пошли развиваться совсем не так, как у нас. Страх перед австрийским ударом с тыла не сковывал старого фельдмаршала в этом отвремлении, а воевать он, все-таки, умел. И кадры у него были не такие уж плохие, они и под Севастополем умели себя проявить, хоть и не спасли дело. 24 апреля в осадном лагере под Силистрией царь обнял своего «отца-командира», а тот представил ему героев осады, генерал-лейтенанта Хрулева и молодого подполковника Тотлебена со словами: «Вот эти двое, государь, через месяц принесут Вам ключи от Константинополя». Константинополь не Константинополь — но Силистрия, действительно, продержалась еще только неделю и после очередного ракетного обстрела русские заняли ключевой Арабский Форт. К вечеру осажденный гарнизон капитулировал. 1 мая царь поздравил Хрулева генералом от инфантерии, а Тотлебена сразу через чин генерал-майором. «Следующая награда — в Шумле», — было обещано обоим.

Пока что в Шумле был Омер-паша, командующий турецкой армией, давно перешедший в ислам хорват Михаил Латтас. У него были под рукой те же сто тысяч регулярных аскеров и около двадцати тысяч башибузуков из курдов и кавказских эмигрантов, которых и английские союзники, и русские противники обобщенно именовали черкесами. За его спиной в Варне был еще британский экспедиционный корпус, около двадцати тысяч человек. А вот сорока тысяч французов там не было. Роковой черный котенок в подъезде лондонского доходного дома и снайперская пуля на Шанз’Элизэ вызвали лавину мелких и крупных отличий новой, назовем ее авансом «константинопольской», реальности от старой, «севастопольской». Для Омера-паши важней всего оказались отсутствие французского корпуса Сент-Арно и дополнительные пятьдесят тысяч солдат у Паскевича. Смирное поведение австрийцев и подобострастное — пруссаков позволили Николаю увеличить Дунайскую армию до двухсот тысяч человек, за счет полков, снятых из Польши, Литвы и Волыни.

Не будем подробно описывать шестимесячную осаду и три штурма Шумлы. Никаких особых отличий от того, что в нашем временном варианте происходило в 1877 году в Плевне, там не было. Скажем только, что русскую армию, потерявшую почти сто тысяч человек, косили не столько турецкие пули, сколько болезни. Подробно об этом можно прочитать в «Записках» главного хирурга Дунайской армии Н. И. Пирогова и в «Балканских рассказах» графа Л.Н. Толстого, командовавшего батареей при осаде Шумлы. В конце концов, большая часть турецкой армии вырвалась из Шумлы и ушла, теряя обозы и пушки, на юг, к Адрианополю. Участники боев отмечали две вещи: губительность огня английских нарезных штуцеров и значительное повышение боевых качеств турецкой пехоты по сравнению с предыдущей войной. Впрочем, многие считают, что ничего удивительного нет. В восемьсот двадцать девятом турецкая армия была в том же положении, что и русская армия под Нарвой в семьсот первом году. Всего за три года до этого султан Махмуд истребил янычар, игравших троном не хуже московских стрельцов или петербургской гвардии. Новую, европейского строя армию он создать тогда еще не успел. Сейчас приходилось иметь дело с более подготовленным противником. Но Наполеон Великий недаром говорил, что дело решают, в конце концов, большие батальоны. Шумла пала и русская армия могла идти дальше после полугодовой задержки. Если бы не зима, не снег на перевалах. Военные действия замерли и возобновились на суше только в марте.

Чтобы избежать искажения информации, возникающего из-за интерференции при прямой трансвременной трансляции (эффект Булгакова-Шекли), мы дальше приведем несколько выдержек из корреспонденций, которые печатал известный уже нам с вами Фридрих Энгельс в североамериканской «Нью Йорк Дейли Трибюн» под псевдонимом Карл Маркс:

24 мая 1855 г. Армия Омера-паши, как мы и предполагали в предыдущем обзоре не смогла препятствовать русскому продвижению за линию Филиппополь-Варна. Надо полагать, что это была последняя турецкая армия, потому что трудно ожидать от Турции, чтобы она смогла оправиться от удара, нанесенного ей союзом с Англией. Прошли те времена, когда бои под Ольтеницей и Четати вызывали преувеличенный восторг перед турецкой отвагой. Уже одна упорная бездеятельность Омера-паши внушила сомнение в других военных достоинствах его войск, которое не смогла рассеять даже блестящая оборона Силистрии и Шумлы. Теперь, когда генерал Шильдер умер от ран, а фельдмаршал Паскевич, памятный нашим читателям по усмирениям Польши и Трансильвании, отправлен царем на отдых и всей русской полевой армией командует генерал Хрулев, можно ожидать активизации русского давления в сторону Константинополя…

31 мая 1855. … Турецкая армия такова, что до сих пор невозможно вынести суждение о том, чего она стоит. Несомненно, некоторые из ее полков отличались храбростью и дисциплинированностью, способны были с честью нести какой угодно вид службы, но таких полков было очень мало. Огромная масса пехоты была слабо спаяна и поэтому не годилась для полевых действий, хотя и обнаруживала достоинства в окопной войне. Регулярная кавалерия безусловно уступала коннице любой европейской державы. На наиболее высоком уровне стояла артиллерия, полевые полки которой были превосходны; солдаты казались рожденными для своего дела, но офицеры были далеко не на высоте своих задач. Среди иррегулярных войск албанцы и босняки проявили себя хорошими партизанами, но вместе с тем годились для защиты укреплений. Зато башибузуки оказались почти бесполезными, а то и хуже того. Египетский контингент, по-видимому, приблизительно на том же уровне, что и турецкий низам, тунисские же войска почти вовсе непригодны. Не удивительно, что вся эта разношерстная армия, с таким плохим офицерским составом и такой плохой администрацией, почти совершенно сошла на нет после трех кампаний. Можно, однако, надеяиься, что она все-таки не допустит полчища царя в свою столицу, задержав их у стен Адрианополя и в крайнем случае у сооруженных под руководством английских инженеров полевых укреплениях у Чаталджии, отгораживающих Фракийский Херсонес от Европы…

14 июня 1855. … Мы еще раз обращаем внимание читателя на руского военного инженера Тотлебена, возглавившего после Шильдера военно-инженерную службу русской армии. Он провел осаду и штурм Адрианополя всего за девять дней, что является непревзойденным достижением для подобных дел. Естественно, что он, как и все остальные талантливые русские генералы, является по происхождению прибалтийским немцем («ostzeiski»)…

… Англо-турецкая армия расплачивается за недооценку высшим командованием «слабой позиции» России. Если бы английский корпус Раглана и дополнительные контингенты регулярной турецкой армии были своевременно направлены на Кавказский театр военных действий, они могли бы уже совместно с черкесами очистить Кавказ от русских войск. На весах войны это было бы важнее падения крепостей в Румелии.

21 июня 1855. … Теперь, после падения Адрианополя и уничтожения армии Омера-паши, столицу Османской империи защищают только укрепления чаталджийской позиции, десять тысяч султанских гвардейцев и двадцатитысячный корпус британцев генерала Реглана. Однако русской армии почти невозможно будет ее взять при всем своем численном превосходстве. Укрепления очень солидны и сделаны по последнему слову науки о полевой фортификации. С флангов их прикрывает союзный флот, безусловно господствующий в Черном море не менее, чем в Мраморном. Защищают эти укрепления действительно хорошие солдаты и если их руководители не наделают очень больших глупостей, то на этой позиции поход царской армии должен закончиться…

28 июня 1855. … Нынешняя война собрала очень большой урожай жертв в царских войсках. Внешние успехи не должны закрывать от нас факт их плохой подготовки. За все время существования России русские еще не выиграли ни одной битвы против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. Даже при перевесе сил они всегда были биты другими армиями, исключая пруссаков и турок…

Оставим на время нашего русофоба с его комментариями и обратимся к флотским делам. Адмирал Нахимов, овеянный для двора и публики славой Синопа, а для себя — несущий тяжкий груз того, что на Западе до сих пор именуют Sinop Massacre, груз убежденности, что это лично он нападением на турецкую эскадру в гавани и сожжением города вызвал участие Англии и Франции в войне и гибель своего флота, в той, севастопольской реальности, единственный «не разделял общего восторга». Есть даже намеки на то, что его знаменитые золотые эполеты в окопах Севастополя — признак того, что он искал смерть от вражеского огня и металла. Разумеется, нынче такие вопросы никого не волнуют, современных начальников гекатомбами своих, а тем более чужих жертв не прошибешь.

Нынче самым актуальным вопросом, связанным с личностью адмирала, оказалась его пятая графа. Разыгралась, как это принято в эпоху гласности, бескомпромиссная полемика между семитами и антисемитами. Вопрос, IMHO, не стоит выеденного яйца. Какие-то корни такого рода вполне вероятны, имя Нохим-Нухим-Нахим, действительно, не особенно православное, там оно превратилось в Наум. Но нет же ни малейшего сомнения, что если и так, то крестился не отец адмирала и даже не его прадед. А за два-три поколения семья, да еще по тем временам, должна была потерять не только связи с народом Иакова, но даже и память о таких связях. Значит — коренной русский. В соседней Польше таких шляхетских родов вообще навалом. Как это у Мицкевича: «В гербе у пана крест — в роду у пана выкрест». Нет — начинают всерьез мусолить это дохлое дело. Одни на голубом глазу талдычат про великого еврейского флотоводца, другие с пеной у рта отстаивают исконное славянство, православие и антисемитизм синопского победителя. Некий сын лейтенанта Шмидта вообще под этот шум пытается себя записать в посмертные потомки бездетного и холостого адмирала, другой… Но вот что меня потрясло до глубины души:

Главнокомандующему ВМФ
адмиралу флота
В. И. КУРОЕДОВУ
Докладываю:
С 1996 года периодически в российской, иностранной и зарубежной русской прессе поднимается вопрос о национальной принадлежности адмирала П.С. Нахимова…

Далее подробно излагаются позиции это самой склоки, приводятся резоны в поддержку точек зрения одной из сторон, упоминается тот самый «потомок», и в заключение подпись:

ВРИО Начальника разведки ВМ,
Капитан 1-го ранга
И. Сивенко
6.07.2000 г.

То есть, это у них обоих есть время и желание вот этим заниматься за пять недель до гибели «Курска». Что-то мне кажется, что окажись судьба этих флотоводцев на усмотрении Павла Степановича Нахимова — недолго бы им носить золотые погоны.

Ну, да аллах с ними. В XIX веке своих дармоедов в эполетах хватает. В «севастопольской», будем ее дальше именовать С-реальностью, они были для Нахимова страшней неприятеля. Так, конечно, осталось и в новой, «константинопольской», К-реальности. Однако, ветер удачи тут дул в паруса адмирала намного сильней. Разумеется, Черноморский флот (14 парусных линкоров, 7 фрегатов, 11 военных колесных пароходов и прочее по мелочам) был гораздо слабее, чем англо-турецкая эскадра Дандаса (30 линейных кораблей, из них 18 паровых с винтовым движителем, и 40 фрегатов, тоже в большинстве паровых). Я вас, наверное уже достал насчет винта — пароход и есть пароход, может ходить без ветра, чего еще? Адмирал Корнилов в своем приказе о затоплении кораблей говорил именно об этом:

«Товарищи!… Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное количество таких, чтобы наступать на нас с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли — разразить врага на воде!…»

Но винтовые суда — это отдельная песня. Дело тут в том, что у колесного парохода паровая машина располагается выше ватерлинии. Попасть в нее при тех небронированных корпусах — нет проблемы. После этого военный корабль превращается в пловучую мишень. Эти пароходы в основном использовались, как вспомога: авизо, буксиры в безветрии или для поврежденных парусников и т.д. У винтовых пароходов вся машина ниже ватерлинии. Добраться до нее и лишить такой корабль движения крайне сложно по тем временам. Вот если колесных пароходов в николаевском флоте сколько-то уже было, то винтовой фрегат «Архимед» был в единственном числе — построен в С.-Петербурге по скраденным в Англии чертежам. В общем, ловить нам против эскадры Дaндаса было нечего.

Но… Нам как-то все кажется, что П.С. Нахимов командовал Черноморским флотом. А он был только начальником 5-й флотской дивизии, над ним был действительно, что прославленный русский флотоводец — князь Меньшиков А. С., тот самый, который своими дипломатическими негоциациями в Константинополе зажег пожар Восточной войны, а потом в амплуа главнокомандующего военно-сухопутных и морских сил, в Крыму находящихся допустил беспрепятственную высадку союзников в Евпатории, проиграл сражение при Альме, бросил севастопольский гарнизон разделываться с ситуацией и ушел с армией к Бахчисараю. Сколько не ищи — ничего доброго про светлейшего князя ни в чьих мемуарах не найдешь, кроме разве того, что лично воровать не воровал, а зато умел великолепно острить по поводу воровства Клейнмихеля и других своих сотоварищей по управлению Россией. Вот в «константинопольской» реальности евпаторийского десанта и последующих наших поражений не было, тут от него вреда не произошло. Зато тут он регулярно приказывал Нахимову и Корнилову выйти в море и сразить коварных британцев. Поскольку за двадцать лет пребывания в адмиральском звании князь морское дело освоил не больше, чем финский язык в должности финляндского генерал-губернатора, которую он совмещал с прочими своим высокими должностями, то профессионалам удавалось морочить ему голову и флот на напрасную погибель все-таки не выводить. Зато в удачные моменты, когда шторм загонял англичан в гавани, русским фрегатам удавалось напоминать противнику, что Черное море, все-таки, не принадлежит ему полностью.

Конечно, то, что Дандас вместо нелепого набега на Одессу, где был потерян фрегат «Тайгер», в этой реальности пошел в самое слабое у русских место, Керчь и сжег там наш каботажный флот, было для моряков, как нож в сердце. Так же, как английские набеги на Таганрог, Бердянск, Феодосию, уничтожение с моря наших опорных пунктов на Кавказе от Тамани до Сухум-кале, широкая река снабжения оружием черкесских инсургентов. Помимо прочего, адмиралам приходилось каждый раз испытывать на себе ничем не сдерживаемое прославленное княжеское остроумие. Однако профессионалы терпели и на линейный бой с бриттами не поднимались. Так что, основные потери флота и армейцев в Крыму были, как и повсюду, от болезней, вызванных отвратительным качеством пищи, поставляемой интендантами остроумного князя.

На обоих, Черном и Азовском морях недоступными для Дандаса остаются только Севастопольская бухта с ее береговыми батареями и Днепро-Бугский лиман, который защищают минные поля и береговые батареи Кинбурна и Очакова. Вот из этих двух убежищ и вырываются иногда военные пароходы, фрегаты и клиперы, чтобы больно укусить Королевский флот, а лучше того — его османских союзников. Англичанам приходится постоянно, невзирая на шторма, держать не меньше половины своих кораблей для блокады и периодической бомбардировки этих русских баз. Совсем у них плохо с собственными базами. Особенно теперь, после потери Варны, занятой русской полевой армией в середине мая 1855 года, как нам и всем читателям «Нью Йорк Дейли Трибюн» уже доложил Ф. Энгельс. Синоп далековато от Босфора, да там после визита Нахимова в роковом октябре 53-го живого места не осталось. Приходится в качестве основной базы использовать сам Константинополь и каждый раз проходить Босфор. Как уж удается русским шпионам передавать сведения об этом русскому авангарду за сорок миль — неизвестно. Но удается, а дальше работает военный оптический телеграф и проклятый Нахимов знает о выходе английских кораблей в Черное море на несколько дней раньше, чем они подойдут к Херсонесу.

Однажды в конце июня опустившийся над морем туман совсем скрыл от блокадной эскадры контр-адмирала Лайонса все, что происходит на море. Впрочем, у русских же парусники, а ветра нет абсолютно. Тем временем русские отбуксировали свои корабли с помощью гребных шлюпок вдоль знакомого им до мелочей берега на север от выхода из Большой бухты в сторону устья речки Бельбек. Когда подул ветер и туман рассеялся, англичане бросились в погоню за чернеющими на горизонте верхушками мачт русских фрегатов. Они догнали их уже у Евпатории и семафором потребовали сдачи. Истомин на безоговорочную сдачу не согласился, тем более, что уже видны были береговые батареи Евпатории и Сак. Условия капитуляции, на которые он был согласен, скорей походили на торжественную встречу. Лайонс начал предупредительный обстрел, чтобы воздействовать на сговорчивость русского. Истомин огнем не отвечал, но предложил несколько менее наглые условия. Время шло и позиции сторон сближались. Так прошло еще часа три.

Тем временем, под командованием Нахимова из бухты вышли в открытое море десять линейных кораблей и шесть пароходов, на борту которых уже сутки находились 10 батальонов пехоты, казачья сотня и четыре батареи. 13500 человек, 8 шестнадцатифунтовых пушек, 8 пусковых установок и сотня боевых ракет производства С.-Петербургского ракетного заведения, 276 лошадей. Снова, как в сентябре 53-го адмирал везет пехотную дивизию. Только на этот раз, не в свою абхазскую Анакрию, а прямо на турецкий берег. Риск велик, но они с Корниловым и генералом Васильчиковым обдумывают эту операцию уже почти год. Трудней всего было уговорить государя послушать специалистов, а не его любимого Меньшикова. Потом собрать отряд для десанта, преодолевая саботаж светлейшего и неповоротливость начальника севастопольского гарнизона барона Остен-Сакена. Тот, как и положено перешедшему в государственное вероисповедание немцу, сильно пересаливал по части православия и народности, дни проводил в молитвах и даже попал именно в связи с этим в персонажи лесковского рассказа «Фигура». Но, судя по дошедшим до нас свидетельствам, молитвы занимали у него несколько больше времени, чем полагается для боевого генерала.

После организации десантный отряд долго ждал у моря погоды — и вот эта погода позволяет, кажется, оторваться от англичан. Еще один отряд из трех пароходов часом ранее ушел на запад, в сторону балканского берега. У них своя задача. Они увели за собой все три корабля, оставленных британским флагманом для наблюдения за русскими. Их далекие дымы из Каламитского залива различит сам Лайонс и поймет, что его провели. Он кинется в погоню за этими пароходами, несмотря на начинающийся шторм и недобитые русские фрегаты. На полное несчастье английского флагмана у авизо, посланного им в Константинополь с известием о непонятных действиях русских, будут небольшие проблемы с паровой машиной, он доберется до цели только через четыре дня. Спустя трое суток авантюрное предприятие Нахимова опять закончилось успехом, как и почти два года назад. 28 июня по русскому календарю (10 июля по новому стилю) на рассвете он начал выгрузку десанта на анатолийском берегу у городишки Карасу, близ устья реки Сакарья в 50 морских милях (91 км по нашему) от входа в Босфор.

Пока известие об урусах добежало по суше до Истанбула, пока союзная эскадра вышла из Босфора и повернула на восток — к ее приходу в шесть вечера пехота и артиллерия князя Васильчикова уже были выгружены и ужинали на биваке в версте от берега, приходя в себя после трехсуточной качки, моряки установили снятые с линкоров пушки на временных береговых позициях и тоже ели вечернюю кашицу, невесело поглядывая на свои погружающиеся в воду корабли, а Нахимов расхаживал в своем знаменитом белом пальто с золотыми эполетами и утешал своих офицеров и матросов: «Жалко корабли, братцы, самому жалко. Но мы и на суше англичанам да туркам себя покажем, а войну мы теперь должны закончить в Царьграде-с. А что они будут теперь по нам бить, пускай бьют — не конфетками, не яблочками перебрасываемся. Мы уже, можно сказать, им за обстрелы нашего Севастополя отомстили-с!».

Вялая артиллерийская дуэль между кораблями Дандаса и береговыми батареями Нахимова продолжалась всего два часа до наступления темноты. У англичан были немного повреждены два парохода, русские потери тоже оказались не так велики. Но в самом конце перестрелки штуцерная пуля, прилетевшая с одного из фрегатов, ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка адмирала. Он уже не пришел в сознание. Плачущий офицер-артиллерист все повторял, что за три минуты до этого он сказал Нахимову: «Павел Степанович, здесь убьют, зайдите за дерево», а тот ответил: «Кому суждено…». Прибывшие вместе с десантом из Севастополя доктора, русский Алексеев и американец Макмиллан в своей палатке пытались что-то сделать — но такие раны и в XXI веке обычно бывают смертельными, а уж тогда, до Листера, до наркоза…

Утром он умер. В каменистой анатолийской земле вырыли персональную могилу для него и общую — для еще сорока пяти матросов и двух офицеров, убитых вечером, из числа шести тысяч моряков, сошедших на берег с кораблей, верхушки мачт которых торчали теперь из воды в кабельтове от берега. Салют над могилами прозвучал в тишине. Английская эскадра ушла, оставив в миле от берега два фрегата для наблюдения. Перестрелка с турецкой кавалерией ближнего паши, которую ночью вели пехотинцы Васильчикова, тоже давно закончилась. В полдень армейцы, подкрепленные морской бригадой, отправились в тот путь, ради которого они три дня качались на волнах — путь на юго-запад от места высадки. Морские канониры заклепали свои тяжелые морские пушки и оставили их в Карасу. Тянуть орудия, каждое из которых весит двести пудов, нечем.

Глава 2.3. К Константинополю
(К-реальность. 29 июня — 6 августа 1855 г.)

«Но днесь, когда мы вновь со славой,
К Стамбулу грозно притекли»
А. Пушкин, «Олегов щит»

У десанта было несколько возможных направлений движения по суше. Строго на запад в восьмидесяти верстах был Босфор. С морскими орудиями туда, действительно, не дойти, а без них полевые пушки никак не могли бы заткнуть горло проливу. Однако было понятно, что уже одно появление урусов на азиатском берегу вызвало бы жуткую панику на европейском. Это жители военно-морского Севастополя могли как-то переносить бомбардировки, а в С-реальности даже почти привыкнуть и создать фантастический, но быт в условиях осады и войны в городе. В Константинополе, населенном экспансивными, избалованными и разноязыкими левантинцами, и защищаемой армией, состоящей из англичан, шотландцев, сикхов, турок, ирландцев, египтян и албанцев, звуки канонады еще и с востока должны были вызвать полное расстройство и очень сильно, возможно до нуля, снизить способность к сопротивлению. Первоначальный план Нахимова, Корнилова и Васильчикова состоял в высадке к северо-западу от входа в Босфор, между отступавшей от Шумлы армией и столицей, и во взятии Константинополя и овладении турецкими батареями у входа в Босфор исключительно силами десанта. Но на уговаривание государя и преодоление сопротивления светлейшего ушло более полугода. За это время армия Раглана и Омера-паши оказалась вблизи столицы, а предполагаемые пункты высадки — заняты ее резервами. Вот и пришлось менять план в соответствии с ходом событий, переносить место высадки восточней Босфора.

Путь прямо на вест, все-таки, при планировании операции пришлось исключить. Не идиот же Реглан! В его распоряжении целая армия, около шестидесяти тысяч штыков и сабель, а Чаталджийский вал, по сведениям разведки, защищают всего десять-двенадцать тысяч человек. И так фортификация лучших английских инженеров, дальнобойные морские пушки и нарезные штуцера союзных войск держат войска Хрулева в уважительном удалении. Значит — резервы у него есть в избытке, а пароходы Дандаса могут их доставить в любую точку у Босфора без затруднений за пару часов. Наверняка, так сейчас и происходит. Ну, что ж, пусть раскидывают свои войска там, куда мы не пойдем. Можно бы еще пойти на вест-зюйд-вест. К Скутари-Ускюдару, где находятся бесчисленные госпитали и склады британцев. Там — самая короткая дорога в Царьград, всего несколько кабельтовых до султанского дворца. Нам с вами знакомы эти места по первым кадрам «Убийства в Восточном экспрессе». Помните паром через пролив и держащихся за руки Шона Коннери с Ванессой Редгрейв?

Тоже не получается. Вот уж в Скутари точно на пути дивизии Васильчикова окажутся численно превосходящие силы британцев. Если учесть полное превосходство ихних штуцеров над нашими фузеями и наше одиночество в чужой стране — получится красивое и бессмысленное самоубийство-с. Не стоило ради этого мучиться морской болезнью, можно было бы утопить наши корабли прямо в Севастопольской бухте и всем разом застрелиться. Надо искать другие решения.

Я согласен с адмиралом, да и, по правде, есть еще одно задевающее меня обстоятельство. В госпиталях Скутари сейчас хлопочут над ранеными солдатиками медсестры Флоренс Найтингейл. Тридцать девять, считая ее саму, английских леди, поехавших на край света, чтобы помогать врачам и облегчать страдания больных. Не мисс Найтингейл, конечно, первая догадалась, что женские руки могут подносить лекарство и перевязывать раны, даже если у их хозяйки нет, а по тем временам и не может быть, докторского диплома. Но она, ее призыв, ее жизнь, сделали эту профессию престижной по сравнению с временами, когда медпомощь оказывали больше полковые маркитантки вместе с другими услугами воинам. Вон, Даша Севастопольская, храбрая девушка, тоже помогает лекарям, рискуя жизнью, но как-то трудно вообразить, чтобы по возвращении с войны она делала визиты императрице Александре Федоровне и ее мужу Николаю Павловичу, чтобы обсудить реформу больничного дела. Даже и наши Сестры Крестовоздвиженской общины собрались в Севастополь по призыву нелюбимой царевой невестки Елены Павловны уже в конце 1854-го именно по примеру «Главной Леди» скутарийских госпиталей и ее англичанок.

Ну, так мне бы очень не хотелось, чтобы наши солдаты или матросики, не дай Бог, обошлись бы грубо с сестричками при взятии Скутари. А требовать от них, при их неизысканной жизни и двадцатипятилетней службе, особо высокой политкорректности и уважения к дамам не приходится. Но это, все одно, не по курсу наших замыслов. В подробностях всего заранее не предусмотришь, но cкутарийский вариант был многократно обсужден — и в итоге отвергнут. Усиленная моряками и казаками дивизия князя Васильчикова двинулась на зюйд к ближайшему заметному городку Адапазар, уходя от места своей высадки и пока не приближаясь к Царьграду. В Адапазаре не оказалось никаких вооруженных турок и десантники без боя разместились в городке на ночной отдых после 27-верстного перехода. Армяне, составлявшие почти половину населения городка, были приметно дружелюбнее, чем их турецкие соседи — но проблем с постоем и пропитанием не возникло ни у кого. Здешние народы привыкли безропотно слушаться любого человека при оружии. Все-таки, Васильчикову и его главному теперь помощнику капитану первого ранга Бутакову было непонятно, почему их не тревожат турки, неужели в Константинополе не обеспокоены их высадкой.

В Истанбуле очень даже беспокоились. В пяти-семи милях к востоку от Босфора лихорадочно шло сооружение полевых укреплений, долженствующих задержать русскую дивизию, как Чаталаджийский вал задержал Балканскую армию Хрулева, не допустить ее к Босфору и тыловым складам Скутари. А в десяти милях западнее Карасу с английских пароходов уже к шести вечера был высажен контрдесант — шесть тысяч сабель и четыре тысячи штыков регулярной армии султана с задачей перехватить русских на их пути на запад и заставить их ввязаться в бой до подхода новых союзных резервов. Не миновать бы ночью начинать с ними сражение, если б этот отряд не заблудился. А что вас так удивляет? Радиосвязи пока не слыхать, авиаразведки нет. А без радио и авиации — вспомните первые годы Великой Отечественной. А тут XIX век. Сам Наполеон Великий потерял битву при Ватерлоо из-за того, что маршал Груши сбился с пути. Но ведь турки на своей территории, другое дело, если б сбились хайлендеры или сипаи. А эти-то дома?

Ну, это как сказать. Опять сейчас придется отвлекаться от военных подвигов на рассуждения. Ну, ладно, пока солдаты и матросы спят, выясним — в чем же тут дело? На самом деле, турецкая дивизия тоже марширует и скачет по чужой стране. С рядового аскера спрос вообще невелик. Он кроме родной деревни в Македонии или Киликии да скутарийского учебного лагеря ничего за жизнь не видал. Офицерами же в регулярной армии-низаме служат почти исключительно жители столицы. А если вы спросите такого, кто он — он назовет себя мусульманином, османом, истанбульцем, слугой падишаха, кем угодно — но слово «тюрк» вы от него не услышите. Для него это слово обозначает понятие «деревенщина». Жителя провинциальной Анатолии. Темнота-а, как сказал бы питерец о чухломском или вятском глухом мужичке, с которым и поговорить-то путем невозможно. Турецкая, Оттоманская империя насчитывает уже больше пятисот лет, она все еще простирается на три части света, но уже явно клонится к закату. Вон уже враги и союзники вовсю делят наследство «больного человека на Босфоре». А турецкой нации все еще нет, есть разноверные и разноплеменные жители вилайетов — и блестящая столица. Для того, чтобы на месте империи возникли нация и национальное государство, понадобятся еще несколько десятилетий, гибель империи и реформы Ататюрка. Пока была жива империя — нация никак не могла родиться, потому что необходимая энергия без остатка уходила на поддержание имперской власти или ее иллюзии в Африке, Аравии, на Балканах. Так, выходит, тоже бывает.

Так что, утром русские без помех двинулись дальше. Теперь уже на вест к городу Измиту, что стоит в глубине узкого залива Мраморного моря. Идут они не быстро. Марш русских пехотинцев гораздо медленнее, скажем, «гимнастического шага» французских шассёров, хотя бы потому, что по российским уставам и правилам нести на себе им приходится намного больше. Кто-то же должен расплачиваться за нулевую организацию тыла православного воинства. Ну и то, что боевая подготовка в мирное время последние сорок лет в основном состоит в том, что злопыхатели называют «шагистикой». В оттягивании носка и одновременном бряцании оружия у всего строя, а не в подготовке к длительным переходам по пересеченной местности. Зато парады выглядят, конечно, потрясающе. Как это там в стишке? — «Сам фельдмаршал в восторге воскликнул: Подавайте Европу сюда!». Но — повезло. Пока турки блуждают намного севернее, русская колонна прошла тридцать верст и к вечеру третьего дня после высадки вошла в Измит. Местный паша и его вооруженное формирование при появлении русских на восточной окраине мгновенно погрузились на стоявший в порту пароход и исчезли в неизвестном направлении. Проходивших по городу русских солдат и матросов встретил колокольный звон по приказу здешних греческого митрополита и армянского архиепископа. Городские жители разных христианских вер столпились в переулках, наблюдая проход войска, а их мальчишки бежали перед лошадьми казачьего авангарда, крестясь и повторяя: «Християн! Християн!…»

Муслимы больше сидят по домам. Им особенно радоваться тут нечему. Хотя… Войне, видать, конец, перестанут забирать сыновей в войско падишаха. Это раньше, при отцах и дедах, бесправная христианская райя отдавала армии правоверных на ее священные войны не только свои сокровища и плоды своих рук, но и свою плоть и кровь, этих самых мальчишек, которых заставят принять ислам, научат держать оружие и сделают грозными для неверных янычарами. Но с тех пор, как тридцать лет назад в Стамбуле перебили мятежную янычарскую гвардию, в войско из Измита берут только тех юношей, кто почитает Аллаха и говорит по-турецки. Еще недавно забрали очередную сотню парней и увезли в Скутари учиться умирать за Высокую Порту.

Есть еще евреи, по статистике их две с половиной тысячи на девять с половиной тысяч мослемов и восемь тысяч христиан обеих вер, греческой и армянской. Ну, у этих вообще никто мнения спрашивать не будет. Вот пусть заведут себе свое государство — там и командуют, если сумеют.

У всех жителей вообще такое мнение, что война заканчивается и власть меняется навсегда. Ну, надолго. На этой земле «навсегда» звучит насмешкой. Немало она их видела, создателей вечных империй. За место под этим солнцем, на этой плодородной земле люди воюют уже с каменного века. Последние пять столетий, с султана Орхана, действительно, все время правят оттоманы. Но вот до этого… Если археологам начать копать. то над обсидиановыми остриями копий неведомых для нас племен неолита будут лежать бронзовые мечи хеттов, троянцев и данайцев, еще выше, в слоях железного века, который и родился поблизости, в стране халибов, можно откопать скифские акинаки, греческое и персидское оружие времен прославленных войн, наконечники длинных сарисс македонских фаланг, оружие воинов Митридата, Помпея, Антония, отступившего от язычества Константина и отступившего от креста Юлиана. Персы Сасанидов шли на Константинополь, латники Фридриха Барбароссы на Иерусалим. Ромеи и арабы, сельджуки и конники самаркандского Хромца, франкские рыцари Латинской империи и мятежные стратиоты Фомы Славянина сражались тут за власть, добычу и славу. Фанатичные ариане с афанасианами, а потом иконоборцы с иконопочитателями выясняли, чей догмат круче, разбивая дубинками головы оппонентов. И никто из них не миновал античной Никомедии, тюркского Измита.

Очень уж место такое — при большой дороге. Именно здесь древняя дорога с Балкан вглубь Анатолии и дальше, в Сирию, Месопотамию и Иран проходит мимо хорошей якорной стоянки в глубине морского залива. Была здесь когда-то колония мегарян Астак, потом столица Вифинского царства Никомедия, ставшая по ходу жизни центром римской провинции Вифинии и Понта. Губернаторствовал тут как-то Плиний-младший, строил дорогу и проводил расследование преступной деятельности одной из еврейских сект, по самоназванию — христиан. Здесь был казнен Георгий Победоносец и родился Пантелеймон-целитель, вообще, в святцах Никомедия упоминается довольно часто, святых она, кажется, дала побольше, чем вся огромная Русь за тысячу лет. Император Диоклетиан, тоже выдающийся гонитель галилеян, сделал ее одной из столиц империи, наравне с Римом, незадолго до того, как вообще покончил с госслужбой и занялся огородничеством в родном Сплите. Потом именно здесь, в Никомедии в 312 г. по Хр. Рождеству был оглашен указ соимператоров Константина и Лициния об отмене запрета на христианство, что почему-то именуется Миланским эдиктом, хотя до Милана тут пара тысяч километров (где ты, академик Фоменко?!). На этом как раз столичная карьера будущего Измита и закончилась, потому, что именно равноапостольный Константин построил новую столицу Востока чуть западнее, там, где путь с Востока на Балканы выбирается на европейский берег около бухты Золотой Рог после пересечения Коровьего Брода — Босфора. И всё, будут тут землетрясения, сражения христиан, язычников и мусульман, победы и поражения футбольной команды «Коджаэлиспор», но городу навечно быть в тени Византии-Нового Рима-Константинополя-Истанбула, как Великому Новгороду в тени Санкт-Петербурга. Там столица — а здесь провинциальный город, обычный центр санджака.

Ну, сейчас не совсем обычный, если во дворце вместо паши проводит свой военный совет урусский генерал князь Васильчиков. По докладу инженеров на въездах в город сооружаются полевые укрепления и для отражения нападений башибузуков они уже вполне годятся, на случай прихода регулярных войск низама, а тем более, англичан, необходимы еще работы. Надо согнать местных жителей — и пусть копают под присмотром наших унтеров. В городе на складах найдено много продовольствия, приготовленного для отправки в Стамбул, так что реквизиции у населения пока не нужно. Вправо от порта на господствующих высотах северного берега залива разместили ракетные станки, а в порту обе пушечные батареи на случай атаки с моря. Можно пока дать войскам отдохнуть несколько часов. Главный пресвитер экспедиции предлагает сказать в частях проповеди про Георгия Победоносца — пускай, солдатам и матросикам Егорий известен, вреда не будет. Очень нехватает артиллерии, но с большим обозом, наверное, не удалось бы оторваться от турок и без потерь достичь Мраморного моря. В общем, слово теперь за неприятелем.

К обеду 13 июля по григорианскому счету (1 июля по русскому календарю), когда Васильчиков проводил свой военный совет, лорд Реглан в Скутари проводил свой. Информация у него была достаточно полная, по опросу наиболее смышленых башибузуков и личной рекогносцировке британских офицеров численность русского отряда была определена в пятнадцать тысяч пехоты с очень небольшим количеством кавалерии и артиллерии. Нынешнее их расположение было очень опасным для союзников. На месте, в Измите, они практически полностью прерывали сухопутную связь столицы с остальной империей. Кроме того, оттуда для русских открыта возможность наступления в двух крайне опасных для Раглана и Омера-паши направлениях: прямо на запад к Скутари и Константинополю всего два-три дневных перехода, а дорога на юго-запад за пять-шесть переходов выведет их к берегам Дарданелл, что еще опасней, чем босфорский вариант. Получается, что русский корпус надо уничтожать, чего бы это ни стоило. Слава Провидению, что кораблей для переброски контр-десанта достаточно.

Для рассказа о том, что происходило в течение следующей недели мы снова вызовем нашего постоянного кореспондента Фр. Энгельса:

“Нью Йорк Дейли Трибюн”, 25 июля 1855 г. К настоящему времени телеграммы уже дают полную возможность понять, что же происходило две-три недели назад на берегах Мраморного моря. После дерзкого десанта русской дивизии восточней Босфора Черноморского флота царя уже не существует. Его затопили сами русские, не дожидаясь повторения Абукирского сражения, когда адмирал Нельсон уничтожил французскую эскадру, высадившую в Египте армию Наполеона Бонапарта. Ценой гибели своих парусников они добились полного изменения обстановки возле Проливов и Константинополя. Теперь они могли угрожать как самой турецкой столице и британским тылам в Скутари, так и Дарданеллам. Естественно, что лорд Реглан не мог оставить такую опасность в своем тылу. Корпус, направленный им на пароходах вглубь Измитского залива состоял из шотландской пехоты, бригад легкой и тяжелой кавалерии, сикхов, бенгальских кавалеристов, двух бригад морских пехотинцев даух полков султанской гвардии и двадцати батарей. Всего тут было около 16 тысяч пеших и трех тысяч всадников при ста пушках. Почти все британские войска, за исключением тех, которые удерживали Чаталджийский вал и поддерживали порядок в столице. Возглавил экспедицию лично главнокомандующий и ни у кого не было сомнений, что его сил достаточно, чтобы связать русский десант, если не уничтожить его совсем.

Высадка в десяти милях от города прошла благополучно и на следующий день произошло сражение, в котором почти полностью погибла легкая кавалерия лорда Кардигана от огня собственных английских пушек, захваченных русскими. Уже этого было достаточно, чтобы битва была воспринята как катастрофа британской аристократией, так как среди погибших, судя по спискам напечатанным “Таймс”, немало ее представителей. Ночной ракетный обстрел лагеря с возвышающихся над берегом гор причинил заметные потери и особенно испугал индийских сипаев, никогда ни с чем подобным не сталкивавшихся. Однако главные неприятности произошли на следующий день в покинутом на английскую военную полицию и турецкий гарнизон Константинополе. Судя по сообщениям Рейтера, волнения начались в порту Галаты, где грузились на пароходы египетские и турецкие пехотинцы, вызванные Рагланом для подкрепления. Мы не можем пока судить о причинах столкновений между военной полицией и толпой, но понятно, что в подобных коалиционных войнах такие народные возмущения против союзников возможны, тем более, на все еще варварском Востоке. Бунтовщики, прогнанные от причалов первыми же выстрелами англо-турецких патрулей, направились в греческие и армянские кварталы и устроили там резню.

Прервем на минутку нашего корреспондента, чтобы сообщить пока неизвестные ему причины бунта. С утра на базарах разнеслось известие о том, как греки и армяне Никомедии колоколами встретили русских десантников. Как такие известия комментируются, как рождаются слухи о том, что подлые христиане-то и привели урусов в Измит и вот сейчас ведут их в Истанбул, как дервиши и просто наиболее озлобленные люди во главе небольших групп вооружаются, чем могут, а потом эти группы сливаются в одну озверевшую толпу, пьянеющую от крови, топчущую, убивающую, насилующую и грабящую иноверцев — нам легко представить себе по современным описаниям и телепоказам подобных бунтов в Джакарте, Тегеране, Куме, Кабуле, Могадишо, Сумгаите, Баку, Душанбе, Хевроне, Каире, Карачи… Да мало ли таких городов на свете?! Но слово опять нашему другу Фридриху, рассказывающему о стамбульских делах своим заокеанским читателям.

Английское командование вынуждено было переправить всех европейцев и все британские части, находившиеся в столице, на азиатскую сторону Босфора в Скутари. Надо воздать должное организации эвакуации, но также нельзя не заметить, что Джон Буль был верен себе и сначала к лодкам и паромам допускались исключительно подданные королевы, только после их спасения французам, австрийцам, пруссакам и прочим было позволено укрыть себя и свои семьи под защиту британских штыков. Что до туземных христиан, греков, армян и ассирийцев, то они остались на произвол народного бунта.

Оказавшись меж трех огней: Балканской армии Хрулева, азиатского корпуса, которым, как сообщают, командует князь Василин, и вооруженного мятежа в Константинополе — лорд Реглан принял давно напрашивавшееся решение об эвакуации всех британских войск в район второго из проливов, к Дарданеллам, где Галлиполийский полуостров представляет собой неприступную крепость с площадью, вполне достаточной для размещения любой армии, даже, скажем в шутку, русской. К настоящему времени эвакуация, как и вывод флота из Черного моря, закончились и британские части занимают Галлиполи, турецкие крепости на азиатском берегу Дарданелл и острова Мраморного моря в качестве передовой позиции. Нет сомнения, что если британские солдаты и матросы будут по-прежнему героически исправлять ошибки своих аристократически тупых генералов и адмиралов — для армии царя, совсем лишенной поддержки с моря, эти позиции будут еще более неприступными, чем оставленные в результате константинопольской революции чаталджийские позиции.

Судя по сообщениям корреспондентов “Таймс” и барона Рейтера султан Абдул Маджид наотрез отказался покинуть свой дворец и предпочел дожидаться там русских под охраной остатков своей гвардии. Можно предположить, что его представители ведут сейчас какие-то переговоры с парламентерами царя. Возможно, именно этим объясняется, что войска Хрулева не торопятся вступить в охваченную восстанием столицу Османской империи. Их авангард остановился в куротном местечке, известном под именем Сан-Стефано, куда под его защиту от истанбульских мятежников и шаек башибузукских дезертиров стекается христианское население Константинополя и Фракии.

В настоящее время взгляд всего мира привлечен к начавшейся, после долгого ожидания, войне в Северной Италии. Ультиматум императора Наполеона IV Австрии был отвергнут и теперь французы и сардинцы вторглись в австрийскую Ломбардию. Это, конечно, привлекает всеобщее внимание больше, чем Восточная война, но мы обещаем и далее держать американского читателя в курсе военных действий на Востоке и на Балтике.

Фридрих, по прозвищу друзей «Генерал», как это часто случалось, оказался прав. Первого августа по новому стилю представители султана Абдул Маджида подписали полную капитуляцию, четвертого августа русская армия вступила в город, разогнав остатки вооруженных горожан и примкнувших к мятежу аскеров, а восемнадцатого, по русскому счету, шестого августа, император Николай Павлович вместе с наследником Александром Николаевичем и своим специально прибывшим шурином, прусским королем Фридрихом-Вильгельмом принимал парад войск Балканской армии и измитских десантников на Ипподроме, рядом с мечетью Айя-София и старым султанским дворцом Топкапы. На Босфоре парадировали отсидевшиеся в Севастополе и пришедшие ныне к Стамбулу уцелевшие корабли Черноморского флота. Неудачливый реформатор Оттоманской империи был счастлив уже тем, что наблюдал за парадом из окна своего нового, выстроенного в подражание петербургским дворца Долмабахче, а не в свите петербургского властелина, отговорившись болезнью.

К-реальность окончательно вступила в свои права.

Продолжение