Выстрелы в Милюкова и Набокова были выстрелами в русскую демократию и либеральную Россию. Они прогремели на весь мир. Имя погибшего русского либерального политика не сходило со страниц газет…

За други своя.
Гибель Владимира Дмитриевича Набокова

К 150-летию со дня рождения

Генрих Иоффе

Белое движение началось и продолжалось под знаменем спасения и восстановления национальной России. На этом знамени не было монархического символа. Идеологи и лидеры белого движения понимали, что лозунг реставрации политически и морально скомпрометироавнной монархии после двух революций невозможен: поддержки не будет и провал неотвратим. Был выдвинут лозунг так называемого «непредрешения». В соответствии с ним, главной целью провозглашалась победа над большевиками, после чего созванное национальное собрание должно решить какой быть дебольшевизированной России. Но за этим лозунгом скрывалось немало приверженцев монархии — бывших царских офицеров, объединявшихся в группы и кружки. Они выявляли себя по мере того, как белое движение терпело поражение, а полностью раскрыли уже в эмиграции.

В конце мая 1921 г. в баварском курортном городке Рейхенгаль открылся Общемонархический съезд. Его проведению содействовали германские монархисты и националисты из так называемой «бригады Эрхарда» и псевдоэкономического общества «Aуфбау», сыгравшее в дальнейшем важную роль в становлении гитлеризма. Русские монархисты в долгу не остались. Некоторые из них действовали рука об руку с теми германскими правыми, которые и положили начало германскому фашизму.

Точку зрения большинства Рейхенгальского съезда выразил один из лидеров крайне правого крыла Государственной думы Н. Марков-Второй, известный, в частности, своей «отповедью» знаменитому адвокату Ф. Плевако. Отвечая в свое время на слова Плевако о том, что русскому народу «пора надеть тогу гражданина», Марков-Второй с думской трибуны тогда заявил:

— Не римская простыня нужна русскому народу, а теплый романовский полушубок.

Теперь, выступая на съезде, он добавил:

— Нужна еще тугая трехцветная опояска и хорошие ежёвые рукавицы.

Сьезд избрал Высший монархический совет (Марков-Второй, А. Ширинский–Шихматов, А. Масленников), политическая линия которого заключалась в требовании восстановления самодержавия. И в белоэмигрантской среде нашлось не так уж мало людей, готовых приступить «к делу», к террору. Своими врагами они считали не только большевиков, но всех, кто «раскачивал лодку» монархии и в конце концов опрокинул ее: либералов (кадетов и др.) и революционеров всех партий.

Среди кадетов в эиграции произошел раскол. Их левое крыло, возглавляемое П. Милюковым (он редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости») проповедывало так называемую «новую тактику», отрицавшую вооруженную борьбу с Советской властью и выступавшую за блок с право-социалистическими партиями. Во главе правого, более умеренноого крыла стояли В. Набоков и А. Каминка, издававшие в Берлине газету «Руль».

Милюков и Набоков были кадетскими звездами первой величины. О Набокове известно меньше, может быть и потому, что его заслонил своей известностью сын, знаменитый русский и американский писатель В.В. Набоков.

Владимир Дмитриевич Набоков родился в 1869 г. в семье министра юстиции Александра Второго. Его дед был мореплавателем, одним из первых исследователей Северного морского пути. Брат деда — герой Отечественной войны 1812 г. Уже в начале 20-го века Набоков — один из выдающихся юристов страны, профессор уголовного права, редатор популярного тогда журнала «Право», неутомимый борец за внедрение и расширение правосознания в российское общество. Будучи членом ЦК кадетской партии, он был избран депутатом в 1-ю Государтвенную думу. Афористическая фраза, ставшая едва ли не боевым лозунгом либеральной оппозиции: «Власть исполнительная да подчинится власти законодательной» -принадлежала ему.

После роспуска 1-й Думы Набоков без колебаний подписал «Выборгское воззвание» с призывом к гражданскому неповиновению властям. Вместе с другим известным юристом — А. Нольде он писал и редактировал манифест великого князя Михаила Романова о созыве Учредительного собрания. Став управляющим делами Временного правительства, он связывал с его деятельностью демократизацию страны.

Но уже к осени 1917 г. Набоков выступил за введение твердой власти, даже диктатуры во имя спасения России от надвигавшегося большевизма. На Государственном совещании в августе 1917 г. он говорил:

Вникая в основные причины бедствий, переживаемых страной, члены Государственной думы приходят к убеждению, что для борьбы с ними необходима единая власть, независимая, твердая и сильная как в центре, так и на местах. Нужно, чтобы власть эта стояла вне партий и вне классовах различий, осуществляя общие демократические начала, стремясь к установлению порядка, к восстановлению силы закона.

Как член комисси по подготовке Учредительного собрания Набоков был арестован большевиками, но освобожден как раз в день опубликования декрета, объявлявшего кадетов «врагами народа». Нелегально он добрался до Крым, а когда там сфорировалось правительство (1918 г.) Набоков занял в нем пост министра юстиции. Здесь он написл критическую историю Временного правительства, опубликованную в многотомнике «Архив русской революции. (том 1).

В 1919 г. Набоков эмигрировал. В Париже вместе с Милюковым издавал журнал «Новая Россия», отстаивая идеи либерализма. Когда же Милюков склонился к блоку с эсерами и меньшевиками, делая ставку на внутреннее перерождение большевизма, Набоков, не разделяя эту точку зрения, уехал в Берлин. Но его политические разногласия с Милюковым не означали разрыва их личных отношений. Они оставались политиками того лагеря, в котром приличие, уважение к оппоненту, его мнению были неприложными.

В конце марта 1922 г. Милюков приехал в Берлин. Утром 28 марта он должен был выступить с лекцией «Америка и восстановление России». Желавших послушать Милюкова было более чем достаточно. Билеты в зал Берлинской филармонии шли нарасхват По воспоминаниям русской журналистки А. Даманской, сидевшей в 7-м ряду зала, обстановка ничего тревожного не предвещала. Даманская смотрела на сцену, где выступал Милюков и находился Набоков и по-женски отметила «как великолепен, элегантен был в этот вечер Владимир Дмитриевич».

В 10 часов вечера лекция закончилась и Милюков направился к столу, за которым сидели и другие члены берлинской кадетской группы. Вдруг из 3— го ряда поднялся небольшого роста, лысый человек и стал стрелять. Далее предоставим слово очевидцам. Их свидетельства долго находились в Русском заграничном историческом архиве (РЗИА) в Праге, который после войны был передан в Москву, в ГА РФ.

Вот свидетельство доктора А. Аренса. Он писал Милюкову.

«Сидел я за Набоковым вместе с А.Н. Кулымановым — нашим товарищем председателя берлинской группы. Когда Вы окончили лекцию и попрощались со мной, я услышал выстрел и быстро схватил Вас за ноги и сюртук и крикнул: «Ложитесь скорей!», что Вы и исполнили. Вы лежали на полу, на спине, я встал на колени, успел положить Вам на голову один стул, а в то время, когда собирался положить и второй стул, мне что-то ударило в грудь.

Повернув и второй стул, я лег. Последовало еще несколько выстрелов: что делалось кругом, я не знаю. Я видел Вас и знал что Вы не ранены…

Когда вдруг все замолкло, я быстро встал, схватил Вас за ноги и потащил в лекторскую. Вы мне говорили: «Я не ранен». Я вам сказал: «Все равно». И дотянул до лекторской. Только тут я ощутил, что ранен. Тут же оказался и доктор Эльяшев, который тоже не знал, что ранен. В это время вбежал М. С. Маргулис справиться о Вашем состоянии и сказал: «А вот Набокову не повезло, он убит». Тут же внесли и бездыханное тело Набокова и положили на пол… Из этого Вы видите, что я не могу дать описание того, что случилось с Набоковым».

Не в состоянии были точно рассказать, что же произошло с Набоковым и другие свидетели — пострадавшие:

А. Кулыманов, доктор Л. Эльяшев, доктор А Рейхель и др. Пожалуй, наболее полную картину случившегося дал «Руль» в статье от 30 марта.

«В момент, когда раздался первый выстрел, Набоков вскочил со своего места и двинулся не в сторону выхода, куда направилась вся масса публики, а в обратную сторону, т.е. в проход, в котором стоял убийца, стремясь отвратить опасность, угрожавшую Милюкову. Стрелявший тем временем устремился в направлении, куда упал Милюков. Набоков таким образом оказался между убийцей и Милюковым, когда убийца с ним поравнялся Набоков схватил его за руку и пытался обезоружить. Завязалась борьба, и оба оказались на полу. В этот момент на эстраду вскочил второй преступник. Выхватив револьвер, он стал стрелять, стремясь освободить своего напарника. Точно установить, кем именно смертельно был ранен Набоков — первым преступником или вторым — было тогда невозможно.

Через несколько мгновений Набоков оказался лежащим навзничь на полу, а убийца вскочил на ноги, но был схвачен журналистами, сидевшими за столиком печати и бросившимися в проход другой стороны. Второй преступник, оставшийся на эстраде, крикнул несколько слов о том, что они отомстили за убийство русского государя, успел сбежать в зал и смешался в толпе».

Несмотря на панику, царившую в зале, оба террориста были схвачены. Одного из них взяли в вестибюле, стали избивать, едва не линчевали. Спасла его подоспевшая полиция.

Раненых оказалось 9 человек, погиб один Набоков. Пуля попала ему в спину и поразила сердце. Немецкий врач констатировал смерть…

Личности террористов установили быстро, да они, собственно, и ничего не скрывали, напротив вели себя с некоторым вызовом. Стрелявший в Милюкова представился Шабельским-Борком, но это был избранный им псевдоним. Настоящее его имя было П. Попов. Фамилию «Шабельский-Борк» он заимствовал у Елизаветы Шабельской (по мужу еще и Борк), которая на рубеже 19-20 вв. была известна не только в России, но и в некоторых зарубежных странах. В молодости она — певица, драматическая актриса, журналиска, писательница, антрепренерша, любовница выскопоставленных чиновников, финансовая аферистка и др. Но все эти ее «ипостаси», особенно журналистско-писательские, были пронизаны густым черносотенством и антисемитизмом. Она писала царю, что ей известны тайные каналы, по которым жидо –масоны проникают в Россию. Это безумство и привлекло П. Попова. Он объявил себя ее крестником.

С. Таборицкий был сыном статского советника. Он познакомился с Поповым (Шабельским-Борком) во время войны. Оба были офицерами и служили в Туземной ( «Дикой») дивизии. После революции перебрались на Украину, к гетману Скоропадскому, а затем в Германию, где сотрудничали в эмигрантских изданиях черносотенного толка. Полный злобы Таборицкий, не делал никаких различий между партиями. На улице, встретив А. Гучкова, он набросился на него с кулаками.

На следствии Шабельский-Борк показал, что они с Таборицким прибыли из Мюнхена в Берлин, чтобы убить Милюкова, якобы виновного в клевете на императрицу (имелась в виду думская речь Милюкова в ноябре 1916 г., в которой он говорил об измене в «верхах») и в гибели царской семьи: Милюков по их мнению сорвал отъезд Романовых в Англию.

Террористы утверждали на следствии, что их действия никем не направлялись, что решение убить Милюкова они приняли только по обоюдному сговору. Но русская эмигрантская общественность была убеждена в ином «Последние новости» писали, что есть много обстоятельств, указывающих на то, что:

«преступление… явилось результатом заранее обдуманного плана, проводимого в исполнение целой организацией».

Газета считала, что этой организацией является «марковская группа», а связующим человеком между ней и террористами был небезизвестный черносотенец Ф. Винберг, во время «корниловского путча», возглавлявший «Союз воинского долга», готовившийся арестовать Временное правительство и расправиться с членами ВЦИКа Советов. План покушения на Милюкова, по некоторым данным, был разработан на собрании группы монархистов полулегального «Союза верных», которое состоялось 10 марта.

«Марковская группа», конечно, отрицала свою причастность к убийству. Монархическая газета «Новое время» винила в трагедии «исключительно неуравновешенных людей — порождение революции». Насчет «неуравновешенных людей» газета была права. Судебная экспертиза показала, что как Шабельский-Борк, так и Таборицкий были наркоманами и перед приходом в филармонию приняли большую дозу наркотиков.

Суд над террористами состоялся в июле 1922 г. Шабельский-Борк был приговорен к 14 годам тюрьмы. Таборицкого как соучастника приговорили к меньшему сроку. В марте 1927 г. Шабельского-Борка освободили, учтя «его хорошее поведение» и в связи с бракосочетанием с некой поручившейся за него немецкой дамой. Немного позднее освободили и Таборицкого.

Белогвардейский генерал А. Лампе, бывший тогда представителем врангелевского РОВСа — Российского общевоинского союза — и оставивший огромный дневник, который хранится в ГА РФ, записал:

«Освобожден Шабельский… Освобожден почти в день смерти Винберга, который несомненно являлся инициатором и вдохновителем так бездарно выполненного покушения на Милюкова».

Эта запись, сделанная для себя — указание на тех, кто стоял за спинами Шабельского — Борка и Таборицкого, направляя убийц.

Выстрелы в Милюкова и Набокова были выстрелами в русскую демократию и либеральную Россию. Они прогремели на весь мир. Имя погибшего русского либерального политика не сходило со страниц газет. А Милюков, как рассказывали очевидцы, в молчаливой неподвижности долго сидел возле бездыханного тела Набокова…