Трудно отыскать на свете более красочную и трогательную картину природы, чем панорама американского индейского лета. Даже моя бабка Катя неохотно признавала, вздыхая, что смоленское бабье лето всё-таки уступает по буйной красоте лету индейскому.

Стою на полустаночке, в цветастом полушалочке…

Рассказ

Александр Левковский

«Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся,
Где ж вы, мои весенние года.
Где ж вы, мои весенние года…»
Михаил Анчаров

1

Мэрия Лас-Вегаса недавно построила для своей полиции роскошное здание в испанском колониальном стиле, и я, наконец, смог получить для себя просторный кабинет, где можно не давясь проводить совещания моих детективов — «моих ребят», как я их обычно называю. Есть в этом новом кабинете ещё одно дополнительное удобство — в соседней комнате располагается мой босс, подполковник Джэйн Флинн, и стоит ей стукнуть кулаком в стенку, как я немедленно встаю и иду к ней за получением инструкций, нагоняев и, изредка, похвал за хорошую работу.

В тот памятный вечер стук её кулачка в нашу общую стенку послышался в четверть девятого, когда я уже выключил компьютер и погасил свет.

Я подавил раздражение. Опять она зовёт меня после рабочего дня, когда я в мыслях уже дома! Неужели недостаточны те двенадцать часов, что я обычно провожу на работе? Я устал как пёс, голоден, хочу поскорее домой, хочу обнять мою Элис и сказать ей: «Доченька, пожалей своего папу — налей ему горячего борща, да поскорее!».

Покойная Кристи, моя супруга, которую на её родной Киевщине звали Христиной, научила нашу Элис варить вкуснейший украинский борщ, жарить толстые чесночные котлеты и солить отличные огурчики. И хотя моей Элис всего лишь шестнадцать лет, но она уже настолько поднаторела в поварском искусстве, что её свободно мог бы нанять любой ресторан в самых знаменитых лас-вегасских казино — в «Мираже», «Венецианце» или «Беладжио».

Но я, будучи майором полиции и начальником лас-вегасских детективов — и, следовательно, зная всю подноготную игорных домов, — категорически запретил своей единственной дочери даже приближаться к ним. Более того, несмотря на двадцатилетнюю службу в полиции Лас-Вегаса, я серьёзно подумываю о том, чтобы перевестись из жаркой Невады куда-нибудь в прохладную Миннесоту или Монтану, где нет десятков безвкусно размалёванных казино, лихорадочно стучащих игорных автоматов, распалённых от алчности игроков и легкодоступных женщин. Кстати, мы с Элис уже второй год планируем поездку в автофургоне в штат Монтана, где, по слухам, есть отличный кемпинг с экзотическим названием «Happiness in Motion».

Там, на тихом американском Севере, наверняка нужны опытные детективы, и там моя Элис спокойно окончит школу, будучи ограждена от развратного влияния игорного Лас-Вегаса…

* * *

… Когда я открыл дверь в кабинет Джэйн, то первое, что я услышал, был безудержный плач. И первое, что я увидел, была худенькая, трясущаяся от рыданий спина девочки-подростка, сидевшей напротив стола моей начальницы.

Джэйн стояла рядом, протягивая ей стакан. Девочка стала пить, всхлипывая, захлёбываясь и косясь на меня. Ей было, на мой опытный взгляд детектива, лет четырнадцать.

— Peter, — сказала Джэйн, — this is Anastasia. Her English is just terrible, and I have difficulties understanding her. Talk to her in your barbaric Russian. It looks like the girl got herself into an unpleasant situation. («Питер, это Анастасия. Её английский просто кошмарный, и я понимаю её с трудом. Поговори с ней на твоём варварском русском. Кажется, девочка попала в неприятную историю».)

Я пододвинул стул и оказался лицом к лицу с Анастасией.

— Настя, — спросил я, — сколько тебе лет?

Её ответ был неожиданным. Она вдруг рывком вздёрнула подбородок, зло сощурила заплаканные глаза и сказала вызывающе:

— А почему вы говорите мне «ты»! Я, к вашему сведению, чемпионка России по гимнастике. Я не привыкла, чтобы незнакомые люди мне тыкали!

Признаться, я растерялся. Американцы так не разговаривают в полиции. Я оглянулся на Джэйн.

— Питер, — сказала она, — в чём дело?

Я пожал плечами.

— Она хочет, чтобы с ней говорили вежливо.

Джэйн рассмеялась.

— Ишь ты, какая чувствительная леди! Скажи ей, что ты сейчас отведёшь её в свой кабинет, включишь видеокамеру и запишешь её жалобу в подробностях. И постарайся быть вежливым, как тебя учили когда-то в полицейской школе.

2

Когда я вернулся домой, было уже далеко за полночь. Элис, конечно, спит; мой заветный борщ мёрзнет в холодильнике; и надежд заснуть без снотворного у меня нет… Что за проклятая служба у меня! Вот симпатичная девочка из России по имени Настя наговорила мне кучу всевозможных ужасов — и я уже весь взвинчен и не могу думать ни о чём другом.

А, может, на меня так подействовал разговор с нею на родном русском языке. Хотя какой он мне родной? Так, знаете, передался мне случайно по наследству от бабушки с дедушкой. Моя бабка Катя, родом из-под Смоленска, в сорок втором году, когда ей ещё не исполнилось восемнадцать, была угнана немцами на работу в Германию, вкалывала там по десять часов в день на птицеферме, кормила кур вонючей размолотой килькой и питалась ежедневной похлёбкой из кормовой репы и свёклы. В сорок пятом, после разгрома Германии, она попала в американский лагерь для перемещённых лиц вблизи Бонна и там познакомилась с пленным русским парнем по имени Гриша Горин…

Их обвенчал немецкий пастор в полуразрушенном боннском костёле, и сразу же после венчания они сбежали из лагеря, так как их должны были вот-вот вернуть в Советский Союз, а возвращаться они не хотели.

В общем, мотались они вдвоём по растерзанной послевоенной Европе аж до сорок седьмого года, а потом устроились на американский пароход (Гриша — кочегаром, а Катя — поварихой) и высадились нелегально в Нью-Йорке. И после тысяч мытарств стали, наконец, законными американцами.

Бабка Катя принципиально разговаривала со своими пятью детьми и десятью внуками только по-русски. Английского она не признавала, относилась к нему снисходительно и говорила с полупрезрительной миной на лице:

— Что это за язык такой! Картавят и кудахчут, как мои немецкие куры, когда я кормила их килькой!.. То ли дело наш русский! — звучит как медный колокол!

И хвалила меня:

— Молодец, Петенька! Ты уже по-русски лучше деда Гриши говоришь!

Вот вам вкратце истоки моего знания русского языка, на котором я провёл кошмарную двухчасовую ночную беседу с девочкой Настей…

… Я не стал есть борщ, а вскипятил себе кофе, вынул из портфеля «пальчиковую» кассету с видеозаписью и вставил её в компьютер. Я снизил звук до минимума, чтобы не потревожить спящую Элис, и вгляделся в возникшее на экране распухшее от слёз лицо российской чемпионки Насти, которая не хочет, чтобы ей говорили «ты». Впрочем, наш разговор начался с того, что она сказала:

— Знаете что, можете мне тыкать, если хотите. Вам ведь лет пятьдесят — правда? — а мне только шестнадцать.

Значит, я ошибся — ей не четырнадцать, а шестнадцать.

Я рассмеялся.

— Настя, — говорю, — мне сорок два. Это у меня такая изматывающая работа, которая меня старит.

— Ой, извините! — воскликнула она и так, знаете, по-детски расширила глаза и закрыла ладошкой рот. Очень она была симпатичная — со своим вздёрнутым носиком, усыпанным веснушками, и тонкой длинной шейкой. — Спрашивайте, что вам надо, — я вам отвечу на все вопросы… Как мне вас звать?

Я на мгновение задумался. Как, на самом деле, должно звучать моё имя для русской девочки, плохо говорящей по-английски? Питер?.. Петя?.. Пётр?.. Как?

— Знаешь что, — говорю, — зови меня Пётр Тимофеевич.

— Ой, как хорошо! — воскликнула она. — У вас, оказывается, есть отчество! А то тут, в Америке, ни у кого отчества нет. Так непривычно…

… Я откинулся в кресле, отхлебнул кофе и, не отрывая глаз от экрана компьютера, стал следить за моей ночной беседой с гостьей из России.

— … Настя, — сказал я, — назови, пожалуйста, своё полное имя и расскажи, как ты попала в Лас-Вегас.

— Подождите немного, Пётр Тимофеич, дайте собраться с мыслями… Я ведь пришла в полицию не из-за себя, а из-за Нинки. Нинка — моя сестра, на год старше. Мы с ней обе -— гимнастки, чемпионки России. Может, слыхали? — сёстры Полянские, Анастасия и Нина. У нас на двоих — восемь медалей… Мы — детдомовские, папа-мама померли, и мы с Нинкой с четырёх лет жили в детдоме номер шесть в Малаховке, под Москвой. Вы были когда-нибудь в Малаховке?

— Я, Настенька, никогда в России не был.

— Даже в Москве?

— Даже в Москве, — подтвердил я.

Настя помолчала, вытирая мокрые от слёз глаза.

— Я за дуру Нинку переживаю, — прошептала она и покачала в отчаянии головой. — Ах, Нинка, Нинка, что ж ты наделала! — Она опять начала плакать, закрыла лицо руками и отвернулась от меня.

Я налил ей стакан апельсинового сока и протянул пачку салфеток.

— А как мы попали в Америку — это прямо кино! — сказал она, вытерев глаза и покрасневший носик. — Нас сюда заманил знаменитый цирк «Американский полёт».

Ах, вот оно что! Вот теперь я начал понимать, почему чемпионка Настя Полянская оказалась в Лас-Вегасе. В газетах и в Интернете писали, что этот прославленный цирк разыскивает и нанимает знаменитых спортсменов по всему свету для своих изумительных акробатических спектаклей.

— Мы только что вернулись в Москву с чемпионата Европы, — продолжала Настя, — и тут Нинка показывает мне объявление в «Независимой газете», где этот цирк обещает известным гимнастам и акробатам бешеные деньги и всемирную славу. На европейском чемпионате мы с Нинкой провалились, даже бронзы не взяли, и наше разозлившееся начальство из Комитета по спорту отменило нам стипендии. И остались мы без копейки… Нинка и говорит мне: мол, плевать нам на этих сраных начальников… Ой, извините, Пётр Тимофеич, это Нинкино слово -— «сраный», я таких слов не употребляю!.. В общем, Нинка говорит: мы, мол, поедем к американцам и заработаем тысячи зелёных долларов! Нинка всегда любила деньги больше всего на свете. Она вообще мечтает, чтобы у неё было много всяких вещей, роскошный дом, богатый муж… Она говорит: тебе, мол, дурёхе, ничего не надо! И дразнит меня этой песенкой — может, знаете? — «Девочка Настя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада…». Я говорю ей: мол, не хочу я ни в какую Америку, чего я там не видела… Мы с Нинкой очень разные люди. Я такая тихоня; если б у меня была мама, меня б называли «маменькина дочка», а Нинка — так прямо сорвиголова… Оторва, одним словом…

Настя вдруг наклонилась ко мне через стол, брезгливо сощурила глаза и понизила голос:

— У неё в позапрошлом году даже был бойфренд! Представляете? — в пятнадцать лет — бойфренд! Я говорю ей — ты, говорю, ненормальная! А она мне в ответ: «Ты дура и ничего не понимаешь в сладости жизни».

Настя откинулась на спинку стула и повторила с издёвкой:

— «В сладости жизни»! Знаю я эти сладости! — нам о них тысячу раз говорила воспитательница в детдоме… От них дети рождаются, от этих сладостей!.. Пётр Тимофеич, а у вас есть дети?

— Есть. Дочка.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать, как и тебе. Через пару дней будет семнадцать.

— У неё есть бойфренд?

— Не знаю, — пробормотал я. — Надеюсь, что нет.

— Как её зовут?

— Элис. По-русски — Алиса…

… Она стала пить сок, а я глядел на неё и вспоминал, как мы с женой собирались родить для Элис брата или сестру. Собирались, но не успели — в позапрошлом году полупьяный мексиканец врезал свой грузовик в «Тойоту» моей супруги — и мы с Элис осиротели. Я бросил взгляд на Настеньку, и меня вдруг резанула по сердцу мысль, что передо мной сидит та самая не родившаяся на свет девочка, которую мы с женой хотели бы видеть сестрою Элис…

…— Настя, — говорю, — продолжай.

— Ну, Нинка меня быстро уговорила, мы связались с представителем этого цирка в Москве, получили деньги на билеты до Лас-Вегаса, с пересадкой в Филадельфии, и по двести долларов на мелкие расходы — и через два месяца высадились в аэропорту Мак-Карран. Нас поселили тут же, рядом с аэропортом, в задрипанном мотеле, в комнате, где, кроме нас, жили ещё четыре девчонки-гимнастки, которых цирк нанял в Бразилии, Польше и Румынии…

— Вас начали тренировать?

— На следующий же день. Нас повезли в отель «Беладжио», где в огромном концертном зале находится этот цирк, подняли на тросах высоко вверх под самый потолок, надели на нас широкие кожаные ремни, прикреплённые к тросам, и приказали прыгать вниз, как прыгают парашютисты. Это очень страшно, Пётр Тимофеич, это так кошмарно!.. Ты летишь вниз, сердце у тебя замирает от ужасной мысли, что ты вот-вот врежешься в пол сцены — и в двух-трёх метрах от пола тебя рывком стального троса поднимают, и ты взмываешь обратно под купол цирка, вся в поту от страха, вся взмыленная, как скаковая лошадь… Вот так тебя гоняют на тренировках утром по четыре часа — и не только в прыжках, но и в других страшных номерах! -— а вечером — представление в цирке. И выходной — раз в две недели.

— Настенька, но ты ведь не из-за этого пришла в полицию, правда?

— Нет, конечно, не из-за этого! Я пришла из-за Нинки.

Она опять замолчала, закрыв глаза и качая в отчаянии головой.

— Вы должны понять одну вещь, Пётр Тимофеич, — промолвила она наконец, — вы должны представить себе, что я с самого раннего детства чувствую, что Нинка и я — это один и тот же человек! И дело тут не только в том, что мы похожи друг на друга! Ну, мне трудно объяснить это, но когда Нинка делает какую-нибудь глупость, я вот прямо чувствую, что эту глупость сделала я — именно я, а не она! И меня буквально охватывает бешенство… И когда она рассказывает что-нибудь смешное — а у неё очень хорошее чувство юмора, — я чувствую гордость, будто этот анекдот рассказываю я, а она тут ни при чём!

Она помолчала и дпбавила тихим голосом — почти прошептала:

— Пётр Тимофеич, ведь она у меня одна… Никого у меня нет на свете, кроме неё…

Ах, не могу я передать, с какой безнадёжной тоской и нежной любовью произнесла она эти слова: » Никого у меня нет на свете, кроме неё…».

После минуты тягостного молчания я спросил:

— Настенька, так что такое случилось с Ниной, и почему ты пришла в полицию?

— Что случилось с Нинкой… — повторила она врастяжечку и как бы в раздумье. — Случилось вот что… Пётр Тимофеич, вы знаете такое имя — Полищук Леонид?..

… Мне не надо было чрезмерно напрягаться, чтобы припомнить это имя. В прошлом году мои детективы потратили немало времени, расследуя деятельность этого типа, прибывшего в Лас-Вегас из долины Сан-Фернандо под Лос-Анджелесом, где находится мировой центр кинопорнографии, и открывшего компанию под названием «Интим-фильм». Эта фирма по производству кинопорнухи приобрела просторный старый мотель в западной части города и переоборудовала его в киностудию. Мои ребята забрались ночью на чердак этой студии и вставили крошечные видеокамеры в потолочные люки кондиционеров во всех помещениях. Видеокамеры были новейшего типа, с дистанционным управлением, и мы с моим боссом, подполковником Джэйн Флинн, могли в любое время дня, включив компьютер, полюбоваться на всевозможные оргии, совокупления всех видов, гомосексуальные и лесбийские эпизоды, которые разыгрывались в студии «Интим-фильм», президентом и главным режиссёром которой был Леонид Аркадьевич Полищук.

— Джэйн, — поддразнивал я её через пару дней после первого просмотра, — твоя сексуальная жизнь, небось, качественно улучшилась в результате ознакомления с кинотворчеством мистера Полищука — верно?

— Питер, — отвечала моя сорокалетняя начальница, — go to hell… (что в переводе соответствует русскому «иди ты к чёрту!»). Мне не до сексуальной жизни. Меня интересуют два вопроса: употребляют ли участники этих съёмок наркотики перед съёмками, как это часто делают в производстве порнухи, и нет ли среди «артистов» малолеток до восемнадцати лет?..

— … Погоди, Настя, — сказал я, — У меня на компьютере есть его фото.

Я быстро отыскал файл этого типа и повернул экран компьютера к Насте.

— Это он, — прошептала она, глядя на снимок красивого улыбающегося брюнета средних лет, с холёным лицом и копной густых вьющихся волос. — Вот так он и лыбился две недели тому назад, когда подошёл к нам в кафетерии отеля, присел за наш столик и сказал: девочки, я знаю, что вы — циркачки, давайте познакомимся, меня зовут Леонидом, я — кинорежиссёр. А вас как звать?.. Я промолчала, а Нинка, когда услыхала слово «кинорежиссёр», вся прямо вспыхнула от восторга. Ей уже, видно, казалось, что она — кинозвезда! Меня, говорит, зовут Ниной, а это моя сестра Настя… А вы, говорит, работаете в Голливуде? Нет, говорит этот подозрительный тип, не в Голливуде, а здесь, в Лас-Вегасе. И протягивает нам свою визитную карточку, на которой напечатано — Леонид Аркадьевич Полищук. Позвоните, говорит, по этому телефону или приезжайте по этому адресу — улица Игнасио 15, мы вам устроим просмотр для интимных киносъёмок. У вас, говорит, такой тип лица и фигуры, который нам нужен. Поднялся, помахал нам ручкой и отвалил…

— И что случилось потом? — спросил я.

— А потом Нинка исчезла…

— То есть как исчезла?!

— А вот так!.. Совсем пропала… Когда мы вернулись домой после встречи с Полищуком, я закатила ей скандал. Я кричала, чтоб она ни в коем случае не ехала на этот просмотр, что этот тип не внушает мне доверия, что он наверняка хочет использовать нас для порнографических сцен, которые он называет для маскировки «интимными съёмками»… Она как будто согласилась. А на прошлой неделе вечером вышла из дому, чтобы купить кока-колу — и не вернулась…

Настя тихо заплакала, вытирая слёзы ладошками обеих рук и качая в отчаянии головой…

… Позади меня послышался шорох. Я оглянулся. Элис в ночной пижаме стояла в раме дверей, держась за притолоку и щуря заспанные глаза.

— Папа, кто это плачет? — хриплым со сна голосом произнесла она, показывая на экран.

— Это девочка Настя из России.

Элис подошла ближе к экрану и, нагнувшись, вгляделась в лицо Настеньки.

— Красивая, — промолвила она.

— Несчастная, — поправил я.

* * *

Мы с Элис шли по длинному извилистому коридору, тянувшемуся за кулисами цирка. Слева, вдоль нашего пути, висели матерчатые декорации, а справа возвышалась кирпичная стена с пожарными ящиками и электрическим оборудованием.

Вечернее представление только что закончилось, и я должен был встретиться с Настей, как и было договорено, у пожарного поста номер три.

Её на месте не было. Я прислонился к стенке и закурил в ожидании.

— Daddy, — сказала Элис, — it was just wonderful! I’ve never ever imagined that such an unbelievable performance could be possible at all! («Папа, это было просто великолепно! Я никогда не представляла себе, что такой невероятный спектакль вообще возможен!»)

Элис в минуты волнения всегда изъясняется по-английски — всё же русский для неё, как и для меня, не совсем родной язык, и на английском ей легче выразить крайние эмоции.

Я тоже не мог себе представить ничего подобного, пока не увидел это своими глазами. Я припомнил всю изумительную двухчасовую цирковую фантасмагорию с летающими под куполом артистами, появлением и исчезновением бурлящих бассейнов на сцене, прыжками спортсменов в воду с огромной высоты — и ослепительные траектории их пролётов по сцене в огненных вращающихся колесницах… И «парашютный» прыжок Насти из-под купола вниз, буквально захватывающий дух.

И вот я вижу её, она уже спешит к нам, тоненькая как тростиночка, вся раскрасневшаяся, вспотевшая — красавица-девочка Настя!

— Пётр Тимофеич! — воскликнула она. — Это ваша дочь? — И, не дожидаясь ответа, протянула Элис руку. И тут же повернулась ко мне.

— Пётр Тимофеич, что слышно о Нинке?

Я молча развёл руками. В мои планы не входило сообщать несчастной девочке, что по нашим сведениям (то есть, по последним видеокадрам), её сестра полностью освоилась в обстановке эротических сцен и с видимым энтузиазмом участвует в съёмках полнометражного порнофильма «Highway erotica» («Шоссейная эротика»).

Элис приобняла Настю и сказала, как мы и условились с ней заранее:

— Настенька, давай поедем к нам, поужинаем и поговорим… Завтра у меня день рождения — мне исполняется семнадцать! — и ты приглашена.

* * *

Вот когда, наконец, я дорвался до фирменного блюда моей Элис — до потрясающе вкусного украинского борща! И Настя уплетала его за обе щёки, похваливая время от времени.

Я ел и посматривал на сверкающие серёжки в ушах Настеньки. Вчера мои ребята вдели эти серьги с миниатюрными микрофонами в её уши. Я не исключал возможности, что Леонид Полищук может узнать о посещении Настей полиции и захочет сказать ей пару тёплых слов. И эти угрожающие слова должны быть зафиксированы как необходимое доказательство для суда.

— Настя, мои ребята видели, как ты сегодня разговаривала с Полищуком, — сказал я. — А ну-ка, сними серёжки.

Настя стала отщёлкивать серьги, а Элис так и застыла с ложкой возле рта, широко раскрыв глаза от изумления.

— Папа, — промолвила она, — там что — микрофоны?!

Я молча кивнул, забрал у Настеньки серёжки и говорю:

— Как прошла эта ваша встреча?

Настя отложила ложку в сторону и говорит:

— Он поймал меня за кулисами перед представлением, прижал к стенке и так тихо-тихо сказал мне на ухо одну единственную фразу: «Если ты ещё раз пойдёшь в полицию, — тебе не жить, поняла?». И дыхнул мне в лицо. Морда у него классная, но изо рта несёт каким-то противным запахом… И быстро смылся.

— Произнёс на ухо, говоришь? — засмеялся я. — То есть, прямо в нашу серёжку. Значит, звук будет отличным. Не беспокойся — ты под надёжной охраной.

— Мне не нужна охрана…

— Почему? — удивился я.

Но мне тут же пришлось удивиться — нет, не удивиться, а изумиться! — ещё более.

— Пётр Тимофеич, у меня есть пистолет, — сказала Настя.

— Пистолет?! — в восторге воскликнула Элис и захлопала в ладоши.

Я отодвинул тарелку. Борщ Элис уже не казался мне таким вкусным.

— Где ты взяла пистолет?

— Купила.

— Где?

— В оружейном магазине «Nevada Rifle» на улице Рохас. Директор цирка посоветовал всем артистам купить оружие для самозащиты. «Здесь дикий Запад», — сказал он нам.

Я мысленно выругался — разумеется, по-русски, так как англоязычный мат слишком слаб для меня. Я, конечно, знал, что по идиотским законам штата Невада любой человек, которому исполнилось шестнадцать, может получить водительские права и свободно купить револьвер в любом из сорока оружейных магазинов. Препятствием для покупки может служить только так называемый criminal record, то есть факт преступления в биографии.

— Пётр Тимофеич, а что будет с Нинкой?

— Ещё день-два, и мы закроем эту шарашку, арестуем нашего друга Леонида Аркадьевича с противным запахом изо рта и вернём тебе твою беспутную сестрицу. Потерпи… Идите, девочки, спать. Завтра день рождения Элис, будет куча народу, и вам надо выспаться… И у Насти завтра вечером выступление в цирке. Настенька, ты где хранишь свой пистолет?

— В надёжном месте, — уклончиво ответила Настя.

Она вдруг привстала, наклонилась ко мне и поцеловала меня в щёку.

3

Управление полиции города Лас-Вегас, штат Невада
Начальник следственного департамента
Майор полиции Питер Горин

Начальнику Управления полиции
Подполковнику Джэйн Флинн
27 июня 2017 года

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

1. Настоящим докладываю обстоятельства, связанные с расследованием деятельности компании «Интим-фильм» и её президента, Леонида Полищука.
2. Компания «Интим-фильм» была основана в апреле сего года вышеупомянутым Леонидом Полищуком с целью, как было указано в его петиции мэрии Лас-Вегаса, «организации и производства высококачественных видеоматериалов широкого профиля».
3. По Вашему указанию деятельность этой компании была поставлена под негласный надзор по подозрению в намерении производства порнографических материалов с привлечением лиц несовершеннолетнего возраста и возможного употребления наркотиков.
4. Основаниями для такого решения были полученная нами информация от Федерального Бюро Расследований о деятельности Полищука в Москве до выезда в Соединённые Штаты, а также его работа в фирмах, производящих порнографические материалы в пригородах Лос-Анджелеса, расположенных в долине Сан-Фернандо.
5. Было установлено, что Леонид Полищук, 45 лет, неженатый, гражданин Российский Федерации, получил в своё время образование на операторском факультете Всесоюзного Института Кинематографии (ВГИК) в Москве и работал ассистентом оператора, а впоследствии и оператором, на Московской Студии Документальных Фильмов. В 2008 году Полищук был нанят американской компанией VNS (штаб-квартира которой находится в Сан-Фернандо) для съёмок сексуального материала в Москве. Для этой цели Полищук был снабжён новейшей американской видеоаппаратурой, деньгами и подробными инструкциями по нахождению и привлечению участников съёмок из числа граждан России.
6. Со своим заданием Леонид Полищук справился отлично. Им было снято три полнометражных и не менее двенадцати короткометражных порнофильмов, как в категории soft porn, так и в категории hard porn. Его фильмы были неоднократно отмечены на Международном Фестивале Эротических Фильмов в Барселоне (Испания) и на Международном Фестивале Эротизма в Брюсселе (Бельгия). Тут следует отметить два обстоятельства: первое — Полищук работал не только сценаристом и режиссёром этих фильмов, но и принимал активное участие в порносценах в качестве актёра; и второе — российскими властями были замечены попытки привлечения Полищуком лиц несовершеннолетнего возраста для участия в эротических фильмах. В этой связи в Прокуратуре Москвы было открыто уголовное следствие.
7. По недосмотру работников Консульства США в Москве, не проверивших обстоятельства этого расследования, Леониду Полищуку была выдана виза на въезд в Соединённые Штаты сроком на пять лет.
8. Американская компания «Интим-фильм», президентом которой стал Леонид Полищук, привлекла к участию в эротических фильмах не менее двадцати человек. Как Вы и опасались, этот контингент включал несколько девушек и юношей в возрасте до восемнадцати лет.
9. Одной из этих девушек была семнадцатилетняя Нина Полянская, артистка лас-вегасского цирка «Американский полёт», бывшая спортсменка из России. Леонид Полищук лично пригласил Нину Полянскую и её сестру Анастасию для постоянной работы в его компании. Нина согласилась, а её сестра категорически отказалась.
10. 20-го июня сего года в полицию Лас-Вегаса поступило заявление Анастасии Полянской об исчезновении её сестры Нины. Немедленным расследованием было обнаружено, что Леонид Полищук поселил Нину в дорогом отеле, оплачивает все её расходы и находится с ней в интимной связи. Это, однако, не мешает ему включать её в качестве актрисы в весьма откровенные сексуальные сцены с другими партнёрами, как и было неоднократно засвидетельствовано нашим видеонаблюдением.
11. Мы с моей дочерью Элис приняли близко к сердцу судьбу Анастасии, очень обаятельной личности, шестнадцатилетней сироты из России. 23-го июня она была приглашена моей дочерью на празднование дня рождения, которое состоялось на следующий день на лужайке моего дома, в присутствии двух десятков соучеников Элис и её подруг. Празднество было заснято Элис на видеокассету.
12. После окончания именин, в 3 часа пополудни, когда гости разъехались, а я отдыхал в своей спальне, Элис предложила Анастасии посмотреть только что заснятый видеоматериал. Они отправились в мой кабинет, и Элис включила компьютер, не заметив, что в компьютере уже находится «пальчиковая» видеокассета. Это была кассета полицейского наблюдения за деятельностью Полищука, которую я, по моему непростительному недосмотру, оставил в компьютере. Когда Элис включила компьютер, случилось непоправимое: Анастасия увидела интимные сцены, в которых принимали откровенное участие Леонид Полищук и её сестра Нина. По свидетельству Элис, Анастасия пришла в необычайное возбуждение, начала безудержно рыдать, метаться по комнате и звать меня. Мы пытались успокоить её, но это были тщетные усилия. В 4 часа пополудни, всё ещё страшно возбуждённая, Анастасия попросила меня вызвать такси для поездки в цирк. Я предложил подвезти её, но она категорически отказалась. В десять минут пятого Анастасия уехала в цирк, где ей предстояло вечернее выступление.
13. По свидетельству владельца такси Хозе Николаса Лопеса, Анастасия дала ему указание ехать на улицу Игнасио 15. Это был адрес киностудии «Интим-фильм». Анастасия расплатилась с таксистом и вошла в здание студии. Охрана приняла её за одну из артисток, занятых в съёмках, и пропустила внутрь. В результате показаний арестованного впоследствии Полищука и нашего последующего расследования, было установлено, что Анастасия буквально ворвалась в кабинет президента фирмы, выхватила пистолет и попыталась произвести выстрел, направленный на хозяина кабинета. Пистолет, однако, не сработал. Полищук заявил на следствии, что Анастасия нажала курок пистолета дважды, но выстрелов не последовало. Тогда она, крича нечто бессвязное, швырнула пистолет в Полищука и выбежала из кабинета.
14. В 5 часов пополудни Анастасия прибыла в цирк, загримировалась, переоделась и полностью подготовилась для выступления. В 6 часов, когда спектакль начался, она была поднята под купол цирка для совершения своего коронного номера — прыжка вниз. По свидетельству зрителей, Анастасия, отстегнув так называемые «карабинные замки» на тросах безопасности, шагнула к краю помоста, раскинула руки, крикнула «Прощайте!», ринулась с многофутовой высоты вниз и разбилась от удара о сцену. Смерть наступила мгновенно.
15. Анастасия Полянская была похоронена на следующий день на православном кладбище около церкви Св. Димитрия, где обычно хоронят выходцев из России, Украины, Сербии и Болгарии. Её сестра Нина в тот же вечер вылетела из аэропорта Мак-Карран в Нью-Йорк и сейчас разыскивается агентами ФБР как потенциальный свидетель. Леонид Полищук был арестован по обвинению в найме несовершеннолетних лиц для участия в порнографических фильмах.
16. Я готов понести наказание за непростительное нарушение правил обращения со следственным видеоматериалом. Прошу, однако, принять во внимание двадцать лет моей безупречной работы в полиции штата Невада. Прошу считать эту служебную записку моим заявлением об увольнении из рядов полиции города Лас-Вегас.

(Подпись) Майор полиции Питер Горин.

4

Трудно отыскать на свете более красочную и трогательную картину природы, чем панорама американского индейского лета. Даже моя бабка Катя неохотно признавала, вздыхая, что смоленское бабье лето всё-таки уступает по буйной красоте лету индейскому.

Перейдя границу штата Монтана, наш автофургон покинул дорогу номер 178 и вскоре въехал на территорию обширного кемпинга с завлекающим названием «Happiness in Motion» («Счастье в движении»). Мы с Элис быстренько подключились к газу, воде и электричеству, переоделись и отправились к озеру, на берегу которого гремела музыка и вовсю работал бар с коктейлями на все вкусы. Мы, однако, не стали вкушать джин с тоником или Кровавую Мэри в баре, а тихонько обошли веселящуюся толпу и уселись в кустах на берегу.

Вот и исполнилась наша с Элис мечта побывать в прохладных широтах американского Севера. Времени у нас сколько угодно -— ведь я уволился из полиции Лас-Вегаса и пока ещё не приступил к моей новой работе в полиции штата Монтана. Элис после смерти Настеньки стала необычайно тихой, да и мне сейчас было не до веселья, коктейлей и танцев под оглушающую музыку. Бессмысленная гибель прекрасной девочки Насти больно ударила меня, и впервые моя сорокадвухлетняя жизнь показалась мне лишённой всякого смысла.

Глядя на буйное разноцветье приозёрной рощи, Элис тихо говорила:

— Я никак не могу забыть, как Настенька рассказывала мне об её отъезде из России в Америку. Мы, говорит, стоим с Нинкой на платформе станции Малаховка в мокрый ветреный день. Низко висят тучи, хлещет мелкий злой дождичек, и скорые поезда проносятся мимо, обдавая нас брызгами. Было холодно, и мы с Нинкой кутались в тёплые платки. Стою я и думаю — куда я еду? Зачем я еду? Что меня ждёт?.. А в голове, говорит, у меня крутится, не переставая:

«Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся,
Где ж вы, мои весенние года.
Где ж вы, мои весенние года…

Что было — не забудется,
Что будет -то и сбудется,
Да и весна уж минула давно.
Так как же это вышло-то,
Что всё шелками вышито
Судьбы моей простое полотно.
Судьбы моей простое полотно…»