Элла Грайфер: Глядя с Востока. 15. Нормализация

Loading



Элла Грайфер

Глядя с Востока

 

15. Нормализация

Прежде, чем объединяться, и для того,

чтобы объединиться, мы должны сначала

решительно и определенно размежеваться.

В.И. Ленин

Вековая мечта еврея, доказать мировой общественности, что он не верблюд, является, бесспорно, ровесницей ожидания Мессии и вместе с ним вступила недавно в третье тысячелетие. Интенсивность ее колебалась в зависимости от обстановки и достигала максимума во времена предпогромные, но шансы на воплощение, как прекрасно показал Жаботинский, равнялись неизменно нулю. Сам Жаботинский и иже с ним надеялись, правда, что ситуацию изменит создание еврейского государства, но их надежды не оправдались.

Так, может, уже перестать биться головой об стенку и направить ресурсы и усилия на достижение целей более конструктивных? Против такого предложения имеются два основных возражения:

1. В исходном моменте человек разумен и добр. Хотя вековые предрассудки и заслоняют от него истину, но, в конце концов, не может он в себе подобном не разглядеть брата и не отвергнуть мерзкую клевету. Поглядите хотя бы, на успехи политкорректности и на цвет кожи американского президента.

2. Нам, при наших масштабах и ресурсах, выбирать не приходится, за союзников надо бороться, а кто же при такой репутации в союзники нас возьмет?

Ответ на первое возражение содержится, в основном, в вышеприведенной статье Жаботинского, но по нынешним временам неполный, поскольку к моменту ее написания политкорректность исторической победы еще не одержала – придется нам рассмотреть ее повнимательней.

Распространенное заблуждение – считать политкорректность вариацией на тему «все люди рождаются свободными и равными в правах», потому что устранения дискриминации как таковой она вовсе не предусматривает, а предусматривает она т. н. «позитивную дискриминацию». Вчера тебя за цвет кожи на работу не брали, сегодня – за него же с руками оторвут, а насколько ты для этой работы пригоден, как будешь ее выполнять, никого не интересует ни вчера, ни сегодня.

В Германии в сороковых какого-нибудь Бубиса в газовую камеру запросто могли бы отправить, в шестидесятых его провозглашают «совестью нации», а как у него там на самом деле с совестью и прочими добродетелями – об этом как не спрашивал, так и не спрашивает никто.

Вчера в любом конфликте с западной цивилизацией, по умолчанию, «дикий туземец» был виноват, сегодня мистер Голдстоун в своем отчете честно пишет, что в обвинениях, возводимых на Израиль «не претендует на достижение уровня доказательности, требуемого в уголовных судах» – интуитивно ясно, что араб, по определению, всегда прав, так какая, собственно, разница, что там на самом деле было?.

Чтобы понять, что за фрукт Барак Обама, достаточно (хотя бы на портрете!) в глаза ему посмотреть, да не туда смотрит народ смотрит только на цвет его физиономии.

А результат? Результат известен: на запах халявы всегда и везде резво сбегаются дрянные людишки, порядочный человек любого цвета и нации без привычки и не подсуетится, с такого дела купон состричь. И потому в руководстве еврейских общин Германии сидят беспринципные хапуги (к тому же и нееврейского вовсе происхождения!), мусульман Европы представляют в официальных инстанциях шантажисты и наглецы, от Израиля требуют самоубийства, а демагог-авантюрист оказался во главе Америки.

Предрассудки таким способом не уничтожить, скорее уж наоборот, поскольку официальной вывеской меньшинств в глазах большинства оказывается то самое, что всегда сверху плавает. Меняется только вербальное оформление: «сионист», например, вместо «жида». Неудивительно, что на самом пике политкорректности беспрепятственно поднимается новая волна антисемитизма – одно другому не помеха.

Второе возражение – куда серьезнее. О том, что союзники позарез нам нужны, двух мнений быть не может. Но стоит ли предполагать по умолчанию, что, не преодолев предрассудков, союзников не добыть? Тут ведь «две большие разницы» – это друзей выбирают по любви, а союзников – по расчету. И бросают их не за нравственное несовершенство, наоборот – в нравственном несовершенстве обвиняют, поскольку бросить намериваются.

Когда, к примеру, Чехословакию, глазом не моргнув, сперва Гитлеру, потом Сталину на растерзание отдавали, неужто вправду проникся мистер Чемберлен сочувствием к страданиям немцев в Судетах, а мистер Черчилль до Фултона понятия не имел, что скрывается за красивым термином «народная демократия»? Вчера еще эти принципиальные гуманисты со Сталиным обнимались, а нынче Бушем брезгуют… Так, может, все-таки, не потому пропалестинская пропаганда такой головокружительный успех имеет, что работает квалифицированно, а потому, что за ней явственно просматриваются Саудовские миллионы?

Стоит ли сегодня британцев убеждать, что израильская армия НА САМОМ ДЕЛЕ массовых убийств не производила? Гораздо эффективнее было бы убедить, что им в это выгодно не верить, даже если бы производила в действительности. Возможно ли британцам такое доказать, если да – то как именно, им ли доказывать или лучше кому-нибудь другому – вопросы исключительно важные, но не на нашу тему. Наш вопрос попроще: почему столько вовсе неглупых евреев с постоянством, достойным лучшего применения, снова наступают на те же грабли? Многовековой опыт свидетельствует: доказать «им», что «мы хорошие» глухая безнадега, а прагматические цели, которых рассчитывали достичь посредством такого доказательства, гораздо проще другим путем достигаются… поскольку достижимы вообще.

Отмотаем фильм на полтора столетия назад. Моисей Мендельсон поднимает знамя ассимиляции: «Будем евреями дома и немцами на улице», его дети принимают крещение. Цель понятна: преодолеть неприязнь, вызванную ксенофобией, просигналить: «Мы с вами одной крови». Мендельсон не учел, что ксенофобия – отнюдь не центральный компонент антисемитизма, так что предлагаемый путь, естественно, завел в тупик. Реакцией на этот тупик был сионизм: будем немцами (ну, пускай шире – европейцами) на улице, но… на своей. Пусть будут немцы немцами в Германии, русские – русскими в России, а мы себе будем в Израиле… тем, чем не дали нам стать ни в Германии, ни в России, тогда ОНИ ужо признают наше право на это!

Вот тут-то и зарыто то самое домашнее животное! По мысли отцов-основателей сионизм был вовсе не отрицанием ассимиляции, а наоборот ее победоносным завершением: наконец-то у нас своя страна имеется, мы – такие же, как и вы! Расчет не оправдался. Отчасти по той же самой причине, что у Моисея Мендельсона ксенофобия в антисемитизме не главное – отчасти же и потому, что внутри сообщества (все равно, какого) и в отношениях между разными сообществами действуют разные правила игры.

Вряд ли кто-нибудь усомнится, что культурная традиция, стереотип поведения хорватов немцам ближе, чем оные же сербов, а сербов, в свою очередь, ближе, чем албанцев. Тем не менее, пока сербы хорватов били, из Германии раздавалось только жалобное мяуканье, а вот стоило албанцев задеть… Не только бомбы – такие помои, ушаты самой беспардонной клеветы на Сербию полились – хоть святых выноси! А почему? А потому что германское начальство такую политику сочло соответствующей интересам Германии (не будем сейчас обсуждать, ошиблось оно или нет).

Соответствие образа жизни еврея в диаспоре стандартам «почвенной нации» может, хотя бы местами и временами, повлиять на его общественный статус, но соответствие израильских нравов европейским (даже если бы имело место на самом деле) в (не)расположении европейцев к Израилю не изменит ничего никогда, и безо всякого даже антисемитизма. В отношениях между государствами действует от века то правило, которого… придерживались наши предки в ДОАССИМИЛЯЦИОННЫЕ времена: вот тут – они, а тут – мы. Многовековой опыт свидетельствует: самая успешная стратегия взаимодействия с ними – не слияние, а вот именно однозначное и недвусмысленное размежевание.

Герцог Карл-Александр и еврей Йозеф Зюсс, вероятно, очень бы удивились, если бы их назвали друзьями. Какая тут может быть дружба? Бизнес – ничего личного. И не затем приглашали польские магнаты евреев в свои владения, чтоб сделать их похожими на себя – в заносчивых тунеядцах там, слава Богу, недостатка не ощущалось евреев звали именно потому, что не были они такими. Отношения были договорными, основанными не на взаимной симпатии, а на взаимной выгоде.

К чести израильских правителей – все равно, аводы или ликуда – на практике они всегда придерживались этих принципов, чего, к сожалению, не скажешь об общественном мнении. Оно давно и безуспешно ищет по градам и весям коллективного партнера, свободного от антисемитизма, не замечая, что есть (даже в современной Европе, хоть и не мейнстриме) люди и коллективы, при всех своих предрассудках готовые к сотрудничеству с нами. Разумеется, речь идет не о любви до гроба, а всего лишь о вполне определенных интересах… вот тут бы момент и не упустить!

Всяческие Шаломахшавы, Бецелемы и Женевские Инициативы живут не только на европейские деньги, но и на неограниченный моральный кредит, которым пользуется столичная Европа в нашей зачуханной азиатской провинции: Ах, помилуйте, да что же станет говорить какая-нибудь лондонская или парижская княгиня Марья Алексеевна! Мы же призваны, обязаны, должны всенепременно убедить ее, что умеем себя вести, а то ведь и на порог не пустит! И как же нам, несчастным, жить после этого?..

В свое время Бен-Гурион не без оснований утверждал, что не будет у нас нормального общества, покуда не заведем своих уголовников и проституток. Опыт показывает, что это хоть и необходимо, но недостаточно. Нормальная реакция на опасности окружающего мира описана, опять же, Жаботинским:

На одном из базаров, где было много народу, мне бросился в глаза старый еврей, в пейсах и долгополом кафтане. Он пробирался среди толпы осторожно, и по лицу его чувствовалось, что он понимает опасность и боится. Но мне при взгляде на него пришло в голову, что он хоть и боится, а не делает и не может сделать попытки затушевать свои еврейские признаки. Он знает, что внешность его бросается и глаза и привлекает внимание враждебной толпы, но ему даже не могло прийти в голову, что следовало бы не казаться евреем. Он от малых лет сроднился с мыслью, что он – еврей и должен быть евреем, и теперь не мог бы даже вообразить, как это он да станет непохож на еврея, хотя бы и в минуту крайней опасности. Оттого он, который боялся, чувствовал себя в эту минуту внутренне свободнее нас, которые, может быть, не боялись в простом смысле этого слова, но все-таки инстинктивно прятали то, что он выставлял напоказ. Ибо мы от малых лет сроднились с мыслью, что мы, правда, евреи, но не должны быть евреями.

Пора бы уже нам перестать испрашивать у кого бы то ни было моральное дозволение на собственное существование, пора перестать извиняться за несоответствие чьим-то стандартам, и союзников себе искать, как повелось издревле: на основе взаимной выгоды, а не нашей «добродетели». Так-то оно надежней будет.

2010

  

Print Friendly, PDF & Email