Мирон Амусья: Так в чём же счастье?

Loading

Деньги – важный инструмент оценки обществом деятельности научного работника во всех развитых странах. Американская система финансирования науки, как и различные научные сообщества, например, американское физическое общество, служат примером для подобных организаций во многих странах мира.

Так в чём же счастье?

(О роли денег как стимула исследовательской работы)

Мирон Амусья

Научный работник всю жизнь не ест потому, что:
в молодые годы – не на что,
в зрелые – некогда,
в старости – нечем.

Старая поговорка

На земле весь род людской
Чтит один кумир священный.
Он царит над всей Вселенной,
Тот кумир – телец златой.

Куплеты Мефистофеля

Десять лет назад, 19.06.09, «Заметки по еврейской истории» поместили мою статью «Выбор цели (Почему интересно, полезно и выгодно быть учёным вообще и физиком – в особенности)». Она была написана на основании лекции, которую я несколько раз читал в Иерусалиме выпускникам гимназии, решавшим для себя, чем им стоит заниматься, «делать жизнь с кого». Уже заголовок подчёркивал ответ, объединяя в занятии наукой и пользу, и интерес, и выгоду – для себя и для общества. Эта лекция суммировала мой опыт жизни и работы. А свою первую опубликованную работу я написал весьма давно, ещё в 1956.

Прошедшие с 2009 десять лет, в общем, нисколько не изменили моего отношения к проблеме «кем быть», но лишь прибавили аргументы в пользу занятия наукой для тех, у кого есть нормальные, хорошие способности, а не яркий талант. Такой талант не нуждается, думаю, в советах со стороны, а сам прекрасно находит ту тропку-дорогу, которая ему предначертана. Именно поэтому я как-то сказал пришедшему ко мне молодому человеку, решившему работать со мной, которому перед этим предстояло у меня проэкзаменоваться: «Ну вы, конечно, не Эйнштейн». Он вырос в очень хорошего научного работника, но в начале карьеры, в услышанной от меня фразе увидел основание для обиды, о чём сказал мне десятилетия спустя.

Поскольку между способностями и талантом граница не столь уж категорична и резка, то к советам той статьи стоит прислушаться и тем, кто относит себя к людям талантливым – вреда уж точно не будет.

В упомянутой выше заметке я писал о том, какую цель в жизни стоит иметь молодому человеку, но в стороне оставил вопрос об отношении его коллег или общества в целом к им полученным результатам, и что есть мерило успеха или неуспеха на выбранном пути. Желание отдельно коснуться именно мерила успеха стимулировали две статьи М. Гофмана, «Цена успеха» и «Вся власть народу», недавно выложенные в «Мастерской» у Е. Берковича, а также комментарии к первой из упомянутых статей профессора М. Носоновского из университета штата Мериленд, выходца из СССР.

Своё внимание сконцентрирую на знакомой мне области – научной работе и, в первую очередь, физике. Упомянутые статьи доказывают, что США охвачены погоней за наживой, добычей денег, что капитал заменяет все другие оценки достижений жителя США. Статьи Гофмана напомнили мне сказки-агитки, пропагандистскую литературу в СССР, вроде «Города жёлтого дьявола» (1906) А. Горького или американского цикла В. Маяковского, из которого особенно врезалась в память слова стихотворения «Вызов» (1925):

«Но пока доллар всех поэм родовей.
Обирая, лапя, хапая,
Выступает, порфирой надев Бродвей
Капитал — его препохабие».

Там у Маяковского было и предвидение будущего:

«И глядишь, с небоскрёбов города, раскачав, в мостовые вбивают тела Вандерлипов, Рокфеллеров, Фордов».

Но «не сложилось», ошиблись талантливейшие литераторы в своих прорицаниях, и вбивание произошло не там, и не тех. Уже во времена своего написания этот агитпроп просился в фельетон. Помню пародию А. Архангельского на Маяковского (1934, цитирую по памяти, а потому возможны неточности):

Перепёр океан. Приехал. Стоп.
Открыл Америку в Нью Йорке на крыше.
«Стой, — говорю, — Это ж наш Конотоп,
Только в тысячу раз шире и выше.
Городишко, конечно, Москвы хужей,
Куда ни плюнь – всё банки да баночки…»

Стенания о несчастных, пустых душой богатеях сейчас просто невозможно читать иначе, чем фельетон про аляповатую антиамериканскую пропаганду в прошлом. Статьи эти в лучшем случае говорят о том, что, прожив множество лет в США, Гофман остался советским гражданином в фельетонном смысле этого слова. Но кое-кто, прочитав эти философствования, совсем не знающий жизнь в США, может повестись на а-ля старогорьковские фантазии, вроде такой сентенции автора «Цены успеха»:

«Только прыжок через гигантскую пропасть между бедностью и богатством «from rugs to riches» дает ощущение жизненного успеха. Пропасть настолько широка, что те, кто сумел ее преодолеть, становятся национальными героями.

Успех это деньги и власть. Но для чего нужны деньги и власть? Они нужны, чтобы иметь больше денег и еще больше власти. Когда борец за успех добивается богатства, он не может остановиться на достигнутом не только потому, что это необходимо для самоутверждения, но и потому, что других жизненных целей, кроме этой, общество не предоставляет. Планка успеха высока и для большинства недостижима, что делает жизнь многих непереносимой».

Ни с чем подобным описываемому Гофманом, я за почти 30 лет пребывания и работы в основном на Западе и в США сам не встречался, и в разговорах со множеством знакомых о таком не слышал. Не видел тех, чью жизнь провал в погоне за недостижимым успехом сделал невыносимой. Хотя, несомненно, есть и люди, страдающие от обыкновенной зависти, но в целом описываемое Гофманом считаю не больше, чем устаревшей агиткой, включая описание ситуации в США, данное нечитанным мною итальянским писателем Л. Барзини:

«Эти несчастные, богатые старики во Флориде и Калифорнии, которые не знают, что делать с собой. Они имеют достаточно денег, чтобы позволить себе почти все. Новые машины и новые лекарства, новые диеты и новые религии, новые фильмы, лучший климат на земле и в то же время они проецируют такое убожество, такую нищету жизни, которую вряд ли можно встретить в каком-либо другом месте».

Так получилось, что с несколькими подобными стариками знаком. У них обычные и понятные трудности старых людей. Но убожества и нищеты (вероятно, духовных?) я у них не видел, а жизнь их была в целом куда интересней, чем у старика или старухи в обыкновенном Бетавоте в Израиле.

У Гофмана прочитал, будто воротилы бизнеса, богатейшие люди – неинтересны, не очень культурны, чуть ли не плоски. В этом тоже проявляется что-то «домотканое, посконное», типа «от трудов праведных не наживёшь палат каменных». Упомянутый Гофманом Э. Карнеги, якобы мало уважавший коллег-богатеев, как и другие «воротилы», отличался тем, что, подобно им, строил и финансировал университеты, музеи, библиотеки, был новатором и изобретателем. Упомяну лишь Карнеги-холл и университет Карнеги-Меллон для примера. Читая воспоминания самих «воротил» и написанное о них, видно, сколь интересны многие из этих людей, какая нетривиальная, интеллектуально явно насыщенная дорога вела их к успеху – и к тормозу Д. Вестингауза, и к Майкрософту Б. Гейтса, и к Гуглу С. Брина, и к Фейсбуку М. Цукерберга, и т.д, и т.п. Не будет преувеличением сказать, что за развитием идей И. Маска следит буквально весь образованный мир. Во всём видна очень яркая идея, за которой следует её воплощение и развитие, что приводит к полезнейшему для огромного множества людей результату, далеко выходящему за рамки обычного «увеличения числа рабочих мест».

Нет в успехе перечисленных и множества им подобных слепой удачи, даже намёка на слепоту. Напротив – заслуженный, как правило, с ранних лет ожидаемый успех. Одна за другой зажигаются эти яркие звёзды. И не уныние они сеют, а подают пример и надежду, увлекают своим примером множество других способных людей. Это показывает, что по-прежнему убедительно и призывно звучит знаменитый американский лозунг «One сап make a difference», если этот one действительно что-то может. Ведь difference вовсе не означает, как думает Гофман, переворота всего мира. Хватает и его части.

Конечно, среди людей богатых, особенно в странах, где меняется политическая система, есть немало жуликов, просто воспользовавшихся моментом – нажившихся благодаря рэкету, взяткам, разбою, убийству конкурентов. Есть руководители государств, чей капитал — результат грабежа пока покорных им граждан. Но к цене успеха всё это не относится, поскольку, как правило, успехом в обществе не считается.

С другой стороны, желание заработать, и хорошо жить, именно в материальном смысле, морали людской не противоречит, и интеллектуальный уровень никак не принижает. Напротив, хорошо обеспеченный человек свободнее в тратах на путешествие, на удовлетворение других проявлений своего любопытства. Ничего стыдного в том, что люди следуют своим интересам, своей выгоде, если хотите, я не вижу. Интерес и выгоду сознательно упоминаю вместе. Эти же мотивы, основанные на имеющейся тогда информации — от радиоголосов, из писем людей, уже уехавших, а не абстрактные идеи главенства национальных перед личностными ценностями или наоборот, определили мощный коллективный эффект — движение более миллиона людей в одном направлении — вон из СССР. Кстати, на примере Израиля вижу, что абсолютно никакого глубинного противоречия между национальными чувствами, ощущением себя не русским, тувинцем или китайцем, а именно евреем, и соседствующими с этими понятиями прав и свобод личности, нет.

Остановлюсь на наиболее знакомой мне области – науке вообще и физике в первую очередь. Что есть мера успеха там? Получение научного результата, который интересен и полезен другим. Если бы мнение коллег не интересовало автора, он результат бы не публиковал. Его интересует мнение коллег, он (она) непрестанно соревнуется с ними, и себя с ними сравнивает. Здесь обычно велика роль и числа публикаций, и престижности журнала, где публикуешься, и количество и динамика ссылок на публикуемую статью. Ссылаются, значит читают, как-то, положительно или отрицательно, самим фактом своего чтения, реагируют. Научные степени и звания – это этапы признания коллегами, которые сопровождаются во всей цивилизованной части мира повышением заработной платы или заработка. Моя дальняя родственница, профессор-медик и заведующая лабораторией, считала, что заработную плату научного работника надо держать на минимуме, а не где-то около максимума, как это виделось ей во времена бывшего СССР. Этим она хотела защитить науку от карьеристов и проходимцев. Опыт поставили, и он ещё не совсем закончился. Но науку покинул не только, фигурально выражаясь, идейный бедняк и карьерист — проходимец. Из неё ушёл очень важный элемент – середняк, направившись туда, где лучше платят. А научного кулака из РФ вывозят международные рессоры – туда, где и платят больше, и почести выше.

Впрочем, у власти в СССР всегда хватало понимания того, что честь, общественное признание должны подкрепляться оплатой труда, а также раздачей других материальных благ, вроде квартир и дач. Помню, как в праздники, на трибуне Мавзолея, среди высшего руководства, стоял президент Академии наук, а его заработок вдвое, а то и втрое, превышал заработок министра обороны. Это нужда в научных работниках в период атомной эры привела к их относительно высокой оплате, что сопровождалось невиданным ростом и общественного признания науки. Я застал ощутимые следы того времени. Так, моя зарплата доктора наук более, чем в два раза превышала зарплату моего доброго приятеля И. Кваши, тогда уже заслуженного артиста РСФСР. Существующая сейчас в США и других ведущих странах Запада система распределения материальных благ вполне позволяет «физику» чувствовать себя в почёте, причём «лирик» оказывается вовсе не в загоне. Уместно вспомнить здесь роскошные виллы П. Пикассо, С. Дали, да и отнюдь не лачуги куда более мелких представителей глубоко почитаемого обществом сословия «лириков». А количественной мерой почитаемости законно служит заработок.

У научного работника с публикацией интересных коллегам работ появляется известность. «А, это тот, который написал (измерил, сделал, построил – возможны варианты) то-то и то-то» – говорят о нём. И начинают приглашать на конференции выступить с докладом, просят написать ещё туда-то и туда-то. Это тешит самолюбие, позволяет, если есть охота, рекрутировать себе сотрудников. Однако ближайшее непрофессиональное окружение, да и общество в целом, редко оценивает нюансы – для него мерой успеха обоснованно остаётся заработок. Общество получает от учёного и обязано ему платить, чтобы кто-то вроде Перо не мог спросить: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?». И этот факт учитывается в развитых странах тем, что научные работники по своему доходу располагаются в верхних строчках среднего класса. В Израиле оклад полного профессора – физика близок к окладу депутата Кнессета, а в США – члена Палаты представителей. Величина оклада есть проявление отношения общества к данной группе работников. Для профессора такое отношение приводит к тому, что когда «к зениту близятся лета его, есть добрый дом, жена, сынок», надёжная и вполне большая пенсия, хорошая медицинская программа, несколько миллионов долларов или евро в банке. Всё это суть мера уважения в обществе и обществом. А перед зенитом шесть – семь лет (саббатикалс) проработано и прожито заграницей. Это уж точно не сужает кругозор и не дегенерирует мышление.

Среди научных работников большое значение имеет признание, которой проявляется в присуждение наград и премий. Как правило, они включают и честь, и деньги. Высшая награда – Нобелевская премия, сумма которой, примерно в 1 млн. долларов, распределяется между теми (от одного до трёх человек), кого после длительной и тщательной процедуры Нобелевский комитет данной специальности (например, физики) награждает премией этого года. Примечательно, что престиж премии велик, а никакой карьеры она с собой не несёт, и особо высокой должности не обеспечивает. Более того, ряд знакомых мне лауреатов были людьми весьма скромными, и административными начальниками не становились. Увеличение денежного размера премии само по себе не увеличивает её престиж. Так, премия Мильнера-Брина-Цукерберга составляет 3 млн. долларов, но по престижу Нобелевской уступает несказанно.

Важным элементом, обеспечивающим на сегодняшний день активную деятельность научного работника, является система грантов – финансовой поддержки со стороны государственных органов или частного капитала. Именно эта система обеспечивает то стремительное развитие науки и её приложений, счастливыми свидетелями которой мы все являемся. Система грантов и понятие постоянной позиции дополняют друг друга, и организуют науку. Проф. Носоновский пишет:

«Я однажды спросил своего уважаемого декана (а декан — мой начальник, его мнение для меня важно): «так деньги (гранты, контракты) — это средство для проведения исследований или, наоборот, исследования — способ получения денег для университетаДекан ответил, что и то, и другое».

Замечу, что насколько знаю предмет, именно декан в конечном итоге определяет заработную плату наиболее высокооплачиваемых сотрудников факультета.

В обсуждаемом вопросе я целиком на стороне декана. В СССР не было грантов, но были в чём-то подобные им хозяйственные договора. Впервые с системой грантов я столкнулся в Израиле. Поскольку был приглашён занять сразу позицию полного профессора Еврейского университета в Иерусалиме, моя заработная плата от грантов не зависела. Мне предоставили комнату, где уже был компьютер. Через пару лет он устарел, и мои знакомые, приехавшие из СССР, начали убеждать, что я должен потребовать себе достойный компьютер, даже лучше, чем у других. Но я узнал, что остальные профессора покупают компьютеры, оплачивают международный телефон, нанимают студентов, приглашают коллег в гости, обставляют свой кабинет, приобретают всякие мелочи, включая бумагу для принтера, равно как и сами принтеры, с грантов. Понято – сделано. Сейчас я имею вполне заметный счёт, и давно уже ничей не нахлебник.

Ко мне приезжают гости – их приглашение полностью определяется моим решением. Могу купить очень хороший компьютер, отремонтировать кабинет, установить кондиционер. Не беру себе аспирантов, хотя уже был руководителем 25 кандидатских (по терминологии СССР – РФ) диссертаций. Из них 12 потом защитили докторские, продолжая двигаться в том же направлении, но на значительно более высоком уровне. Не беру аспирантов потому, что считаю себя староватым для того, чтобы, как делал ранее, определять направление их работ на десяток лет вперёд.

Грант мало получить – его ещё надо израсходовать. Интерес к немедленному развитию работ по теме гранта вступает в конфликт с желанием отложить кое-что «на чёрный день», да и использовать деньги гранта не по прямому назначению обеспечения объявленной темы работ, а для таких дел, как ремонт кабинета или покупка кондиционера. Здесь я уже говорю о ситуации в Еврейском университете Иерусалима, не зная, сколь она характерна для других университетов и исследовательских центров. Поэтому естественно оценивать и то, в какой мере средства гранта использованы сразу по назначению. Если потрачено за период действия гранта менее 60% выделенных средств, «сэкономленное» теряется целиком, и затрудняется обращение за следующим грантом.

Гг Гофман и Носоновский критикуют то, что они же называют денежной оценкой успеха. Они глубоко неправы. Сама аргументация ассоциируется у меня с тем, как некоторые люди в СССР бились за отмену докторской степени, ссылаясь при этом на европейский, кстати, недопонятый опыт. Помню даже статью в «Литературной газете», тогда рупоре интеллигенции, под названием «За знание, а не за степень». Там журналист объяснял, что незачем «годами корпеть» над докторской, которая, по его, журналистову, мнению отрывает от научной работы! Мой ответ «И за знание, и за степень» они не поместили. А из него читатели узнали бы, сколь полезно написать обзор большого числа своих, да и чужих работ, что заняло у меня 34 дня. Кстати, уверен, что это совсем не рекорд быстроты.

Проф, Носоновский огорчён тем, что если происходит:

«… выбор между кандидатом с хорошими публикациями, но без грантов, и кандидатом с грантами, но без публикаций, то обычно в американских университетах выбирают второго».

А на мой взгляд это правильно, поскольку удивление вызывает научный сотрудник, который, имея хорошие работы, не проявляет заинтересованности в их развитии, привлечении других, более молодых исследователей к своей теме, что требует получения гранта.

Так получилось, что я был неплохо знаком с несколькими ответственными работниками Национального научного фонда США (секция физики). Увидел, сколь заинтересованно они относятся к поиску нового в своей области, предпочитая риск нового стабильности и устойчивости «старого, доброго». При моём молчаливом (имел лишь совещательный голос) участии, кстати, вопреки моей точке зрения, закрыли работу, которая явно могла привести к новым хорошим публикациям, но с очень большой вероятностью не могла обеспечить прорыв к принципиально новому. Конечно, в таких оценках можно и промахнуться. Но общий посыл правильный – ищи новое. Именно он позволяет науке США столько лет занимать главенствующее положение в мире.

Подводя итог, отмечу, что деньги – важный инструмент оценки обществом деятельности научного работника во всех развитых странах. Американская система финансирования науки, как и различные научные сообщества, например, американское физическое общество, служат примером для подобных организаций во многих странах мира. Впечатляющие успех науки Китая объясняю хорошим государственным финансированием, использованием опыта организации науки США, и привлечением к работе в китайских центрах научных работников из США, преимущественно, китайцев по происхождению. Их привлекают высокой оплатой и очень хорошими условиями работы. Проф. Носоновский пишет, критикуя монетизированную систему организации науки США:

«Я не слишком рассчитываю, что коллеги со мной согласятся, слушком уж укоренена ориентация на деньги в американской культуре».

Сомнения в согласии коллег основательны, но причина их позиции не в «укоренённой ориентации», а в понимании американской профессурой достоинств их системы, в чём они убедились, в том числе и свободно путешествуя по миру. А там, к примеру, у покойного профессора У. Фано и ныне живущего Ч. Роудса была возможность сравнить свои чикагские пятикомнатные апартаменты с моей ленинградской трёхкомнатной хрущёвкой.

Так уж получается, что государство, сообщества которого ориентированы на деньги и их добывание, обычно по вполне понятным причинам безопаснее для своих соседей, чем государство господствующих нематериальных ценностей. Как правило, при господстве «нематериальных ценностей», т.е. идеологии, у власти оказываются бандиты, что ведёт к трагическим последствиям для самого этого государства и его соседей. Чуть переиначивая великого поэта, позволю себе сказать, что

«Толстосумы мне милей, чем кровопийцы».

А счастье? Помимо семьи оно в интересной и хорошо оплачиваемой, поощряемой морально работе, и в большой личной свободе, без которой и работа не в радость.

Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Мирон Амусья: Так в чём же счастье?

  1. Я почти всегда согласен с рассуждениями Профессора Амусьи, но в данном случае я соглашусь с критическими замечаниями Профессора Носоновского.
    У М. Носоновкого: «выбор между кандидатом с хорошими публикациями, но без грантов, и кандидатом с грантами, но без публикаций, то обычно в американских университетах выбирают второго».
    М. Амусья:
    «А на мой взгляд это правильно, поскольку удивление вызывает научный сотрудник, который, имея хорошие работы, не проявляет заинтересованности в их развитии, привлечении других, более молодых исследователей к своей теме, что требует получения гранта».
    У меня эта точка зрения вызывает недоумение. Во-первых, я и в Израиле и в США наблюдал немалое количество профессоров, единственным мастерством которых было написание заявок на гранты. Набив в этом ремесле руку, они в научном смысле представляли собою полное, кромешное ничто. Оставим, однако, породистых писателей грантов в покое. Во-вторых, и это главное: для того чтобы получать гранты необходимо быть на мейнстриме. Следовать за научной модой. По-настоящему талантливого ученого с души воротит от стадного существования, от бега в табуне по модным научным площадям. Я знаком с талантливыми ребятами в США и Израиле скромно разрабатывающими свои научные темы, лежащие вдалеке от научной моды. У них нет почти никаких шансов на получение грантов. Но эти ребята — прекрасные ученые.
    Можно говорить о том, что лучшей чем нынешняя системы финансирования науки никто не придумал. Это верно, но это вовсе не значит, что она идеальна. И кроме того необходимо же отделять финансирование прикладной и фундаментальной наук. Если для инженерных наук, в самом деле, деньги имеют первостепенное значение, то для фундаментальных исследований это неверно. И вообще, проецирование многомерного мира людей на одномерный мир денег неизбежно сопряжено с потерей размерностей, чреватой утратой смыслов. Мне так кажется.
    Вот что еще меня удивляет, так это информация, сообщаемая Профессором Амусьей о высоких заработках израильской профессуры. Может быть в Беер Шевском Университете это и так. Не знаю. Но я на себе этого не ощутил. Не только квалифицированный (подчеркну, не выдающийся а именно квалифицированный) программист зарабатывает больше, чем я, но и таксист подвозящий меня на службу. Мои профессорские заработки позволяют мне весть среднюю жизнь представителя среднего класса, не более.

  2. Для уважаемого Мирона Амусьи «поиск научной истины» это Величайшая Ценность — и ему глубоко самоочевидно, что именно это и является общепринятой нормой в Западной Науке.
    На мой взгляд это наивно, очень наивно.
    Моё мнение основано на многочисленных фактах из ежедневного консервативного онлайн журлана «americanthinker.com», который очень аккуратен с фактами.

    Конкретные примеры из статьи:

    1) «… Проф, Носоновский огорчён тем, что если происходит:
    «… выбор между кандидатом с хорошими публикациями, но без грантов, и кандидатом с грантами, но без публикаций, то обычно в американских университетах выбирают второго».
    А на мой взгляд это правильно, поскольку удивление вызывает научный сотрудник, который, имея хорошие работы, не проявляет заинтересованности в их развитии, привлечении других, более молодых исследователей к своей теме, что требует получения гранта. …»

    =========
    По-моему тут Мирон предполагает, что получение основной массы грантов связанны именно с «хорошей научной работой». Предполагается, что бизнес-интересы дающих гранты корпораций, и узкие интересы политиков и распределяющих гос. бюджет бюрократов от науки НЕ могут серьёзно мешать поиску научной истины. Строительство и эксплуатация Большого Адронного Коллайдера, Телескопа Хаббла и т.д. конечно помогает поиску научной истины, но распределение грантов это совсем-совсем другое. Даже в теоретической физике гранты нередко даются под СОЦИАЛЬНЫЕ заказы: обоснование увеличения паразитизма гос.бюрократии, академии и мега-корпораций на интересах своей страны и её среднего класса. Понятно, всё это делается именно в ущерб настоящей науке.

    2) «… Так уж получается, что государство, сообщества которого ориентированы на деньги и их добывание, обычно по вполне понятным причинам безопаснее для своих соседей, чем государство господствующих нематериальных ценностей. Как правило, при господстве «нематериальных ценностей», т.е. идеологии, у власти оказываются бандиты, что ведёт к трагическим последствиям для самого этого государства и его соседей. …»
    ==========
    Снова предполагается, что «поиск научной истины» это Величайшая Ценность для учённых, политиков и научных бюрократов Запада.
    Предполагается, что либерально-прогрессивные элиты (в гос. бюрократии, академии и корпорациях) служат общим интересам своей страны и её среднего класса. На мой взгляд это наивно, очень наивно.

  3. Я извиняюсь, мне сказали, что Мирону Янкелевичу, оказывается, 85 лет. Я его воспринимал действующим профессором. Я, пожалуй, снимаю свое предложение о дискуссии и уберу свои комментариии относительно нищебродства и воровства, зарплаты и достижений. Я заинтересован в дискуссиях только с действующими администраторами, реально участвующими в управлении наукой. В Израиле 67 — возраст обязательного выхода на пенсию.

    Извиняюсь за ошибку, я затеял весь этот разговор по недоразумению / незнанию с кем говорю.

  4. Я поставил свой ответ «О деньгах как критерии научной работы — ответ проф. М. Амусье» в своем блоге. http://blogs.7iskusstv.com/?p=75672

    Я свожу лирические разговоры к двум темам, по которым выявились разногласия с уважаемым проф Амусьей: деньги — цель или средство научной работы? То есть следует ли разворачивать научную работу, чтобы принести деньги университету (как считает большинство аниверситетских администраторов и присоединяющийся к ним проф. Амусья), или же деньги это просто средство, а научное открытие — цель. От ответа на этот стратегический вопрос зависит и кого вы принимаете на вакансии доцентов и профессоров: ученых или бизнесменов от науки. И это второй вопрос.

    В принципе, я заинтересован в подобных дискуссиях с бизнесменами от науки, поскольку считаю тему важной и актуальной. Хотя удивлен, что Мирон (не знаю отчества) выступил в этой категории. Обычно это позиция не физиков-теоретиков, а больше характерна для администраторов, выходцев с кафедр гражданского строительства и педагогики, чья «научная» работа в области пожарной безопасности да организации бизнес-тренинглов для будущих стартаперов.

  5. Я отвечу отдельной короткой статьей (написать ее займет некоторое время, извините, запарка с другими делами). Пока лишь замечу, что я удивлен позицией уважаемого Проф. Амусья, вставшего на защиту «грантовых магнатов» (то есть фактически коррумпированных жуликов от науки), поскольку знаю, что проф. Амусья — успешный теоретик, автор многих хороших работ. Обычно многомиллионные гранты получают люди совсем другого типа.

    Я не берусь судить о ситуации в Израиле и конкретно в HUJI, хотя я три года назад провел в Израиле саббатикал в лаборатории замечательного Дж. Ф. (декана уважаемого Мирона) и ходил каждый день в Биньян-Левин в Гиват-Раме, где, кажется, находится офис проф. Амусьи. Отдельная пикантность ситуации в том, что г-н Амусья здесь утверждает будто «именно декан в конечном итоге определяет заработную плату наиболее высокооплачиваемых сотрудников факультета» и хвастается собственной зарплатой, мол, как у депутата Кнесета. Но в вопросах распределения денег в Иерусалимском университете я не участвовал, поэтому предпочитаю высказываться только о том, что знаю и о той стране где живу, то есть о своем университете в США.

    Вы могли заметить, что замечание мое касается конкретных критериев научных успехов в конкретном университете, и вот о них-то и разговор. Г-н Амусья написал, что он целиком на той точке зрения, что научная работа является средством получения грантов, а сами гранты — целью работы. Вот с этой точкой зрения и следует разобраться подробнее, поскольку я сам считаю гранты средством, а научный результат — целью.

  6. Уважаемый проф. Амусья,

    Мне переслали знакомые ссылку на ваш текст, в котором я несколько раз упомянут (хотя почему-то с ошибкой в написании фамилии, надеюсь, по невнимательности). Я подробно отвечу через некоторое время, поскольку заинтересован в дискуссии о роли денег в американской науке.

    Я как раз только вчера дописал еще один пост на эту тему (http://people.uwm.edu/nosonovs/2019/08/25/again-about-the-role-of-money-in-science/), где вы можете видеть ссылку на отчет генерального инспектора о том, как грантовые деньги были использованы на покупку самолета, личного оружия и оплату порнографии.

    Пока лишь с недоумением заметил, что я оказался в вашем тексте в одном ряду с фантомным г-ном Гофманом (явно псевдонимом).

    Более подробно отвечу в ближайшее время.

    Спасибо,

  7. Прокол вышел, писать надо о том, что знаешь. Гофман по крайней мере живет в стране. В жизни нет теории, только практика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.