Элла Грайфер: Глядя с Востока. 17. Пуримшпиль

Loading



Элла Грайфер

Глядя с Востока

17. Пуримшпиль

Роскошные покои в царском гареме. Эстер, молодая, привлекательная, минимально одетая (какое-нибудь бикини) возлежит в шезлонге и слушает классическую музыку. Входит служанка.

Служанка: Царица, твой дядя просит дозволенья…

Эстер: (вскакивает обрадованная) Подай мне платье и проси, проси!..

Служанка исполняет, Эстер торопливо одевается. Входит Мордехай, мужчина около пятидесяти, без всяких специфически еврейских признаков в одежде или прическе.

Мордехай: Как поживаешь, девочка моя?

Эстер: Ах дядя, дядя, как тебе не стыдно!

Совсем меня забыл, не навещаешь.

Ты не слыхал, наверно, никогда,

как скучно здесь в гареме, взаперти,

нам, бедным женам…

Мордехай: Я-то чаще слышал,

что новости в гареме узнают

за полминуты до самих событий…

К примеру, весь тот шум, что поднялся

вокруг евреев… ты, надеюсь, в курсе?

Эстер: Конечно, это знают и в гареме…

И как не знать… Вот наглые скоты!..

Мордехай: Ты это про евреев?

Эстер: Несомненно.

Мордехай: Так веришь ты всему, что говорят?

Дуэт Эстер и Мордехая:

Эстер: Но дыма не может быть без огня!

Мордехай: А может – без поджога?

Эстер: У них же повсюду связи, родня!

Мордехай: Откуда? Не так ведь их много…

Эстер: Они не хотят защищать страну!

Мордехай: На фронте был каждый третий…

Эстер: Мы из-за них проиграли войну!

Мордехай: Других причин – нет на свете?

Эстер: У их врачей пациенты мрут!

Мордехай: А у прочих – все выживают?

Эстер: Они постоянно готовят бунт!

Мордехай: И ни разу их не поймают?

Эстер: Поймать невозможно их – вот беда.

Их нрав изворотливый, скверный,

Привыкли таиться…

Мордехай: …Вот это – да…

Это, пожалуй, верно.

Эстер: Вот видишь, дядя,

ты со мной согласен.

Мордехай: Согласен, верно… Только не с тобой,

а с тем, что смысла нет скрывать такое.

От тех, других, не скроешь все равно,

ну а себя обманывать… опасно.

Эстер: Не поняла… О чем ты?

Мордехай: Эстер, Эстер…

Неужто в этом чертовом гареме

ни разу никогда ты не слыхала,

что Мордехай – еврей?

Эстер: Да про кого

в гареме этом не болтают вздора?

Такой гадюшник!..

Мордехай: Эстер, это правда.

Эстер: Не может быть!!!

Так я-то?.. Я-то кто?!!

Мордехай: Вот то-то и оно, моя голубка…

Эстер: Нет… Быть не может…

Я тут не при чем!

Я ничего не знаю!

И вообще… Евреи эти…

Кто они такие?

Мордехай: Народ.

Ты знаешь – есть у нас халдеи,

айсоры, хананеяне, моав…

да мало ли…

в империи персидской живут,

как знают все, не только персы.

Вот и евреи тоже…

Эстер: Если так,

то почему ж ты с детства мне внушал,

что это все значенья не имеет?

Что только будь хорошим человеком,

трудись, блюди закон и чти царя,

а что народ – так это пережиток,

мы все равны в империи одной…

Ты говорил?

Мордехай: Да я и сам так думал…

Монолог Мордехая: (на мотив «Каховки»)

Я думал, что прежние дни миновали,

Что заново мир сотворив,

Не важно, кем были, а важно, кем стали,

Живет в нас единый порыв.

Казалось – у всех у нас выросли крылья,

Земного не стоит хранить.

Тебя не учил я тому, что решил я

И сам навсегда позабыть.

Но нынче фанфары назад заиграли,

Настал отрезвления час.

Что вместе накрали и дров наломали,

Свалить захотели на нас.

На нас на одних, на «этнически чуждых»,

На наш «вредоносный кагал»,

И тот, кто вчера еще клялся мне в дружбе,

Обходит меня за квартал.

Пойми, что расправа готовится с нами,

Что душат уже клеветой.

И если себе не поможем мы сами,

То нам не поможет никто.

Эстер: Постой, что значит… кто такие «мы»?

Что это за «кагал»?.. Смешное слово…

Нет, нет, я в это не могу поверить!

Я зла не причиняла никому,

и ты…

Мордехай:

Уж если причинял – не больше,

чем те, кто в обличители мои

сегодня рвется…

Верно, я виновен, что им поверил,

с ними заодно грехов немало взял и я на душу,

но покаянья мало – нам сейчас

настало время действовать, и быстро!

Эстер: Как действовать?

Да я-то тут при чем?

Политика вообще – не бабье дело.

Мордехай: Но гибнуть в ней доводится и бабам…

Ты помнишь Вашти?

Эстер: Если б только я…

Ее и царь никак забыть не может…

Он так ее любил… я не пойму,

как так случилось, что он вдруг ее

унизить захотел, потом казнил…

и без вины… нет, это, право, странно.

Мордехай: Да что ж тут странного?

Не в Вашти дело,

а в том, что были у нее два брата,

что набирали силу и влиянье.

Они опасны стали для Аммана.

Вот на пиру царя он подпоил, да и…

Эстер: Теперь понятно… Да, Амман,

как всем известно, человек опасный.

Но ты с ним… он с тобой… ведь вы дружны?

Мордехай: Не то чтобы дружны, но… было время –

мы были заодно.

Эстер: А что теперь?

Мордехай: Теперь он хочет прошлое забыть,

спихнуть все преступленья на евреев

и чистеньким предстать перед царем…

А слухи те, что до тебя дошли,

которым ты поверила, малышка,

Амман их распускает.

И тебя щадить ему расчета вовсе нету.

Ведь ты не лучше Вашти.

Эстер: Хорошо…

положим, я поверю, хоть и трудно,

но… что же делать?

Мордехай: Рассказать царю,

что на уме у верного министра,

что замышляет он. Такие планы

царю придутся, вряд ли по душе.

Эстер: Но кто ж ему расскажет? Я?.. Смешно!

В таких делах — кто женщине поверит?

Амман хитер.

Мордехай: Но выбора-то нет.

Я понимаю – это риск смертельный,

но так и так нам всем ведь смерть грозит.

Рискнуть придется.

Эстер: Я… не знаю, право…

никак все в голове не уложу…

Все так внезапно.

Я должна подумать…

Мордехай: Подумай. А надумаешь чего –

пришли мне весть с Деборой, со служанкой.

Она из наших, знает все, и ей

ты можешь доверять без опасенья.

Ну а пока, племянница, прощай.

Уходит. Эстер одна.

Монолог Эстер (на мотив «Несмеяны»)

Я осталась одна… Кто бы мне помог советом?

В этот вечер понять не могу я ничего.

Кто мне друг, кто мне враг, где опасность в мире этом?

Он отныне иной – не такой, как до того.

Вот – была я как все, а теперь я не такая.

Права нету на жизнь – пропадай, и все дела!

Да за что ж это мне? Ведь любая бы другая

Тут на месте моем оказаться бы могла…

Нет, не может так быть! Может, прежде так бывало,

Только очень давно и, конечно, не у нас.

А что дядя сказал… нет, понятно, не солгал он,

Просто что-то напутал, ошибся на сей раз.

Входит служанка.

Служанка: Царица, говорить с тобой пришла

Супруга первого министра.

Эстер: Зореш?

Вот странно, что ей надо?

Ну, проси.

Входит Зореш. Советская номенклатурная дама.

Зореш: Прости, царица, может, я некстати,

Но совесть мне молчать не позволяет.

Как только услыхала я, что будет –

Так о тебе подумала… Я знаю –

Ты невиновна!

Эстер: Невиновна?

В чем?

Зореш: Совсем ни в чем! Все эти преступления,

что совершили родичи твои –

ты – ты о них понятья не имела!

Тебя давно я знаю. За тебя я

готова поручиться… Но беда,

беда-то в том… мне могут не поверить.

И потому я здесь, чтоб подсказать,

Как сможешь ты надежно оправдаться.

Эстер: Спасибо, Зореш! Кстати твой приход.

И то, что ты сегодня мне открыла,

Услышать очень важно было мне.

Теперь я верю, что близка опасность…

Но что ты мне хотела предложить?

Зореш: Перед царем должна ты обличить их!

Эстер: Кого?

Зореш: Евреев!

Эстер: Это, то есть, как?

Ведь ты сама сказала только что,

что я об этом ничего не знала…

Верней сказать – не знаю до сих пор.

Что ж я, выходит, буду – лжесвидетель?

Зореш: Да нет же, ты меня не поняла.

Сказать должна ты правду, только правду:

Что с детства не жила ты среди них,

их языка, обычаев не знала,

но этот свиток (подает свиток) ты прочла, и он

глаза тебе открыл. И ты судьбу

благословила за такой подарок,

за то, что не свои они тебе.

И быть в родстве ты с ними не желаешь.

Ведь свиток этот – он тебе знаком?

Эстер: Знаком. Давно по городу ходил он.

Проглядывала мельком я его.

Зореш: А ты теперь вчитайся посерьезней,

и возмущение твое, поверь,

наигранным не будет… злодеянья,

кровавые, что к небу вопиют…

Эстер: …Да, понимаю, убедить царя…

Коль верю в это я, то верить можно…

Но чтоб я убедить его могла,

мне надобно сперва его увидеть.

Ты, Зореш, в доме старшая жена,

а я – девчонка тут для развлеченья.

Ко мне заглянет – много в месяц раз…

Зореш: О, не волнуйся, это мы устроим.

Мой муж царя как надо подготовит,

и ты без опасений пригласишь

его к себе, ну, например, на ужин.

Дам знать тебе я.

Эстер: Ладно. Если так,

пускай Амман пожалует с ним тоже,

меня поддержит, если я собьюсь.

Зореш: Амман? Зачем?

Амман тут будет лишним.

Наедине бы…

Эстер: Зореш, ты ревнуешь?

Да полно, я с ним буду не одна.

Зореш: Все шуточки…

Ведь я про это с ним не говорила…

Вдруг не согласится?

Эстер: А не придет – так не согласна я!

Зореш: Тебя же ради все и затевалось –

тебе помочь!

Эстер: Я хоть и молода,

но все-таки я, Зореш, не младенец.

Амман – про это знает весь дворец –

ни в жизни ничего не делал даром.

И если сделку предлагает мне,

то выгодна ему она вдвойне.

Зореш: Но если он придет…

Ты обещаешь?

Эстер: Придет — скажу

все, что должна сказать я.

Зореш: Пока прощай, но помни – жизнь твоя

теперь в твоих руках.

Эстер: Я не забуду.

(Зореш уходит)

Эстер: (хлопает в ладоши) Дебора!

Служанка: (вбегает) Что угодно, госпожа?

Эстер: Беги немедля к дяде… Передай

ему вот это свиток… Но с возвратом.

А на словах еще ему скажи…

Занавес

Зореш и Амман. Аммана можно сделать под Сталина или под Гитлера.

Амман: …Так и сказала?

Да, характер виден.

Вся в дядюшку.

Зореш: Но все же, что она

задумала?

Мне как-то беспокойно…

Амман: Да уж наверно, будет за кого-то

перед царем просить меня, чтоб я

при нем дал слово пощадить, не трогать…

Зореш: И ты пообещаешь?

Амман: И исполню.

Ну, то есть, если это Мордехай…

ему, конечно, шанса я не дам,

он слишком много знает.

Ну а если там мелкота — какие-то подружки

иль дальняя родня… пусть поживут

еще годок-другой,

всегда успеем попозже их прикончить

… вместе с ней.

Зореш: А если… если все-таки она…

Они такой народ… поди дознайся,

Что на уме у них…

Амман: Не беспокойся.

При всем при том они всего лишь люди,

А человека можно обмануть,

И их, поверь мне, не трудней, чем прочих.

Зореш: Но говорят, у них какой-то Бог…

Амман: У всех есть боги. Для простонародья

страх божий был всегда необходим,

но мы-то выше этого.

Мы знаем, что идолов придумал человек,

художник рисовал их, плотник их

стругал, литейщик формовал, они –

орудие, как прялка иль хомут.

И как без прялки ты не ссучишь нить,

без идолов не удержу я власти.

Но ты должна веретено крутить,

а я — их волю возвещать народу.

Зореш: То – идолы, а этот – настоящий…

Амман: А настоящего на свете нет.

Нет Бога, Зореш, нет, и не бывало.

Монолог Аммана (на мотив «Веселых ребят»)

Легко народу от правильной веры,

Что унывать не дает никогда,

Чтоб не стремился он в высшие сферы

Чтоб был он стойким, когда придет беда.

Ему доходчиво лишь объясните,

Что путь к блаженству тяжел и суров,

Пока в засаде не дремлет вредитель,

Не унимаются происки врагов.

Вождь прирожденный не вязнет в дебатах,

Но возмужавши в тяжелой борьбе,

Найдет для всех неудач виноватых,

А все заслуги припишет он себе.

Кто супостатов, своих и нездешних,

Под все провалы свои подверстал,

Сам выйдет чистым, великим, безгрешным,

Почти что богом взойдет на пьедестал.

Меня всеведущим и всемогущим

Объявит глас всенародной любви,

Пообещаю им райские кущи

И свое царство построю на крови.

Зореш: Поверит быдло… Но ведь сам-то ты

прекрасно знаешь, что не все ты можешь,

и знаешь ты, конечно же, не все…

А вдруг и вправду что-то есть такое,

над чем у нас, у смертных, власти нет?

Ну, привидения, инопланетяне, судьба…

черт знает… может, даже Бог?..

Амман: Встречала в жизни ты его хоть раз?

Я тоже нет.

Вот видишь – мы с тобой

На этом свете прожили немало,

А он явиться нам не соизволил…

Конечно, если он, как говорят,

невидим, нет ни запаха, ни вкуса,

то байки можно наплести любые…

Но власть всегда должна быть ощутима,

Иначе чтить ее никто не будет.

А кто не власть – того я не боюсь.

Все покорятся мне, а я – не покорюсь!

Занавес

Царь (европейско-американский либерал), Амман и Эстер

 Монолог Царя (на мотив «Мой Лизочек так уж мал!»)

У меня одна мечта, ах, мечта!

У меня одна мечта, ах, мечта:

Чтоб в тени моей короны

Обнялись бы миллионы

Навсегда!

Навсегда!

Чтобы волк с ягненком лег смирно в ряд,

Чтобы волк с ягненком лег смирно в ряд.

Волк согласен, лишь ягнята,

Подозреньями объяты –

Не хотят!

Не хотят!

Я воспитываю их день и ночь,

Обещаю, если что, им помочь,

А когда их волк съедает,

Сутки напролет рыдаю –

Спать невмочь!

Спать невмочь!

Но уверен я — настанет пора

Окончательной победы добра,

И пока ягнят хватает,

Оптимизм не иссякает.

Завтра будет лучше, чем вчера!

Царь: Да-да, Амман, ты прав, я понимаю,

но, может, все же можно бы полегче,

ну, например… того… не сразу всех…

А если всех – тогда не сразу на смерть?..

Амман: Увы, мой государь, нельзя. Народ

измучен и сдержать не может гнева.

Эстер: Так может быть, тогда ему вернуть,

что отняли, награбили, накрали?

вернуть крестьянам землю…

Амман: Как крестьянам?..

Они ж ее пропьют… Они как дети…

Я лучше знаю, что для них полезно.

Эстер: Но может, часть чиновников уволить,

чтоб меньше взяток…

Царь: Это ни к чему.

Ты знаешь, сколько жен у нас в гареме,

да все рожают… Если, например,

ты завтра тоже принесешь мне сына,

куда его девать, как подрастет?

Ведь делать ничего он не умеет,

в наследники всех разом не возьмешь…

В чиновники – вот взятки и прокормят!

Эстер: Да я бы сына, если ты позволишь,

к сапожнику послала бы в ученье,

чем тунеядством накликать резню!

Царь: К сапожнику?! Нет сердца у тебя!

Бедняжки, что травмированы с детства

интригами гарема… тяжелее

бутылки не держали ничего

в руках они от роду… Их понять,

помочь им призван всякий гуманист.

Эстер: Понять и пожалеть виновных?

Браво!

Ну, а невинных как же, что погибнут

за их вину?

Царь: Да. Это в самом деле…

Да, не совсем…

Но все же, может быть,

они… они не так уж невиновны?

А может, кто-то изменял жене?

Или не там переходил дорогу?

Амман: О чем ты, государь?

Вот целый список

Кровавых злодеяний…

Эстер: Я о нем

Как раз упомянуть сейчас хотела…

Ты помнишь это дело… про ребенка,

Что без вести пропал под праздник Песах?

И два еврея, что себя под пыткой

оговорили – были казнены?

А он через неделю отыскался.

Царь: Кто отыскался?

Эстер: Мальчик. Он сбежал

от отчима и направлялся в гавань,

чтоб юнгой попроситься на корабль.

Царь: Как? В самом деле?

Очень жаль! Бывает…

Судебная ошибка…

Эстер: Но зачем

Ошибку эту заносили в список?

А вот еще: Сгоревшая усадьба.

Еврея обвинили там в поджоге,

хотя в том доме заодно сгорели

его жена, и дочь, и все пожитки.

Амман: К чему ты клонишь? Все тут ложь?

Эстер: Не все.

К примеру – вот, про банду казнокрадов…

Все правда, как написано. Но их,

как помню, наказали по заслугам.

А свиток призывает к наказанью

тех, кто не пойман и не воровал.

Царь: Да, в самом деле, что это, Амман?

Ты мне сказал, что лично все проверил –

все правда, до последней запятой.

Конечно, ты работой перегружен,

ты ошибиться мог, но все же впредь

тебя прошу я быть поаккуратней.

Ну, а тебя (к Эстер) прошу его простить.

Я лично прослежу, чтобы погром

был справедлив и обоснован точно.

Эстер: А без погрома что, нельзя никак?

Царь: Нет, к сожаленью, детка… Понимаешь…

Амман его так тщательно готовил,

выкладывался весь, энтузиазмом

горел, пылал… И если отменить

сейчас погром, то разочарованье

его закомплексует, повредит,

возможно, даже нервную систему.

Быть чуткими, гуманными наш долг…

Эстер: Да, вот о долге… чуть не позабыла.

Тут в свитке, между прочим, я нашла

скандал с убийством офицера стражи.

Известно, что с евреями вообще

он дела не имел, зато Амману

одалживал…

Амман: Ну, хватит! Государь,

кому ты веришь? Мне иль глупой бабе,

что дядюшкой натаскана своим

мне мстить?

Царь: Ах, Эстер, как нехорошо!

Ведь мстительность – безнравственное чувство.

Нет-нет, я про такое безобразье

в своем гареме слышать не хочу.

Сейчас же помиритесь! Дайте руки

друг другу, будьте паиньками!

Эстер: Нет!

Я сознаюсь, что отомстить желала

ему — за Вашти!

Царь: Что ты говоришь?

Эстер: То, что ты слышишь! За твою жену

любимую и верную. За что

ее казнили? В чем ее вина?

В том, что свой род предать не захотела?

На братьев клеветать перед тобой,

как требовал Амман…

Амман: Змея! Жидовка! (Бросается на Эстер с кинжалом)

Эстер: (Прячется за спину царя и визжит) Эй, стража! Помогите, помогите!

Он поднял руку на царя!

Вбегают стражники, скручивают Аммана.

Царь: Амман,

скажу тебе, что это, право, слишком.

Я многое прощал тебе, но я

хозяином хотел бы быть хотя бы

в своем гареме. С женами своими

я разберусь, надеюсь, без тебя.

Но верю – это недоразуменье,

Его мы вскоре выясним…

Начальник стражи: Прости,

мой государь, позволь мне доложить,

что вскорости не только что в гареме,

а вовсе ты хозяином не будешь.

Ты думаешь, его головорезы

кинжалы точат только на евреев?

Весь дом телохранителей твоих

давно уже у них под наблюденьем.

Случись чего – помочь тебе не сможем.

Царь: Не может быть… Нет, нет, я не хочу!!!

Так не должно быть! Этот гадкий мир!

Негармоничный, негуманный! Нет!

Я не согласен! Глобус мне сейчас же

другой подайте…

Эстер: Нет у нас другого.

Приди в себя! Царь ты или не царь?

Царь: Я царь…

Эстер: Так и веди себя по-царски!

С изменником расправься!

Царь: Да, но как?

Сама слыхала – стражники мои

помочь не могут… Армия? Она

в казармах, далеко, и неизвестно,

чью сторону, в конце концов, займет…

Ах, я погиб!..

Эстер: Отчаиваться рано! Надежда есть.

Царь: Но кто же мне поможет?

Эстер: Враг твоего врага. Лишь только дай

евреям право взяться за оружье –

они себя сумеют защитить,

а заодно – тебя.

Начальник стражи: Пожалуй, верно.

Я, помнится, на фронте их встречал –

отважные ребята, и Амман –

давно им враг.

Царь: Да будет так!

Эстер: (хлопает в ладоши) Дебора! Зови писцов!

(начальнику стражи) А этого пока

посадим в подземелье. Да смотри –

коли уйдет, ответишь головою!

Занавес

Мордехай в кипе и с пейсами не очень уверенно накладывает тфилин. Ему помогает Меламед — молодой парень в полном ортодоксальном прикиде.

Мордехай: Гляди-ко, не забыл…

Ведь сколько лет не надевал,

а вроде…

Меламед: Что выучил ребенком – не забудешь.

Проверено.

Мордехай: Да, кстати, вспоминаю,

что в детстве слышал, будто Авраам,

наш праотец, каких-то истуканов

у своего папаши разломал…

Я поискал в той книжке, что ты дал мне,

но не нашел.

Меламед: Так это не в ТАНАХе,

а в мидрашах.

Захочешь – принесу.

Мордехай: Да, будь любезен.

Как там наш малыш?

Меламед: Да ничего малыш, соображает,

кончаем алфавит… Вот только я

хотел тебя спросить, коль ты позволишь…

Мордехай: О чем?

Меламед: Да про внучонка твоего.

Учить его мне в радость, но скажи –

зачем ему еврейская премудрость?

Как ни крути – он все же царский сын.

Хотя и не наследник – есть постарше,

но при дворе персидском будет жить.

И если будет не таким как все,

То, верно, нелегко ему придется.

Об этом ты подумал ли?

Мордехай: Об этом

как раз и думал я, затем-то я

тебя и нанимал.

Сегодня царский…

…Ну, ты пока учи его, учи!..

  

Print Friendly, PDF & Email