Сергей Эйгенсон: Déjà Vu

Loading

Уфимский татарин, однако — не гордый сын Кавказа. Как и все советские люди любой национальности, он очень уж большого уважения к закону и госсобственности не имеет. Но и того, чтобы непрерывно пребывать в напряженных поисках, где что украсть, хоть по мелочи — этого тоже нету. Это уже местный обычай, заветы предков, Закон Гор.

Déjà Vu

Из серии «Рассказы по жизни»*

Сергей Эйгенсон

Продолжение серии. Начало

«Поди ж ты! Кажинный раз на этом месте».
(Иван Ф. Горбунов)

Нет на божьем свете ничего нового, кроме, может быть, вот этого самого утверждения. Ничего, что уже не было бы сказано и сделано до нас, да и не по одному разу, а потом по большей части позабыто. Так что, за каждым Колумбом стоит свой Лейф Эриксон, а за Вейсманом позабытый Мендель — только глаз у нас на затылке нету, поэтому и незаметно. Я это к тому, что читаешь газетку, а за буковками новостей отчетливое — уже видел. Это, конечно, еще не очень большой силы наблюдение, но еще характерно, что к определенным местам привязываются, как тени, некоторые постоянные стечения обстоятельств. Типа привычного вывиха. Вот два таких дежавю по последним сообщениям открыли у меня в памяти две дорожки к двум старинным друзьям.

I

Без каких-либо возражений верится рассказу о том, что в Чечне основные сражения происходили вокруг врезок в нефтепроводы. Одно, что дело доходное, а моральных ограничений там не было ни у боевиков, ни у федералов, ни у обывателей. А и то, что надежная охрана линейных объектов дело очень сложное, тем более, в горах, где видимость затрудена. Один мой знакомый попал под повторный призыв и капитаном отслужил еще полтора года в Сороковой армии. Роту в бой на зеленку он не водил, служил по специальности, как трубопроводчик. Там прямо от Аму-Дарьи были проложены полевые магистральные трубопроводы ПМТ-100. Я с такой штукой дело имел по Дальнему Востоку, где, слава Богу, душманов не было. Собирается это дело из отрезков алюминиевой или стальной стамиллиметровой трубы длиной метров по пять на соединении вроде байонетного, что в пожарных гидрантах. Вот было проложено три, кажется, нитки, с насосными по трассе, там качались бензин и танковая дизелька для ограниченного контингента, что помогал братскому афганскому народу в его тяжелой жизни.

Так он говорил, что по пустыне — никаких проблем, а где жилуха, там кошмар, каждый день загорания. Декханин, если нужны бензик, либо солярка для лампы, он что делает? Берет ручную дрель, сверлит в укромном от шурави месте отверстие и подставляет ведро. Набрал и к дальнейшей деятельности, забить дырку хоть деревянным чопиком, как я бы сделал — а зачем? Оно и течет, к вечеру натекает хорошая лужа, муджахеды в ту сторону гранату бросят — пылает до неба, коптит местность. Назавтра все по новой, типа вечного двигателя. На каждых же ста метрах солдатика не поставишь, это придется только на охране еще одну армию держать. Но бензовозами возить еще хуже, там и горючее потеряешь, и машину, да и бойцов благодарные афганцы пришибут.

У меня однако, эти чеченские сообщения о кражах из трубы вызвали, скорей, идиллические воспоминания о раннебрежневских годах. Сидим мы со старым институтским приятелем в чешской пивнушке, что в Парке Горького, пьем завезенный в тот день на нашу удачу «Старый Прамен» под шпикачки с рогаликами и травим друг другу байки о боевых эпизодах за время разлуки. Дружок мой Малик в последние годы работает в газпромовской пусконаладке, так его рассказы имеют очень разбросанную привязку по географии, от Коми до Туркмении. А тут он добрался до славного города Гудермеса, где его бригада отлаживала контрольно-измерительные приборы на трассовой компрессорной магистрального газопровода. Черт его знает, может и привирает, я за полную достоверность собственных рассказов не поручусь — тем более за него. Но звучит славно, тем более, под пльзеньское.

Я в Гудермесе не бывал, да и вообще в Чечено-Ингушетии один Грозный и видел, а по маликову рассказу там рядом с компрессорной и вдоль трубы все сады, сады. В садах, естественно, домики, а в них население, по тем временам пока еще мирное. Вот, будто бы, один из аборигенов, смышленый старичок, пригляделся к монтажникам и пусконаладчикам, кто чем занят, приходит вечерком к бригадиру киповцев в вагончик и говорит:

— Нашальник, у вас в большой трубе газа мно-ого…

— Ну, есть, конечно, — отвечает мой дружок, но пока в ситуацию не въезжает.

— Вот как бы по твоей маленький желтый трубка немного газа ко мне в сад привести.

— Да ты что, бабай, не заболел часом? Как я тебе газ приведу?

— Вон, маленький желтый трубка, который твои малшики делают.

Аксакал-то оказался вполне не дурак, подтвердив устойчивую репутацию чеченцев, как самого сообразительного, наравне с лакцами, из горских народов. Во-первых, засек, что маликовы киповцы все время возятся с присоединенной к большой метровой трубе импульсной красномедной трубкой для передачи измерительного сигнала. Такая трубочка как Аллахом создана для того, чтоб сосать газ из магистрали. А во-вторых, ущучил, что бригадир — сам не Иван, а из нацменов-мусульман, что и воодушевило его насчет возможности найти общий язык.

Его, конечно, можно понять. Не напиться у воды — это даже и урусы считают за танталовы страдания. А тут живешь рядом с большой трубой, а когда газификацию садов сделают — один шайтан знает. А платить за сжиженный пропан рядом с потоком природного газа — и дорого, и обидно. Лучше заплатить конкретным людям за дырочку. Уфимский татарин, однако — не гордый сын Кавказа. Как и все советские люди любой национальности, он очень уж большого уважения к закону и госсобственности не имеет. Но и того, чтобы непрерывно пребывать в напряженных поисках, где что украсть, хоть по мелочи — этого тоже нету. Это уже местный обычай, заветы предков, Закон Гор.

На мой поверхностный северный взгляд, именно эта, не только местная, но и общеближневосточная, даже, пожалуй, общесредиземноморская черта, и определяет образ жизни к юго-востоку от ж/д станции Ростов-Главный. Вместе, конечно, со специально балкано-кавказскими напряженным поддержанием щек в надутом состоянии (как это теперь научно называют, культура стыда в отличие от европейской культуры совести) и маниакальным перманентным интересом к национальной теме. Честно говоря, болезненный интерес, почти поголовный у кавказцев, к тому, кто — «какой нации», в наших уральских краях в ту пору проявлялся за пределами психиатрических стационаров и особо бдительных отделов кадров довольно слабо. Сейчас-то, конечно, кое-кто из обитателей коренных российских регионов вполне мог бы обучать темпераментных лиц неместной национальности на курсах повышения квалификации, как по части грабануть, что плохо лежит, так и по национально-озабоченному идиотизму. Но вообще, как кажется, эти вещи тогда, да и посейчас, распространялись как раз с южного направления… История тоже, как будто, учит, что очень многие болезни приходили на Русь именно с Юга, по тем же маршрутам, что и чума с холерой, а не с Запада, как нам в тысячу перьев объясняют сейчас специально обученные люди.

Вернемся на Гудермесскую КС. Пожурил мой приятель дедка за его рацуху, объяснил, что за незаконную врезку в пятидесятиатмосферную магистральную трубу можно свободно получить до семи лет, и предупредил, чтобы больше разговоров на эту тему не заводил, а то будут неприятности. И, с чувством выполненного долга по спасению старика от беды, уехал в Нефтекумск, готовить дело к переезду своей бригады после окончания работ на Гудермесской КС. Вернулся, закончили работу, подписали акты, обмыли с ребятами — и на новое место. Географические названия эти — Гудермес, Нефтекумск, Буденновск — в последующие десятилетия стали очень широкоизвестны благодаря предприимчивым внучатам смышленого аксакала. Но, на всякий случай, напомню, что новая площадка от старой километрах в двухстах, часа три по сравнительно приличной дороге. Вот по этой дороге пришлось через месяц ехать Малику на попутке после матерного звонка с предыдущей компрессорной. Оказалось так, что в кабинете начальника возник тот самый аксакал со словами:

— Нашальник, в твоей большой трубе совсем газа мало стало.

— А ты откуда знаешь?

— Ко мне в сад совсем плохо доходит. Раньше хорошо было — теперь плохо. Совсем слабо горит.

Что доходит, как доходит? Дед колется, что у него в саду проведен маленький желтый трубка, прямо до газовой плиты. Начальник на глазах начинает седеть. Сверление и отвод в магистрали — это, в любом случае, куча неприятностей — а если авария?

— Кто трубку проводил, где эта трубка?

— А вот те малшики, что три недели назад уехали. Хорошо горело, пока в большой трубе газа хватало, а вот теперь, когда в большой… Совсем плохо стало.

Звонят в Нефтекумск, находят там на заводе Малика, простым русским языком объясняют, что дела яман и чтобы приезжал быстрей паровоза. А пока мой приятель едет в недоумении и догадках о происшествии, дело начинает рассеиваться естественным способом.

Пришли в дедов сад — действительно, стоит плита, к плите подведена восьмерка-красномедка, но горит, честно сказать, слабенько, правильно аксакал недоволен. Начали копать вдоль подводящей трубки и, уже за забором, через дорогу выкопали зарытый в яме большой пропановый баллон. Ну вот, по нему-то, типа, как Кювье по костям, восстановили событие преступления. Получалось так, что после первого отъезда Малика в Нефтекумск, его орлы на четыре дня остались без бдительного бригадирского присмотра. Вот тут-то их и соблазнил коварный чечен, пообещав деньги и трехлитровую банку коньячного спирта. Насчет недопустимости врезки в магистраль они, конечно, тоже знали — но если мой приятель на этом тему закрыл, то у несколько одуревших от недопития и нехватки сговорчивых баб пролетариев заработала техническая мысль и в итоге дедку было сказано:

Ладно. Волоки банку и двести рублей. Можешь покупать плитку, завтра вечером все сделаем. Подведем газ, пользуйся.

Оно и работало бы месяца полтора, пока они все улетели бы в практически недосягаемый Узбекистан на Мубарекский ГПЗ, если б обрадованный доступностью газа хозяин не стал эксплуатировать свою новинку в хвост и в гриву. Ну, от сердца отлегло. Приятель мой вернулся к своим бригадникам, собрал их и объявил:

— Значит, так! Кто главный — не спрашиваю. Если сейчас не вернете две сотни — менты спросят. Если надо, по личному делу проверят, у кого какие раньше ходки были. Если завтра не вернем.

Зная оратора, могу предположить, что главной проблемой для него было удержать в рамках лицевые мускулы, типа знаменитой подростковой задачи — наполнить приятелю карман, не засмеявшись. Но с пролетариатом расслабляться нельзя, это мы оба знаем, сами из таких. Еще в студенческие годы оба впервые попали в этот мир на газопроводе «Бухара-Урал» и подсели на бесшабашную перелетную жизнь.

Мы с тобою, друг, монтажники,
Вся наша жизнь — езда.
Нас встречают и разлучают
Стуком колес поезда
.

На следующий день почтенный старец получил назад свои деньги и заново заправленный баллон с пропан-бутаном. Плюс разъяснение, что за взятку сажают по Кодексу обе стороны, и ту, которая — и ту, которой. Дедок несколько удивился, но принял к сведению. Впрочем, чего-нибудь разумного от гяурских законов он все равно не ожидал. Соответственно, и про спирт не напоминал, тем более, что происхождение его вряд ли было совсем законным. На этом дело затихло, а принципиальных борцов за гласность и справедливость в ту пору в Гудермесе не водилось. Они и в Москве-то тогда, по большей части, встречались в Институте Сербского. Через год Малик Нурмухаметович из пусконаладки перешел работать в министерство, помощником министра. Я на такую работу без приговора народного суда не пошел бы, но он справлялся совсем неплохо. Во всяком случае, мужики-производственники не жаловались, говорили, что может когда и помочь в пробивании какого-нибудь нужного дела.

Он и в 90-е в делах. Олигарх — не олигарх, но совсем не жаловался. Фирма его была спонсором фестиваля татарской песни в федеральной столице, из чего, как кажется, можно сделать вывод о некотором преуспеянии. Мы с ним время от времени перезванивались, а в начале нулевых даже совпали в Москве и посидели в тамошнем «Белом Солнце Пустыни». Подавала лично Гюльчатай и вообще было неплохо. При случае расскажу.

А вспомнил я эту истории к тому, что эвон уже когда, еще в полный застой и нефтяное процветание, начал свободолюбивый чеченский народ осваивать технологию врезки в трубопроводы. Так что ж вы теперь-то хотите? Конечно, техника на месте не стоит, кадры повышают квалификацию — но главное, что с традициями хорошо согласуется.

II

Конечно, кукушат теперь появилось немерянное число, но винить, пожалуй, все-таки надо не столько привычного Чубайса, сколько прославленную нашу лучшую в мире систему образования, обучающую подростка куче разных знаний и навыков, но не умению самостоятельно думать. Просто раньше, при диалектическом материализме, они более тусовались по квартирам, взахлеб зачитывая друг другу труды Блаватской, засланного в идеализьм от марксистов казачка Спиркина и прочих Кифишиных. Баррикады у Белого дома были построены не зря, системы партийной учебы не стало, на смену переходу количества в качество объявилась духовность и теперь все эти мыслители нетрадиционной ориентации высказываются, где ни попадя. Самые, конечно, концентрированные потоки рениксы струятся на главных направлениях: доледниковые цивилизации, традиционные инопланетяне, неформальная хронология имени Ан. Фоменко, разоблачение Эйнштейна.

И еще — катастрофическое воздействие на многие некрепкие головы произвело знакомство с красивыми терминами тектоники плит. Оно, конечно, сильно получается, когда взрыв газового баллона в подвале четвертого подъезда объясняется прохождением ровно под этим подвалом разлома земной коры на глубине три кэмэ. Вот, нашелся же крупный ученый из города Тула, предсказавший скорую гибель Волжской ГЭС под Сталинградом как следствие американских бомбардировок города Багдада. Как известно, астролог Нострадамус когда еще предсказал, что в Туле будет нехорошо, но там было обещано, что неприятности окончатся в определенный срок. Не сбылось. Как видим, хотя бы на примерах тамошних губернаторов и вот этого самого профессора, уровень здравомыслия в Туле как однажды упал, так до уровня Косого Левши, с его разумными соображениями об европейской индустрии и отечественной обороноспособности, никак не восстанавливается.

Читаю дальше, еще интересней. Назначил будто бы академик РАН, он же, по совместительству главный инженер Волжского филиала ИГиРГИ Николай Яковлев в городе Тольятти и на другой Волжской ГЭС, той, что в Жигулях и имени В.И. Ленина, эпицентры землетрясения силой до 7 баллов. Ну, что такого академика в Отделении Наук о Земле не числится, это понятно. Должность как бы не для действительного члена, но для провинциального журналиста спутать милостивого государя с Государем Императором — это на один раз. Но чем Сеть хороша?! На двадцати сайтах помещено про жуткую опасность. Где-то на одном, в уголочке, официальное утешение, что и не эпицентр, и не академик, а просто товарищ был не особенно в курсе.

Однако, навело это все меня совсем на иное, на сюжет о том, как мой приятель, Володя Фридланд, строил вот эту самую Волжскую ГЭС в Жигулях. Попал он туда не то, чтобы под конвоем, но и не совсем по своему желанию. Поступал Вова в Куйбышевский авиаинститут, доучился в нем до пятого курса. Тут в конце лета находит его звонок — зайти в отдел кадров. Выходит оттуда Вова живым, но слегка ошарашенным студентом лесомелиоративного факультета Куйбышевского же сельхозинститута. Причем, совершенно добровольно, сам и заявление на перевод подписал. А куда деться, если всплыл в документах двоюродный дядюшка — покойный враг народа? Времена были не особенно вегетарианские, спасибо, хоть так.

Приходит он первого сентября в свою новую альму матерь — а там пол-аудитории таких же, как он, бывших студентов авиационного с замаранной анкетой. Ну, на миру и смерть красна, или, как еще говорят, за компанию и жидомасон повесился. Сумел ли новый мелиоратор до конца проникнуться своей нынешней гуманной профессией, мне в точности не известно. Во всяком случае, как только появилась возможность, он снова отрастил себе крылья, аспирантура и вся дальнейшая деятельность у него все-таки были по авиационной линии. Единственно, сохранилось у него от мелиоративных наук красивое слово кольматаж, которым он активно пользовался. Вот, если на промысловых измерениях маленько пропускает соединение, особенно там, где течет жидкая фаза, то Володя уверенно успокаивает: «Ничего, — мол, — закольматируется». В смысле, достаточно малая дырочка быстро забьется частичками твердой фазы — пылью, ржавчиной — и утечка сама прекратится. Часто так и и бывает. Не только в гидравлике.

Но, однако, в июне 1952-го все это еще впереди и новый инженер-гидротехник по распределению отправляется недалеко от дома, в Жигули на строительство самой большой в мире Куйбышевской, ныне Волжской, ГЭС. Проработал он там два года до поступления в аспирантуру, а заряд впечатлений, как кажется, получил на всю жизнь. Строили гидростанцию сами понимаете, кто. Не могу не потянуть одеяло на себя. Когда мой друг делился со мной своими воспоминаниями, я ему тут же доложил, что как раз об эту пору наблюдал за великой стройкой с борта парохода, путешествуя с дедом по Волге после успешного окончания первого класса. И вот детский глазок ухватил, что строители на берегу были, в основном, в знакомых и по родному городу темносерых бушлатах. После этого в течение многих лет у меня не был в сознании решен вопрос о стартовом периоде великих строек. Что начинают любую стройку комсомольцы-добровольцы — это я твердо знал из радио и «Пионерской правды». Что строят люди в бушлатах и черных треухах — это я видел своими глазами. Каким образом происходит переход — было неясно. Как рабочую гипотезу я принял, что первопроходцы с горячими сердцами приезжают, натягивают колючку, а уж тогда завозят этих, в офнаечках. Только «Один день Ивана Денисовича» и чеканная формула

«Надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать — чтоб не убежать. А потом строить»

— рассеяли мое заблуждение.

Ну, а Володя Фридланд все это наблюдал непосредственно изнутри, работая вольнонаемным начальником геодезической группы, где все, кроме него, были зэками. Человек привыкает ко всему и он привык. Да и нельзя же сказать, чтобы зона так уж сильно отличалась от остальной страны. Тем более, он-то ночевал не в зэковском бараке, а в общежитии молодых специалистов, а в выходной и вовсе мог съездить к родителям в город. А что в первую же неделю на площадке нивелирования, откуда ни возьмись, нашлась свежеотрезанная стриженая голова, которую один из зэков-реечников тут же выпнул в запретку — так разве мы с ним спустя тридцать лет не находили при обследовании газопровода вытаявший из-под снега бомжовый трупик. Ментам-то сообщили сразу, а что они неделю не приезжали — так мало ли у них таких случаев, это для нас в редкость.

На второй Володин год умер Великий Вождь и была по этому случаю амнистия. Нынче люди уж и не помнят, что и как, и почему-то все вспоминают, в связи с этим, Лаврентия Павловича. Тогда у лагерников не было сомнений, что почем и откуда, и за ночь на склоне горы появилась выложенная из валунов огромная, с реки видная, надпись «СЛАВА ВОРОШИЛОВУ». На вторую фамилию под амнистией, секретаря Верховного Совета Георгадзе, энтузиазма уже не хватило. Крепко врезалась эта надпись молодому специалисту в память, тот даже при нашей последней встрече в Больнице МПС вспоминал оперативность того народного отклика. Некоторое время спустя случилась известная неприятность как раз с Л.П. Берия. И в несколько опустевшей зоне рядом с бараками заключенных появились бараки солдат срочной службы из расформированных частей МВД и МГБ. По домам их не распустили, оказывается, и они дослуживали свой срок в качестве строителей рядом с теми, кого вчера стерегли. Ходили они и работали в своей же повседневной форме, только без погон, кормились по зэковским нормам, ночевали внутри колючки и выглядели довольно уныло.

Вот они все вместе, зэки, вольнонаемные и «бериевцы», и производили те самые стройработы, которых на этой ГЭС набралось в итоге на 194 млн кубометров земли и почти 8 млн кубометров бетона. Сравнивать, по правде, на свете почти и не с чем, разве только с другой Волжской ГЭС, что как раз начинали строить у Сталинграда. Знаменитая пирамида Хеопса — 2,5 млн кубометров, на Беломорканале суммарно, вместе с туфтой, объем земляных и скальных работ составил 21 миллион кубометров, бетонных 390 тысяч кубометров, американская ГЭС Грэнд Кули бетона потребовала побольше, 9 млн кубометров, но земляных работ там слезки. А тут девять Беломорканалов, семьдесят шесть Хеопсов, это впечатляет. Отчасти это, конечно, потому, что строим не в ущелье, как меркантильные янки на Коламбия-ривер, а на широкопойменной Волге-матушке, как завещал Ильич. Он вообще, если верить модной пьесе «Кремлевские куранты», больше всего огорчался, что никак не получается поставить «электрический дворец» прямо у моря, чтоб утереть нос проплывающим мимо капиталистам. Поэтому и приходится строить многокилометровые русловые и пойменные плотины. Но все равно бы столько не набралось, если бы на обеих в будущем Волжских ГЭС, имени Ленина в Жигулях и имени XXII Съезда КПСС у Сталинграда, не спроектировал Гидропроект такие плотины, что у них при высотах до 50 метров ширина по гребню 80 метров, а по подошве 500-600. Полкилометра.

Зачем? Пытался молодой специалист это понять — и никак не получалось. Никакие расчеты гидростатики и строительной механики, из тех, которым его выучили в двух ВУЗах, такой жуткой ширины не давали. Конечно, если б оно само насыпалось, тогда какие вопросы? А тут четверть страны сидит, а четверть только-только амнистировали, и уже нехватает людей на великие стройки. Как раз в ту пору приезжает к ним на стройку какой-то большой гидротехнический ученый из Москвы, Володя говорил, кто, но у меня не отложилось. В клубе ИТР встреча с авторитетом для инженеров и техников, ответы на вопросы. Володя, конечно, пришел. Послушал про новые архитектурные и технические решения, поудивлялся мощности будущих генераторов, а как подошло дело к вопросам из зала, подал записку. Народу не так и много, а уж желающих допрашивать светило совсем по пальцам сосчитаешь. Дошло дело до Вовиной записки, насчет непонятности такой сверхмогучей плотины.

Москвич прочитал, потом спрашивает:

— Это чья записка?

— Моя.

— Скажите, молодой человек, Вы — по специальности гидравлик, я правильно понял?

— Да.

— Тогда мне очень трудно будет Вам объяснить…

Впоследствии Фридланд все-таки с этим разобрался, но это уж было тогда, когда он поступил в аспирантуру Куйбышевского Авиационного. Рассказали ему компетентные люди, что при проектировании этой плотины мало того, что заложен запас прочности в расчете на наводнения повторяемостью раз в 10 000 лет, в сто раз реже, чем обычно, да еще вводится дополнительный запас — «гарантийная поправка», но еще и произведен расчет на устойчивость при прямом попадании в полотно атомной бомбы. Такое было поставлено условие с самого верха. То есть, это все равно, что при строительстве дома делать стены толщиной по пять метров. Нам, простым обывателям, в общем-то, всегда кажется, что чем больше запас прочности — тем лучше, что и нашло свое выражение в сказке про трех поросят и волка. Это оно так — если бы не ограниченность ресурсов. Если все человеческие и материальные ресурсы тратить на такие махины — больше ни на что не найдутся. Проверено. Во всяком случае, ни на одной из последовавших отечественных гидростроек после тех двух Волжских ГЭС такого размаха уже не наблюдалось. С одной стороны и зэков стало, все-таки, поменьше, да и Никита разбаловал народ, вышли из моды коммуналки с тридцатью жильцами на одно очко. Что, естественно, отвлекало часть стройматериалов от пирамидостроительства.

Так и жили, пока расцвет экоидеологии вкупе с безграмотностью не выдвинул новых бойцов, для которых уже и сталинские запасы прочности не предел. Их, надо думать, устроили бы плотины шириной километров по сорок, одно плохо, что это уж за пределами человеческих возможностей. Надо бы прямо к Аллаху обращаться. И вот что характерно, граждане, что опять такие планетарного масштаба идеи возникают именно по поводу этих двух великих строек Сталинского Плана Преобразования Природы. Нету уж Владимира Яковлевича Фридланда, он бы оценил юмор ситуации.

Продолжение серии

___

*) Новая авторская редакция.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Сергей Эйгенсон: Déjà Vu

  1. Мне кажется, указание на юго-восточный ветер перемен несколько сужено средиземноморским адресом. Думаю, предприимчивость индусов и окружающих их на исторической родине вьетнамцев и малайцев заметна в Штатах не меньше, чем активность кавказцев и среднеазиатов в России.

  2. Хорошо пишет Сергей Эйгенсон. И весело и грустно одновременно. И коротко, почти как Чехов.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.