Лев Мадорский: Чародей слова, или Путь из поляков в евреи

Loading

Холокост в Европе, гибель самых близких людей, особенно мамы, потрясли Тувима. Он в полной мере почувствовал, что принадлежит к древнему народу, который уничтожают, расстреливают, травят газом. Такая метаморфоза сопровождала евреев в разных странах.

Чародей слова, или
Путь из поляков в евреи

(к 125-летию со дня рождения Юлиана Тувима)

Лев Мадорский

«Живи так, чтобы друзьям стало скучно, когда ты умрёшь»
Тувим

Написать памятный очерк о Юлиане Тувиме оказалось не простой задачей. Чем больше знакомился с жизнью и творчеством этого невероятного человека, тем больше погружался в омут раздвоенной, многоплановой, почти мистической поэзии, жизни, личности…

Что случилось?
Что случилось?
С печки азбука
свалилась!

—————————

Что стряслось у тети Вали?
У нее очки пропали!

Ищет бедная старушка
За подушкой, под подушкой

—————————

Хозяйка однажды с базара пришла,
Хозяйка с базара домой принесла:
Картошку,
Капусту,
Морковку,
Горох,
Петрушку и свеклу.

Ох!

Не знаю как у вас, а у меня, как только я в 4-5 лет научился читать стихи, строчки из которых привёл выше, были одними из первых. Наряду с «Наша Таня», «Идёт бычок» Агнии Барто, «А что у вас», «Мы с приятелем» Сергея Михалкова и некоторых других. Я тогда понятия не имел, что Маршак, чьё имя стояло на обложке, не сам их написал, а перевёл с польского.

Вообще, стихи для детей переводят на другой язык редко. Тем более, если это делает такой прекрасный поэт как Самуил Яковлевич Маршак. Думаю, что детские стихи Тувима были достойны перевода большого мастера.

Детство, юность, первые стихи

Гениальный поэт, писатель, переводчик, литературный критик и публицист Юлиан Тувим родился 13 сентября 1894 года в небогатой, ассимилированной польско-еврейской семье в городе Лодзь (Польша). Позже поэт напишет о своём родном городе, немного подражая В. Маяковскому, одному из своих любимых поэтов:

Когда я лбом вплоть до звезд,
Как славы начнется эра,
И совершат меня ссору бучну
Сто городов, словно за Гомера…
И каждый городок вопить начнет:
«Пророче, ты отсюда родом!»

— Потомки! Сим догадкам — шаг цена,
Оставьте их тувимистам.
Сам я свидетельствую: Лодзь, и только она
Была моим родным городом.

В 1901 году Юлиан поступил в русскую гимназию, учился в которой не слишком успешно. Особенно не любил точные науки и даже из-за них остался на второй год в шестом классе, Но, несмотря на неуспеваемость, нехватку денег и сложности в отношениях между родителями, детство Юлиана было таким, каким и положено быть детству — беззаботным и радостным.

Позже Юлиан признает, что взял от своих родителей лучшее: от папы — самодисциплину, от мамы — артистизм. Одно из увлечений гимназиста — лингвистика, Увлечение, которое он сам называет «лингвистическое безумие». Будущий поэт окружил себя не школьными учебниками, а книгами по языкознанию и этнографии. Его интересуют экзотические языки: тунгусов, папуасов, африканских народов, австралийских племен, эсперанто. Словари были дорогими и Юлиан придумывает разные ухищрения. Например, приглашает двенадцатилетнего китайца и записывает польскими буквами китайскую песенку; составляет словарь цыганских слов и выражений. Кроме лингвистики Юлиан в старших классах увлёкался поэзией (особенно любил Уолта Уитмена, Артюра Рембо, Леопольда Стаффа), публикует переводы польских поэтов на эсперанто, делает первые переводы с русского языка. В 18 лет публикует своё первое стихотворение «Просьба». В 1916-1918 гг. Тувим изучал философию и юриспруденцию в Варшавском институте. Впрочем, не столько учился, сколько занимался литературным творчеством, которое всё больше заполняет его жизнь. Тувим пишет стихи в студенческую газету, организует литературную группу «Скамандр» (членов группы объединяло стремление соединить поэзию с современностью, желание активно участвовать в общественной жизни), становится одним из основателей известного в те годы в Польше литературного кабаре «Pikador». Литературная деятельность накрывает Юлиана с головой и он бросает университет.

1920-39 гг. До оккупации Польши

Начиная с 20-х годов в ставшей независимой Польше, Тувим становится одним из самых популярных поэтов. Выходят многочисленные сборники его стихов: «Подстерегаю Бога», «Пляшущий Сократ», «Седьмая осень» и другие. С годами юношеские, оптимистические стихи переходят в поэзию мудрую, гуманистическую, с классической ясностью изложения. Его стихи в центре литературной критики. Известный польский писатель Ярослав Ивашкевич напишет в те годы:

«Ни с чем нельзя сравнить впечатление, которое произвели на нас стихи Тувима. Мы все безоговорочно восприняли их как начало новой поэтической эры».

Главный герой стихотворений Тувима 20-х годов — простой человек. В 1929 году Тувим печатает стихотворение «К простому человеку»:

В брук круши пример ружья!
Ибо кровь твоя, а их нефть!
И от столицы до столицы
Гукни на все ты их марниці:
«Нет глупых, господа шляхта!»
(Перевод Григория Кочура)

Одно из самых любимых в предвоенной Польше стихотворений «Молитва» — мечта о будущем Польши:

В стране, что воскреснет из гроба
В сиянии вольности-зари,
Пусть будет добрый лад и честный,
Расчетливые предводители…

Дай хлеб нам из польского поля
И гробы — с польской сосны.
Змети со слов громкую фальшивость,
Верни извечную им правдивость,
Освободи из-под власти брехача,
Пусть справедливость — справедливость,
А право — право означает…
(Перевод Максима Рыльского)

Тувим одним из первых среди польских поэтов уходит от высокопарности поэтического языка, свойственной поэтам 19 века. В его стихи всё чаще проникает обычный, повседневный язык улицы. Как написал известный польский критик Мстислав Яструн:

«Тувим не только обновил устаревшее словництво, но и ввел в поэтический обиход новый мир вещей и образов…»

А известная в России польская писательница Ванда Василевская написала:

«В Польше молодёжь росла очарованная поэзией Тувима».

С приходом в Германии к власти нацистов многое меняется. Поэт всё больше обращается к публицистике. Пишет статьи резко критикующие фашизм. Такое ощущение, что он

предвидит страшные события, которые ожидают его родину и весь мир. Об этом написал Самуил Кур в статье «Смех и скорбь Юлиана Тувима»:

«Поразительное предвидение двадцатитрехлетнего поэта!»

Далее Самуил пишет о вечной раздвоенности Тувима (мистик и реалист, сторонник коммунистов и противник любой диктатуры, поляк и еврей):

«Пройдет 30 лет, и вдали от варшавских берез, в шумном, огнедышащем Нью-Йорке, тот же автор «Большой Теодоры», только постаревший, вознесет хвалу Иосифу Сталину. К власти на его родине пришли левые силы, и он уверен, что уж теперь-то, после войны, в Польше антисемитизма не будет. Тут прозорливость Тувима подвела. Вспомним хотя бы еврейские погромы в Польше сразу после войны и, особенно, взрыв антисемитизма в конце 60-х, когда генсек КП Польши Гомулка, женатый, кстати, на еврейке, 19 марта 1968 года на партийном митинге предложил чтобы евреи, которым Израиль дороже Польши, «рано или поздно покинули нашу страну».

В Польше было тяжёлое экономическое положение и народный гнев, как это всегда и бывает, был направлен в нужное русло. К счастью, до этого времени (в результате исхода евреев из Польской республики от 30 тыс. осталось не больше трёх) поэт не дожил. Но вернёмся к 30-м годам…

Начиная с 1933 года, в Польше, под влиянием национал-социализма, власть всё крепче закручивает гайки и свирепствует цензура. Сатирическое стихотворение «Бал в опере», высмеивающее польское правительство, было запрещено к публикации. Постепенно лирические мотивы стихотворений Тувима уходят на второй план, уступуя место сатирическим. Всё больше в его стихах горечи, опустошённости, трагизма, одиночества… Жестокий мир рождает мрачные образы. Вот отрывок из стихотворения того времени «Мой стол»:

«Мой стол напоминает катафалк,
Застыл в своём траурном блеске,
Словно реквием деревяный
Словно монумент слёз»

Начало войны. Эмиграция. Возвращение. Смерть

С началом войны великому поэту-еврею удалось избежать ужаса, который пережили его соплеменники. Он бежит сначала в Румынию, потом через Францию, Португалию, Бразилию в США. В эмиграции Тувим написал свое крупнейшее произведение — лирико-эпическую поэму «Цветы Польши». В 1946 году возвращается на родину.

Незадолго до смерти Тувима произошло нечто мистическое. В конце 1953 года поэт и его жена Стефания решили провести Рождество на курорте в Закопане. Вскоре в квартире раздался телефонный звонок: «Не приезжай в Закопане, а то можешь не уехать живым». Они всё же поехали, а 27 декабря 1953 года у Тувима случился инфаркт. Возможно, учитывая мистический настрой Юлиана, напутственное пожелание антисемита сыграло свою роль. Великий поэт умер, успев предсказать именно такую кончину: «Призрак смерти леденящей — о, не разящей, а глумливой». Похоронен Юлиан Тувим в Варшаве.

Путь Тувима от поляка к еврею

Выросший в ассимилированной семье, Тувим всегда с рождения считал себя поляком. Для него любимым языком был польский. Надо сказать, что Польша далеко не всегда отвечала ему такой же любовью. Холокост в Европе, гибель самых близких людей, особенно мамы, потрясли Тувима. Он в полной мере почувствовал, что принадлежит к древнему народу, который уничтожают, расстреливают, травят газом. Такая метаморфоза сопровождала евреев в разных странах. Некоторые из нас в бывшем Союзе хотели «стать как все» и считали себя русскими, старались забыть свою национальность, пока бытовой и государственный антисемитизм (дело врачей, борьба с космополитизмом и т.п.) не вынудили их почувствовать себя евреями.

В эмиграции (1944 г.) он много пишет на еврейскую тему: стихотворение «Еврейчик», эссе «Памятник и Могила», Манифест «Мы, польские евреи». В Манифесте, переведённом на многие языки, в том числе, на русский, Тувим утверждает родство с жертвами Шоа «по еврейской крови — не той, что течет в жилах, а той, что течет из жил».

В 1943 году Тувим узнаёт о трагической смерти матери Адель и сестры Ирен. Нелюди с человеческим лицом и со свастикой на рукаве выбросили его мать, еще живую, из окна психиатрической больницы, куда она попала ещё до войны от нервного срыва, связанного со страхом перед ростом антисемитских настроений. Весь день и всю ночь труп пролежал на улице, и только утром добрые люди похоронили её под сосной в садике… В том же году Юлиан напишет одно из своих самых трагических стихотворений «Мать» (перевод Б. Слуцкого).

На погосте в Лодзи
На кладбище еврейском
Холмик польской могилы
Моей мамы-еврейки.
Там зарыта мать-полька
И еврейская мама.
Перенес ее с Вислы…

Привожу только начало, но советую полностью прочитать, чтобы услышать этот идущий от сердца крик боли и отчания.

Не хочется заканчивать памятный очерк такого жизнелюбивого, остроумного, светлого человека, как Юлиан, на трагической ноте. Привожу, в заключение, мудрые, сверкающие юмором, высказывания поэта:

  • Порядочная девушка не бегает за парнем. Видел ли кто, чтобы мышеловка бегала за мышью?
  • Жить надо так, чтобы не бояться продать своего попугая самой большой сплетнице города.
  • Мозг это такой орган, с помощью которого мы думаем, что мы думаем.
  • Даже самые красивые ноги где-нибудь заканчиваются.
  • Эгоист — это тот, кто заботится о себе больше, чем обо мне.
  • Успех — это то, чего друзья тебе не простят.
  • Даже когда перескочишь, не говори гоп. Сначала посмотри, во что вскочил.
Print Friendly, PDF & Email

18 комментариев для “Лев Мадорский: Чародей слова, или Путь из поляков в евреи

  1. Думаю, что эссе о Тувиме хорошо дополнят переводы его стихов Ионом Дегеном., которые нашёл на сайте памяти Дегена. https://memorydegen.wordpress.com/
    ————-
    Пробовал себя Ион и в переводах. Очень хотелось ему перевести два стихотворения Юлиана Тувима – «Хлеб и нож» и «Жидек». Он знал четыре перевода «Жидека». Все они озаглавлены «Еврейский мальчик». Свой перевод он назвал «Жидёнок».
     
    Путаясь в лохмотьях, не щадя силёнок,
    Во дворе поёт помешанный жидёнок.
    Люди его выгнали. Бог затмил сознанье.
    Языка родного он лишён в изгнанье.
    Он поёт и пляшет, чешется и плачет,
    Что себя сгубил из-за людских подачек.
    Пан из бельэтажа смотрит на жидёнка.
    Я узнал, парнишка, голос твой не звонкий.
    Где мы очутились? Как себя сгубили?
    Миру мы чужие. Людям мы не милы.
    Пан из бельэтажа сделался поэтом.
    Завернёт он сердце, как медяк в газету
    И швырнёт на землю, чтоб оно разбилось,
    Чтобы растоптали, чтоб скорей не билось.
    И пойдём бродяжить разными путями.
    Ты – с шальною песней. Я же – со стихами.
    Только в мире нету ласки и привету
    Ни жидам-безумцам, ни жидам-поэтам.

    1. По-польски «еврей» — «жид», и это единственное обозначение для еврея. Поэтому перевод слова zydek «жидек» как «еврейский мальчик» — абсолютно точное. Но для русского языка, где существует два варианта, как нас величать, Деген выбрал «жидёнок», что намного сильнее и глубже соответствует сути стихотворения. Я читал Тувима в оригинале и хочу сказать, что перевод Иона Дегена блестящий, на высочайшем уровне.

      1. Я читал Тувима в оригинале и хочу сказать, что перевод Иона Дегена блестящий, на высочайшем уровне.
        —————-
        Рад что мы ещё раз помянули добрым словом Иона и благодарен Аврутину, сделвашему сайти его памяти

    2. Мой перевод
      Юлиан Тувим, «Еврейский мальчик»

      Туляся в лахмотья, в дворике овальном,
      Иудейский хлопец, напевал печально.

      Бог его покинул, варвары изгнали,
      годы и скитанья, языки смешали.

      Тихо подвывает, плачет и танцует,
      что просить он должен, что судьбой загублен.

      Выглянул хозяин,распахнул окошко,
      спой свою тоску мне, маленький мой крошка.

      Где мы потерялись, как нас всюду били,
      на планете этой,чужды и немилы!!!

      Завернул он сердце, как грошок, в газету,
      И в окошко бросил, мальчику-поэту,

      Чтобы растопталось, чтобы всё разбилось,
      чтобы не осталось, чтоб остановилось!

      И пойдем мы каждый, по своей дороге,
      странствовать по миру, в грусте и тревоге!

      Не найдём покая, нет найдём мы дома,
      на планете этой, чуждой и холодной!!!

      1. Я исправил несколько орфографических ошибок и убрал ненужные знаки препинания.

        Ещё раз мой перевод:
        Юлиан Тувим, «Еврейский мальчик»

        Туляся в лахмотья, в дворике овальном,
        Иудейский хлопец, напевал печально.

        Бог его покинул, варвары изгнали,
        годы и скитанья, языки смешали.

        Тихо подвывает, плачет и танцует,
        что просить он должен, что судьбой загублен.

        Выглянул хозяин,распахнул окошко,
        спой свою тоску мне, маленький мой крошка.

        Где мы потерялись, как нас всюду били,
        на планете этой,чужды и немилы.

        Завернул он сердце, как грошок, в газету,
        И в окошко бросил, мальчику-поэту,

        Чтобы растопталось, чтобы всё разбилось,
        чтобы не осталось, чтоб остановилось.

        И пойдем мы каждый, по своей дороге,
        странствовать по миру, в грусте и тревоге.

        Не найдём покая, не найдём мы дома,
        на планете этой, чуждой и холодной.

  2. С Тувимом, как и с любым человеком, всё обстоит очень непросто.
    С одной стороны – отец, который после школы учился в Париже, знал несколько языков. Позже служил в Азовско-Донецком банке. Скончался в 1935-м.
    С другой стороны – мать, дочь владельца типографии. После смерти мужа впала в психическое расстройство, пыталась покончить жизнь самоубийством. Провела последние годы в больнице и была расстреляна немцами во время ликвидации гетто.
    Как сказалась неустойчивость психики матери на сыне? Наверняка какое-то влияние она оказала. А её смерть ещё большее. Есть еще детали, о них я рассказываю в своём эссе. Но, учитывая специфику статьи для Мастерской, Лев точно и убедительно передал главное – несомненный поэтический дар Тувима, многогранность его таланта, метания между польскостью и еврейством, в которые вбросила его эпоха и которые закончились так трагически для его народа и для него самого.

    1. Спасибо, Самуил, за оценку, поддержку и новые детали биографии. Я впервые стал читать всё написанное Юлианом и переведённое на русский. Чем больше читаю. тем более поражаюсь его таланту. Это был польский Пушкин.

  3. Л.М.:Признаюсь честно, начиная очерк я не ожидал увидеть какой многосторонней, сложной и раздвоенной была личность Тувима. Бездонный омут. Выросший в ассимилированной семье он стремился остаться поляком, забыв о еврействе, но нацисты и в Германии и в Польше вынудили его почувствовать себя евреем.
    Когда-нибудь в далёком будущем мы все почувствуем себя землянами, а не русскими, немцами, евреями. Тувиму бы это понравилось.
    :::::::::::::::::::::::::::::::
    Нет, не раз-двоенной была личность Ю.Т., а цельный — о м у т… много в каждой личности имеется.
    “Когда-нибудь в далёком будущем мы все почувствуем себя землянами, а не русскими, немцами, евреями…”
    — Мне кажется, что я БЫ почувствовал себя землянином и всё-таки — и евреем. И я даже немножко БЫ шил.. бруки, жилетки, юбки… И Тувим как мне сдаётся, тоже был БЫ польским евреем и Поэтом. Почему нет?
    🙂 А по теме:
    Во-первых, Тувиму нравилось быть поляком. (Считаете, что он был раздвоен? Или – что поляком быть хуже, чем русским, немцем или евреем?)
    Во-вторых: Ю.Тувим всегда был Поэтом, поляком и евреем, т.е., п о л ь с к и м евреем-поэтом.
    Однако, — евреем… А что нам известно о его мечтах и надеждах?
    Об этом предмете все предпочитают говорить только с близкими, с друзьями.
    В-третьих: Оглянитесь, дорогой Лев, вокруг – русские евреи, русские патриоты, отрицаюшие ОСНОВЫ еврейства – веры в Бога, веры в свою страну, веры в своё правительство и т.д. Они КАК БЫ сохранили веру в идеологию, которую им внушали много лет. Другой веры-идеологии они не приемлют, поляков ненавидят (сейчас такая генеральная линия партии :)). Землянами им не стать. Впрочем, как и нам с вами.
    p.s. И вообще, читать Ю.Тувима надо, н е п р е м е н н о. Хорошо бы — на польском.
    Внимание к таким именам, как Мицкевич, Тувим, Галчинский, Костюшко, Януш Корчак, Ирена Сендлер (Кшижановская), Т. Боровский и много-много других полузабытых польских и польско-еврейских имён следует, полагаю, помнить — в с е г д а.
    Увы, мы (в общем и в целом…, как известно от Пушкина и Анны Андреевны), – ленивы, нелюбопытны и необразованы. Не тянем на чин – Земляне. А отчество, разумеется, дело святое. Однако, дорогой Лев, у Вас их тоже два. И оба как бы есть, если я ничего не перепутал…
    “Из «Путешествия в Арзрум» (1836): «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…»
    p.р.s.Что касается за племянников из Австралии или из других шир-от с их “упАдническими настроениями в отношении будущего Европы”, так у этих мнений есть и сторонники (демография с географией) и противники – справа/слева. Справа, однако, больше: нелегко “правшам” расставаться с традициями и семейными ценностями.
    Интересно, на чьей стороне были бы Юлиан Тувим и Тадеуш Боровский… или А. Пушкин и А. Мицкевич?
    Вопросы риторические, никто этих мнений знать не может и вряд ли даже догадывается.

    1. (Считаете, что он был раздвоен? Или – что поляком быть хуже, чем русским, немцем или евреем?)
      отчество, разумеется, дело святое. Однако, дорогой Лев, у Вас их тоже два. И оба как бы есть, если я ничего не перепутал…
      ——————
      Спасибо, дорогой Алекс, за интересный коммент. В нём рассыпаны много проблем, много спорных моментов, которые неизбежно возникают, когда ближе знакомиишься с неординарной и, повторяю, раздвоенной личностью Тувима. Отвечу по двум вынесенным сверху пунктам. Мир , если вырваться из нашего современного театра абсурда, и посмотреть откуда- то сверху, делится не на поляков, русских, евреев, а на людей хороших и плохих. Понять и сформулировать «Что такое хорошо и что такое плохо» не просто и требует отдельного разговора.
      И по второму, личному. Моё второе отчество было вынужденное ( дети в музыкалке и даже некоторые взрослые затюкали: Рубинович, Руфимович и т. п.) Это не было мимикрией.

  4. Внимание к имени и памяти Тувима всегда благородно. Спасибо автору. Что касается ссылки на политический постулат «вождя и учителя», то в отношении национальных интересов нашего народа он, по-моему, вреден. Прежде чем, обвинив, стремиться к разъединению, полезно, в целях объединения всё взвесить и учесть место, время, обстоятельства и вред мимикрии под другого. В еврейской судьбе было много подобных вынужденных грехов, разной степени этнической, этической и юридической тяжести. Сравнение смены имени (своего) с доносом (на другого) ущербно. («Сегодня джаз, а завтра родину продаст».) В славянском имени еврея я вижу приемлемую адаптацию к среде обитания, к облегчению общения, а для кого-то — это непростительная мимикрия, повод к размежеванию. В кодексе Корчака на одно «виноват» были десятки «простить». Такой подход к оценке нашего национального поведения в галуте более справедлив, чем предложенный — Ульянова/Ленина. Конечно, только IMHO.

    1. В еврейской судьбе было много подобных вынужденных грехов, разной степени этнической, этической и юридической тяжести.
      ——————-
      Спасибо, Лазарь, за интересный отзыв. Признаюсь честно, начиная очерк я не ожидал увидеть какой многосторонней.сложной,и раздвоенной была личность Тувима. Бездонный омут. Выросший в ассимилированной семье он стремился остаться поляком, забыв о еврействе, но нацисты и в Германии и в Польше вынудили его почувствовать себя евреем. Когда-нибудь в далёком будущем мы все почувствуем себя землянами, а не русскими, немцами, евреями. Тувиму бы это понравилось. Жаль, что дожить до этого времени нам не дано…

  5. Нельзя людей осуждать, если он пытались уйти от госантисемитизма и тем самым помочь своим детям. Например, дать им возможность поступить в хороший Вуз.

    1. Нельзя людей осуждать, если он пытались уйти от госантисемитизма и тем самым помочь своим детям. Например, дать им возможность поступить в хороший Вуз.
      ———————
      Если я правильно понял, Анатолий, Вы о тех евреях, которые в советское время мимикрировали под другие национальности ( например, покупали фальшивые метрики), чтобы помочь ребёнку устроиться в жизни. Лично я отношусь к таким людям с пониманием.Мне напоминает такая мимикрия работу разведчика на вражеской территории. Если тебя дискриминируют, значит у власти враги…

      1. Лев Мадорский
        13 сентября 2019 at 19:53 | Permalink
        ——————————-
        Если я правильно понял, Анатолий, Вы о тех евреях, которые в советское время мимикрировали под другие национальности ( например, покупали фальшивые метрики), чтобы помочь ребёнку устроиться в жизни. Лично я отношусь к таким людям с пониманием.Мне напоминает такая мимикрия работу разведчика на вражеской территории. Если тебя дискриминируют, значит у власти враги…
        ==================
        Друг Лева, ты можешь, как оказывается понять что угодно. Так, с постепенным пониманием, ты можешь оказаться в странной компании. Или уже оказался? Мы жили в в СССР в одно время, и не нужно рассказывать о мимикрии. Кто хотел, тот мимикрировал, а кто не хотел, тот всегда оставался евреем, и в этом качестве жил и добивался поставленных целей.
        Человек способный к описанной тобой мимикрии, на мой взгляд, способен и на предательство. А что, если написать хороший донос, разве это не поможет устроиться в жизни?
        Один вождь и учитель говаривал: «Прежде, чем объединяться, нам нужно твердо и решительно размежеваться». Я, в отношении мимикрирующих, с ним согласен.

        1. Один вождь и учитель говаривал: «Прежде, чем объединяться, нам нужно твердо и решительно размежеваться». Я, в отношении мимикрирующих, с ним согласен.
          ——————
          Но давай представим, дорогой Володя, крайнюю ситуацию, которая, впрочем, в принципе мало отличанется, от положения в антисемитском СССР. Прредставим, что речь идёт о нацистской Германии, где еврей и смерть были «близнецы братья». В той ситуации подделать документы, мимикрировать и т. п. было совсем не значит предать. Думаю, что в принипе, повторяю, эти ситуации перекликаются…

  6. Я написал эссе «Смех и скорбь Юлиана Тувима» в 2007 году для журнала «Чайка», выходившего тогда в бумажном варианте, и оно было опубликовано в номерах 16 и 17 за тот же год. Позже оно было вывешено в сети. Ссылка, предложенная Львом, выводит на № 17, то есть на вторую часть моей работы. Помещённая там же ссылка на первую часть, вроде бы, не работает. Поэтому даю ссылку на начало эссе, на его первую половину в № 16:
    https://www.chayka.org/node/1564
    Таким образом можно прочитать всю работу.

    1. даю ссылку на начало эссе, на его первую половину в № 16:
      https://www.chayka.org/node/1564
      Таким образом можно прочитать всю работу.
      ————-
      Спасибо, Самуил ! Жаль что не прочитал всей этой интересной работы до написания очерка.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.