Елена Алергант: Адвокат Иуды. Окончание

Loading

Мне стало до слёз обидно. Почему у самого не хватило духа вежливо распрощаться? Но… мне не хочется описывать свои чувства, потому что они и так понятны любой женщине, которую когда-либо бросали без предупреждения. Главное, рана со временем зарубцевалась, и я выжила.

Адвокат Иуды

Глава из романа «Спутница жизней»

Елена Алергант

Окончание главы. Начало главы. Начало романа

В следующую секунду проснулось и заверещало обиженным зверьком моё придавленное тщеславие. Я, как всегда, осталась в привычной роли. В роли пустого места. Хотя положенные квадратные метры отстаивала не хуже прочих.

Попыталась спрятать взбунтовавшегося зверька под маской непробиваемого равнодушия, но чем-то он себя выдал. Ник сделал пару шагов вперёд, положил мне на плечо руку и заявил тоном, не допускающим возражений:

— А я уже всё продумал. У нас будет три героини. Она… (он кивнул головой в мою сторону) — самая коварная. До поры до времени сидит в засаде, ни во что не вмешивается, но наматывает на ус ошибки и слабости конкуренток. И тут наступает решительный момент. Двойное сальто, двойная подстава … противницы отдыхают в нокауте, а она прочно занимает место по правую руку султана.

Описать реакцию столпившейся у фонтана группы не могу, потому как видела только профиль Ника, и он был восхитителен. В анфас лицо молодого человека казалось излишне округлым и простоватым, но в полуоборот… портрет римского трибуна с античного рельефа.

Спокойно стоять в обнимку с таким чудом стало невмоготу. Я выскользнула из-под его руки, юркнула к фонтану и принялась пересчитывать капельки султановых слёз, стекающих в резные чаши, как в подставленные ладони.

Мы ещё немного погуляли по старому городу, съездили в пещерный город Чуфут-Кале и вернулись на автобусный вокзал. И тут произошло нечто не предвиденное. Автобус в Судак уехал на десять минут раньше, а следующий, если верить расписанию, должен был прийти только через полтора часа. Во вторую половину дня, солнце жарит в полную силу, на привокзальной площади ни клочка тени, а губы слипаются от недавно выпитого сладкого лимонада.

Первым начал ныть Арсений. Он жаловался на жажду, на изжогу от котлет, которые по нашей милости, съел в столовой, на то, что последнюю мелочь потратили на отвратительный лимонад, и на нашу медлительность, из-за которой пропустили автобус.

Поначалу он просто жалобно ныл, потом в голосе зазвучали злобные ноты, а под конец начал надрывно орать, обзывая всех гадами, монстрами и безответственными эгоистами. Больше всех доставалось Нику. Его Арсений окрестил садистом и убийцей, умышленно обрёкшим друга на мучительную погибель.

Накричавшись до хрипоты, бузотёр уселся на кочку острых, высушенных солнцем колючек, подтянул тощие коленки к груди и уронил голову на согнутые в локтях руки. Вся поза с расставленными в стороны локтями символизировала то ли крест, на котором должны распять Иисуса, то ли самого страдальца в последние мгновения земной жизни.

Мне стало смешно. Бросилась в глаза разница между актёром и изображаемым им героем. У героя колючки были на голове, а у актёра под задницей. (Да простит мне Всевышний беспринципное богохульство.)

Хуже всех чувствовал себя Никита. Он растерянно оглядывался по сторонам в поисках питьевой воды, но единственная колонка, примостившаяся в углу автостанции, была украшена грозным объявлением. «Пить категорически запрещено. Опасно для жизни!» По-видимому, имелась в виду дизентерия, каждое лето посещавшая южные города.

Слава богу, всё дурное рано или поздно кончается. Следующий автобус пришёл вовремя, и нашлось в нём даже одно сидячее место, на которое тут же плюхнулся исцарапанный зад жертвы нашего равнодушия.

Едва выгрузившись в Судаке, мы с Женей распрощались с надоевшей компанией и помчались к себе. Программа на вечер была напряжённой: срочно выпить по литру воды, смыть толстый налёт соли, перемешанной с пылью и потом, потом засесть за сухое вино. Единственный надёжный способ забыть жуткие бахчисарайские котлеты и мерзкие выходки Арсения.

Уже почти стемнело, когда на пороге возникла Мила в странном обличии; опоясанная полотенцем поверх купальника, а в правой руке… непочатая бутылка вина. Мила молитвенно вытянула руки вперёд и пискнула:

— Убежища прошу. Политического!

Оказывается, по дороге домой молодые дарования прихватили четыре бутылки забористого пойла и занялись выяснением отношений. Первую бутылку прикончили относительно мирно. Вторая оказалась коварнее. Когда уровень её содержимого достиг середины, в глазах Арсения начал закипать гнев. Опустошив очередной стакан, он накинулся на Ника. Обозвал полной бездарностью, тупицей, которая только и может, что оформлять в слова чужие идеи. Да и то, если ему всё досконально разжуют. Тут же припомнил спонтанную импровизацию с третьей героиней в гареме. Заявил, что не позволит каждому идиоту от нечего делать вмешиваться в его творческий процесс и так далее. К концу второй бутылки озверел Ник. По комнате залетали алюминиевые кружки. Они с грохотом ударялись о стены и исчезали под столом. Когда дело дошло до хозяйских гранёных стаканов, Мила схватила пляжное полотенце и побежала к нам.

Женя указала глазами на бутылку:

— А это что? Орудие самозащиты?

Мила изумлённо взглянула на предмет, который всё ещё сжимала в руке, и умильно вытянула губки:

— Не орудие, а взятка. Или… лучше сказать — подношение. Приходить в гости с пустыми руками не принято… Вот и захватила. Так не прогоните?

Мы поставили на стол третий стакан и принялись обсуждать происшествие. То, что Арсений — самовлюблённый козёл понятно, но что с Никитой? Мила постаралась сохранить объективность. По её мнению, талантливы были оба, правда каждый по-своему. Арсений в этой связке выступал в роли генератора идей. В его голове, как в огнедышащем котле, постоянно что-то кипело, взбулькивало и извергалось наружу. А Ник… он был не только выдающимся актёром, но и талантливым литератором. Писал великолепные стихи и подбирал к ним музыку. В студенческие годы его песни распевал весь курс. В данный момент он пишет сценарий пьесы по плану, составленному Арсением.

Мне очень хотелось вернуться к теме, оборвавшейся пару дней назад на пляже. Является ли Никита, подобно Арсению, жертвой отцовского авторитета? Оказалось, отец не успел ему сильно насолить, потому как вовремя умер. Мальчика растила мама, обожавшая поэзию и театр, восторгавшаяся талантами сына и поддерживавшая все его начинания.

Мила сделала небольшую передышку, покосилась на стоящее на столе вино, и перевела умоляющий взгляд на меня:

— Слушай, а у вас не найдётся горбушечки хлеба? От вина зверски есть хочется.

Только тут до нас дошло, что после бахчисарайской отравы маковой росинки во рту не держали.

После ужина Мила повеселела, попыталась рассказать о себе и о театре, но я настырно расспрашивала о Никите. После сцены у фонтана, залюбовавшись его профилем, хотела понять, что он за человек. Не проявляя особого энтузиазма, Мила всё же вернулась к интересовавшей меня теме:

— Он — чувствительная, вечно сомневающаяся натура. По сути своей ведомый, нуждающийся в лидере. Потому и уверовал в Арсения, как апостол Павел в Иисуса Христа. Практически с первого курса следует за ним по пятам, как загипнотизированный… или влюблённый.

Женя подпёрла кулачком щёку и печально вздохнула:

— Да уж, девоньки. Недаром говорят: «Любовь зла, полюбишь и козла».

Мила фыркнула и пропела ей в унисон:

— И не говори, подруга. Была бы охота любить, а козёл всегда найдётся.

Отсмеявшись, злоязычницы дружно зевнули и взглянули на часы. Стрелки показывали без двух минут три.

Мила, не отрываясь от стула, жалобно простонала:

— Вам хорошо. А мне пора возвращаться на Куликовское поле. Трупы собирать.

Но у нас в запасе нашлось другое решение — надувной матрац, забытый предыдущими отдыхающими. Чем не третье спальное место?

Мила с Женей уже дружно сопели, а я всё ещё ворочалась на своём топчане и вспоминала о руке Ника, обхватившей моё плечо. Странное, до сих пор не испытанное ощущение, будто тело пронизывает электрический разряд.

* * *

Утром, спустившись на пляж, мы обнаружили на песке свернувшегося калачиком Никиту. Значит тоже сбежал в ночь, не выдержав пьяной брани. Сам лиходей появился только к полудню. Остановился посреди бухты в позе Атланта, удерживающего над головой здоровенный арбуз. Пыхтел и стонал, назойливо демонстрируя тяжесть взятой на себя ноши. Ждал, когда преданный друг придёт на помощь и переложит её на себя, но друг даже ухом не повёл. Так и остался сидеть на подстилке, тщетно высматривая в морской пучине одинокий парус.

Атланту не осталось ничего иного, как преклонить колени и свалить груз на песок. Ещё какое-то время он пытался привлечь наше внимание, но убедившись в тщетности этой затеи, вскинул к небесам руки и хриплым голосом возопил:

— Люди, простите меня, грешного! Ну идиот я, сволочь, кретин… и козёл тоже… но что делать, если таким родился… самому от себя тошно…

Не услышав ни слова в ответ, грешник зашёл с другой стороны:

— Вот даже ножик с собой прихватил, хоть голова с похмелюги на куски раскалывается… А арбуз наш грек сам выбирал. Сказал ему, что друзей хочу угостить… в качестве покаяния. Он всё понял и расстарался.

Грустно вздохнул и принялся нарезать арбуз, ворча себе под нос:

— И за что только ближние меня не любят? Дурень я, конечно, но ведь тоже человек. А потом в священном писании прописано, ближнему прощать надо, иначе в ад можно угодить. Ну, кто тут поближе? Принимай самый смачный ломоть.

Мы постепенно отмякли. Предпочли кусок истекающего соком арбуза путешествию в ад. А вот Ник… видать адские кущи казались ему слаще лакомства, принятого из рук Арсения… даже головы не повернул в сторону кающегося грешника.

Через некоторое время он пересел на мою подстилку и принялся расспрашивать о работе в библиотеке и дальнейших планах на жизнь. Уж не знаю, что укусило мою природную скрытность, но на этот раз она себе изменила. Раскаркалась, как та ворона. В итоге, я поведала едва знакомому человеку о курсах экскурсоводов, на которые меня затолкала Нина, и о смертельном страхе перед публикой. Этот страх терзал мою душу все последние недели, и чем ближе подступал срок возвращения в Ленинград, тем твёрже становилось решение послать эти курсы к чёрту. Понятно, что с пятилетним опытом в институте, десятками сочинений, докладов и рефератов, составить добротный текст — плёвое дело, но три с половиной часа бубнить его в микрофон, видя перед собой сладко посапывающих туристов, разомлевших в тепле монотонно урчащего автобуса…

Я выплеснула скопившееся в душе смятение, но легче от этого не стало. Сейчас придётся прослушать традиционное утешение типа: «Все будет хорошо. Главное, не трусь. Побольше уверенности в себе… и так далее», но, к удивлению, услышала нечто иное. Никита подтвердил обоснованность моих страхов. Недаром он пять лет обучался в театральном риторике, сложнейшей науке захватывать в плен внимание публики и вести её за собой. Потом выдержал короткую паузу и предложил помощь:

— Сколько времени у нас в запасе? Шесть дней? Не густо, конечно, но кое-что можно успеть. Во всяком случае пару приёмов смогу показать. Вот первый из них…

Взял в руки лежавший на песке путеводитель, открыл на первой попавшейся странице и прочёл вслух: «Этот дворец был построен по проекту архитектора N. в конце восемнадцатого века». А теперь поиграем акцентами, чтобы разбудить любопытство публики. Я могу произнести так: «Этот дворец был построен…», притягивая внимание к слову «этот». И слушатель подсознательно ждёт, что в следующей фразе я расскажу о каком-то другом, ещё более интересном здании.

Но могу выделить имя архитектора. Тогда он надеется узнать что-то пикантное об N. Для третьего варианта остаётся дата постройки, конец восемнадцатого века. А что, если за ближайшим углом стоит его архитектурный двойник, построенной на триста лет раньше? Понимаешь, что я имею ввиду?

Никита вопросительно уставился на меня, ожидая вопросов или возражений, но не дождался ни того, ни другого, потому что…

Потому что в этот момент луч солнца, пробившийся между двумя выступами скалы, осветил его рыжую шевелюру, превратив в сверкающий, золотой нимб. И опять, как вчера у фонтана, у меня под ложечкой пробежала искра, сменившаяся через секунду чувством неловкости. Я тряхнула головой, отгоняя грешные мысли, и попыталась сосредоточиться на риторике.

Слава богу, Ник не заметил моего смущения. Удовлетворённо кивнул нимбом и пустился в дальнейшие поучения. По его теории, текст должен быть не добротным, а пригодным для устного изложения. Перебирая руками, он рисовал в воздухе лестницу:

— Ты заранее намечаешь в каждой фразе ключевое слово. Как бы прорубаешь в скале ступеньки. А потом ведёшь по ним слушателей к вершине, где спрятана квинтэссенция фрагмента. Поверь, на таком подъёме задремать практически невозможно.

Он рассказывал ещё что-то умное, а я, греховодница, следила за движением его изящных, загорелых рук.

Вечером Никита сообщил, что нашёл площадку для репетиций. Бухту, не пригодную для купанья. Метрах в ста от нашей. Главное, ни один отдыхающий на неё не позарится, а значит не будут мешать.

На следующее утро, сбежав от прочей компании, мы разбили лагерь среди выжженных солнцем камней, терпко пахнущей тины и ненасытных, горластых чаек.

Учитель объяснял, как правильно говорить, дышать, и держать ритм, а я всё делала невпопад, потому что вместо того, чтобы повторять упражнение, любовалась золотыми песчинками, запутавшимися в волосках на его груди и узкой стопой с изящным подъёмом. Он опускал голову и стонал: «Почему я такой тупой? Элементарной вещи не могу объяснить!», а я не могла отвести глаз от изгиба его шеи. До неё было не более полуметра, но рука так и не рискнула прикоснуться.

Лишь годы спустя, обретя опыт любви и разочарований, я заново оценила то лето, научившее меня величайшей премудрости. Любование, насыщенное и пряное, изысканнее и слаще воспетого человечеством обладания. Спрашиваете почему? Очень просто. Ему не ведомо насыщение.

К сожалению, последняя неделя отпуска пролетела значительно быстрее, чем каждая из двух предыдущих. Накануне отъезда мы спраздновали отвальную, обменялись адресами и телефонами и разъехались по домам. Из опыта прежних отпусков знала, что такие знакомства продолжения не имеют, поэтому была удивлена и растрогана, обнаружив в почтовом ящике письмо от Ника. С тех пор мы обменивались письмами еженедельно. Он писал умно и весело. Подробно рассказывал о себе и так же подробно интересовался моими делами. Если он не успевал вовремя написать, звонил по междугородней. В последнем разговоре сетовал на трудности с ролью Иуды. В отличие от него, Арсений совершенно гениально «слепил» Иисуса, а его Иуда всё ещё «плавает в воздухе». Получается то мямлей, то одержимым безумцем. До генерального просмотра оставались считанные дни, а ему всё ещё не хватает последней мелочи. Говорил приглушённым голосом, будто выдавал большой секрет: «Там должна быть ещё одна потайная дверка… я её уже почти нащупал… осталось только подобрать ключик и войти, но ключик всё время ускользает».

Это был наш последний разговор. С тех пор ни писем, ни звонков больше не было. Несколько раз я пыталась сама дозвониться. Дважды никто не снимал трубку, а на третий раз… На третий раз ответила пожилая женщина. Скорее всего его мать. Раздражённо отрезала, что Никиты нет дома и бросила трубку.

Мне стало до слёз обидно. Почему у самого не хватило духа вежливо распрощаться? Но… мне не хочется описывать свои чувства, потому что они и так понятны любой женщине, которую когда-либо бросали без предупреждения. Главное, рана со временем зарубцевалась, и я выжила.

Продолжение романа
Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Елена Алергант: Адвокат Иуды. Окончание

  1. Мне понравилось. И идея и исполнение. Не зря в начале чтения отложил, дождался окончания и прочитал сразу весь рассказ. Он держит читателя, подобно экскурсоводу в понимании Ника.
    Вопрос: зачем, дорогая автор, вы так спешите отсылать свой рассказ? Вас же никто не гонит? А если бы проверили лишний раз, Товстоногова не обзывали бы и над вечной проблемой раздельно/слитно с «не» больше поразмышляли бы.

    Это хорошо: » Я выскользнула из-под его руки, юркнула к фонтану и принялась пересчитывать капельки султановых слёз…»
    А это спорно: «Ему (любованию) не ведомо насыщение» — ой ли? Уверены? Но тоже красиво.

  2. Aleks B.22 сентября 2019 at 5:27
    __________________________
    Я немного ошиблась, оказался трагифарс

  3. “Мне стало смешно. Бросилась в глаза разница между актёром и изображаемым им героем. У героя колючки были на голове, а у актёра под задницей…
    Ужо (и Ужу ) почти стемнело, когда на пороге возникла Мила в странном обличии; опоясанная полотенцем поверх купальника, а в правой руке… непочатая бутылка вина. Мила молитвенно вытянула руки вперёд и пискнула:
    — Убежища прошу. Политического!.. Мы поставили на стол третий стакан и принялись обсуждать происшествие. То, что Арсений — самовлюблённый козёл понятно, но что с
    Никитой?… Мила…- — Слушай, а у вас не найдётся горбушечки хлеба? От вина зверски есть хочется…
    — Да уж, девоньки. Не даром говорят: «Любовь зла, полюбишь и козла».
    Мила фыркнула и пропела ей в унисон:
    — И не говори, подруга. Была бы охота любить, а козёл всегда найдётся…
    Об этой троице я больше никогда ничего не слышала.
    :::::::::::::::::::::::
    И я про троицу ничего не знаю, непонятное это дело для иудея. Да-с, не-понят-но-е…
    Окончание/продолжение симпатичное… Возможно, прочтут до рассвета человек 80. И трое… не больше… прокомментируют. Впрочем, может быть, пятеро. Обычная история…

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.