[Дебют] Ребекка Левитант: Стихи

Loading

Только когда услышишь чистый её мамэ-лошен, / сразу поймёшь, до чего ты весь позабыт-позаброшен. / Как ты обкраден и вырван вместе с глубоким корнем, / как ты иссох от жажды, как ты давно не кормлен.

Стихи

Ребекка Левитант

Разговор с раввином

Я приду к раввину в гости,
мудрецу и книгочею.
Are you Jewish? — важно спросит
и посмотрит на меня.
Ну, конечно, я еврейка,
вы вглядитесь в это имя,
много скажет вам оно.
С этим именем не просто
было жить в стране советов.
Но раввин не впечатлится,
резко, жёстко перебьёт.
Зажигаю ли я свечи
перед каждою субботой? —
вот, что так его волнует,
вот, что важно для него.
Неудобно лгать раввину —
свечи я не зажигаю.
Но раввину не переча,
я пытаюсь честно вспомнить
те черты еврейской жизни,
что присущи были нам.
Утверждаю: мама с папой,
также дяди-мои-тёти
говорили все на идиш.
Ребе вновь не впечатлён.
Зажигала ль мама свечи? —
он упорно вопрошает.
Снова отвечаю честно:
«Чтобы свечи зажигала,
этого, увы, не помню,
но пекла на праздник Пурим
бесподобно оменташим
и фаршировала рыбу
на Еврейский Новый год.»
Нервно головой качает
недовольный мною ребе.
Зажигала ль бабка свечи? —
он уже почти кричит.

Бабушку, увы, не знала,
бабушку угнали в гетто.
В годы меркнущего света
было ей не до свечей.
И отнюдь не свечи — печи
адским пламенем горели,
чтобы всяк её сородич
был в том пламени сожжён.
Бабушка была еврейкой,
в том никто не сомневался
и не задавал вопросы
прежде, чем её сгубить.
Я, конечно, не мудрее
вас, учёного еврея,
ортодокса, книгочея,
но могу без вас решить,
кто такая в самом деле.
Потому-то в моей речи
до сих пор горят те печи,
принимайте их за свечи
и не смейте их гасить!

Путешествие в Испанию

Испания, Мадрид, Толедо,
кривые линии, изгибы,
земля, где начинались беды,
изгнанье, ненависть и гибель.

А может там еще, в Севилье,
средь крови и песка корриды
произросли и гнезда свили
мои пристрастья и либидо.

О как могло ее фламенко
проникнуть в кровь мою и жилы?
А у виска трепещет венка —
здесь, знаю, предки наши жили.

Еще до всяких унижений
Альфонсо был пленен Ракелью,
но инквизизиторское рвенье
ещё не проникало в кельи.

И я хочу туда, в Толедо,
где населенье — восемь тысяч,
там жить, мечтать, любить и кредо
на стенах тех чудесных высечь,

что вся Испанская баллада
была любви моей истоком.
Но высохла её отрада
в веках угрюмых и жестоких.

И этот пыл наш иудейский
ушел, как кровь, в песок бесплодный,
а мной любимых европейцев
меня терзает взгляд холодный.

Но не исчезнут, не истают
песчаные черты Толедо,
ведь достигается не сталью
над временем его победа.

Моему имени

В моем имени что-то от древнего века.
Помнишь там Исаак и Ревекка
жили в толще времен.

Что-то от честного человека,
не боящегося своего века,
где чурались таких имен.

Говорят, что оно звучит красиво.
В нем черты отрыва, следы порыва,
но было оно клеймом.

В переводе оно означает «веревка»,
в плен берущая прячется в нем сноровка.
И им будет каждый пленен.

Родословная

Сегодня я попробую отвлечься
от дел сиюминутных и рутинных.
Сегодня мне назначил предок встречу,
и время я своё пока покину.

Мой проводник, ты мне покажешь Вильнюс,
которого я никогда не знала.
Я в лабиринт его, как в омут кинусь,
как все туристы, я начну с вокзала.

Как много тут неведомых строений,
смесь грязных чердаков, дворов, подвалов.
Прислушиваюсь к гомону евреев,
хотя, мой предок, понимаю мало.

Не обессудь, прошло немало лет-то,
родной язык мой, удивишься, русский.
Я будто бы обломанная ветка
от древа сгинувшего. Чахлый кустик

пророс из неизвестной влажной почвы,
она теперь считается литовской.
А вы пропали, все исчезли прочь вы,
и я кажусь кругом незваной гостьей.

Похоже недоволен Гедиминас,
но я ведь не копаю эту древность.
Меня тревожит тот жестокий минус,
унесший близких в никуда, в безвестность.

Прости, я отвлеклась, завспоминалась
о будущем. А мы уже у речки.
За нами вслед пронзительная жалость
о том обличье и о том наречье.

На берегу другом видны могилы —
теперь причудливый дворец там — спорта.
Кладбищенское место, вижу, было,
впоследствии его следы затерты.

И, как нарочно, на таком же месте
дворец чудесный на костях еврейских
опять возник. И женихи, невесты
вступают в браки в стуже залетейской.

Как связь времен безжалостно прервали,
ни хроник довоенных и ни снимков.
Сквозь пепел той войны поймешь едва ли
другое поколенье. Племя инков

и то порою ближе. Могикане —
последние — так жалко, зябко жмутся.
У стен глухих неслышные стенанья
забытых и забывших раздаются.

Да, сохранились кое-где тут стены,
но ни одной, чтоб от души поплакать.
Мой предок, честно, не тебе на смену
возникли кости тут мои и мякоть.

Еще скажу, что между нами пропасть —
вот почему так над душой сквозило.
А нашу кровь, мой дед, чужая область
всю выпила, а после разделила.

Меж офицерских дочек в универке
вполне возможно я б тебя стеснялась.
Образованье по советской мерке
в средневековых стенах мне досталось.

Наш город в преимуществе барокко
питал чужой культурой в альма-матер.
Черты его так врезаны глубоко,
но так неуловим его характер.

И ты, мой предок, ты ж всего-то дед мне,
а так далек ты, как библейский старец.
Какие шлешь мне Ветхие Заветы,
какая память по тебе осталась?

А, может быть, права во всем рутина,
и в неизвестность отлетают лица.
И на твоих, мой город, на руинах
уже не суждено укорениться.

Мамэ-Лошен*

Посвящается Фане Бранцовской, библиотекарю Вильнюсского института идиш

Только когда услышишь чистый её мамэ-лошен,
сразу поймёшь, до чего ты весь позабыт-позаброшен.
Как ты обкраден и вырван вместе с глубоким корнем,
как ты иссох от жажды, как ты давно не кормлен.

Лодку твою качает в долгом абсурдном кочевье,
радость твоя с печалью, взлёты твои плачевны.
Вряд ли ты понимаешь литературный идиш,
только дырявую память всю с головою выдашь.

Так для кого собирать-то нужно еврейские книги —
силы нечистой ради, новой бандитской клики?
Будет ли посетитель в вашей библиотеке?
Правда ль, что это забота о живом человеке?

Вы отвечаете просто, о временах помня старых:
“Нет, это всё ради мёртвых, тех, что лежат в Понарах.**”
Я заодно с мертвецами бедным космополитом
вашу историю слушаю на языке позабытом.

___

*) Мамэ-лошен (идиш) — язык матери, родной язык

**) Понары — место под Вильнюсом, где уничтожено 70тыс. евреев во время войны.

Print Friendly, PDF & Email

32 комментария для “[Дебют] Ребекка Левитант: Стихи

  1. >И я хочу туда, в Толедо,
    где населенье — восемь тысяч,
    там жить, мечтать, любить и кредо
    на стенах тех чудесных высечь,

    ——

    По велению подковки
    Что висела на удачу
    Я в подвал на Маяковке
    Был комиссией назначен

    Дали мне диплом который
    Правда был не красный, синий
    И направли был в контору
    Чтоб АСУчивать Россию

    Там случайность хулиганка
    Коей не откажешь в шарме
    Познакомила с испанкой
    И испанку звали Кармен

    Ну и вышло так итогом
    Как в бхай, бхае хинди руси
    Оказалось что во многом
    Совпадают наши вкусы

    Так что откликались эхом
    Я и Кармен то и дело
    И в Испанию уехать
    Навсегда она хотела

    Впрочем как-то в разговоре
    Я сказал не то что нужно
    Внес царапину раздора
    В нашей очень милой дружбе

    Мне поведала смуглянка
    Повернув изящно шейку
    Что не раз ее испанку
    Принимали за еврейку

    Что страна не служит раем
    Для семитов. Все и баста.
    И она прекрасно знает
    Что евреи слышут часто

    Тут евреям жить опасно
    Раз коснулись этой темы
    А в Испании прекрасной
    Нет совсем такой проблемы

    Я сидел с минуту немо
    А потом сказал несмело
    Да решили ту проблему
    Фердинанд и Изабелла

  2. Ну что ты раввину будешь доказывть, что ты — еврейка на основании признаков, по которым гои и антисемиты считали тебя и предков твоих евреями. Этим нечего гордиться, это негатив. Ты им будь, будь евреем. Адонай Элохейну, Адонай Эхад. Зажигай свечи и чти Субботу. Иначе ты не еврей, хотя гои трижды тебя будут таковой считать, но не они решают кто ты, а ты сама не на основании их ненависти, а на своей любви к Богу.

    1. Eugene V: … Зажигай свечи и чти Субботу. Иначе ты не еврей …
      =====
      Провокатор или человек с языком-помелом.
      Полный игнор этому нику.

      1. Товарищ не еврей, товарищ — fascist, хотя у большевиков это часто совпадало.

  3. Я не поэт и поэтому мой ответ в слегка рифмованной прозе:
    ========

    Разговор с либералом

    Пришёл ко мне либерал в гости,
    Прогрессист и газетописец.
    Are you fascist? — важно спросит
    И строгим взглядом на меня закосит.
    Нет конечно: я не фашист, я еврей —
    В моей семье зажигают шабатние свечи.
    Среди потеплистов с этим теперь всё сложнее жить —
    Но карбон кредиты я уже был вынужден купить.
    Но либерал не впечатлится,
    Только больше обозлиться —
    Резко, жёстко перебьёт.
    Жертвую ли я $$$ Антифе
    Перед своим шабатним фанатизмом,
    Практически фашизмом?
    Опасно лгать либералу —
    Антифе я не жертвую.
    Но либералу не переча,
    Я иду ему на встречу,
    И пытаюсь честно вспомнить
    Те черты либеральной жизни,
    Что присущи стали нам.
    Утверждаю: мои дети ходят
    В паблик-школы и университеты,
    Где хвалят Антифу за мои налоги.
    Либерал вновь не впечатлён.
    Участвуют ли они в Антифе? —
    Он упорно вопрошает.
    Снова отвечаю честно:
    «Этого, увы, не помню,
    Но к трансгендерам они толерантны
    Сирийских беженцев не обижают —
    И товарищам своим не позволяют».
    Нервно головой качает
    Недовольный мною либерал.
    А товарищи их в университете,
    Участвуют ли они в Антифе? —
    Он уже почти кричит.

    Увы, я знаю: в годы меркнущего света,
    Очень многие их сокурсники
    И в Антифе участвуют и в BDS.
    К счастью — моим детям они не товаращи,
    И отнюдь не глобальное потепление —
    Ваше гуманненькое гос. управление
    Адским пламенем сожжёт многих из них.
    Я, конечно, не прогрессивнее
    Вас, учёного либерала,
    Потеплиста и газетописца —
    Но я без вас вижу,
    Что такое хорошо, и что такое плохо:
    Семью у афро-американцев это вы разрушали,
    Ненавистью и криминалом их мир наполняли.
    Наркоте и бандитам границы это вы открыли,
    Чем нелегалы уголовнее и велфер-зависимые — тем вам лучше.
    Это ваш дип стэйт уже не стесняется своего беззакония,
    Травля Кавано и сторонников Трампа — это ваша кикафония.
    Коррупция Бадена и Хиллари — это всё ваша работа,
    А секс-гиганты Харви и Эпштейна была не ваша забота —
    (До тех пор, пока газетописцы сигнал «фас» вам не подали.)
    Вот вам мои моральные рассуждения,
    В них горят ваши Благие Намерения,
    Принимайте это за мою борьбу с фашизмом
    И не погасить это вашим «либерализмом»!

    P.S.:
    Евреи, зажигайте Шабатние свечи —
    И ваши дети будут меньше слушать речи
    Разжигающих ненависти печи
    Социально-справедливых «мечтатлей» и антисемитов —
    И может быть у них хватит мозгов вовремя смытся.
    Без рифмы, но зато понятно.

    1. Да, интересное развитие сюжета, однако. Сейчас только осилила. Чувствуется, что либералы вас достали. Рада, что все перипетии диалога с раввином так славно послужили вам.

  4. שיין רויט-כערד , מיט אַ פאַקטיש ייִדיש נאָמען און פאַמיליע! דאַנקען פֿאַר די ווונדערלעך לידער וועגן אונדזער דעסטיניז. האָבן אַ גליקלעך נייַ 5780 ייִדיש יאָר.

  5. Я приду к раввину в гости,
    мудрецу и книгочею.
    Are you Jewish? — важно спросит
    и посмотрит на меня.
    Ну, конечно, я еврейка,
    ________________________________
    Очень напоминает:

    Если спросите — откуда
    Эти сказки и легенды
    …………..
    Я скажу вам, я отвечу:

  6. Хорошие стихи, Ребекка. Про раввина особенно хорошо. Спасибо.

  7. Кстати, в англоязычных странах Ребекка — это Бекки. Возлюбленная Тома Сойера была Бекки Тэтчер, дочь местного судьи. Они вместе заблудились в пещере.

  8. Вроде прямая речь, а — поэзия, здесь образы — в переходах мысли, в честности обобщений. Спасибо!

  9. Но ведь раввин прав, зажигай свечи перед наступлением субботы и произнеси «тефила».

  10. Ребекка Левитант
    ******
    И я хочу туда, в Толедо,
    где населенье — восемь тысяч,
    там жить, мечтать, любить и кредо
    на стенах тех чудесных высечь,

    что вся Испанская баллада
    была любви моей истоком.
    Но высохла её отрада
    в веках угрюмых и жестоких.

    И этот пыл наш иудейский
    ушел, как кровь, в песок бесплодный,
    а мной любимых европейцев
    меня терзает взгляд холодный.

    Но не исчезнут, не истают
    песчаные черты Толедо,
    ведь достигается не сталью
    над временем его победа.

    Моему имени
    ******
    В моем имени что-то от древнего века.
    Помнишь там Исаак и Ревекка
    жили в толще времен.

    Что-то от честного человека,
    не боящегося своего века,
    где чурались таких имен….
    —————-
    Не только имён, чурались фамилий, родителей, друзей; совесть заснула.
    Ничего не помогает, ни образование (приблизительное), ни чтение, ни музыка,
    ни путешествия. И в эмиграции осёл остаётся ослом…
    Может быть… Поэзия, стихи… такие, как у Ребекки Л.

  11. Эх, жаль я не Сокол (только для Ребекки — поэт местный), в стихах не смыслю. А понравилось очень!

Добавить комментарий для Benny B Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.