В нашем дворе жили 10 семей в одноэтажных добротных домах. В перерыве я слышал, как соседи обсуждали странное явление. Когда они спускались в подвал, то слышали шум, напоминающий работу мотора, который с каждым днем становился сильнее.

Ещё три рассказа

Валерий Рапопорт

Ташкентское землетрясение 1966

В 1966 году мне было 13 лет, я заканчивал 6 класс, и нас ждали первые экзамены в жизни по математике и русскому языку. 25 апреля был понедельник, цвели вишневые и яблочные деревья, было тепло, около 20 градусов. После школы, сделав уроки, я играл во дворе в футбол. В нашем дворе жили 10 семей в одноэтажных добротных домах. В перерыве я слышал, как соседи обсуждали странное явление. Когда они спускались в подвал, то слышали шум, напоминающий работу мотора, который с каждым днем становился сильнее. Придя вечером домой, я увидел маму, лежащую в кровати, ей было плохо. Бабушка сделала ей укол, и только, когда пошел мелкий дождь, маме стало легче. Это был первый приступ гипертонии. Под утро 26 апреля, за несколько минут до землетрясения она проснулась от воя собак и увидела, что город освещен, как днем. Она услышала гул, и начались толчки. Мама крикнула нам: Бегите — и мы бросились из дома. Во дворе мы увидели валяющиеся кирпичи печных труб, их нам потом стройбатовцы заменили на асбестовые. Мы слышали вой собак и гул, воздух пах пылью. Этот запах стоял потом в Ташкенте в течение почти 3 лет. Дома в нашем дворе выстояли, но покрылись трещинами. Толчки следовали один за другим каждые несколько минут, стоял постоянный гул. Я лег на землю, и у меня было впечатление, что большие глыбы земли подо мной падали вниз, и от их падения сотрясалась земля. Сейчас упадет очередная глыба, и мы провалимся под землю. Было страшно. Так продолжалось несколько часов, интервалы между толчками начали увеличиваться, а толчки слабеть. Папа вошел в дом, чтобы взять воду, еду и вещи. На маминой кровати лежал большой кусок штукатурки, шкаф с китайской фарфоровой посудой валялся на полу, и мы долго потом ели из металлических тарелок. С этого дня и до глубокой осени у нас началась «дворовая» жизнь. У нас под деревьями стояли деревянные кровати, и мы спали под открытым небом. Спать в палатке было душно, и мы ее сдали. В центре двора стоял обеденный стол, а еду мама готовила на террасе. Когда мы входили в квартиру, все двери открывали, чтобы в случае толчка сразу выбежать на улицу.

Где-то около 9 часов утра 26 апреля я, моя сестра и бабушка пошли на почту, чтобы послать телеграмму нашему дяде в Киев. Почта была в 500 метрах от нашего дома. По дороге не было видно поломанных домов, но всюду валялись кирпичи от печных труб и отвалившиеся куски штукатурки. Почта работала, и мы отправили телеграмму такого содержания: «Мы живы. Катя». Катя – имя моей бабушки. Через неделю мы получили ответ, в котором дядя писал, что сначала он подумал, что у Кати не все в порядке с головой. Вечером в новостях он услышал про ташкентское землетрясение и был счастлив, что мы ему отправили телеграмму. В магазине напротив нашего двора вылетели витрины, но потом, как мы узнали, весь товар был на месте. Вечером мы увидели патруль на нашей улице из 3 человек. Цокот сапогов патруля был слышен каждую ночь до зимы. На второй или третий день к нам пришла учительница и сказала, что учебный год закончен, и экзаменов не будет. Через несколько дней мы пошли на Алайский рынок. Чем ближе мы подходили к базару, тем больше видели разрушений. Мне запомнился двухэтажный дом, где на втором этаже выпала на улицу стена, и провалился потолок. Всюду стояли палатки. Но на базаре шла обычная торговля. Так мы 2 раза в неделю ходили на базар. Этот район города начали восстанавливать почти с 1 мая. Сначала стройбатовцы ремонтировали дома, но где-то в июне их начали сносить. Этот район отстраивали москвичи. Каждые две недели новые дома вырастали на один этаж. И уже осенью в них жили люди.

Через 2-3 недели маме надо было проехать по делам через центральную часть города. Я уговорил взять меня с собой. Я увидел из окна автобуса большие разрушения центра города. Мне было очень жалко видеть разрушенный Центральный универмаг, где мама покупала нам одежду, и где раз в месяц мы стояли в очереди отмечаться на покупку холодильника. За несколько месяцев до толчков подошла наша очередь, и мы купили холодильник «ЗиЛ Москва».

В это время над городом летал кукурузник с длинным валом, на конце которого висел какой-то прибор. Он часами летал над городом и что-то измерял. Землетрясение не сдавалось, и через 14 дней 9 мая днем был вновь сильный семибальный толчок. Я сидел во дворе за столом и пил чай. Подстаканник начал прыгать на столе, стоял сильный гул, и стены дома начали вибрировать так, как-будто по воде бежала мелкая рябь. Опять выли собаки, но страха уже не было. В конце августа к нам опять пришла учительница и сообщила, что мы будем учиться во вторую смену в другой школе с 1 октября. Я был рад пятимесячным каникулам. Школа была в 5 остановках от нашего дома, и я добирался на троллейбусе. Здание школы не пострадало, т.к. было расположено не в центре города.

Повторные толчки продолжались на протяжении целого года, их общее число превысило 1100, а наиболее сильные, интенсивностью до 7 баллов, были зарегистрированы 9 и 24 мая, 5 и 29 июня, 4 июля 1966 года и 24 марта 1967 года. Как мы потом узнали, первый толчок был 8-9 баллов, и в первый день было около 100 толчков от 2 до 6 баллов. Наш дом был недалеко от эпицентра в 8— балльной зоне. Землетрясение затронуло центр города и его эпицентр находился на небольшой глубине от 3 до 10 км, поэтому волна была вертикальной.

Ташкент, принявший тысячи беженцев в годы войны, теперь принял помощь от всех республик Союза и был восстановлен за короткое время. Сейчас о землетрясении напоминает памятник «Мужества» в центре и надписи на домах тех, кто их построил: «Уфа», «Челябинск», «Н-Тагил», «Узбекскому народу от Литовской ССР» и т.п.

Заключение. Уважаемые сейсмологи, обратите внимание, что за несколько недель перед землетрясением в подвалах домов был шум. Я предлагаю провести эксперименты в местах частых землетрясений, где есть разломы Земли. Пробурить скважину глубиной несколько десятков метров. Установить там прибор «Шумомер» и записывать ежечасные шумы Земли. Собрать статистику показаний приборов. Если показания прибора будут показывать увеличение шума Земли за несколько недель перед землетрясением, то тогда можно будет прогнозировать их.

Падающие звезды

Летом слоненок, которого звали Два Хвоста, с друзьями — обезьянами отдыхал у дедушки, и с ними приключилась следующая интересная история. Дети, гуляя вечером, увидели на небе падающие звезда. Они пошли к дедушке, чтобы он им все объяснил. И дедушка рассказал им следующую историю.

«Когда я был маленький, я слышал от своих родителей, что, когда падает звезда, надо загадать желание, и оно всегда сбудется. Моей мечтой был велосипед. Я побежал вечером в горы и стал ждать, когда упадет звезда. Но она не падала. Прошло несколько часов, а все звезды были на месте. Я разозлился и под утро направился домой, когда увидел падающую звезду. И я загадал желание, чтобы все звезды попадали. И тут осветилось небо. Тысячи звезд падали на землю, оставляя на небе яркий след. Я снова и снова загадывал велосипед, но он не появлялся. На небе осталась только одна Луна. Но ей стало скучно, и она спряталась за тучку. Я проспал целый день и ночью, выйдя на улицу, увидел совершенно черное небо. Мне стало страшно, и я побежал к волшебнику. Он сказал, что при падающих звездах можно загадать только одно желание в год, и что я совершил большую ошибку, которую будет сложно исправить. Он долго думал и решил отослать меня во вчерашний день, чтобы я загадал другое желание. И как видите, дети, на небе опять светят все звезды, и Луна постоянно с ними общается».

На следующий вечер дети пошли в горы и, катаясь на качелях, наблюдали за звездами. Вскоре упала одна звезда, но так быстро, что обезьяны не успели загадать желания. А слоненок и подавно. Опять упала следующая звезда, на мгновение осветив небо. Желание не было загадано. «Может нам мешают дуновение ветра и шум листьев на деревьях» — сказала одна из обезьян. И вот одна звездочка при падении немного замешкалась на небосводе, и обезьяны хором сказали: «всему вокруг замереть», чтобы каждая из них могла загадать свое заветное желание. Наступила абсолютная тишина, и прекратилось мерцание звезд. Все вокруг застыло. Это очень удивило детей и в тоже время напугало. Они побежали домой. Пробегая мимо ручья, они хотели попить, но вода замерла. И только капельки брызг, застывшие в воздухе, дети смогли захватить ртом. Деревья стояли как вкопанные, не шевеля листьями. Они не смогли открыть дверь домой, потому что замерла ручка двери и сама дверь. Обезьяны залезли домой через открытое окно, и увидели дедушку. Он держал в руке чашку с чаем, и вода висела в воздухе перед открытым ртом. Обезьяны не смогли открыть ни одну дверь в квартире. Особенно их расстроила замершая дверь холодильника, где лежали их сладкие и вкусные бананы. Дети побежали к волшебнику за помощью. Всюду по улице стояли в различных замеревших позах жители города. Это очень расстроило детей, а особенно слоненка. Потому что при виде его они всегда приветливо хвалили его за поклон. Дети увидели волшебника у закрытого окна. Его глаза светились веселым огоньком, говоря: «я Вам помогу», но он тоже замер. Дети начали плакать и бесцельно бродить по городу. Они ждали солнца, чтобы оно всех оживило, но прошло много часов, а оно не всходило. Солнце тоже замерло. Обезьяны, поняв это, закричали: «Катастрофа». Дети устали, их мучили голод и жажда. И тут слоненок вспомнил, что он не успел загадать желание. Обезьяны залезли на слоненка, и он медленно побрел в горы. Упавшая звезда, так же оставляя длинный след, висела на небе. И слонёнок произнес самое главное в этот миг желание, чтобы все было, как прежде. И звездочка продолжила падение по небу, постепенно угасая, и все ожило. А дети на радостях помчались домой к дедушке слоненка.

Дедушка их встретил на пороге дома и, увидев их усталый изнеможенный вид, спросил: «Что случилось?». Дети вкратце рассказали о своих приключениях, на что дедушка изрек, что необдуманные поспешные решения могут принести кучу неприятностей себе и другим.

Осколки войны

Я родился после войны в городе, лежащем далеко от её разрушений. Она для меня ассоциировалась с фильмами о героях войны, роли которых исполняли актеры. И если они гибли в военном фильме, то я их видел живыми в следующем фильме. И война казалась очень далеким событием. А когда я начал ездить в командировки по европейской части СССР, то все разрушения были уже восстановлены.

В одной из таких командировок, где-то в начале 80 годов, я попал в город Киев, где жил мой дядя — нейрохирург. Во время войны он был полевым хирургом, и вся его грудь была увешена наградами. В серванте на самом видном месте лежала металлическая проржавевшая банка. Меня это очень удивило. И в последний день я спросил дядю: «Почему эта ржавая банка лежит на почетном месте?». И дядя вытащил ее из серванта и начал свой рассказ: «Это моя слава и наше горе. Я прошел всю войну, делая солдатам и офицерам операции на головном мозге. Если разбит череп, то очень маленький процент выживаемости. Моя бригада медиков по 24 часа работала за операционным столом. Одна операция длилась по 5-10 часов, и мы делали все, чтобы спасти бойца. Не всегда это удавалась. И чудом было спасение раненых. Поэтому я начал собирать осколки из мозга выживших раненых и складывать их в эту банку. Так с ней я прошел всю войну». Он попросил меня протянуть руку и положил один осколок. Холодный, бесформенный, жуткий кусок войны привел меня в ужас, затем он высыпал мне на руки часть содержимого банки. Это были осколки с запекшейся кровью. И впервые я почувствовал всю горечь, страх и боль войны. Потом я пересчитал осколки — их было 241. 241 жизнь была спасена за 1418 дней войны.

Для меня эти осколки стали не фильмом о войне, а реальным напоминанием о ней, о её жертвах.