Михаил Корабельников: Мои командировки

Loading

Трудно описать то состояние кайфа, которое мы испытали после получения денежных переводов. Денег было столько, что за оставшиеся три дня командировки их невозможно было истратить. Мы предавались всевозможным излишествам, массовому поеданию мороженого и поглощению пива в немереных количествах…

Мои командировки

Михаил Корабельников

 Михаил Корабельников За время работы мне случалось бывать в командировках. Ленинград, Луганск, Одесса, Киев, Тюмень, Сибирцево, Уссурийск, Хабаровск, Белогорск, Брянск, Людиново, Петрозаводск, Нижний Новгород, Волхов и, разумеется, столица нашей родины Москва — вот перечень городов, куда меня заносило для решения разных вопросов. В некоторых из них я был по два раза, а в Ленинграде и Луганске многократно. Это не так уж и много; некоторые работники нашего завода, особенно связанные с эксплуатацией дизелей, перекроют мой перечень в разы. Тем более что мне как еврею не светили зарубежные командировки. А вдруг я, бросив семью, «рвану» куда-нибудь, скажем, в Израиль? А вдруг я выдам какую-то государственную тайну? Никакими тайнами я, на самом деле, не владел, разве что — из серии анекдотов. Какой-то спятивший с ума гражданин, выйдя на Красную площадь, стал кричать, что Хрущев дурак. Его повязали, судили и дали три года: один за оскорбление личности, а два — за разглашение государственной тайны. Вот «тайны» подобного рода я, пожалуй, мог и разгласить.

Командировки я любил. Во-первых, в них ты свободен и независим. Конечно, нужно решать вопросы, согласно командировочному заданию. Задание себе я писал сам. Но зато я вполне располагал своим временем: мог являться в учреждение, куда командирован, в любое время по собственному усмотрению и уходить оттуда, когда захочу. А в какой-то день мог вообще не выходить. Но данной мне свободой я не злоупотреблял и работал даже больше времени, чем на производстве, так как в свое свободное время приходилось обдумывать задачи на завтра, писать черновики документов, подлежащих согласованию, и так далее. А что там делать в гостинице: не пялиться же в телевизор?

В командировке ты не просто какой-то винтик в производственном механизме родного завода, а его полномочный представитель. И к тебе должным образом вынуждены относиться сотрудники посещаемого тобою объекта. Даже те из них, которые занимают гораздо более высокую должность, нежели ты сам. И здесь ты можешь раскрыться как специалист, блеснуть эрудицией, проявить индивидуальность и заслужить уважение (или неуважение) к собственной персоне, что немаловажно при установлении контактов между людьми и организациями, которые они представляют. И от этого в большой мере зависит успех самой твоей миссии.

Командировка, пусть на короткое время, позволяет изменить привычный образ жизни, отринуть повседневные заботы, погрузиться в жизнь чужого города сторонним наблюдателем, просто поговорить с людьми за жизнь, заглянуть в чужие окна, посетить их магазины, рынки, театры, памятные места, да мало ли что еще. В командировке ты СВОБОДЕН и НЕЗАВИСИМ. Командировка — это маленький отпуск.

В последнее время мне часто стали сниться мои командировки, так сказать, в их обобщенном виде, но ничего отрадного эти сновидения не являли. И почти все были на одно лицо. Вот я приезжаю в большой город и поселяюсь в гостинице, которая, как пчелиный улей, набита людьми. Меня поселяют в комнату, в которой обитает еще несколько человек — все мне незнакомы. В этой комнате у меня только кровать и некуда деть вещи — сумку и портфель. Ставлю их под кровать, не будучи уверен, что эти проходимцы не украдут.

Поселившись в гостинице, я еду в контору, куда был командирован. Но, возвращаясь назад, не могу найти эту гостиницу. Брожу вокруг да около по разным улицам и переулкам. Наконец, кажется, нашел. Теперь не могу найти свою комнату. В гостинице много коридоров и закоулков, много комнат, но где моя? Наконец я попадаю вроде бы в свою комнату. И тут вдруг выясняется, что командировка моя кончается, нужно ехать домой, а у меня не подписан документ, который я должен был согласовать в этой конторе, а в командировочном удостоверении не отмечено время прибытия и убытия. Поди теперь докажи, что ты вообще был в командировке. А уже конец рабочего дня, и сегодня пятница. Ждать до понедельника нельзя, нужно сматываться. Я еду на вокзал, но тут выясняется, что до отхода поезда остается всего ничего, а у меня нет билета, так как я его заранее не приобрел. Билетов на этот поезд в кассе нет. В общем, полная задница.

Так я довольно регулярно езжу во сне в командировку. А однажды мне приснилось, будто, отправившись в один город и не завершив там дела, я поехал в другое место, затем — в третье. И так, находясь в командировке, я болтаюсь по разным местам уже больше месяца. Командировочные деньги кончаются, семья не знает где я и что со мной. Но, самое главное, — в этом сновидении я вспоминаю свои бывшие сны на заданную тему и прихожу к ужасающему выводу: раньше все это было только во сне, а теперь ведь наяву!

Подобного рода сновидения подчеркивают всю суматошность жизни в командировках. Все время нужно быть начеку, особенно на вокзалах и в других людных местах. Один наш специалист поехал однажды в Ленинград. По завершении командировки на вокзале у него украли бумажник, в котором, кроме денег, были документы и ключи от квартиры. Самой большой утратой была потеря паспорта. Пришлось через милицию оформлять новый. И тут по почте приходит бандероль с его паспортом, а в него вложена записка с отеческим напутствием: «не разевай е.. ло». Он нарвался на благородного вора, но могло быть и хуже. Короче, командировка — это дело не всегда предсказуемое, чреватое разнообразными приключениями, а оттого еще более увлекательное. На этом месте я прекращаю общие рассуждения и остановлю свое внимание лишь на некоторых врезавшихся в мою память командировках.

* * *

В Ленинграде я бывал много раз, больше, чем где бы то ни было, кроме Москвы. Студентом я там был на преддипломной практике. Работая на заводе, я посещал Ленинград раз семь или восемь. Пару раз это было связано с разработкой стандартов на дизели и испытания дизелей. Я выезжал с группой товарищей от завода, мы отстаивали свои интересы и небезуспешно. Однажды, кажется, это было в 1975 году, «за активную и плодотворную работу в области стандартизации» я был награжден почетной грамотой и премией в 10 рублей. Не смейтесь, граждане! 10 рублей — это, конечно, не деньги. Тогда на них можно было купить разве что три бутылки столичной. Важен сам факт награждения как неопровержимое свидетельство моих успехов на ниве стандартизации.

Раза три или четыре мои поездки в Ленинград были связаны с оформлением документов на присвоение нашим дизелям свидетельства о высшей категории качества или «Знака качества». Теперь, в условиях конкуренции, в эти игры не играют. Но в те времена машиностроительные заводы были заинтересованы получить «Знак качества», как свидетельство того, что выпускаемая ими продукция имеет кое-какую перспективу на внутреннем рынке и даже может поставляться нашим друзьям-демократам. Тягаться же с солидными зарубежными фирмами нам было тяжело: здесь «Знак качества» не поможет.

По разным вопросам я бывал в Центральном научно-исследовательском дизельном институте (ЦНИДИ), Северо-Западном пароходстве, Ленинградском морском порту, Ленинградском институте водного транспорта (ЛИВТ), Ленинградском кораблестроительном институте (ЛКИ), Речном и Морском Регистрах, НИИ и ЦКБ, имеющих отношение к судостроению. Я не стану утомлять читателя подробностями этих поездок. Поговорим о проблеме, с которой сталкивался почти каждый командированный в любой город, а в Ленинграде эта проблема вставала особенно остро. Это вопрос поселения. Обычно нам выписывали командировки на неделю, в некоторых случаях — на две. Если не лететь самолетом, что иногда случалось, в дни приезда и отъезда ночуешь в поезде. И таким образом, минимум на три дня нужно где-то устраиваться с ночлегом. А гостиницы в Ленинграде всегда были заняты, попасть хоть в одну из них было проблемой. Иногда это удавалось, но чаще нет, так как места заранее не бронировали. Да и решение о командировке нередко принималось спонтанно и в последний день. Я надеялся на удачу и старался использовать любую альтернативу гостинице. Одной из них была Ленмонтажбаза — некая контора от нашего завода, занятая вопросами эксплуатации дизелей в этом регионе. У них было подвальное помещение: несколько комнат и кухня. И когда они были свободны, там можно было поселиться.

Иногда представлялась возможность переночевать в «Доме машиниста» на каком-то из ленинградских вокзалов. В те времена на железных дорогах, в том числе и ленинградских, курсировали пассажирские поезда с коломенскими тепловозами ТЭП-60 и луганскими М-62 с нашими дизелями. Учитывая это обстоятельство, я иногда вписывал в свое командировочное удостоверение посещение депо города Ленинграда по какому-нибудь пустому вопросу. Затем шел к начальнику одного из депо, и тот без лишней волокиты поселял меня в доме машиниста, где вдобавок еще и хорошо кормили. Железнодорожники относились с уважением к нашему заводу, но злоупотреблять их гостеприимством не следовало: это на крайний случай.

И, наконец, в Ленинграде у меня были родственники: моя младшая двоюродная сестра Ася с мужем Леней. У них была комната в коммуналке на Петроградской стороне, где я пару раз ночевал. Они поженились сравнительно недавно и тогда еще не успели завести детей. Леня — коренной ленинградец — вернувшись со службы на Северном флоте, устроился на работу по обслуживанию вагона-рефрижератора. Работа вахтовым методом: месяц курсировал с поездом по железным дорогам страны, месяц после этого отдыхал.

При наличии этих трех запасных вариантов вопросы ночлега меня не особенно волновали. Конечно, лучше гостиница, но на худой конец сгодятся и эти. Но однажды вышел облом. Меня как представителя завода командировали в ЦНИДИ на совещание по внедрению нового дизельного стандарта. Я в течение дня оформил командировку, в кассе завода получил деньги и поздно вечером был уже в Москве на Ленинградском вокзале. В Ленинград отправлялось много вечерних и ночных поездов, и на один из них — разумеется, скорый — я рассчитывал купить билет.

Но на этот раз билеты были лишь на пассажирский поезд с сидячими местами, который отходил где-то около двух часов ночи и прибывал в Ленинград ближе к полудню. К началу совещания я однозначно опаздывал, но что делать? Пришлось ехать этим пассажирским, который останавливался у каждого столба. В довершение всего где-то на полпути к Ленинграду он вообще стоял два часа. День был потерян, и на совещание я попал лишь после обеда. Одновременно со мной туда прибыл еще один бедолага с какого-то волжского завода, который, как и я, оказался жертвой железнодорожной волокиты. И тут выясняется, что ЦНИДИ на нас обоих забронировал места в ведомственной гостинице завода «Русский дизель». Но поскольку мы не явились к началу совещания, они посчитали, что мы вообще не приедем, и бронь была снята. Мы попытались устроиться в какую-нибудь гостиницу, но нас нигде не брали. Обойдя две или три из них, мы поняли, что дело это дохлое, и пристроились на летней веранде какого-то кафе перекусить. Выпив там по бутылке рислинга, окончательно подружились. Это оказался довольно симпатичный молодой инженер примерно моего возраста.

Я стал перебирать альтернативные варианты поселения. Ленмонтажбаза нам не светила: во-первых, с ними нужно было договориться заранее, во-вторых, меня одного они еще могли поселить, но чужого нет. Бросить же на произвол судьбы своего нового друга я не мог. Я не нашел ничего умнее, чем ехать вместе с ним к моим ленинградским родственникам, хотя это было неудобно во всех отношениях. Однако их комната в квартире на Петроградской стороне оказалась запертой. Соседи сказали, что Леня сейчас в командировке, а Ася только что вчера уехала на родину в Короп — это городок на Черниговщине, знаменитый тем, что я тоже там родился.

Оставался последний вариант — устроиться с ночлегом в Доме машиниста на каком-нибудь вокзале. Кажется, мы выбрали Балтийский. Явившись к дежурному по депо, я заявил, что мы прибыли к ним в командировку, и показал командировочное удостоверение, дополненное соответствующей записью. Я попросил поселить нас в доме машиниста. Дежурный ответил, что этот вопрос может решить только начальник депо, однако рабочий день закончился, и он ушел домой. Но он нам подсказал спасительную идею: на этом вокзале на втором этаже есть комната отдыха, где за очень небольшую плату мы можем переночевать. Мы нашли эту комнату, заплатили по рублю и таким образом устроились с ночлегом. Это был большой зал, вместивший в себя не менее двадцати пяти коек, большая часть которых была уже занята.

Утомившись за день, включая предыдущую бессонную ночь в поезде, я намеревался сразу заснуть, и это мне удалось. Однако ненадолго: ночью явился еще один жилец: мужчина лет за 50 в огромной кепке, которые тогда носили грузины или еще какие-то кавказцы, и сам он был кавказцем. Он бесцеремонно включил свет, не обращая внимания на глубокий сон других обитателей ночлежки, а также на то, что в комнате было и так достаточно светло: это было время белых ночей в Ленинграде. Затем он сел за стол и стал ужинать. Съев свои сардельки, наконец, угомонился, разделся и лег на кровать. А я перевернулся на другой бок с целью уснуть. Но не тут-то было. Теперь этот непрошеный гость начал кашлять, да так, что дрожали своды помещения и стекла окон. Это было похоже на приступ астмы или чего-то хуже того. Определенно, этому гражданину требовалась скорая медицинская помощь, и я уже собирался встать, чтобы вызвать медперсонал. Но остался лежать, как и все остальные обитатели ночлежки, притворившиеся спящими. Наконец, минут через десять этот условный грузин затих, я перевернулся на другой бок и снова попытался уснуть. Но опять не тут-то было. Теперь этот неугомонный посетитель начал, как это написано в «Конармии» у Бабеля, «издавать постыдные звуки». Он издавал музыкальные звуки разнообразных тонов, соперничая с симфоническим оркестром, и это продолжалось еще минут десять. Сон был безнадежно потерян. Я ворочался с боку на бок в ожидании утра. Мы встали в шесть и поспешили покинуть это гостеприимное помещение с тем, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

В конце третьего дня совещания нам подсказали, как еще можно в Ленинграде устроиться с ночлегом. Нужно поехать на Московский вокзал, где кучкуются тетки, устраивающие в собственных домах за сравнительно небольшую плату командировочных, вроде нас. На этот раз нам повезло, и мы устроились у одной женщины в ее деревянном доме где-то на окраине города.

В середине 80-х годов Леня и Ася купили квартиру в одной из новостроек на окраине Ленинграда, и проблема поселения для меня была решена. Во время своих командировок я жил у них. Леня к тому времени ушел с работы на железной дороге и занимался частным извозом. А Ася нашла себе место со свободным режимом работы. Когда я останавливался у них, большую часть времени они были свободны и устраивали для меня экскурсии в музеи Ленинграда и его окрестностей. Теперь у них было двое детей: старший Саша, младшая Элина. Саша с восьми лет занимался в секции дзюдо, а в четырнадцать на соревнованиях в своей весовой категории брал второе и третье места по Ленинграду. Как-то я его спросил: помогают ли ему в жизни его занятия дзюдо? Саша привел пример: когда на летние каникулы они ездили в Короп, он шел с несколькими девочками по улице и к ним пристали трое парней — все старше его. Саша одного из них бросил через спину, потом второго, а третий убежал сам. Элина была красивой девочкой и хорошо училась, но больше ничем мне не запомнилась.

В пятнадцати минутах езды от дома мои молодые родственники построили себе дачу: двухэтажную, деревянную. И в одно из моих посещений мы там жарили шашлыки. Казалось бы, что еще людям нужно? Собственная квартира в Ленинграде, машина, дача, дети устроены, есть работа. Но в девяностые годы они уезжают в Израиль. Что их подвигло на это, для меня остается загадкой. Возможно, поддались настроениям массы, спешившей покинуть Россию, пока это было еще возможно. Но, так или иначе, по прибытии в Израиль, поселившись в Беэр-Шеве, они построили себе виллу. Там и живут.

* * *

В начале 1970-х годов мне неожиданно обломилась командировка в славный и героический город Одессу. Цель командировки — проверка работы защитных реле по давлению масла на дизелях тепловозов М62.

В Одессу Коломенский завод командировал троих специалистов. Я представлял конструкторский отдел и «руководил парадом». Машинная сборка командировала своего специалиста — наладчика. Был еще представитель от цеха эксплуатации, но он занимался своими делами и в нашей работе не участвовал. С помощью цехового приспособления мы проверяли работу реле давления, проверяли работу регулятора скорости и измеряли давление масла при сбросах оборотов дизеля. В случае необходимости наладчик по имени Гена корректировал уставки реле давления или отстраивал работу регулятора, чтобы исключить ложное срабатывание реле. Так мы проверили большую часть парка тепловозов М62 в локомотивном депо Одессы.

В свободное время я гулял по городу. Я не ощутил его особого колорита, как и не услышал специфического одесского сленга. Возможно, двух недель нашей командировки было для этого недостаточно. Но, вероятнее всего, виною тому был геноцид еврейского населения города, проводимый главным образом румынами в годы оккупации. В течение этого времени в Одессе и ее окрестностях было убито около 66000 евреев, а пережили оккупацию всего 600 из них. Сразу же после захвата города истребление еврейского населения румынскими войсками и жандармерией носило массовый и зверский характер, и они в этом отношении превзошли даже немцев. Так, насколько мне известно, 23 октября 1941 года в помещении артиллерийских складов в Одессе было заживо сожжено 19 тысяч человек. В это даже трудно поверить. Немаловажную роль в учинении этого зверства сыграл массовый героизм, проявленный населением города Одессы, который, полностью отрезанный от советского тыла, в одиночку держал оборону более трех месяцев. Город был сдан лишь после того, как немцы ворвались в Крым и оборонявшая Одессу Приморская армия в одну ночь на кораблях ушла в Севастополь. И не было никакой возможности спасти хотя бы часть мирного населения города.

Однако кое-что необычное я все же увидел. По вечерам в углу улицы Карла Либкнехта у небольшого сквера собиралась толпа в основном молодых людей, и они обсуждали текущие события в стране и мире. Не было видно каких-либо массовиков-затейников, и никто никому не навязывал своего мнения. И не было никакой милиции, которая попыталась бы разогнать это несанкционированное сборище людей. В те времена «тоталитарного коммунистического режима» в стране было гораздо больше свободы, чем в нынешней «свободной» России. Люди подходили и уходили. Видимо, эта традиция существовала здесь давно. На этот раз в центре внимания был шахматный матч на звание чемпиона мира между нашим Борисом Спасским и американцем Робертом Фишером. Матч только что начался, и строились разные прогнозы.

Другим нашим развлечением были, разумеется, морские купания. Мы облюбовали пляж в Аркадии и ездили туда после работы почти каждый вечер. Море было теплым, и к берегу приплыло много медуз. Это были небольшие медузы — с детский мячик — и я полюбил во время купания в море двумя пальцами перерезать их пополам, отсекая щупальца от тела медузы. Не помню, чтобы хоть раз я был ими за это наказан. Это были неопасные медузы.

В ночь накануне отъезда мы поехали за город на один из одесских лиманов. В нем концентрация соли была настолько велика, что невозможно было утонуть, как в Мертвом море. Вернувшись в гостиницу, все искрились кристалликами соли, так как на берегу этого дикого лимана не нашлось источника пресной воды, чтобы умыться после купания в солевом растворе.

Мы прибыли на вокзал часа за полтора до отхода поезда. Билеты купили заранее. Я подошел к группе туристов из какого-то украинского города, возвращавшихся после похода на Карпаты. В стороне стояла симпатичная девушка и ела мороженое. Я подошел к ней спросить, вкусное ли мороженое? Она разломила брикетик пополам и половину отдала мне. Так мы слегка познакомились, и она стала рассказывать об их восхождении на Говерлу: вершину Восточных Карпат. В разгар нашей беседы врезалось объявление по вокзалу, зачитанное дважды: «Командированного из Коломны Корабельникова просят подойти к начальнику железнодорожного вокзала». Девушка спросила меня: а кто этот Корабельников? Я показал на себя и отправился к начальнику в его кабинет на втором этаже здания вокзала. Мне передали полученную из Коломны радиограмму. Возвращение домой откладывается. Мне и моему напарнику — наладчику машинной сборки Гене Рябцеву — надлежит ехать теперь в Киев с той же миссией, что и в Одессе, а другой наш товарищ должен отправиться в Минск по своим делам. В связи с продлением командировки, в Киеве на главпочтамте нас будет ждать денежный перевод.

Я спустился на привокзальную площадь, нашел то место, где разговаривал с девушкой и ел ее мороженое. Но там уже никого не было. В кассе вокзала мы сдали билеты на московский поезд и купили билеты в Киев. Разницу стоимости билетов — четыре рубля — положили в карман, и это были последние наши деньги, так как ввиду планируемого возвращения домой все свои сбережения мы успели истратить. Вечером в поезде на Киев Гена не отказал себе выпить пива в вагоне-ресторане (я давно заметил за ним это пристрастие), на что истратил два рубля из наличных четырех. Я подробно пишу о наших денежных делах ввиду трагикомической ситуации, в которой мы оказались по приезде в столицу Украины.

* * *

Мы прибыли в локомотивное депо Дарница, расположенное в окрестностях Киева. Жили в доме машиниста, там же обедали и ужинали, тратя в день на полноценное питание не более семидесяти копеек. В депо Дарница мы делали то же, что и в Одессе: проверяли работу защитных реле на тепловозах в самом депо и в поездном режиме. В первые два дня киевской командировки ездили в город на главпочтамт за денежными переводами от завода, но оба раза безрезультатно: денег нет. Свое «моральное потрясение» компенсировали купанием в Днепре у метро «Гидропарк» и возвращались в депо в уверенности, что завтра все образуется, деньги мы получим.

Но через три дня командировки весь наш скудный, с позволения сказать, капитал растаял, расплачиваться за обеды в деповской столовой стало нечем, и мы слегка заскучали. Проблемой стала даже поездка в Киев, требовавшая наличия какой-то мелочи на проездные билеты. И, соответственно, прекратились купания в Днепре. Выход из положения подсказали деповские работники. В километре от депо Дарница простирался лесной массив, а там было приличное озеро, где можно было искупаться. После работы мы повадились ходить на это озеро. А там посреди леса были чьи-то огороды. Кукуруза еще только начала прирастать початками, и они были несъедобны. Зато клубни картофеля были с куриное яйцо — мы их выкапывали и пекли в лесу на костре. Проблему голода удавалось несколько приглушить.

А между тем слухи о нашем голодном существовании стали распространяться по депо. Как-то в поездке мы с наладчиком Геной сидели в нерабочей кабине тепловоза (на тепловозах были две кабины, симметрично расположенные спереди и сзади). К нам зашел помощник машиниста и пригласил в рабочую кабину тепловоза. Там машинист угостил нас своей домашней колбасой с чесноком и молодым картофелем. Проблема обеда в этот день была решена. Не без добрых душ на свете, а на Украине, в местах, где я бывал еще в детстве, этих душ было достаточно.

Я занял рубль у деповского технолога и позвонил на завод: когда же нам, наконец, переведут деньги? На том конце ответили, что деньги давно переведены, поезжайте на почту. На следующий день мы вновь отправились на киевский главпочтамт в твердом намерении без денег не возвращаться и в случае чего пригрозить персоналу голодной забастовкой. Вся поступившая корреспонденция там лежала в ящичках с буквами в алфавитном порядке. Почтовая дама стала рыться в ящике на букву «К», а я стоял рядом, потея от возбуждения. Наконец она выудила из ящика извещение с вожделенным переводом на меня. Он был адресован гражданину Корабельникову Михаилу, но почему-то не «Ошеровичу», а «Васильевичу». Сотрудница меня успокоила: отчества здесь путают очень часто — идите в кассу и получайте свой перевод.

Мы пошли в кассу, а по пути я еще успел удивиться сумме перевода: она раза в полтора превышала мои ожидания. Отсчитывая деньги, кассирша на всякий случай спросила, откуда я ожидаю перевод: ведь из Горловки, с такого-то завода? Да нет, признался я честно, — из Коломны, с тепловозостроительного завода. «Так это не вам», сказала она и убрала деньги в кассу. Я был в крайнем возбуждении и почему-то вспомнил, как еще пацаном мучил свою кошку. Я ей давал кусочек мяса на нитке. А когда она мясо c жадностью проглатывала, я его за нитку вытаскивал из ее желудка. За истязания братьев наших меньших обязательно когда-нибудь наступит возмездие. И вот оно наступило.

В ящичке на букву «Р» мой напарник Гена своего перевода тоже не нашел. Мы учинили скандал и потребовали у администрации главпочтамта проверить все ящики. Наконец наши переводы были найдены в ящиках с другими буквами. Они здесь пролежали целую неделю.

Трудно описать то состояние кайфа, которое мы испытали после получения денежных переводов. Денег было столько, что за оставшиеся три дня командировки их невозможно было истратить. Мы предавались всевозможным излишествам, массовому поеданию мороженого и поглощению пива в немереных количествах. За эти три дня я совершенно пристрастился к спиртному. Мы опять купались в Днепре, посетили знаменитую «Владимирскую горку» — место отдыха и развлечения киевлян. А на оставшиеся деньги купили по три киевских торта, которые пользовались у москвичей большой популярностью, и вместе с ними, наконец, отбыли восвояси.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Михаил Корабельников: Мои командировки

  1. «В пятнадцати минутах езды от дома мои молодые родственники построили себе дачу: двухэтажную, деревянную. И в одно из моих посещений мы там жарили шашлыки. Казалось бы, что еще людям нужно? Собственная квартира в Ленинграде, машина, дача, дети устроены, есть работа. Но в девяностые годы они уезжают в Израиль. Что их подвигло на это, для меня остается загадкой.»
    …………………
    Высший класс!
    Действительно, всё есть — дача, машина, шашлыки!
    Что ещё еврею для счастья нужно?

  2. Спасибо, коллега!
    Я много лет работал на «Русском Дизеле». Был однажды и у вас, в Коломне. Уже позже, работая в станкостроении, тоже много ездил в командировки. Часто бывал в Москве в НИИППе и ЭНИМСе. Чтобы обеспечить себя гостиницей, я заранее звонил на ГПЗ-1 и бронировал там место. Конечно, в командировочном удостоверении должна была быть запись о направлении на ГПЗ-1.
    Всего доброго!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.