[Дебют] Ефим Гальперин: «Я прощаю. Забудьте…» Интервью с Анатолием Шапиро

Loading

Я читаю о Праздновании Дня Победы в России. Вглядываюсь с ужасом в фотографии «ветеранов». Так долго в России люди, опалённые войной, не живут. Кто же эти, бодренькие? Скорее всего «вохра» Гулага и «исполнители» (кокетливое обозначение палачей). А вокруг фотографий бред, переполняющих газеты и экраны…

«Я прощаю. Забудьте…»

Интервью с Анатолием Шапиро

Ефим Гальперин

Анатолий Павлович Шапиро, 1913–2005

Памяти майора Анатолия Шапиро,
вошедшего в Освенцим ранним утром 27 января 1945 года

«Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота!
К вам обращаюсь я, друзья мои!»
— и голос его дрогнул.
3 июля 1941 года. Первое после начала войны выступление по радио Сталина
(«эффективного менеджера» по версии официальных историков России)

Если верить академику Павлову, животным память выдана в простом варианте — в системе инстинктов безусловных и условных. Хотя опять же, сегодня по этому поводу накопилось много сомнений.

Зато вот людям… Мало того, что из мозжечка память у человека прямоходящего была поднята до уровня сознания, так еще для ее подкрепления было придумано в мире масса сногшибательных штучек. От скрижалей до бумаги, от песен и эпоса до аудио, кино, видео и магнитных дисков. И сегодня мы можем взять в руки трехтысячелетний приемосдаточный акт египетской овощной базы и увидеть как от брюха самолета «Энола Гей» отрывается маленькая точечка, расцветающая потом огромным грибом над Хиросимой.

Неужто Б-гу так важна наша память? Ведь судя по опыту, человечество вышеуказанным даром никак не пользуется. Не делает выводов из уроков истории для совершенствования окружающего мира. Тогда для чего память входит в комплект каждого разумного индивидуума? Только чтобы исходить в истоме от сладких, как “киевский” торт, воспоминаний: Черное море, белый пароход… Парное молоко на заре… Сеновал… Девушка… Березки… Нет! Думаю, что-то здесь кроется.

После боя я спросил выбиравшихся из подвалов поляков — коренных жителей городка Освенцим: «Что там, в лагере?» — вспоминал Анатолий Шапиро, командир штурмового батальона, освобождавшего зимой 1945 года лагерь уничтожения Аушвиц-Биркенау. Они отвечали спокойно: «немцы пеклы жыдив…».

Казалось бы чего уж больше? Все запечатлено в архивах, на фото, в кинохронике, в видеосвидетельствах сотен уцелевших… История Катастрофы европейского еврейства… Ан нет. Становится все больше «специалистов», говорящих о фальсификации, о раздувании объема Холокоста. Ссылающихся на то, что так и не найден приказ о «решении еврейского вопроса» собственноручно подписанный Гитлером. (Так ведь и подпись Сталина стоит не более, чем на десятке расстрельных дел). Все время старательно на счетах сбрасываются костяшки. Уже есть мнение, что не семь миллионов уничтожено евреев, а шесть. Потом уже не шесть, а пять… Сегодня и эту цифру опять рвутся пересмотреть. Дескать, граждане евреи, стараясь вызвать к себе жалость и сорвать дивиденды, количество смертей значительно преувеличили…

Группа польских археологов провела выборочные раскопки на территории концлагеря Белжец в Восточной Польше, где 1942–1943 годах были уничтожены 600 000 евреев… Археологи пробурили 1600 отверстий с интервалом пять метров, взяли образцы грунта и затем вскрыли отдельные участки на глубину до шести метровВ некоторых местах останки были сжаты настолько плотно, что буры даже не могли пробиться сквозь сплошные кости.»

Вот и еще одна разновидность археологии возникла. О Белжеце одном из шести основных лагерей уничтожения евреев (Треблинка, Собибор, Майданек, Освенцим, Хелмн) известно сравнительно мало, поскольку в нем чудом уцелело только два еврея и никого из них уже нет в живых. Но именно с Белжецом, где впервые были использованы газовые камеры, связано самое яркое свидетельство о Катастрофе. Эсэсовский офицер Курт Герштайн оказался там в августе 1942. Потом в поезде он плакал и бился в истерике, рассказывая об увиденном шведскому дипломату. Тот составил доклад своему правительству. И ничего. Тогда офицер пробился к протестанскому епископу, к папскому нунцию. Все молчали. Измученный памятью Курт Герштайн уцелел в войне, чтобы в плену у французов успеть написать подробно об увиденном, а потом покончить жизнь самоубийством:

Эсэсовцы забили до отказа газовую камеру очередной партией евреев и закрыли герметические двери. Однако дизельный двигатель, качавший газ в камеру долго не заводился. Он начал работать через три часа. В момент запуска двигателя люди были еще живы. Потом… Семьи можно было определить даже после смерти. Они держались за руки».

Люди! Кто-нибудь может себе это представить?! Ведь и пулю принять — дело непростое и цианистым калием мучиться десяток секунд тоже очень больно. Но чем измерить вот это… Стоять, обнимая своих детей, и нестерпимо долго ждать, когда же эти недотепы — солдаты «перестарки», отсиживающиеся здесь от фронта — наконец-то запустят двигатель. И «спасительный» газ потечет в лёгкие тебе и твоей семье… Чтобы в конце концов это всё закончилось.

Можно ли после этого утверждать, что память дана человеку для запоминания дифференциальных уравнений и химических формул, стихов и анекдотов. Думаю, это просто так… Сопутствующий процесс. На самом деле память — наш неизбывный укор. Потому что каждый из нас — Эпштейн и Кац, Иванов и Петренко — даже если не владеет информацией, обязательно помнит нутром — было сделано все возможное, чтобы мы с вами не родились. Чтобы не родились у нас дети и внуки. Это делалось в этом веке, как и на протяжении всех других столетий. А мы все равно родились. И память жжет нас вопросом: Для чего? Зачем? Для продолжения рода, усиления процесса энтропии? В конце концов, просто для съедания в течение жизни тонны колбасных изделий и вытаптывания трех десятков ромашек? А может для чего большего?

Получается что память — кондуит наших слабостей и грехов — тревожит нас, требует работы Души. Но человек ведь обязательно что-нибудь да придумает, чтобы не напрягаться. Поэтому в силу глухоты и лености, животной природы выстроили мы в веках особые отношения со своей памятью. Отношения по принципу «наоборот».

Чтобы было удобней жить, мы старательно стремимся утопить поглубже укоры совести, воспоминания о наших грехах и возникающие побуждения к совершенствованию. Мы насилуем механизм нашей памяти, заставляя работать его путем подмены мотивировок на вытеснение, на забвение, на подавление.

То есть, на личном уровне и на уровне человеческого общества идет непрекращающаяся война с памятью. Вместо того, чтобы мучаясь, помнить, извлекать уроки, восходить к смыслу существования, мы со всей нашей изворотливостью придумываем кучу дел, играем в чужие политические игры, покрываем мощными слоями лака наше прошлое, отсекая его от настоящего и будущего.

Я читаю здесь в Америке о Праздновании Дня Победы в России. Вглядываюсь с ужасом в фотографии «ветеранов». Так долго в России люди, опалённые войной, не живут. Кто же эти, бодренькие? Скорее всего «вохра» Гулага и «исполнители» (кокетливое обозначение палачей в МВД и КГБ). А вокруг фотографий бред текстов, переполняющих газеты и экраны телевизоров! Эта дымовая завеса над страшной коллективной памятью народа, полной греха, вероотступничества, предательства родных и близких, убийств и в словах и на деле, отторжения Добра и служения Злу.

Ведь не могут НЕ приходить к мирно доживающим свой век на персональных пенсиях «партаппаратчикам» и генералам карательных ведомств тени загубленных ими людей. Точно так же как не может НЕ стоять перед глазами нынешних функционеров, начиная с Президента России, лица жертв «Норд-Оста» и сгоревших детей Беслана. Как же они живут, суки?!

Хотя, ведь, если честно, и вся Всемирная история, по сути своей, — это старательное умалчивание истинных причин и следствий, вынимание неуютных фактов и достойных людей. Торжество забвения. Боюсь, что даже Евангелие — это не откровение, а вытеснение, старательное невспоминание. И уж тем более, я готов биться об заклад, что любые мемуары, написанные вроде бы с целью рассказать правду, на самом деле истошное желание спрятать. Не сказать! Память берется в плен, память сгнаивается в концлагерях неточностей и удобных толкований. Потому, что иначе, обступают души обиженных, обкраденных — в любви, в заботе, в дружбе, в милосердии.

Даже в виде предположения невозможно допустить, чтобы кто-то признался в грехе? Какой народ, какое правительство осмелится на это… Социалистическое корейское или капиталистическое польское? А может советское? Например в том, что из почти трех миллионов уцелевших во Второй мировой войне узников концлагерей, перемещенных лиц и военнопленных «родное» советское государство, профильтровав их в лагерях для перемещенных лиц, отпустило по домам всего двадцать процентов. Остальных оно сгноило в ГУЛАГЕ и на принудительных работах в Донбассе и Караганде. И ведь об этом молчат все!

Бывший майор — освободитель Освенцима Анатолий Шапиро, потом, (внимание!) был начальником советского лагеря для перемещенных лиц, устроенного там же, в бараках Освенцима. Помню, я спросил про этот лагерь. Он долго молчал, а потом сказал: «Смершевцы» допрашивали «контингент» по ночам… Допрашиваемые так кричали…».

Здесь в Бруклине бывший майор Шапиро писал стихи о войне… Увы, стандартные, лапидарные. Не спал ночами. И выбрал себе способ борьбы со своей памятью. Он всем доказывал, что при подсчете жертв Холокоста нечистоплотные люди в угоду политики занизили цифру на миллион и требовал точности. Ходил на пикеты к польскому консульству в Нью-Йорке, потому, что вокруг Освенцима, где было уничтожено ориентировочно до трех миллионов человек, 90% из которых были евреи, католики Польши хотели поставить 300 крестов. Так они, заглушая свою память, отвоевывали право считать это место братской могилой поляков и никого больше.

Хотя взять бы им всем — евреям, полякам, немцам… Да, всем людям. Сесть рядом! Погоревать и поставить вокруг всех лагерей в мире магендовиды, кресты, полумесяцы и, какие там есть еще. Например, те же символы Будды. То есть установить всё что только нужно, чтобы этот ужас никогда не повторился. Нигде в мире. Ни для кого.

Что же до отдельно взятого человека. И о его борьбе с памятью… Ну, разве признается он, хотя бы сам себе, в своих прегрешениях. Ведь после такого признания уже нельзя будет жить дальше. Надо будет стреляться, вешаться, топиться. А так, глядишь, мы все бодро существуем. Правда, просыпаемся каждое утро с ужасом. Потому, что, как «мертвые с косами вдоль дороги», стоят предки, пронесшие сквозь огонь и смерть свою сперму и яйцеклетку, свою любовь и надежду, чтобы зачать нас. И стоит Всевышний — третий участник всякого соития свершенного для рождения человека…

Я смею предположить — наша память самая большая пытка, данная Б-гом в надежде на наше прозрение. Это предчувствие того Страшного суда, когда мёртвые воскреснут и посмотрят нам в глаза.

… На Украине в городе Днепропетровске в сентябре 1941 года, уже после того как расстреляли всех местных евреев в противотанковом рву в районе Ботанического сада, была проведена еще одна акция, как вообщем-то во всех других городах и местечках на оккупированной территории… Во дворе дома № 9 по улице Мостовой были собраны матери с детьми — полуевреями. И приказано было им русским и украинкам детей оставить, а самим уходить. И они ушли… А куда деваться? Это факт. А дальше легенда…

По рассказам, вроде бы две мамаши упросили остаться и всю ночь провели, обнимая своих детей и утешая плачущих чужих. И утром, единственный среди проводивших все эти акции полицаев, чистопородный немец унтер-офицер,строя детей в колонну, не выдержал и разрешил этим матерям: «забирайте своих и уходите!» Было ли это или так хотелось людям, чтобы среди иродов попался хоть один человек. Странно, что народная молва на эту роль выбрала немца? Наверно все-таки это сказка. Ведь всех остальных детей по его же команде отвели к противотанковому рву… Так что, боюсь, что жизнь тех двух мамаш оборвалась там же.

Ну что ж, думаю, им повезло в этом случае. Потому что невозможно представить, как смогли жить потом, как смогли совладать с памятью те матери, что выли ночью, кружа вокруг того двора. А как удалось прожить со всем этим свою жизнь немецкому унтер-офицеру и трем десяткам ублюдков местных полицаев? Может они, (на их же счастье) были пойманы после войны и повешены. И не пришлось им мучиться всю жизнь.

О-о-о! Какая была война! Вторая мировая! Было на что списать загубленные жизни, потерянных детей…

А на кого нам списывать? Кого сделать виноватыми за те десятки тысяч душ детей, потерянных в прямом и переносном смысле всеми нами в ужасе жизни. Там — в оставленных нами странах. И здесь.

А на кого списать вину за наши собственные души, полные гонора непримиримости и атеизма?

Несомненно, все мы все знаем про Страшный Суд. Что восстанут мёртвые.

Я вот для себя выстроил такую последовательность всего этого. Затрубят трубы. Восстанут мёртвые, разыщут среди живых тех, кто… Родных, друзей. И, вообще, всех тех, с кем им пришлось в жизни пересекаться, и кто им чего не додал. Так сказать, повлиял на судьбу… И посмотрят они нам — живым — в глаза.

Вот это и будет Страшный Суд!

Вот уж действительно, больше всего, господа, везет тем, у кого начался склероз… Б-г, наконец, жалеет их. И говорит — Ладно, я прощаю. Забудьте…

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “[Дебют] Ефим Гальперин: «Я прощаю. Забудьте…» Интервью с Анатолием Шапиро

  1. На самом деле память — наш неизбывный укор.
    ***
    Один из самых страшных и честных текстов, которые я когда-либо читал.

    1. Автор не привёл текст интервью…

      Коли есть такое замечание, то вину придётся мне взять на себя. Действительно, в материале Ефима Гальперина не выдержано визуальное отделение слов интервьюера и интервьюируемого. Более того, вопросы интервьюера очевидно опущены — идёт прямая речь Анатолия Шапиро, перемежаемая врезками от автора. Ефим Гальперин написал в своём письме в редакцию:

      А я ведь успел и взял в своё время интервью у Анатолия в его тесной квартирке в Бруклине.

      Не будем забывать, что Анатолий Шапиро ушёл от нас уже немало лет тому назад. Присланный очерк — это и слова из давнего интервью, и дань памяти самому Анатолию Шапиро, и раздумья автора, записанные в эти дни, когда отмечалась скорбная годовщина освобождения лагеря смерти Аушвиц-Биркенау, куда 75 лет назад вошёл майор Анатолия Шапиро. И мне не захотелось делать редакторские правки этого текста, пусть останется таким — формально несовершенным и живым.

  2. Всякие напоминания о страшной трагедии ХХв,с фактами беспощадного массового уничтожения ни в чем неповинных людей,всегда вызывают и будут вызывать у людей всех поколений, не обделенных нормальным человеческим нравом, чувство горечи и сострадания. Но . увы. добродетельных людей во всем нашем несовершенном роде человечьем отыщется немного.
    Потому , сила зла оказывается часто на стороне этого безнравственного большинства. Их злонамеренность по умолчанию не всегда заметна.Но при внешнем возбуждающем факторе это становится страшной угрожающей явью .ВМВ. развязанная гитлеровским режимом явилась таким фактором,. с поразительным историческим феноменом массового добровольного вовлечения просвещенного цивилизованного народа в участие и соучастие в реализации плана фюрера по ОРЕВ.
    Верное упоминание автора о необходимости сохранения памяти о Холокосте в этой связи актуально.

  3. “…Вот и еще одна разновидность археологии возникла. О Белжеце одном из шести основных лагерей уничтожения евреев (Треблинка, Собибор, Майданек, Освенцим, Хелмн) известно сравнительно мало, поскольку в нем чудом уцелело только два еврея и никого из них уже нет в живых. Но именно с Белжецом, где впервые были использованы газовые камеры, связано самое яркое свидетельство о Катастрофе. Эсэсовский офицер Курт Герштайн оказался там в августе 1942. Потом в поезде он плакал и бился в истерике, рассказывая об увиденном шведскому дипломату. Тот составил доклад своему правительству. И ничего. Тогда офицер пробился к протестанскому епископу, к папскому нунцию. Все молчали. Измученный памятью Курт Герштайн уцелел в войне, чтобы в плену у французов успеть написать подробно об увиденном, а потом покончить жизнь самоубийством…”
    :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Вот ещё один дебют в Мастерской. Дебют, где комментарии не нужны.

  4. Спасибо автору за крик души, за подробности о свидетельствах майора Шапиро. Это знание множит печаль. Но грешно от неё отстраняться.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.