Анатолий Зелигер: Славное море, священный Байкал

Loading

Дедушку, бабушку, маму, папу, их родственников и соседей посадили в вагоны, предназначенные для перевозки скота, и повезли далеко, далеко, далеко. В вагонах было ужасно, дедушка и бабушка умерли по дороге. Нас поселили в холодной избушке. Есть было нечего. Папа и мама много работали, чтобы не умереть с голоду.

Славное море, священный Байкал

Анатолий Зелигер

Квартира Марины в Хайфе на втором этаже высокого дома. Получили ее года три назад, когда еще муж был жив.

Дочка Лена далеко — далеко от нее на севере, в Швеции. Приезжала недавно со своим мужем шведом и с детьми. “Две внученьки миленькие — премиленькие, да только совсем не русские”.

Живет Марина своей привычной жизнью, проходя мимо всего чуждого ей. Телом в Израиле, а душой в России. Старается не вникать в еврейский мир, равнодушная к его прошлому и настоящему. Иногда ходит на концерты, театральные постановки. “Пойти-то не с кем. Все здесь в доме деньги экономят”. Конечно, каждый день говорит с Леной. На то есть телефон и компьютер. Но этого мало. Хочется сесть рядом с дочуркой родной единственной, обнять за плечи. Взять за лапочки “внученочек” и пойти с ними погулять. “Но что поделаешь, приходится жить одной”.

Пора спать. Марина включает ночник, гасит свет и ложится в постель. Теперь нужно заснуть. Она применяет свой обычный прием. Закрывает глаза и начинает петь про себя:

Славное море священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалеко.

А перед глазами проплывает родной Иркутск и бесконечная водная гладь “чудо-моря” Байкала..

После второго куплета

Долго я тяжкие цепи влачил,
Долго бродил я в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя…

она уже крепко спит.

* * *

“Недавно я с Володей подружилась. Ха-ха! Пара что надо, оба во цвете лет. Даме за шестьдесят, а кавалеру за семьдесят.

Сходили вместе в театр, а потом на концерт.

И тут наша дружба, едва начавшись, чуть не закончилась. Пришли мы с ним лекцию послушать. Лектор рассказывает и рассказывает о знаменитых евреях. А я вот, во время лекции, не говоря ни слова, встала и ушла. Ушла, потому что слышать не могу, когда хвалят этого самого Илью Эренбурга да повторяют вслух его гадости. Моя мамочка на духу его не переносила.

Володя позвонил: “Что с тобой? Почему ушла?”

— А ты вспомни, какие слова Эренбурга этот лектор цитировал.

— Помню, конечно. Что-то про немцев во время войны

— Не что-то, а вот что: “Немцы не люди… Отныне слово немец разряжает ружье… Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Убей немца — это просит старуха мать. Убей немца — это молит тебя дитя. Убей немца — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!”

— Это же была война. Выбора не было. Или мы, или они. Эти дикие кровавые звери превратили в нашу землю в ад, убили шесть миллионов евреев. Не надо задевать Илью Эренбурга. Он написал вместе с Василием Гроссманом великую “Черную книгу”.

— Но все равно, все равно немцы — это люди! Понял? Люди! Люди! Люди!

— Марина, неужели ты немка?

Я бросила трубку”.

* * *

Иногда Марина вспоминала маму. Она десятилетняя садилась рядом с матерью, обнимала ее, согревалась ее теплом и говорила: “Мама расскажи о том, что было”. И мама рассказывала.

Когда-то, когда Марина была совсем маленькой, мама и папа жила с дедушкой и бабушкой в большой деревне недалеко от реки Волги. У них был большой двухэтажный дом. На заднем дворе жила коровушка, которая давала много, много молока.

Деревня была не просто красивая, а прекрасная.

По краям главной улицы росли липы и тополя. У каждого дома были палисадники с яркими роскошными цветами.

И вдруг произошло что-то ужасное..

Дедушку, бабушку, маму, папу, их родственников и соседей посадили в маленькие вагоны, предназначенные для перевозки скота, и повезли далеко, далеко, далеко. В вагонах было ужасно, дедушка и бабушка умерли по дороге. Нас поселили в маленькой холодной избушке. Есть было нечего. Папа и мама много работали, чтобы не умереть с голоду.

— А где папа?

— Папу увезли работать на крайний север, и он там умер.

— Мама, а почему они это сделали?

— Мы русские немцы. Когда началась война с Германией, там наверху решили, что мы ненадежные люди, и нас сослали далеко на восток.

* * *

В давние времена кончила Марина в иркутском университете факультет немецкого языка. Работала экскурсоводом. Водила по Иркутску и по берегу Байкала своих и иностранцев. Любила свою работу, любила Иркутск, Байкал.

Семейная жизнь ее сложилась неудачно. Вышла замуж по любви за музыканта ресторанного оркестра, русского не немца. Родилась дочь. Вроде бы радуйся жизни. А он стал выпивать, да все больше и больше. Она долго терпела поздний приход домой пьяного мужа, домашние выпивки. И наверное терпела бы еще долго. Но дело решила мать. Строгая школьная учительница немецкого языка сказала: “Чтобы ноги его в доме больше не было”.

Прошли годы. Мать умерла. Дочь подхватил шведский турист и увез в далекую Швецию. Пришло время одиночества.

Жизнь стала бесцельной. Работа перестала приносить радость. Она, преодолевая скуку, что-то делала по дому и до самого сна смотрела телевизионные программы.

И тут появился Борис — человек, оказавшийся также, как и она, у разбитого корыта. Он развелся со скандальной женой, давно разлюбившей его. Борис нашел в Марине женщину, понимающую, что такое безысходность, отсутствие цели в жизни и предложил ей выход — Израиль. Марина предпочла бы Германию. Но Борис о Германии слышать не хотел. Марина согласилась. “Все же чуток поближе к дочке”. Она попрощалась с родным Иркутском, обожаемым Байкалом и погрузилась в мир такой непохожий на прежний.

Борис умер два года назад. Вспоминая его, она говорила “Он был хороший человек”.

И была искренней.

И вот она снова одна. По-прежнему пустой дом, только не в родном Иркутске, а здесь в еврейском государстве. Надо было научиться жить в чуждом ей мире: суббота, когда все замирает вокруг, еврейские праздники, в которые жить неудобно, чуждые ей слова: Хисбала, Газа, поселения, Голанские высоты.

Но вот появился, Саша, с которым было интересно.

Много раз видела его в литературном клубе. Он иногда делал там доклады: Лермонтов, Тютчев, Гете, Шиллер, Гейне — все это было так близко ее русско-немецкой душе.

Они начали встречаться. И вот теперь все кончилось. Жаль.

* * *

Прошел один день, второй, третий. . От него ни слуха, ни духа

Но вдруг зазвенел телефон..

— Марина, приехал драматический театр из твоего Иркутска. Привез спектакль “Тевье молочник”. Это по Шолом Алейхему. Билеты я купил. Пойдешь? — Конечно, пойду.

Она вытерла вдруг появившиеся слезы, улыбнулась впервые за последние несколько дней и стала убирать квартиру, тихонько напевая

“Шел я и в ночь и средь белого дня,
Близ городов озирался я зорко.
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой”

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Анатолий Зелигер: Славное море, священный Байкал

  1. После Сталинграда выступления И.Эренбурга «убей немца» прекратили. Паулюс и Зейдлиц
    подписали почётнию капитуляцию в Сталинграде.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.