Ефим Смулянский: Политическая мозаика

Loading

Мы пошли в буфет. Там давали только варёные молочные сосиски, незадолго до этого появившиеся в продаже, чёрный хлеб и чай. На высоких длинных столах, за которыми стоя питались депутаты, была ещё соль игорчица. Взяли мы свои сосиски, пристроились на уголке не совсем чистого стола и начали есть.

Политическая мозаика

Ефим Смулянский

Кое-что о политике

Недели три назад я случайно услышал по «Эху Петербурга» интервью с известным фотохудожником Юрием Ростом о событиях в Тбилиси 9 апреля 1989 года. С этими событиями у меня связана одна малоприятная история, в которой был замешан наш тогдашний кумир — крупный демократ А. А Собчак, которому я тогда чем мог помогал.

Так вот. В начале 70-х годов мой давний друг — прекрасный грузинский поэт Миха Квливидзе познакомил меня с Тенгизом Абуладзе, чей фильм «Мольба», в котором Миха читал закадровый текст, я до сих пор считаю одной из вершин киноискусства, и мы с ним подружились. Я познакомил Тенгиза Евгеньевича с ещё незнакомой ему тогда поэзией Бродского, он же приглашал меня на премьеру «Древа желания» в к/т «Балтика» и в Тбилиси осенью 85-го на премьеру «Покаяния», которая должна была состояться, но так и не состоялась (говорили, потому что Шеварнадзе увёз единственную копию в Москву показывать Горбачёву). Тогда я жил у Тенгиза Евгеньевича и узнал, что он был членом Тбилисского горкома партии (этот факт сыграет важную роль в нашей истории), чего очень стеснялся (по крайней мере, в общении со мной). Когда стало известно, что Абуладзе избрали депутатом Верховного Совета СССР, я подробно рассказал о нём Собчаку. Он никак не отреагировал, но, видимо, запомнил. Когда его избрали председателем комиссии по расследованию событий в Тбилиси, он попросил меня поговорить с Т.Е. (который, кстати, успешно манкировал своими депутатскими обязанностями и редко бывал на заседаниях) о том, чтобы тот помог Анатолию Александровичу в этом расследовании. Что я, ничтоже сумняшеся, и сделал. Тенгиз, с которым мы к тому времени были знакомы, почитай, лет около двадцати, естественно, пообещал всяческое содействие и действительно оказал его. А.А. провёл в Тбилиси довольно много времени, получил нужную информацию и был очень доволен. Он мне с некоторым удивлением рассказывал, что его даже свозили на встречу с бывшим Генеральным секретарём ЦК Компартии Грузии Патиашвили в его родовое село где-то в горах.

Однако по окончании доклада, который делал А.А. Собчак в ВС, грузинская делегация в полном составе покинула зал заседаний. А поздно ночью мне позвонил Тенгиз и устроил серьёзную головомойку по поводу моей неосмотрительности в раздаче рекомендаций. На меня этот выговор произвел сильное впечатление, потому что я знал Т.Е. как человека необычайно мягкого и толерантного — настоящего интеллигента, который, казалось, и слова громкого сказать не может. Я связался с Анатолием Александровичем и потребовал объяснений. В первый же его приезд в Л-д мы встретились, и А.А. долго рассказывал мне политическую подоплёку его доклада.

Суть его объяснений была такова: приказ командующему ЗакВО генералу Родионову о разгоне митинга в Тбилиси любыми (вплоть до самых жёстких) средствами отдал лично министр обороны маршал Язов. Однако, если бы Собчак сообщил об этом в своём докладе, то Верховный Совет немедленно отстранил бы Язова от должности (А. А. якобы кулуарно «вентилировал» мнение депутатов и пришёл к такому выводу однозначно).

— Как Вы думаете, кто тогда стал бы министром обороны? — спросил меня А. А.

— Думаю, что Начальник Генштаба.

— Правильно. А Вы знаете, кто это у нас?

— Моисеев, — сказал я, недоумевая. — А в чём, собственно, дело?

— Но Вы, наверное, не знаете, что генерал армии Моисеев — зять Лигачёва! — и, после паузы, — Надеюсь, Вы понимаете политические последствия такого развития событий? И понимаете, что я никоим образом не хочу этого. Потому я был вынужден не сообщать в отчёте комиссии этих сведений, полученных, и вправду, при огромной поддержке Ваших друзей в Тбилиси. Я им безмерно благодарен, но я — человек государственный и не совсем волен в своих действиях.

Мы все тогда понимали, к каким последствиям могло привести такое развитие событий. Такую карту крыть было нечем, и я был сильно обескуражен этой информацией, но всё равно попытался объяснить А. А., что в любом случае он был просто обязан поставить об этом в известность Тенгиза Евгеньевича, хотя бы потому, что, не сообщив это ему, он (Собчак) тем самым грубо подставил меня. Однако, было очевидно, что А.А. не разделяет моего мнения, и мы расстались взаимно неудовлетворёнными. Я был очень расстроен случившимся, и почти год после этого мы с ним не общались.

Сейчас я отдаю себе отчёт в том, что всё сообщённое мне тогда вполне может быть ловко придуманной отговоркой (А. А. и в этом был большой мастер), но тогда у меня не было и тени сомнения в правдивости его слов. Несколько лет спустя, уже после смерти А. А., я рассказал об этом Людмиле Борисовне Нарусовой, но эта придворная ныне дама никак не отреагировала на мой рассказ.

С А.А. Собчаком у меня была связана ещё одна также малоприятная история, но о ней я расскажу в следующий раз.

Мои друзья. Тенгиз Евгеньевич Абуладзе

Сегодня утром совершенно случайно попал на «Культуре» на программу Дм. Менделеева о фильме Тенгиза Абуладзе «Древо желания». Это тот самый фильм, благодаря которому я познакомился и и на полтора десятилетия подружился с Тенгизом Евгеньевичем. А дело было так.

Как-то осенью далёкого 1976 года я, не помню уже откуда, узнал, что в кинотеатре «Балтика» на 7 линии Васильевского грузинский режиссёр Абуладзе будет представлять свой новый фильм. К тому времени я уже пару раз видел его «Мольбу», и она произвела на меня огромное впечатление.

Конечно, я пошёл… Нет, побежал… И не ошибся… После фильма в фойе было обсуждение, на которое я почему-то не мог остаться. Но перед тем, как уйти, я подошёл к Тенгизу и сказал, что я уже видел «Мольбу» и хотел бы с ним поговорить. К моему удивлению, он тут же согласился и пригласил меня на следующее утро к себе в номер гостиницы «Москва», где он остановился.

На следующий день мы снова встретились и провели вместе несколько часов, обсуждая «Древо желания», политику — положение в стране и страны в мире. Тогда от него я впервые услышал фамилию Гамсахурдиа — будущего неудачного президента новой Грузии: я спросил у него, почему в фильме он в таком издевательском виде изображает грузинских служителей церкви? Он прикрыл телефонный аппарат, находившийся в номере, подушкой и, понизив голос, спросил, слышал ли я, кто такой Гамсахурдиа?

— Ну, — сказал я — грузинский писатель…

— Да нет, это его сын Звиад, наш известный диссидент. Так вот, он прятался в монастыре в горах, а они его выдали ЧК…»

Знал бы тогда Тенгиз Евгеньевич, кем станет Звиад Гамсахурдиа через полтора десятилетия и как он кончит…

А в конце той беседы я достал листки со стихами Иосифа Бродского из марамзинского собрания сочинений, в печатании которого я принимал участие, и прочёл ему «Остановку в пустыне». Он был ошарашен — до тех пор, оказывается, он не знал стихов Бродского и ничего вообще о нём не слышал. Я читал ему ещё минут сорок … Однако, напоследок он попросил опять прочесть первое стихотворение. Я прочёл снова и обратил его внимание на то, что риторическую фигуру «А если так, то в чём наш общий долг…» Иосиф «слямзил» у Заболоцкого из «Некрасивой девочки»: «А если это так, то что есть красота?». Тенгиз отмахнулся — не существенно. Потом я убедился, что это — такое невнимание к мелочам — не было характерно для него… Где-то через год Тенгиз Евгеньевич был в Нью-Йорке и привёз оттуда почти всё Бродского, что издавалось в «Ардисе»…

С этого началась наша пятнадцатилетняя дружба с великим кинорежиссёром. Особенно активно мы общались после окончания съёмок «Покаяния». Осенью 86-го Тенгиз позвонил мне и пригласил в Тбилиси на премьеру. Естественно, я прилетел и провёл с ним целую неделю. Утром за ним заезжала госкиновская «Волга» чёрного цвета, мы в неё садились и так целый день разъезжали — на репетиции, съёмки, в горком партии, членом которого Тенгиз был, на какие-то встречи… Пару раз ездили в знаменитые места — Светицховели в Мцхете, в какой-то духан на дороге в Тбилиси, где любил бывать Пушкин…

Наговорились тогда… обо всём…

Самое интересное, что премьеры «Покаяния» тогда так и не случилось. Когда все приглашённые уже собрались в тбилисском Доме кино и началась какое-то предпраздничное оживление, суета, какие-то хождения туда-сюда-обратно, из-за кулис появился бледный Тенгиз и, запинаясь, сказал, что «показа не будет, потому что единственную копию фильма Эдуард Амвросиевич (Шеварнадзе) увёз сегодня в Москву показать Михаилу Сергеевичу (Горбачёву)»… И увидел я «Покаяние» только через полгода в каком-то ленинградском кинотеатре. Тут же позвонил в Тбилиси и сказал Тенгизу, чтобы он «проковырливал» себе на пиджаке дырочку для значка Ленинской премии. Однако Тенгиз совсем не разделял моей уверенности — дело в том, что незадолго до того фильм Элема Климова «Иди и смотри» получил I приз на Московском международном фестивале, а Климов был тогда главой (всего лишь!) Союза кинематографистов СССР . Но утром 22 апреля 1988 года Всесоюзное радио сообщило, что фильм режиссёра Тенгиза Абуладзе «Покаяние» получил Ленинскую премию. Я тут же позвонил Тенгизу. Ответила его дочь, которая сказала мне, что «папа находится в Турции и пока ничего не знает. Сейчас буду дозваниваться…».

А в марте 1994-го, лёжа в больнице после первого своего инфаркта, я услышал, что «сегодня на 71-м году жизни скончался известный грузинский режиссёр Тенгиз Абуладзе». Потом мне его жена Мзия /Михайловна рассказала, что последние несколько лет Тенгиз почти всё время плакал… настолько тяжёлыми и почти непереносимыми для него оказались события начала 90-х годов — всё же это был человек русской культуры… её редкостный знаток и почитатель.

О Юрии Дмитриевиче Черниченко

Cегодня совершенно неожиданно узнал о смерти Юрия Дмитриевича Черниченко — всё лето жил не в Петербурге, а когда живёшь не в городе много информации как-то проскакивает мимо.

С Ю.Д. я познакомился в 89-м на каком-то заседании Межрегиональной депутатской группы, куда меня регулярно приглашали (вечером в пятницу садился в поезд, утром в субботу уже был на заседаниях, вечером обратно в поезд и в Ленинград) — случайно обменялись мнениями по поводу чьего-то выступления. Мнения удивительно нетривиально совпали, и мы как-то сразу подружились и каждый раз, встречаясь, много разговаривали — и о политике, и о жизни, о людях, перспективах, книгах… Я и до того, конечно, знал и жадно читал его сельскую публицистику — писал он блистательно. Он и меня фактически толкнул писать. Тогда ещё он не пил так много (или мне просто повезло — период был другой), но даже поддавший был удивительно, как-то по-детски любознателен, остёр умом и креативен… Лукавый такой хитрован… Деревню — свою постоянную саднящую боль — любил, знал и чувствовал как никто… Не знаю, как он, а я ловил кайф от общения с ним и с его текстами.

После 93-го много лет не виделись — у меня случился инфаркт, потом второй, потом операция — я сиднем сидел в Петербурге и зализывал раны. Последний раз мы с ним увиделись в декабре 2006-го на каком-то по счёту Гражданском Конгрессе, обнялись, долго стояли и разговаривали в фойе, когда заседание уже шло вовсю, а мы никак не могли разойтись. Он был слегка подшофе и чувствовалось, что не очень хорошо себя чувствует — лукавства не было, драйва, но всё так же был в курсе всех событий. Напомнил мне случай из 90-го, о котором я как-то совсем забыл — ну, вылетело из головы…

Это было в обеденный перерыв какого-то заседания Межрегионалки. Мы с Черниченко пошли в буфет. Там давали только варёные молочные сосиски, незадолго до этого появившиеся в продаже, чёрный хлеб и чай. На высоких длинных столах, за которыми стоя питались депутаты, была ещё соль и в изобилии горчица. Взяли мы свои сосиски, ляминевые вилки, пристроились на уголке не совсем чистого стола и начали есть. Вдруг Ю.Д. толкает меня локтем и чего-то заговорщически шепчет. Я поднимаю голову и вижу, что метрах в 7-8 от нас на противоположном уголке длиннющего стола стоит Борис Николаевич Ельцин с глубокой тарелкой, в которой, как минимум, с десяток сосисок. Ю.Д. наклоняется ко мне:

— Пойдём познакомлю.

— Да на хрена он мне сдался… — непочтительно отзываюсь я.

— Ты что, — задохнулся от возмущения Ю. Д., — это же, наверное, наш будущий президент!

— Ну, так-таки азохен вэй! — уже на идиш продолжаю я.

Так я и не познакомился с будущим Президентом…

А в 2006-м Юрий Дмитриевич вспомнил эту сценку. Я аж подпрыгнул от неожиданности, а он, сокрушённо качая головой:

— А я ведь тогда на тебя здорово разозлился… Откуда мне было знать, что так повернётся?

Удивительный был человек… Светлая о нём память… По крайней мере, у меня…

Не очень комплиментарно об А.А. Собчаке

В моих взаимоотношениях с Анатолием Александровичем была ещё одна, оказавшаяся печальной, история. По большому счёту — это история нашей страны, и никуда от неё не деться…

После начала работы Ленсовета в апреле 90-го года стало ясно, что избрать Председателя не получается: половина депутатов голосует за М.Е. Салье, вторая половина за экономиста П.С. Филиппова. Несколько проведённых туров голосования показали совершеннейшую тупиковость ситуации. Тогда группа депутатов поехала в Москву, встретилась с А.А. Собчаком и попыталась уговорить его баллотироваться в депутаты Ленсовета, чтобы после этого быть избранным его Председателем. Не вышло — А. А., активно поддерживаемый женой, ссылаясь на не самое хорошее состояние своего здоровья, отказался.

И вдруг, у меня дома раздаётся телефонный звонок довольно известного в городе защитой дома Дельвига на Владимирской площади депутата Алексея Ковалёва (он, кстати, абсолютный рекордсмен — до сих пор остаётся депутатом нашего Законодательного собрания), с которым я тогда ещё даже не был знаком. Ковалёв попросил меня попробовать уговорить А.А. (откуда-то он узнал, что я работал с Собчаком) всё же стать Председателем Ленсовета. Как Вы знаете, тогда исполнительная власть безусловно подчинялась Горсовету и Председатель его (в отсутствие руководящей и направляющей) был единственным и полновластным хозяином в городе.

Будучи тогда убеждён в демократической сути политика Собчака, я, к несчастью, согласился. Более того, моя миссия оказалась неожиданно успешной. В конце долгого-долгого разговора в качестве последнего аргумента я сказал А. А., что сегодня в городе нет более авторитетного политика и если он сейчас откажется, а дела вдруг пойдут наперекосяк, то любой сможет ему сказать, что он — виновник этого, т.к. в решающий момент отказался взять на себя ответственность. Похоже, этот аргумент оказался решающим, и через 3 дня А.А. был зарегистрирован в качестве кандидата в депутаты, через 2 недели был избран в Ленсовет, а на первом же после этого заседании подавляющим большинством голосов избран его Председателем.

И после этого всё пошло-таки наперекосяк. Через пару дней в столовой Ленсовета появился отдельный столик с его фамилией; заседания шли нормально только тогда, когда их вёл кто-нибудь другой, потому что А.А. имел скверную привычку обидно комментировать выступающих (а язык у него был острый); решения, которые он считал правильными (а таковыми, естественно, были только предложенные им лично), продавливались способами, которые приличные люди считали недопустимыми; через некоторое время среди депутатов появились особо приближённые к нему, а затем и образовалась его клака; наиболее сильные — толковые и имеющие своё обоснованное мнение — депутаты (те же Салье и Филиппов, председатель Комитета по собственности С.Н. Егоров, председатель Комиссии по законодательству Ю. Кравцов и др.) демонстративно игнорировались и чуть ли не подвергались остракизму (С.Н. Егорова — непримиримого оппонента — А.А. несколько раз пытался уговорить надолго уехать на учёбу в США). И проч., и проч., и проч.

Короче, со временем выяснилось, что у светоча российской демократии А.А. Собчака на самом деле сугубо авторитарные наклонности, и именно потому у него не могли сложиться отношения с по-настоящему демократическим Советом, тесно ему там было — не развернуться (Совет-то был очень сильный!). И тогда А.А. нашёл подходящий способ избавиться от назойливой опеки депутатов — он стал мэром города и в этом качестве без устали воевал со своими бывшими коллегами, когда те почти на каждом заседании пачками — сразу по 10-15 штук — отменяли распоряжения мэра о передаче тех или иных городских объектов тем или иным частным лицам и организациям. Какова была эта война и какими методами велась — предмет особого изучения, но смело можно сказать, что элементарная человеческая порядочность со стороны мэра там и не ночевала. Значительно более подробно история взаимоотношений первого демократически избранного Ленсовета и его первого Председателя, ставшего затем первым мэром города, описана моим коллегой и во многом единомышленником Борисом Вишневским, и все, кто этим интересуется, могут у него об этом прочитать.

А после расстрела Белого дома А.А. почувствовал, что может расправиться с ненавистным Ленсоветом раз и навсегда, и добился у Б.Н. Ельцина Указа о его роспуске. Я считаю, что на этом недолгая и печальная история демократии в России закончилась… К моему глубочайшему сожалению, я, получается, тоже приложил к этому свою руку. И это меня мучает, хотя я уже совсем пожилой человек. Я так мечтал, что когда-нибудь у нас в России будет нормальное человеческое цивилизованное общество. Увы мне, сейчас никакой надежды на это не осталось. А эти 9 лет стали последним гвоздём в крышку гроба, в котором похоронены не только наша демократия, но и мои (и многих других людей) мечты о ней.

А иногда я думаю, что не так уж я и виноват — ну, не стал бы я уговаривать А.А. баллотироваться в Ленсовет — ну, и что? Во-1-х, не факт, что его не уговорил бы кто-нибудь другой. А во-2-х, изменилось ли бы что-нибудь, если бы Собчак не стал Председателем Ленсовета, а потом и мэром Петербурга, поменялись ли бы от этого конфигурация и общая направленность власти, её, как теперь говорят, тренд? Изменилась ли бы история страны? Стали бы мы сейчас жить в другой стране и жить лучше? Как-то очень сомнительно… Но всё равно — эти, в общем-то, разумные соображения успокаивают мало…

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Ефим Смулянский: Политическая мозаика

  1. Дорогой тезка! Выправы насчет «дуэта»: где-то не помню, читал будто Путин, придя наниматься на работу к Собчаку, сказал ему, что он кадровый офицер КГБ. На что А. А. ответил: «Да? ну и х… с ним»!

  2. Дело вовсе не в особенностях характера А. А. Собчака, которыми автор пытается объяснить его поведение. Дело в совершенно банальной причине — Собчак был старым и добрым агентом КГБ, которыми был нашпигован Ленинградский университет. В первые дни своего мэрства Собчак назначил руководителями администраций некоторых районов Петербурга работников КГБ, например, известного преследователя диссидентов Коршунова. Обэтом писалась в то время в петербургских газетах. Дуэт Собчака и Путина не случаен, а часть большого заговора КГБ по захвату власти в России.

    1. «Собчак был старым и добрым агентом КГБ, которыми был нашпигован Ленинградский университет.» Простите, пожалуйста, у Вас есть этому доказательства? Или Вы просто так думаете?
      И насчёт заговора КГБ по захвату власти в стране тоже есть одно соображение, никак не вписывающееся в это Ваше сугубо конспирологическое мнение: они так устроили этот заговор, что Ельцин, придя в 91-м году к власти, разогнал к чёртовой матери эту гнусную контору. При этом всякие многозвёздные гэбэшные чины вынуждены были идти на поклон к появившимся в результате реформ нуворишам в услужение всякими консультантами, аналитиками, начальниками охраны… и прочей шушерой… Правда, после расстрела парламента в октябре 93-го Б.Н. вынужден был воссоздать подобную же контору под названием ФСБ, но это было уже совсем не то учреждение. По крайней мере, я не встречал ни одного человека, который мог бы назвать хотя бы одного из её руководителей с 93-го по 98-й год, пока туда не пришёл Путин, которого новый губернатор Яковлев в 96 году выгнал из Смольного, а Кудрин помог ему перебраться в Москву к известному кремлёвскому ворюге Пал Палычу Бородину — начальнику ХОЗУ Кремля… Забавная у нас история!

Добавить комментарий для Ефим Смулянский Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.