Леонид Шейнин

Немецкая слобода

Ксенофобия в Москве и меры охраны немецкой слободы при царе Петре. Часть 2*

(продолжение, читайте часть первую здесь)

В 1698 году, проводя розыск по делу четырёх стрелецких полков, самовольно ушедших с польской границы и двинувшихся на Москву, царь Пётр убедился, что стрельцы шли в столицу не просто «за жалованием». Пока царь мотался по Центральной Европе, в Москве ходили слухи, что его нет в живых. По крайней мере, часть мятежных стрельцов намеревалась вызволить из Новодевичьего монастыря пребывавшую там единокровную сестру Петра — бывшую Правительницу Софью и провозгласить её царицей. А чтобы искоренить всякие «вредные новшества», исходившие из Немецкой слободы — вырезать её обитателей.

Мятежных стрельцов Пётр казнил, многих же других лиц, подозреваемых в сочувствии мятежникам, выслал в Астрахань и другие дальние города. Но Пётр понимал, что воинственная оппозиция никуда не делась и только ждёт своего часа.[1] В то же время сам он в Москве не жил и бывал в ней только наездом. Как известно, вскоре он начал войну со Швецией, которая требовала его присутствия на западных границах, а с 1703 г. — во вновь строящемся Петербурге. Для охраны Немецкой слободы нужны были особые меры. Пётр придумал для них необычное воплощение, которое историки не связывают, однако, с его государственными заботами. Меры Петра выразились в постройке наблюдательно-сигнальных пунктов между Кремлём и Немецкой Слободой на р. Яузе, к востоку от Кремля. (У москвичей это место называлось Кукуем — по названию ручья.)

Главным ориентиром, главным наблюдательным и сигнальным пунктом в Москве была колокольня Ивана Великого. (К сожалению, этот тезис историками не выдвигался.) Как известно, колокольня прибавила половину своей высоты при Борисе Годунове в самом начале XVII века. Она располагалась на Кремлёвском холме, и вместе с золочёным куполом (и шпилем?) её высота достигала 81 метра. В те годы Московское государство преследовали неурожаи. Известный москвовед И. Е. Забелин (1820-1908), объяснял надстройку тем, что Годунов хотел «дать работу голодающим». Объяснение это не убедительно. Поскольку голодал простой народ, проще было направить этих людей на мощение улиц, а не на выполнение сложной архитектурной задачи. Так или иначе, но в Москве было запрещено воздвигать строения, выше Ивана Великого. Если отбросить мистику, то такое запрещение могло родиться только по одной причине: не затруднять наблюдений, которые велись с Ивана Великого, и не мешать подавать оттуда нужные сигналы.

Пётр начал с того, что в Немецкой слободе был построен «Дворец Лефорта», ныне архив военного ведомства. Выглядит этот «дворец» как небольшая крепость. Источники глухо упоминают также о «полке Лефорта». Эти меры Петра понятны. Если бы в Немецкую слободу пришла вооружённая толпа, то обитатели Слободы смогли бы отсидеться во «Дворце», пока явится помощь. Сигнал о помощи так или иначе должен был достичь Кремля, но здесь (надо полагать) дала знать о себе техническая трудность. Дворец Лефорта был не настолько высок, чтобы иметь зрительную связь с Кремлём. (Не известно также, достиг бы Кремля звук выстрела из пушки.) Между Кремлём и Кукуем нужен был промежуточный пункт. Он и появился в 1707 г. к востоку от Кремля на Чистых прудах в тогдашнем владении Меншикова в виде так называемой Меншиковой башни. Это была колокольня, по некоторым данным высотой с Ивана Великого, по другим сведениям — ещё выше.[2] В народе было замечено, что башня Меншикова служила как средство переговоров между Кремлём и Кукуем. [3]

Ещё раньше была возведена Сухарева башня, имевшая вначале скромное название Сретенских ворот, поскольку ул. Сретенка выходила здесь за тогдашнее укрепление — Земляной город (на месте которого проложено нынешнее Садовое кольцо). Башня строилась в 1692-695 годах в месте расположения одного из верных Петру (в его противостоянии с Софьей в 1689 г.) стрелецких полков, которым командовал Лаврентий Сухарев. Это обстоятельство наводит на мысль, что в Москве Пётр хотел иметь опору на относительно крупную воинскую часть. Сухареву башню в народе называли «невестой Ивана Великого» — то ли за её внушительные размеры, то ли ввиду подмеченного обмена сигналами между этими сооружениями. О «сигнальных связях» косвенно можно судить по тому обстоятельству, что через три года после постройки башню надстроили, так что её высота составила 60 метров; скорее всего, это было сделано ради улучшения видимости между нею и Кремлём. [4] О наблюдательно-сигнальном значении башни говорит такой факт, что на её верхнем этаже существовала обсерватория, т. е. там были оптические приборы. Заведовал обсерваторией шотландец Яков Брюс — доверенное лицо Петра.

Местоположение башни уклонялось к северу от прямой линии между Кремлем и Кукуем. Тем не менее, допустимо предполагать, что она тоже работала в системе охраны Немецкой слободы. Об этом говорит расположение сравнительно высокой церкви Петра и Павла, уцелевшей на нынешней Ново-Басманной улице. Церковь эта находится на юго-восток от Сухаревской площади. Её «государственное значение» видно из того факта, что в проектировании церкви принимал личное участие Пётр. Можно ли было с помощью этого сооружения поддерживать сигнальную связь Сухаревой башни непосредственно с Кукуем — сведений об этом нет. Трудно проверить это и теперь. Нынешняя Москва «заставлена» высокими зданиями, и всякая проверка возможна, по всей вероятности, только с помощью геодезических измерений.

Подобные измерения оказались бы не лишними для выяснения роли необычно высокой церкви Вознесения в селе Коломенском (ныне это село — в черте Москвы). Высота церкви по некоторым данным 62 м. Церковь была возведена на правом крутом берегу Москва — реки в 1532 г., ещё при жизни Василия III, предшественника Ивана Грозного. Село Коломенское, расположенное на юго-восток от Кремля и от тогдашней Москвы, было сезонной резиденцией царской семьи, и его связь с Кремлём была вопросом государственного значения. Но независимо от этого обстоятельства действовал и другой фактор. В зимнее время Москва-река служила удобной дорогой на Оку к Коломне. Далее были владения Рязани, а ещё дальше — степные просторы. Долгие годы существовала опасность, что к Москве по льду реки подберётся nогайская конница. О её приходе можно было узнать заранее только с помощью высоко расположенных наблюдательно-сигнальных пунктов. Действительно, цепочка таких сооружений, как будто, существовала вдоль реки. Между Кремлём и Коломенским на левом берегу возвышались сооружения Ново-Спасского и Симонова монастырей; напротив них расположен Даниловский монастырь, а ниже Коломенского — церковь в с. Беседы, построенная боярином Д. И. Годуновым в XVI веке; ещё ниже — храм в с. Остров, возведённый Борисом Годуновым, а напротив него, на левом берегу р. Москвы — строения Угрешского монастыря.

Приём и передача сигналов на дальние расстояния не есть изобретение Петра I или Московского государства. Этот метод был известен ещё в глубокой древности. В частности, его подтвердил знаток античности немецкий автор Герман Дильс (1848-1922). Дильс проверил утверждение Эсхила о передаче костровых сигналов Агамемноном, предводителем войска греков, из поверженной Трои в столицу Агамемнона — Микены. Положив на карту цепочку приёмно-сигнальных пунктов, указанных Эсхилом, Дильс пришёл к заключению, что их расположение, в общем, отвечает той сигнальной линии, которую описал Эсхил.

ЛИТЕРАТУРА

1) Голикова Н.Б. Астраханское восстание 1705-1706 годов. Изд. Московского университета, 1975.

2) Дильс Г. Античная техника. М-Л, 1934.

3) Кондратьев И.К. Седая старина Москвы. Исторический обзор. М., 1983.

4) Малеева Н. М. Московская мозаика. М., 1971.