Елена Алергант: Спутница жизней. Продолжение

Loading

Если тщеславие выдаётся всем поровну, куда же запропастилась моя доля? С детства я всегда предпочитала золотую серединку: старательная, дисциплинированная школьница, добросовестная студентка, исполнительная, бесконфликтная сотрудница, охотно прячущаяся за железным авторитетом Алевтины и широкой кормой Любаши.

Спутница жизней

Елена Алергант

Продолжение. Начало

Апрель. 1973 г. Фотограф

Разлад с Ниной отошёл на задний план в связи с очередным проектом, задуманным «Руководством». На этот раз речь шла о выставке художественной фотографии, которая должна была проходить практически на нашей территории: вход в выставочные залы находился в одном коридоре с библиотекой, то есть мы опять оказались непосредственными участниками связанных с ней событий.

В отличие от живописи, литературы и кинематографии, угодивших в эпицентр идеологической войны, фотография оказалась скорее на оккупированной территории, где людям, не нарушавшим правила, установленные оккупантами, удавалось выжить. В этих правилах речь шла не столько о форме, потому как она была доступна простому народу, а о содержании. Никаких снимков, порочащих советскую действительность, или намекающих на стратегические государственные тайны!

Не знаю, находились ли чёрно-белая и цветная фотография в естественном для искусства противостоянии, но авторы разместили свои работы в разных залах. Один — чёрно-белый, другой — цветной. Сам проект не предвещал жестоких боёв; работы, допущенные к выставке, уже прошли жесточайший отбор, поэтому появления «идеологической ереси» на наших стенах не намечалось.

Примерно через неделю после открытия выставки в библиотеке появилась Нина. Откровенно обрадовалась, что вход бесплатный и торопливо юркнула в толпу. Выскочила оттуда минут через двадцать, сверкая совершенно обезумевшими от счастья глазами, схватила меня за руку и поволокла в зал, бормоча на ходу:

— Нет! Такого не бывает, такого не может быть… вообще… никогда.

Притащила в цветной зал, указала рукой на стенку с морем и запричитала дальше:

— Только посмотри! Он видит его таким же, как я. Будто у нас одни глаза на двоих. И снимал в том же ракурсе. С тех же мест. Вот тут, — указала пальцем на точку, чуть правее того места, где мы стояли, — валяется громадный серый валун с удобной выемкой по середине. Я провела на нём много часов, подбирая единственно верные слова. И он вот этот вид снимал с того же валуна.

Нина схватила мою руку и потянула к соседнему снимку:

— А вот эту скалу, похожую на сфинкса, можно так увидеть только с одной единственной косы в бухте, в которую забрела совершенно случайно. Потом часа два добиралась до дома. Все ноги о прибрежную гальку стёрла.

Нина, подобно маленькому ребёнку, нетерпеливо подпрыгивала на месте и дёргала меня за руку:

— Я должна с ним поговорить! Обязательно и срочно! Ты должна его найти. Ведь он сюда наверняка заглядывает.

Энергичный напор подруги принудил покрывшуюся патиной память выдать необходимую информацию; картинку с открытия выставки. Участники, стоя рядом со своими работами, должны были кратко представиться. Рядом с «Морем» стоял немолодой, среднего роста мужчина с коротко постриженными светлыми волосами и приятной улыбкой. Говорил не громко, короткими, рубленными фразами. Оказалось, что работает внештатным фотографом в каком-то издательстве. Много путешествует по стране. Прошедшим летом ездил по заданию издательства в Крым, но фотографии, представленные на выставке — всего лишь малая толика того, что привёз из поездки.

Было ясно, что автор «Моря» не мастер саморекламы. На фоне коллег, объявлявших фотографию искусством, которому принадлежит будущее, а себя — Прометеями, подарившими его народу, он казался обыденным и тусклым. Поэтому вероятно и оставил в памяти едва заметный след. Но главное, я его вспомнила, а значит могла помочь Нине.

План оказался очень простым. Она напишет записку, которую я передам фотографу в первый же день, когда он появится на выставке. Нина тут же схватила ручку и присела к столу, спрятавшемуся за лохматым фикусом. Минут через двадцать сунула мне в руки свёрнутый вчетверо листок бумаги и, на ходу застёгивая пальто, строго предупредила:

— Во — первых, пожелай мне удачи, а во-вторых… не нервируй своими звонками. Сойти с ума смогу и без твоей помощи. Если будет, что рассказать, позвоню.

С этими словами моя сумасшедшая подруга исчезла на бесконечно длинные три недели, которые для нас заполнились до краёв кромешной суетой. Участники выставки регулярно заскакивали почитать книгу отзывов, пообщаться друг с другом, поговорить с публикой и выпить с нами, добровольными хранительницами их сокровищ, чашечку кофе или чаю.

Охотнее других к столу подсаживался самый активный представитель чёрно-белого зала. Похоже, он принял наши, мало смыслящие в фотографии умы, за не поднятую целину, которую предстоит распахать и засадить новыми идеями, как казахстанские степи кукурузой.

Плавными движениями лектор чертил в воздухе окружности, соединяя дугами графику с чёрно-белой фотографией, и вынося за скобки цветные снимки и живопись. Более всего его возмущали портреты. Передразнивая искусствоведов, глубокомысленно хмурил брови, умильно вытягивал губы и заунывно нудил:

— Живописцу удивительным образом удалось воплотить характер модели, тончайшие движения её, скрытой для постороннего взгляда, души!

Делал короткую передышку и, вопросительно разведя ладони в сторону, продолжал насмешливо и печально:

— Какую душу можно прочесть на лице человека, просидевшего пять часов кряду на жёстком стуле? Боль в спине, затёкшую от напряжения шею, усталость, или едва преодолимое желание врезать живописцу чем-то тяжёлым по голове? Что можно разглядеть в лице, застывшем перед художником, как перед кривым зеркалом?

Мужчина внезапно оборвал вдохновенную речь и обратился непосредственно ко мне:

— Вот Вы, милая, очаровательная девушка. Знаете ли Вы, как выглядите на самом деле?

Вопрос, заданный столь прямолинейно, вызвал чувство протеста. Он действительно хочет знать, что я думаю о лице, которым ежедневно любуюсь в зеркале? Что думаю о природе, создававшей такую внешность? Да не думаю о ней ничего хорошего! Эта жадина сэкономила на всём, на чём могла сэкономить; на красках, на гладкой, бархатной коже, на призывном сиянии глаз и грациозной, лёгкой походке. На всём, что пробуждает интерес у мужчин и зависть у женщин. Я не была ни худой, ни толстой, ни блондинкой, ни брюнеткой, ни красивой, ни уродливой. Я была вообще никакой. Природа даже сэкономила на паре отличительных черт, свойственных женщинам моего народа; массивной нижней части тела, крупном, породистом носе и бешеном темпераменте, выделяющем его обладательницу из безликой толпы. Когда-то в институте одна зловредная девица прозвала меня серой мышью, и была права. Бесцветная, погружённая в себя интровертка. И зеркало меня не обманывает. За все школьные годы не нашлось ни одной особи мужского пола, проявившей ко мне интерес. В институте, правда, нашёлся один… иногородний студент, обнаруживший во мне достойное внимания качество — ленинградскую прописку.

Мужчина, сидевший напротив, будто прочёл промелькнувший в моей голове поток мыслей. Слегка смутился и принялся торопливо оправдываться:

— Постарайтесь понять, что я имею в виду. Перед зеркалом мы напряжены и статичны. Даже если пытаемся придать лицу некое выражение. Можем приподнять, или насупить брови, растянуть губы в улыбке или ещё что-то в этом роде. Но это не чувства. Это — нелепые гримасы. Да, губы изображают улыбку, но её нет в глазах, потому что они пристально изучают отражение. То же самое, что на живописном портрете. Познать своё лицо Вам поможет только хороший фотограф. Достаточно просто провести с ним пару часов. Пойти к примеру в кафе или в зоопарк, рассказать пару историй. Грустных или смешных. Посмеяться и погрустить над его историями… Необходимо полноценно прожить несколько часов, позабыв о спрятавшейся вблизи камере. Только тогда, посмотрев на готовые снимки, поймёте, как выглядите на самом деле. Готовы рискнуть?

Представила свою фотографию в зоопарке на фоне клетки с обезьянами и рассмеялась. Это обещало стать самым убойным экспонатом на следующей выставке!

Вовремя появившаяся читательница помогла сгладить возникшую неловкость. Я резво выскочила из-за стола и с наигранной радостью помчалась ей навстречу.

Вечером, уютно устроилась в кресле и включила телевизор. Шёл какой-то иностранный фильм о полицейской, которой было поручено втереться в доверие к подозреваемому и выяснить, чем он занимается на самом деле. Скромную, блеклую девицу отдали на растерзание группе дизайнеров, которые за пару часов превратили её в неотразимую светскую львицу. Причёска, макияж, немыслимые туалеты, походка и прочие атрибуты, отличающие королеву от Золушки. Понятно, что актриса может сыграть и ту, и другую, но в жизни? Что изменил бы во мне, я имею в виду внутри меня, нанесённый на лицо грим, модная стрижка и экстравагантные туалеты? Разве в них дело? К примеру, общепризнанная красавица Люба. Если рассматривать её в деталях, то нет в ней ничего особенного. Плотные, слегка отвислые щёки, лишённое талии тело и длинные ноги с толстыми ляжками. Но кто обращает внимание на эти мелочи, если в глазах женщины круглыми сутками призывно выплясывают эстрогенно — прогестероновые черти?

Это не я придумала. Вычитала недавно в какой-то умной книге. Автор писал об известных киноартистах, так называемых секс-символах века, утверждая, что не черты лица или пропорции тела, а эти самые чародейские пляски пробуждают эротические фантазии у противоположного пола.

Вспомнила о предложении фотографа и опять рассмеялась. На что сгодится дурацкий фотоаппарат, если вид его обладателя мои эстрогены не стимулирует? Одна надежда на обезьянью клетку. Может похотливые взоры разнуздавшегося орангутанга встряхнут наконец разленившихся в моём теле чертей. Уж не знаю, куда ещё завела бы меня собственная фантазия, не вспугни её звонок в дверь.

После трёхнедельного молчания Нина без всякого предупреждения заявилась ко мне в гости, как всегда, прижимая к груди тяжело нагруженную сумку. Плюхнулась на диван и сбросила отсыревшие в Ленинградской слякоти сапоги. Следующие две-три минуты томила загадочным молчанием, а затем разразилась длиннющей тирадой. Из сумбурного, искрящегося радостью рассказа поняла только половину, но и этого хватило для того, чтобы откупорить первую бутылку и выпить за её фотографа.

Он не только пришёл в восторг от зарисовок «Моря», но и отнёс в редакцию журнала, с которым сотрудничал и, как говорится, поспел туда вовремя. Оказалось, это издательство работало на общество «Знание», и в плане на следующий год стояла серия путеводителей под общим названием «Жемчужины Крыма». Путеводителями это только называлось. На самом деле замышлялись настоящие книги в твёрдой обложке, с качественными иллюстрациями и содержательными текстами. Короче, Нине предложили попробовать себя в этом жанре. В случае, если получится что-то стоящее, был даже обещан приличный гонорар. Но это ещё не всё. Работа в Крыму начнётся только весной, а пока им было предложено потренироваться в пригородах Ленинграда. Речь шла о русской архитектуре 18 -19 веков на материале сохранившихся дворцов и усадеб того времени.

Открывая вторую бутылку, Нина покаялась в первоначальных сомнениях. От неё опять требовали не только красочного описания состояния души, но и связных текстов. Иными словами, сюжетов и сценариев. Но потом ей удалось с собой договориться. Во-первых, это — не высосанные из пальца перипетии, а реальная история, а во-вторых… пригодилась притча о гончаре и товарно-денежных отношениях. Получать деньги за выполненную работу совсем не дурно. Если удастся закрепиться в редакции, можно будет со временем сбежать из химчистки. Тут она закатала рукава и показала руки:

— Смотри, что у меня от всех этих ядохимикатов. Врачи говорят, тут и до астмы недалеко.

Её руки почти до локтей были покрыты красной коростой. Такого кошмара я ещё никогда не видела. Так вот почему она носит вещи на три размера больше, чем требуется. Пусть некрасиво, но главное, что б не тёрло. Да, тут не до свободного творчества!

Приканчивая вторую бутылку, Нина обратилась с просьбой о помощи:

— Слушай, можешь завтра подобрать мне книги по истории Гатчины. Мы едем туда в воскресенье. Знаю, что там жил в молодости Павел 1, а более ничего. Да и по архитектуре тоже. К поездке нужно подготовиться. Пора заполнять пробелы провинциального образования.

Фотограф. Продолжение

Утром, едва я занялась подбором литературы для Нины, из выставочного зала, громко причитая и размахивая руками, выскочили две посетительницы. Они что-то кричали о хулиганстве и вандализме и требовали взглянуть на чёрно-белые снимки. Оказалось, что два великолепных портрета, сделанных моим вчерашним соблазнителем, безобразно забрызганы чернилами. Отвратительные кляксы расплылись по лицу изображённой на фотографии женщины, плавно стекли по платью и капнули на траву у её ног.

Мы с Любашей в ужасе смотрели друг на друга. Как и когда такое случилось? Накануне мы, как положено, в пять вечера осмотрели оба зала. Это входило в нашу обязанность. Выставка работала до пяти. Мы должны были удостовериться, что все посетители разошлись (не дай бог запереть кого-нибудь на ночь) и только после этого закрыть дверь на ключ. В конце рабочего дня поставили помещение библиотеки на сигнализацию и разошлись по домам. Естественно, мы проверяли выставочные залы на предмет заблудившихся посетителей, а не на состояние экспонатов, а потому повреждений на портретах не заметили. Из этого следует, что сотворить хулиганство мог только тот, или те, кто уходил с выставки последним. Но кто? Об этом мы не имели ни малейшего понятия, потому как всё время занимались читателями.

Люба тут же помчалась звонить заведующей библиотекой, Алевтине Ивановне, а та — в милицию и пострадавшему. На место преступления все прибыли одновременно. Мы с Любой, главные свидетели, отвечали на каверзные вопросы, путались в подробностях и деталях и под конец, после двухчасового истязания, трусливо подписали протоколы и скрылись за пыльными стеллажами.

Пострадавший продолжал крутиться около испорченных работ и горестно вздыхать. Оказывается, на этих портретах изображена его мама. Она всё лето проводит на своём дачном участке. Выращивает клубнику, картошку и прочие овощи. В тот день сын навестил её неожиданно, нашёл, как всегда, согнувшейся над грядкой и окликнул. Она подняла голову, радостно улыбнулась, а он мгновенно запечатлел лицо и улыбку.

Я хорошо помню эту фотографию. Не постановочную, не придуманную, а спонтанную и искреннюю. На втором испорченном снимке тоже была его мама. Фотограф рассказал, что в начале весны соседская кошка окотилась и исчезла, а мама подобрала осиротевшего малыша, вынянчила и выкормила. Так до сих пор и балует. То творожком, то сметанкой, а в тот день решила угостить любимца мороженым. Так он так разлакомился, что с головой в вафельный стаканчик залез. А сын успел запечатлеть их обоих: мать держит на коленях кота, хохочет, а тот прогнул спинку кренделем, хвост задрал трубой, а морду утопил в стакане. Вот такие дела!

Следователь, приехавший с милиционерами, пытался выяснить, есть ли у художника враги или конкуренты. Тот, печально оглядывал зал и отрицательно качал головой:

— Врагов не знаю, а вот конкуренты… Мы все, люди искусства, друг другу конкуренты. Кто талантливее, кто успешнее… Но работы портить… Если бы это была выставка-продажа, тогда можно было бы понять. Испорчу чужую работу, тогда может мою купят. А так-то какой смысл? Ума не приложу.

Бедолага постоял ещё некоторое время в толпе сочувствующих, попожимал плечами, повздыхал, а потом безнадёжно махнул рукой и поехал домой заливать горе утешительным зельем.

Около дверей зала продолжала шушукаться группка рассерженных пенсионерок. Наконец, о чём-то договорившись, они подошли к Алевтине с деловым предложением: в музеях в каждом зале сидят служительницы и следят за порядком. Потому там и не безобразничают. А у нас до сих пор до этого не додумались. Потому хулиганство и приключилось. Вот пенсионерки и выступили с инициативой. Они готовы попарно дежурить в залах. Каждая пара сидит четыре часа, а потом сдает вахту следующей. От нас требуется только согласие и мягкие стулья, потому как на жёстких четыре часа не усидишь.

Алевтина по достоинству оценила инициативу пенсионерок и пообещала раздобыть стулья.

Это предложение оказалось действительно полезным. На следующий день в газетах появилась заметка о вандализме, да и слухи, передаваемые из уст в уста, подобно горсти сухих щепок, подброшенных в полузатухший костёр, воспламенили интерес публики. Залы наполнились любопытными, толпившимися в основном около испорченных экспонатов. В итоге люди, сожалея о загубленных работах, объявили их самым значительным достижением фотографии за последнее десятилетие.

В конце недели к добровольной народной дружине, охраняющей экспонаты, присоединилась ещё одна дама, некая Нина Ивановна, член местной партийной ячейки. Не отсидев и половины положенной смены, она выскочила из зала, решительно подошла к Алевтине, и, сцепив руки на животе, твёрдо произнесла:

— Кот на фотографии не тот!

Алевтина подняла глаза и удивлённо уставилась на местную активистку. Та оперлась руками о стол и проскандировала собеседнице прямо в ухо:

— На первой, не испорченной фотографии, был другой кот. Дело в том, что у нас с его матерью дачные участки по соседству. Мы вообще очень дружны. Обмениваемся семенами, клубничными усами и прочее. Так вот. Прошлой весной я обнаружила у себя в огороде двух чёрных новорожденных котят. То ли кошка родила и сбежала, то ли кто-то из соседей подкинул. У нас ведь много людей с предрассудками. Боятся чёрных котов. Я-то до животных вообще не охоча, а вот она, его мать, наоборот. Всех готова пригреть. Короче, забрала малышей к себе, выкормила, выпоила, на ноги поставила, и носится с ними, как с малыми детьми. Они и в самом деле добрые, и послушные получились, эти близнецы. Вернее, почти близнецы. У Тошки, она их Тошкой и Пашкой назвала… так вот у Тошки хвост абсолютно чёрный, будто чернилами сверху до низу обмазан, а для Пашкиного хвоста чернил хватило только на две трети. Кончик так беленьким и остался. Будто кисточка на конце. Так в первые дни, когда на выставке побывала… точно помню, она мороженым Тошку кормила. По хвосту узнала. А сегодня смотрю, а у кота хвост с белой кисточкой. Значит это — Пашка. Вот и получается, что фотографию подменили. Что делать то будем?

Алевтина беспомощно заморгала глазами. А в самом деле, что теперь делать? Минуту спустя собралась с мыслями, и деловито скомандовала:

— Пока ничего. Главное — никому о своих наблюдениях не рассказывайте… чтобы преступников не спугнуть. Сегодня же посоветуюсь с руководством, и доложу.

Активистка, удовлетворённая ответом, гордо вскинула голову и пошагала на свой наблюдательный пост.

Едва начальница умчалась советоваться с руководством, Любаша занялась частным расследованием. Сперва, как положено, обозначила мотивы. Кто выиграл в этой истории? Прежде всего, сам пострадавший. Последнюю неделю только о нём и говорят. Даже произвели в лучшие фотографы десятилетия.

Разобравшись с мотивом, она перешла к деталям. Безусловно прохиндей нащёлкал не две фотографии, а целую серию. Две лучшие отобрал для открытия выставки, а неудавшиеся (всё равно выбрасывать), залил чернилами, чтобы через неделю подменить. Но в тот день его на выставке не было, а значит самолично подменить экспонаты не мог. Что остаётся? Искать нанятых им сообщников, которые выполнили работу за деньги или иную ответную услугу.

Люба самодовольно похлопала себя по плечу, с аппетитом выкурила очередную сигарету и снова вернулась к мотивам:

— С другой стороны — все остальные тоже не остались в накладе. Если бы не эта шумиха, выставка прошла бы почти незамеченной, а так есть шанс, что войдёт в историю, как «Бульдозерная» в Москве. А значит… это уже вторая версия… диверсия была запланирована и организована всей кодлой. Можно сказать, действовали коллективно и в складчину. Ты как думаешь?

Я предпочитала первую версию, так как изначально испытывала антипатию к «лжепострадавшему». Уж больно настырно и агрессивно он доказывал своё превосходство, слишком громко кричал о ценности созданных им работ, слишком упорно лез на первый план в присутствии журналистов. Казалось, на лбу этого типа было начертано крупным шрифтом: «Затопчу всякого, кто встанет на моём пути к славе». И сорванный им куш превзошёл на несколько порядков сомнительный выигрыш остальных. Те только слегка погрелись в лучах чужого успеха.

Через пару часов Алевтина призвала наблюдательную активистку и озвучила пожелание руководства: «хранить гробовое молчание, информацию не разглашать, сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. Начальство самолично разберётся с инцидентом и накажет виновных».

Такое решение вызвало всеобщее недовольство. Нина Ивановна, обиженно поджав губы, отправилась досиживать вахту, а Люба, отбивая каблуками барабанную дробь, удалилась на кухню варить кофе. Вскоре Алевтина, учуяв доносившиеся оттуда запахи, подхватила меня под руку и потащила к столу. Любаша уже сидела на своём месте и вызывающе курила. Начальница не довольно повела носом, но на первое время смолчала. Плеснула в свою чашку изрядную порцию молока, приправила сахаром и принялась старательно размешивать ложечкой, умышленно затягивая паузу. Наконец собралась с мыслями и пустилась в объяснения:

— Девочки, я понимаю, вы жаждете справедливости и возмездия, но тут всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Нина Ивановна огорошила нас версией о кошачьих хвостах, но где доказательства? Кто это видел, кроме неё? Возможно, так и было, но… Понимаете, это напоминает загадку в журнале Мурзилка, когда детям предлагается найти десять различий в двух, на первый взгляд одинаковых картинках. И найти их можно только пристально изучая детали. А кто, кроме неё, изучал эти детали на выставке?

Алевтина прервала свои рассуждения и прикрикнула на Любу:

— А ты, дорогуша, кончай дымить. Если не думаешь о здоровье, подумай хотя бы о цвете лица. Он тебе ещё пригодится. Так вот… даже если этих котов у его матери действительно двое, как мы докажем, что фотографии в первые дни выставки и сейчас разные? Вызовем человека на допрос и потребуем чистосердечного признания? Или заявимся к пострадавшему с несанкционированным обыском в поисках чёрного хвоста? Понимаете, что я имею в виду? Мы своё дело сделали — передали поступивший сигнал в соответствующие органы, а досконально разбираться в этом — уже их работа.

Люба, взбешённая упоминанием цвета лица и напором начальственной логики, пронзительно завопила:

— Значит этот тип так и будет безнаказанно слизывать сливки славы? Все кричат об идеологической диверсии, а на самом деле — банальный самострел! Помните, что делали на войне с трусами и дезертирами? Под трибунал отправляли. А этому орден «Боевой Славы» на грудь повесили. Разве это нормально?

Алевтина удивлённо вскинула брови и ответила вопросом на вопрос:

— А что, если заскучавшая пенсионерка эту историю сама придумала? Тоже славы захотелось. Уцепилась за кошачий хвост и полезла за орденом на пьедестал? Так кого и за что следует наказывать? Фотографа за самострел, или пенсионерку за клевету? Потому и было велено в это дело не лезть.

От такого аргумента Любаша сразу завяла и принялась за мытьё посуды, а я, как всегда, углубилась в размышления. Вспомнился спор с Ниной о бездарностях и талантах. Не так уж сильно мы отличаемся друг от друга. Во всяком случае подлости и тщеславия выделено тем и другим в равном объёме.

Эта случайная мысль почему-то задержалась в голове и к вечеру пустила глубокие корни. Если это добро, именуемое тщеславием, выдаётся всем поровну, куда же запропастилась моя доля? С детства я всегда предпочитала золотую серединку: старательная, дисциплинированная школьница, добросовестная студентка, исполнительная, бесконфликтная сотрудница, охотно прячущаяся за железным авторитетом Алевтины и широкой кормой Любаши. Так, где же положенная мне порция? Почему предпочитаю роль наблюдателя в зрительном зале? Не в первом ряду, но и не на галёрке. Как всегда, в серединке. Не привлекая внимания, смотреть на суетящихся на сцене людей, анализировать, иронизировать, иногда даже отпускать ядовитые комментарии… но про себя. Так, чтобы не обозлить окружающих. Почему никогда не выхожу на сцену сама? Потому что там страшно? Там бушует человеческая гордыня, злобная критика, тычки в бок и подножки. А если уж совсем тесно — щепотка яда в стакан с водой. В норке теплей и спокойней. Одним словом, трусливая серая мышь. Может бог, создавая меня, перепутал мешки, и вместо тщеславия выдал двойную порцию страха? А может страх сел верхом на тщеславие и придавил его своей толстой попой? И что же мне теперь делать? Где его, этого придушенного бедолагу, искать?

К концу вечера решила отложить поиски утраченного тщеславия на неопределённый срок. Сперва надо досмотреть до конца историю с самострелом.

Как вскоре выяснилось, Нина Ивановна не успокоилась и не отступила. Кто же добровольно откажется от промелькнувшей на горизонте славы? Активистка пораскинула мозгами, набралась мужества и выпустила информацию в народ. А что народ? У него и без выставок забот хватает. Пошушукался, поохал, поахал, да и забыл. Судя по вялотекущим сплетням, скандал ограничился «явлением местного значения»; женскими воплями на всё садоводство и разрывом добрососедских отношений между нею и матерью самострельщика.

В начале недели Нина встретила меня после работы. Загадочная и счастливая. Первая совместная работа с напарником удалась на славу. Он сделал массу фотографий, а она набросала двадцать страниц заготовок для текста. Но торжественное сияние её глаз сообщало, что произошло ещё нечто, что мне предстоит услышать.

А произошло в тот день следующее. Пока напарник выискивал достопримечательности, Нина пристроилась к проходившей мимо экскурсии. Заслушалась и прошла с ними почти весь маршрут. А в самом конце у неё зародилась идея, которую она мне тут же и изложила:

— Я посмотрела на экскурсовода, молодую женщину, и в голову пришла гениальная идея. Ведь эта работа создана специально для тебя! Или собираешься до пенсии просидеть в пыльной библиотеке? Короче. Выспросила у неё, где этому учат. ГЭБ называется. Городское экскурсионное бюро. В понедельник туда даже заскочила. Они принимают людей с высшим филологическим образованием. Таких, как ты. И приём еще не закончен. Договорилась, что приведу тебя завтра. Возражения не принимаются.

Я всё же пыталась возразить, но Нина была непреклонна. Говорила, что наконец в её жизни произошли перемены, и она почти счастлива. Но только почти. Потому что быть счастливой в одиночку скучно. Это лакомство нужно с кем-то делить. И ей хочется разделить его со мной.

В итоге я не решилась лишить подругу полного счастья и отправилась с ней в ГЭБ. Методистка, занимавшаяся приёмом, предложила на выбор две темы, сказав, что в обоих группах имеется по одному свободному месту. Речь шла о маршрутах «Пушкин в Петербурге» и «Ленин в Петрограде». Я, не задумываясь, выбрала Пушкина, чем явно разочаровала пожилую даму. Недовольно поджав губы, она выдала квитанцию для оплаты курса обучения и предложила ещё раз хорошенько подумать. Занятия начинаются в сентябре, а значит ещё есть время переиграть. Я быстренько сбегала в сберкассу, оплатила квитанцию и, облегчённо вздохнув, начала готовиться к летнему отпуску.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.