Ион Деген: Посвящено друзьям. Подготовка к публикации и предисловие Якова Махлина

Loading

Измерить жизнь ужасно сложно, но математика сильна. И дробью выразить возможно персону и её дела. В числитель — твой поступок смелый, и теплоту, и доброту. А всё, что ты плохого сделал — вниз, в знаменатель, под черту…

Посвящено друзьям

Ион Деген

Подготовка к публикации и предисловие Якова Махлина

Как-то в разговоре Ион Лазаревич сказал:

«В 1951 году Черновицкий медицинский институт выбросил в свет 302 своих питомца, среди которых — 200 дочерей и сыновей (не все, разумеется, любимые) и 102 пасынка».

Современному читателю надо бы втолковать, что к чему. В 1951 году страну сотрясала антисемитская компания, подогретая «делом врачей-отравителей». С той поры никогда больше мединституты не выпускали из своих стен столько пасынков — лиц «не той национальности», евреев по происхождению. Тем, кто успел получить дипломы, пришлось несладко. Даже после смерти Сталина им было трудно найти работу в городе, а уж «остепеняться» в науке — того сложнее.

Однако большинство отверженных страной «пасынков» — большей частью бывших фронтовиков, — добились признания среди истинных профессионалов. И высопоставленных должностных лиц, заботящихся о своём здоровье. Ну а что именно эти квалифицированные специалисты оказались в конце жизни в Израиле тоже понятно. Обиды и унижения, преследовавшие с первых шагов на медицинском поприще, саднили, лишали покоя, заставляли задуматься о будущем детей.

Эмиграция после Хельсинских послаблений случилась глубоко потом — в семидесятых-восьмидесятых годах. А пока, каждые пять лет в июне (ох уж эти пятилетки, въевшиеся в кровь), выпускники 51-го года слетались и съезжались в Черновцах и поручали открыть торжественное собрание своему коллеге — Иону Дегену. Самому знаменитому среди них поэту — по совместительству. Тому самому студенту, что умудрился получить «отлично» на зачёте по гинекологии. Профессор такой отметкой в матрикуле оценил его шуточную поэму «Эмбрионада».

Автор до седых волос не считал себя поэтом. Профессором-ортопедом — другое дело. Пока такой знаток, как Евгений Евтушенко, не возвёл в ранг гениальных стихи Иона Дегена, написанные им в восемнадцать-девятнадцать лет, в перерывах между боями.

Пользоваться стихотворной формой по торжественным и не торжественным дням — такая традиция зародилась ещё до войны. Создатель популярных текстов на музыку Дунаевского профессиональный поэт Лебедев-Кумач свои речи на сессии Верховного Совета Союза расцвечивал рифмами. А упомянутая «Эмбрионада» Дегена, была написана примерно в те же годы, что и поэма Твардовского «Тёркин на том свете». Общество отторгало славословия в адрес «отца и учителя». Появление «несерьёзных» произведений стало ответом на невысказанный социальный заказ.

Выпускники 51-го года впервые собрались вместе в 1956-ом, «оттепельном году». И потом собирались ещё десять раз, вплоть до 2006 года. К сожалению, не все речи Дегена сохранились полностью, а посвящения к десятилетию и пятнадцатилетию окончания института — вообще канули в Лету. Тем не менее и в усечённом виде жизнь целого поколения врачей получила отображение. Этакая «летопись боя» — воспользуемся определением профессионального поэта.

Сам Ион Лазаревич Деген свои «юбилейные речи» считал чем-то не стоящим внимания, не имеющим никакого отношения к поэзии. Не будем спорить, но что это впечатляющие документы времени — точно. И свидетельство верности клятве Гиппократа.

Яков Махлин,
журналист

* * *

НА НАШЕМ ДОКТОРСКОМ ХАЛАТЕ —
НИ ОДНОГО ПОЗОРНОГО ПЯТНА

Прошло пять лет, по-разному тяжёлых.
О достиженьях даже пусть приврут.
Но всё равно и в городах, и в сёлах
Небесполезен был наш скромный труд.
И нет таких, кто может грязной лапой
Скрести карман доверчивых больных.
И, в общем, все мы — чудо-эскулапы
(Быть может, лишь в глазах своих родных).
Сегодня здесь мы снова вместе с теми,
Кто, словно чисто созданный кристалл,
Кто чёрный хлеб по карточной системе,
Изысканнейшей пищею считал,
Кто грыз латынь с трудом, за словом слово,
Кто в анатомке насквозь промерзал,
Кто дураком считал Я.П. Склярова,*
А Калину* хвалить не уставал.
Прошло пять лет. Мы чуточку жалеем,
Что годы так безудержно бегут.
Но на одном из наших юбилеев
В две тыщи первом, скажемте, году
Мы встретимся, как любящие братья,
Счастливые, что наша жизнь чиста,
Что нет на нашем докторском халате
Ни одного позорного пятна.

Что говорит о нас народ с любовью,
Что славен выпуск «ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН»!
Да здравствует врачебное сословье
И молодость до старческих седин!

* * *

Нас в мир спихнула Альма-матер.
Летят года, в ушах свистя.
И вот мы вместе, как когда-то.
Всего лишь двадцать лет спустя.
А седина к лицу мужчине,
Округлость женщине идёт.
Беда, когда в уме — морщины,
И совесть жиром заплывёт.
Беда, коль подлость изувечит,
Коль честь — абстракция, пустяк.
Беда, когда плюёшь на встречу
С друзьями двадцать лет спустя.
Мы были чуточку моложе.
Мы выжили, войне назло,
И, в общем, можно подытожить,
Что нам чертовски повезло.
Был в институт приём свободней,
Нач. кадров — менее суров.
И был повыше, чем сегодня,
Процент профессорских умов…
Какие у хирургов руки!
А психиатры как умны!
Конечно, не было б науки,
Не появись на свете мы!
В военно-медицинской сфере,
Достигшей бешеных высот,
Наш курс представил офицеров —
Сплошных полковников и под.
Мы начинали в этом зале
Свои учёные труды.
Мы здесь к сиденьям примерзали
И доходили без еды.
Всех наших знаний здесь истоки,
Здесь из чистейших родников
Черпались молодые соки —
Основа старых коньяков.
Пусть нам сопутствуют успехи,
Пусть не устанем мы идти!
А юбилеи — это вехи,
Итог счастливого пути.

* * *

Грустней и малолюдней встречи,
Хоть ярче этих встреч накал.
Иных уж нет, а те — далече,
Как некогда поэт сказал.
А нам так дорого общенье.
Так нужен рядом добрый друг.
И телеграфному общенью
Мы предпочтём пожатье рук.
Не те, увы, сегодня дозы.
(Я говорю не про кефир).
Запретов и диеты проза
За нами приплелась на пир.
А что душа? Ведь не грешны мы.
Всегда на гребне, на волне.
И с мелочишками смешными
Давно в расчёте мы вполне.
Какой-то Мендель… В самом деле
В петлю его или на дно!
Чего нам думать? Нам велели,
И мы ругали заодно.
Что кругозор наш этим сужен —
Ну так и что? И ни хрена!
Клистир всегда народу нужен —
Есть или нету ДНК.
Но в память врезалось. И слишком.
И мы не смеем забывать:
Безграмотный агрономишко
Мешал и нам врачами стать…
Измерить жизнь ужасно сложно,
Но математика сильна.
И дробью выразить возможно
Персону и её дела.
В числитель — твой поступок смелый,
И теплоту, и доброту.
А всё, что ты плохого сделал —
Вниз, в знаменатель, под черту…
А как везло с учителями!
Каких людей мы в них нашли!
Как-будто земскими полями
К больным за ними ночью шли…

* * *

Тридцатка. Стар определённо.
И взвод, и класс — число людей.
На румбы компас разделённый.
И месяц в среднем, тридцать дней.
Тридцатилетьями, как пишут,
История полным полна.
То ль было тридцать лет затишья,
То ль тридцать лет была война.
Бальзак в безбрежном женском море
Открыл тридцатилетний цвет.
Дюма накинул мушкетёру
Суммарно тоже тридцать лет.
И за предательство — не слитки,
А тридцать проклятых монет.
Тридцатилетние напитки.
Дипломам нашим — тридцать лет.
… Да, не хватает нам чего-то.
Набора штатных стукачей.
Не достаёт Доски почёта —
Мечты всех дней и всех ночей.
А благодарность по приказу?
Парил я, гордый, как орёл.
Хоть, правда, за неё ни разу
Я ничего не приобрёл.
Родные аббревиатуры!
Как жить без вас, родимых? Без,
ОВИРа, КГБ, ГлавПУРа
И без ЦК КПСС?
И без агиток на экране?
Без чувства, что всегда должны?
Без партсобраний, профсобраний?
Без ежечасной липкой лжи?

* * *

На юбилей родные лица
В июньский день сошлись опять.
Уже не двадцать, и не тридцать,
А, слава Богу, тридцать пять.
Зато прибавилось уменья.
Солидней опыта багаж.
И новомодные теченья
Нас не приводят сразу в раж.

* * *

Те, что недавно нас встречали,
Кто помнит юными нас, те
Меня по палке лишь узнали,
По шраму и по хромоте.
Мы все слегка взрослее стали,
С шеренгой внучек и внучат.
И олимпийские медали
Нам в Барселоне не вручат.
Но всё же кое-что осталось
От той студенческой поры.
Не одолела нас усталость.
И кто сказал, что мы стары?
Яснее счёт хитросплетений.
Мы узнаём и что, и как.
Менакер — вовсе он не Сеня,
Он от рождения Ицхак.
И мы, конечно сожалеем,
Что поздно, взяв жену и дочь,
Стал Замихлевский вновь евреем,
Забросив русский паспорт прочь.

* * *

Светлей и радостней на свете.
Сегодня в сборе мы опять.
Чтобы торжественно отметить
Дипломов возраст — сорок пять.
Чтоб вознести хвалу за годы,
Когда наш докторский диплом
Служил болящему народу
Лишь состраданьем и добром.
Чтоб однокурсников усопших,
Друзей, однополчан почти,
Молчанием минутным общим
Печально и светло почтить.
Чтоб, выражая благодарность,
Сказать: «Учитель дорогой!».
Не важно, мудрый иль бездарность…
И тот учил нас, и другой.
Чтоб вспомнить, как нас привечали
И вьюги, и весны расцвет.
Все радости и все печали
Послевоенных трудных лет…
Но и в мозгу склероз гнездится.
Немало у него примет.
Порой, когда идёшь к девице,
Забудешь вдруг, на кой предмет.
Зато диагноз ставишь сходу —
Кумир коллег — врачей младых.
Зато полно к тебе народу —
Твоих и не твоих больных.
… Тех дней и тягость, и печали,
И радости уже вдали.
Эх, если бы тогда мы знали!
Эх, если бы сейчас могли!

* * *

Хотя совсем несбыточной идея
Казалась мне, когда имел в виду,
«Что на одном из наших юбилеев
В две тыщи первом, скажемте, году
Мы встретимся, как любящие братья,
Счастливые, что наша жизнь чиста,
Что нет на нашем докторском халате
Ни одного позорного пятна…».
Не братство подвергал тогда сомненью,
Не чистоту халатов, вовсе нет!
На фронте время мерялось мгновеньем,
А тут отрезок на полсотни лет.
Судьба нам щедро оказала милость,
Кредит накоплен нами у людей.
И вот мечта в реальность воплотилась:
Сегодня настоящий ЮБИЛЕЙ!
… Империя успела развалиться.
А на руинах — нищета и страх.
Добавились таможни и границы
Меж теми, кто остался на местах.
Мы не в строю шагаем и не в ногу.
И каждый мир свой собственный растит.
Кто верит в Бога — благодарен Богу,
А кто не верит — Бог его простит.
Точны мы в заключениях и строги,
Когда ведётся долгих лет отсчёт,
Уже не упованья, а итоги,
Уже, увы, не планы, а отчёт.
Закончив институт, я был уверен,
Что только робость — мой заклятый враг
Что знаний у меня багаж безмерен,
Что я уже, по крайней мере, маг.
Но за высокомерье наказанья
По молодости глупо не учёл.
Полвека я копил упорно знанья.
И неучем на пенсию ушёл.
Я радуюсь добру, поступкам смелым.
Мне ложь и наглость — финка под ребро.
Нет счёта тем, кому добро я сделал,
Но помню лишь, кто сделал мне добро.

* * *

Друзья мои, нас собралось немного,
Но всё-таки мы встретились опять.
Благодарю за эту встречу Бога —
Добавил нам к пятидесяти — пять,
Чтоб оглядеть дорогу врачеванья,
От самого истока до конца,
Слегка взгрустнуть о разочарованьях,
Успехами порадовать сердца.
Затронуть врачевания истоки.
Могу ли мимо них сейчас пройти?
Забыть про институтские пороки —
Преграды на студенческом пути?
Всё то, что отнимало наши силы,
Что удлиняло к медицине путь,
Всё то, что возмущало и бесило,
Свободно не давая продохнуть.
И юдофоб воскрес и рад стараться,
Звериной злобы наточив кинжал…
И приходилось горестно смиряться
С тем, что на фронте я уничтожал…
Страну, как та, найдёте вы едва ли.
Мораль и право — втоптанные в грязь.
В такой мы обстановке созревали,
Любимыми врачами становясь.

___
*) Фамилии преподавателей.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Ион Деген: Посвящено друзьям. Подготовка к публикации и предисловие Якова Махлина

  1. Огромное спасибо Якову Махлину! … При всей благодарности и признательности, я не мог не удивиться выбору строк из папиных «юбилейных» речей, представленных на суд читателя. Этот выбор несомненно искажает впечатление от речей. Может, я пришлю глубокоуважаемому редактору полный текст, а уж он решит, публиковать ли его полностью, а если нет, то как именно сократить?

    Замечательная инициатива, уважаемый Юрий Деген! Мы можем только приветствовать. И разумеется, тексты Иона Лазаревича будут опубликованы со всей бережностью и осознанием важности сохранения творческого наследия Иона Дегена.

    За двенадцать лет сотрудничества на нашем Портале было опубликовано 117 произведений Иона Дегена, причём, не пиратских перепечаток, содранных неизвестно как неизвестно откуда (что, к великому сожалению, нередко бывает в русскоязычной Сети), но текстов, присланных автором в редакцию и согласованных с ним, являющихся авторскими оригиналами — первыми электронными изданиями (т.е. ранее в Сети не публиковавшимися). Ион Деген не раз указывал в письмах в редакцию, что посылает свои тексты только в «Заметки» и никому больше. (Да, когда сотрудничество с Ионом Лазаревичем начиналось — в 2005-м году — весь наш Портал состоял из «Заметок по еврейской истории» и приложения к ним, альманаха «Еврейская старина»; позже в составе Портала появились «Семь искусств» и «Мастерская», где тексты Иона Дегена тоже публиковались.)

    Ион Лазаревич был 14-кратным победителем и лауреатом наших конкурсов «Автор года». Но дело не только в любви читателей, голосовавших на конкурсах. Масштаб личности Иона Дегена ещё предстоит осознать будущим историкам и литературоведам, наша же задача — сохранить, насколько это в наших силах, максимально полный и аутентичный, без искажений и лакун, корпус его текстов (включая и так называемые «маловажные», «несерьёзные» и т.п. произведения). Так что, мы будем рады продолжить публикацию текстов Иона Дегена в сотрудничестве с его сыном и законным правопреемником.

  2. Огромное спасибо Якову Махлину!
    После маминой смерти 5 месяцев тому назад, мне пришлось эвакуировать библиотеку из квартиры родителей. В моей квартире нет достаточно места для такого количества книг, и поэтому я взял только книги с автографами — 2 шкафа. Немедленно начал приводить в исполнение своё решение прочитать их всех. Не знаю, почему, но первой оказалась книжечка сына Якова Махлина.
    При всей благодарности и признательности, я не мог не удивиться выбору строк из папиных «юбилейных» речей, представленных на суд читателя. Этот выбор несомненно искажает впечатление от речей. Может, я пришлю глубокоуважаемому редактору полный текст, а уж он решит, публиковать ли его полностью, а если нет, то как именно сократить?

  3. Великий Человек,отважный воин, ученый и врач, был также одаренный поэт и писатель. Он легко сходился с людьми, если распознавал в них. чутким чувством художника.честность. порядочность и взаимопонимание.. Таким мне запомнился дорогой Иона Деген,. Светлая ему память.

  4. И. Деген
    * * *
    Привычно патокой пролиты речи.
    Во рту оскомина от слов елейных.
    По-царски нам на сгорбленные плечи
    Добавлен груз медалей юбилейных.
    Торжественно, так приторно-слащаво,
    Аж по щекам из глаз струится влага.
    И думаешь, зачем им наша слава?
    На кой… им наша бывшая отвага?
    Безмолвно время мудро и устало
    С трудом рубцует раны, но не беды.
    На пиджаке в коллекции металла
    Ещё одна медаль ко Дню Победы.
    А было время, радовался грузу
    И боль потерь превозмогая горько,
    Кричал «Служу Советскому Союзу!»,
    Когда винтили орден к гимнастёрке.
    Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
    Равны в пределах нынешней морали
    И те, кто блядовали в дальнем штабе,
    И те, кто в танках заживо сгорали.
    2005
    — — — —
    Вечная память герою, врачу, поэту.

    1. Какая талантливая, внимательная совесть и добрая смелость!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.