Лев Сидоровский: «Давно стихами говорит Нева…»

Loading

А наши белые ночи… Они ведь не повторяются: ну попро­буйте найти две одинаковые… Спустишься к реке — у Лебяжьей ли канавки, у Зимней ли (помните, где-то здесь у парапета стоял Онегин?): вода — как волшебное зеркало. Небо, с виду светлое, отражается в ней разливами бирюзово-розовых радуг…

«Давно стихами говорит Нева…»

Попытка объяснения в любви

Лев Сидоровский

СОВСЕМ неподалеку от моего дома есть архитектурное чу­до: остроконечные башенки, стрельчатые окна, ажурный белока­менный орнамент на пурпурном фоне, зубчатый парапет — всё это делает Чесменскую церковь прямо-таки очаровательной. Дивное творение Фельтена, она закладывалась как памятник русским морякам, о чем гласит мемориальная доска: «Сей храм сооружен в память победы над турецким флотом, одержанной при Чесме 1770 года…» А буквально в двухстах метрах отсюда ощетини­лись противотанковые ежи, поднялась тяжелая громада дота, которая разом отбрасывает меня в совсем другое время, в сов­сем иные сражения… Вот так, на маленьком кусочке земли, встретились две эпохи из жизни города, который посчастливи­лось называть своим…

* * *

И ПРАВДА, какая удача выпала каждому из нас — бродить по этим проспектам, любоваться этими каналами, дышать этим простором… В любой день могу прийти к старому дому на Мой­ке, где и сегодня бьется сердце Пушкина, гениально воспевше­го на веки веков этот «град Петров», и «Невы державное те­ченье», и «оград узор чугунный»… И разделить восторг дру­гого давнего поэта, Петра Андреевича Вяземского, признавше­гося однажды:

Я Петербург люблю с его красою стройной,
С блестящим поясом роскошных островов…

И ощутить чувство, подсказавшее Александру Блоку такие, например, строки:

Это — древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне…
Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы чёрный день встречали
Белой ночью огневой…

Однажды как раз в такую пору оказался я в Петрозаводске, который, как известно, расположен севернее Петербурга. Так вот, конец июня, вроде бы — самый разгар белых ночей, но бе­лых ночей в нашем, питерском понимании, — не было. Не знаю, в чем уж причина: то ли в том, что не было Невы, речек и ка­налов с их струящимся отраженным светом, не было наших двор­цов, в этом нереальном свете как бы тающих, но только, пов­торяю, вместо волшебных белых ночей (которые обычно жду це­лый год) там были просто очень поздние сумерки… И даже в заполярном Мурманске от белых ночей испытал примерно такое же ощущение, и в Хельсин­ки, и в бесконечно милом моему сердцу Стокгольме…

А наши белые ночи… Они ведь не повторяются: ну попро­буйте найти две одинаковые… Спустишься к реке — у Лебяжьей ли канавки, у Зимней ли (помните, где-то здесь у парапета стоял Онегин?): вода — как волшебное зеркало. Небо, с виду светлое, отражается в ней разливами бирюзово-розовых радуг, а четкая перспектива зданий чуть колышется, словно испаря­ясь… И уж какими-то совсем иными, немного нереальными, что ли, становятся в эти мгновения и Зимний дворец, и Мраморный, и ограда Летнего сада… Помните, как стремилась сюда Анна Ахматова:

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград…

Здесь, у этой ограды, сотворённой тем же Фельтеном, и на аллеях Летнего сада, и под аркой, что с Галерной выводит на Сенатскую площадь, — когда оказываюсь тут, всякий раз вспоминаю Ахматову и Гумилева:

Сердце бьётся ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда…

Правда, и другие строки Анны Андреевны со мной постоянно:

Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад,
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград…

Ну, разве мог т а к о е про свой «великолепный град» в далеком XVIII веке предвидеть Сумароков, когда восторженно восклицал:

Ликуйте вы, Петровы стены,
Играйте, Невски берега!..

Или — Державин, когда, к примеру, воспевал «великолепные чертоги» только что возведенного Таврического дворца. Знал бы Гавриил Романович, какая судьба уготована «великолепным чертогам»: ведь именно здесь было разогнано Учредительное собрание — первый парламент свободной России, и тогда же у этих стен пролилась, по сути, первая кровь Гражданской вой­ны: ведь именно на трибуне Таврического надолго воцарились разные «партийные» вожди — от Зиновьева до Толстикова, Рома­нова, Гидаспова… Ведь именно в «великолепных чертогах» почти семь десятилетий удобно располагалась Ленинградская высшая партшкола. Ох, как не соответствовали те хозяева Тав­рического этим интерьерам! Какое наблюдалось противоречие между, так сказать, формой и содержанием! Какая между тем и другим ощущалась подспудная борьба!

* * *

ВПРОЧЕМ, борьба для нашего города — состояние привыч­ное. Еще князь Вяземский когда-то заметил о Граде Петра:

Искусство здесь вело с природой брань
И торжество своё знаменовало,
Могущество ума мятеж стихий смиряло…

Вряд ли предполагал Петр Андреевич, что будет такой большевистский лозунг: «Мы не можем ждать милостей от приро­ды!», и что его потомки с этим залихватским кличем наломают немало дров. Ну а теперь, к примеру, трудно сказать, чем для его земляков — жи­телей Гавани, для их мироощущения, закончится нынешний намыв тамошнего берега. А еще: не превратится ли после окончательного сооружения дам­бы Маркизова лужа в лужу подлинную?..

Но вообще-то наш город природе противостоял всегда. Ведь расположился-то на земле скудной, болотистой, и мрамор его покоится на сваях. Но что удивительно: сами недостатки этого «сырого угла» России здесь превратились в достоинства. В са­мом деле: протоки, речки, каналы, проведенные для осушки, мосты, над ними вскинувшиеся, — какое очарование все это придает нашему Санкт-Петербургу! Кривая речка, вытекавшая из болота на Царицыном лугу, — она и называется Кривуша, — стала грациозно изгибающимся, полным поэзии Екатерининским ка­налом, на набережных которого (помните, у Достоевского, в «Белых ночах»?) встретились Мечтатель и Настенька… А здеш­ние туманы, здешние серые, без солнышка дни потребовали от города ярких красок — всегда ощущаю это, любуясь, допустим, нарядом Двенадцати коллегий или Смольного собора… Кроме того, плоская равнина как бы отказала городу в силуэте — вот и потребовались шпили Петропавловки, Адмиралтейства, другие, вот и понадобился Исаакий… (Ах, как теперь поганят эту панораму, сотворенную искусством Трезини и Росси, Растрелли и Монферрана, Кваренги и Тома де Томона, не­которые новоделы: и новая Биржа; и пресловутый «Монблан»; и «Империал», который подавил собой Новодевичий монастырь; и отель-мастодонт, который близ Исаа­кия нагло «наехал» на Николая Первого; и (помните во времена Матвиенко?) гигантский фонтан на Неве, который закрыл вид на василеостровскую Стрелку). И возникли в нашем городе просторы, какие в любом ином увидишь редко. Ну, где еще в Европе возможно с одного конца улицы разглядеть во весь рост здание на другом ее конце, аж за три километра? В каком другом городе перед вами, будто в чистом поле, открывается горизонт? Недаром же есть у нас площадь, которая называется п о л е м: Марсово поле…

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит…

Ну не понять мне, как из в общем-то обычных слов воз­можно соткать подобное очарование… Пушкин… Иду по его городу… Вот этот дом на Галерной хорошо помнит его: сюда Александр Сергеевич вскоре после венчания привел Наталию Николаевну… А вот сюда, на Екатерингофский, поэт частенько наведывался к Василию Андреевичу Жуковскому… А здесь, на Театральной, его поджидал Федор Глинка…

И Лермонтов тоже в белую ночь на невской набережной вспоминается:

Задумчиво столбы дворцов немых
По берегам теснилися, как тени,
И в пене вод гранитных кры́лец их
Купалися широкие ступени…

И Тютчев:

Нет искр в небесной синеве,
Всё стихло в бледном обаянье,
Лишь по задумчивой Неве
Струится лунное сиянье…

И Маршак:

Давно стихами говорит Нева,
Страницей Гоголя ложится Невский,
Весь Летний сад — «Онегина» глава,
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский…

Всё очень здорово, но вот про Гоголя, пожалуй, не точ­но. Мне думается, Невский проспект — всё-таки не гоголевское место в Петербурге, хотя повесть с таким названием у него есть. Нет, гоголевский Петербург — это, наверное, Мещанские улицы, район Коломны, Сенная — в общем, город, не приспособ­ленный для счастья Акакия Акакиевича Башмачкина…

И ни за что не представить мне теперь этих улиц без Осипа Мандельштама:

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз…

И без Иосифа Бродского:

Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать —
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Твой фасад тёмно-синий
Я впотьмах не найду.
Между выцветших линий
На асфальт упаду…

И еще есть в нашем городе другой остров, впрочем, даже не остров — островок, такой уютный, заповедный, куда в белую ночь стремлюсь со студенческих лет: изящная арка, тосканские колонны, классические пропорции, листва над самой водой, и название всему этому — Новая Голландия… Глянешь окрест — дух захватывает! Как там, у Булата Окуджавы:

Плывут дома, как корабли из дальних стран,
Как паруса, всех созывая.
Ночь белая, сегодня я твой капитан,
Твой рулевой, твоя душа живая.
Бело вокруг. Белы дома, река бела.
Всё — от Фонтанки до предместий.
Ночь белая, ты отложи свои дела,
Давай пойдём, побродим вместе…

* * *

КОГДА на душе плохо и одолевают хвори, я, как за соло­минку, хватаюсь за тебя, мой город. Знаю, и у тебя самого проблем хватает, и всё же — как хорошо, что есть ты, «пол­нощных стран краса и диво», что — несмотря ни на что — всё так же полон волшебства и грации, всё так же гордо держишь голову, всё так же «стихами говорит Нева»… И пусть так будет всегда!

Белая ночь. Снимок из времён моей юности…
Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Лев Сидоровский: «Давно стихами говорит Нева…»

  1. Сэм, прошу прощения, но я не уверен, что имею право раскрыть авторство этого мрачного — но и исключительно талантливого! — стихотворения о Ленинграде-Петербурге. Дело в том, что молодая поэтесса, автор этого произведения, к сожалению, бросила писать, и я не знаю, одобрит ли она появление её имени в печати. У меня была с ней переписка, где я, поражённый её талантом, умолял её не оставлять перо и даже поощрял её к написанию стихотворной драмы (типа «Маскарада» Лермонтова), — но тщетно…

    Чтобы дать Вам представление о необычайной силе её таланта, привожу здесь отрывок из её поэтической интерпретации знаменитого «Ворона» Эдгара По:

    «Как-то в полночь, в час злосчастный – помню, ночь была ненастной –
    Я читала безучастно Фауста не без труда –
    В дверь тихонько постучали: кто там? – Мне не отвечали –
    Это дождик, не иначе, это капает вода,
    Это ничего не значит, просто капает вода –
    Дождь всего лишь, ерунда!

    Я опять вернулась к Гёте, только слышу, будто кто-то
    Ходит в поисках чего-то – дом тихонько обойдя,
    Подошёл к окну фасада, смотрит молча из засады –
    Кто там и чего им надо по ночам в чужих садах?
    Кто мой топчет палисадник? Там же розы, резеда!
    Нет, ну что за ерунда?!…

    Отчего я так волнуюсь? В страхе я в окно взглянула
    И увидела луну я между туч и струй дождя –
    Гнал по небу тучи ветер, за стеклом качались ветки –
    И самой себе ответив: так бывает иногда,
    Это клонит ветки ветер, так бывает иногда,
    Я сказала: ерунда!

    Просто ветер гонит тучи, но, пожалуй, будет лучше
    Мне сейчас, на всякий случай, нервы слабые щадя,
    Запереть окно покрепче – мне, наверно, станет легче,
    Да ещё меня излечит рюмка водки как всегда –
    Станет легче мне конечно, водкой я лечусь всегда –
    Словом, страхи – ерунда!

    Тут, смотрю – на подоконник, из ночи шагнув спокойно,
    Чёрная вошла ворона, величава и горда –
    Неожиданным сюрпризом – и, взлетев на телевизор,
    Там уселась с мрачным видом, будто в дом вошла беда –
    Не могла я не увидеть – это в дом вошла беда!
    Странно как… Вот ерунда!»

    И так далее… Великолепно, не правда ли!?

    1. Да, Александр, это настоящий поэт, с гибким современным языком и несгибаемыми понятиями поэтического (в первом приведенном примере). А в вольном переводе получился русский Эдгар По — в отличие от добросовестных переводчиков.

  2. “Ну, разве мог т а к о е про свой «великолепный град» в далеком XVIII веке предвидеть Сумароков, когда восторженно восклицал:
    Ликуйте вы, Петровы стены,
    Играйте, Невски берега!..
    Или — Державин…”
    :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    М.б., и могли бы. Но чего уж точно не смогли б представить в те басно-слАвные года,
    – стихотворения “презренного иудея” Иосифа Б., тунеядца , не закончившего среднюю школу, Нобелевского лауреата, с его стихотворением “На смерть Жукова”, где гремит державинская строка: Маршал! поглотит алчная Лета
    эти слова и твои прахоря.
    Все же, прими их — жалкая лепта
    родину спасшему, вслух говоря.
    Бей, барабан, и военная флейта,
    громко свисти на манер снегиря.

  3. «Нет, город насморка и бледных лиц,
    Нет, город на Неве туберкулёзный –
    Мне жутко в гулкости дворов-колодцев
    Среди теней твоих самоубийц –
    Противореча логике любой,
    Твои мосты в ночи неодолимы;
    Ты весь в шипах, и мною нелюбимы
    Каналы с тёмной медленной водой –
    Их траурные ленты
    Уносят слепо щепки жизни в Лету,
    Минуя Летний сад,
    И лип столетних
    И тополей унылые скелеты…

    Нет, город аберраций и химер,
    Трущоб беспомощных и судеб нищих,
    Где в каждом вздохе страх, тоска и смерть –
    Ты никогда мне больше не приснишься –
    Ни днём, ни ночью –
    Видеть не могу
    Ни в перспективе стылого проспекта
    Ночь, улицу, фонарь, аптеку,
    Ни пляски сквозняков на берегу,
    Ни перевернутого мирозданья
    Упавших в воду арок вверх ногами,
    Свинцовых туч, плывущих подо мной –
    Нет, город, опрокинутый вверх дном –
    Здесь перепутал время старый Хронос –
    В минорном шуме ветра похоронном
    Мне слышен бой часов и метроном –

    Тебя боюсь…
    Меня пугает странно
    Завёрнутое в лемнискату время
    И многомерность тусклого пространства,
    Разбитого в четвёртом измерении –
    И встретишь невзначай осколков россыпь
    То на Сенной, то где-нибудь на Росси..

    Твоя метафизическая суть –
    Свечение во тьме огней болотных,
    Фальшив ты как несправедливый суд,
    Как роскошь декорации без плоти,
    И пафос твой пустой – сплошная ложь:
    Безжалостней, чем подлая воровка,
    Ты заберёшь, отнимешь, украдёшь
    Всё до обмылка и куска верёвки…
    Живёт болото у тебя внутри,
    И на крови ты весь, не только храм твой –
    Нет, город революций и интриг,
    Крестов, расстрельных списков и охранки,
    Предательств, безразличия и драм,
    Рассадник диких нравов коммуналок,
    Мужчин из стали и железных дам,
    И глаз усталых,
    И полотнищ алых…
    Таким ты был всегда – твоих рабов
    Здесь за людей от веку не держали –
    Обрезков марли, кумача, гробов
    Фанерных вдоволь было у державы –
    Но ты прекраснейшим из городов
    Останешься навечно на скрижалях…

    Мне череда полуночных дворцов
    В мерцании луны твоей, признаться,
    Напоминает строй галлюцинаций,
    Процессию бесцветных мертвецов;
    Тяжёлые ряды твоих колонн
    Страшат меня символикой масонской,
    Их мрачный образ – повод для бессонниц,
    Таких же страшных, как и страшный сон,
    Который видят мраморные львы –
    Нет, город ужаса и наводнений,
    Ночей прозрачных, мглы и привидений –
    Уйди из головы!..»

    Читая это стихотворение талантливой молодой поэтессы, я думаю в недоумении и растерянности: значит, источником литературного вдохновения может быть не только любовь, но и ненависть!? Как же надо страстно ненавидеть Ленинград-Петербург, чтобы вот так написать! А ведь надо признать, что талант у поэтессы безукоризненный…

    1. ..Твоя метафизическая суть –
      Свечение во тьме огней болотных,
      ***
      Совершенно гениальное определение этого конкретного города. Да и последующее «Живёт болото у тебя внутри,
      И на крови ты весь, не только храм твой» – точнее сказать трудно, хотя уже не так поэтично. Но и смерть может выглядеть красиво, этого у города не отнять.

  4. Прекрасный материал.

    P.S. От себя: был у меня однажды шанс сравнить белые ночи в Стокгольме и в Петербурге. Стокгольм восхитительный город, но Петербург — великолепнее. Столица европейского Севера …

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.