Джонатан Сакс: Когелет, Толстой и Красная корова. Перевод Бориса Дынина

Loading

Чтобы победить осквернение контактом со смертью, должен быть ритуал, который обходит рациональное знание. Отсюда обряд Красной коровы, в котором смерть растворяется в водах жизни, и те, кто прошел через обряд, снова становятся чистыми, могут быть в окрестности Шехины и восстановить связь с вечностью.

בס״ד

Когелет, Толстой и Красная корова

Kohelet, Tolstoy and the Red Heifer (Chukat 5780)

Джонатан Сакс
Перевод с английского Бориса Дынина

Закон параха адума — Красной коровы, с которого начинается глава Хукат, известенкак самый сложный из мицвот для понимания. Вступительные слова: Зот хуккат хатора указывают на высший пример хок в Торе, то есть закона, чья логика неясна, возможно, непостижима.

Это был ритуал для очищения тех, кто был в контакте или в определенной близости к трупу. Мертвое тело — основной источник нечистоты, и осквернение им жизни означало, что коснувшийся смерть не мог войти в Скинию или в Храм пока не будет очищен в установленном семидневном процессе.

Ключевым элементом процесса очищения был священник, который окроплял пострадавшего на третий и седьмой дни специально приготовленной жидкостью, известной как «вода очищения». Прежде всего, необходимо было найти Красную корову без порока, никогда не использовавшаяся на работах, то есть никогда не бывшей под ярмом. Она должна была быть ритуально убита и сожжена вне лагеря. В огонь нужно было подбросить кедровую древесину, иссоп и алую шерсть, а пепел размешать в сосуде с «живой», т.е. свежей, водой. И полученной таким образом жидкостью окропить того, кто оказался нечистым в результате контакта со смертью. Один из еще более парадоксальных моментов обряда заключался в том, что хотя он очищал нечистого, он делал нечистыми тех, кто занимался приготовлением очищающей воды.

Хотя ритуал не практиковался со времен Храма, тем не менее, его значение сохраняется как сам по себе, так и для понимания того, чем является хок, обычно понимаемый как «статут» или «закон». Другими примерами хок являются запреты на совместное употребление мяса и молока, на ношение одежды из смеси шерсти и льна и на засевание поля разными видами злаков. Мы знаем несколько очень разных объяснений хуким (во множественном числе)

Самым известным объяснением является видение хок как закона, логику которого мы не можем понять. Он имеет смысл для Бога, но не имеет смысла для нас. Мы не можем надеяться на обретение той космической мудрости, которая позволила бы нам увидеть смысл и цель хок. Или, может быть, как сказал Саадия Гаон, это команда, данная нам без объяснения причины, чтобы вознаградить нас за повиновение.[i]

Мудрецы признавали, что, хотя язычники могут понять еврейские законы, относящиеся к социальной справедливости (мишпатим) или к исторической памяти (эдот), такие установления как запрет на совместное употребление мяса и молока, казались им иррациональными и суеверными. Хуким были законы, над которыми «сатана и народы мира смеялись».[ii]

Маймонид высказал другое мнение. Он верил, что никакое Божественное повеление не было иррациональным. Предположить иначе — значит думать, что разум Бога уступает человеческому. Хуким кажется необъяснимым только потому, что мы забыли первоначальный контекст, в котором они были определены. Каждый из них был отвержением и наставлением против какой-то идолопоклоннической практики. Однако такие практики по большей части прекратились, и поэтому нам сейчас трудно понять хуким.[iii]

Третий взгляд, высказанный Нахманидом в тринадцатом веке[iv] и сформулированный Самсоном Рафаэлем Хиршем в девятнадцатом, заключается в том, что хуким были законы, призванные учить целостности природы. У природы есть свои законы, сферы и границы, пересекать которые, значит, нарушать божественно созданный порядок и угрожать самой природе. Таким образом, мы не объединяем текстиль животных (шерсть) и растений (лен) и не смешиваем жизнь животных (молоко) и смерть животных (мясо). Что касается Красной коровы, Хирш говорит, что ритуал заключается в очищении людей от депрессии, вызванной напоминаниями о человеческой смертности.

Я считаю, что хуким это законы, специально предназначенные для обхода рационального мышления, префронтальной коры головного мозга. Корень, из которого происходит слово хок, это h-k-k, означающий «гравировать». Письмо остается на поверхности; гравировка режет глубже поверхности. Ритуалы уходят в глубину ума и по важной причине. Мы не вполне рациональные животные, и мы можем совершить серьезную ошибку, если возомним иначе. У нас есть лимбическая система, эмоциональный мозг. У нас также есть чрезвычайно мощный набор реакций на потенциальную опасность, расположенные в миндалине и вызывающие у нас бегство, оцепенение или борьбу. Моральная система, чтобы быть адекватной человеческому состоянию, должна признавать природу человеческого состояния. Она должна обращаться к нашим страхам.

Самый глубокий страх у большинства из нас — это смерть. Как сказал Ла Рошфуко: «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор» Немногие исследовали смерть и трагическую тень, которую она бросает на жизнь, более глубоко, чем Когелет (Екклесиаст):

«Потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все — суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах» (Еккл. 3: 19-20).

Знание о том, что он умрет, лишает жизнь Когелета всякого смысла. Мы понятия не имеем, что произойдет после нашей смерти с тем, чего мы достигли в жизни. Смерть смеется над добродетелью: герой может умереть молодым, а трус дожить до старости. И тяжелые утраты трагичны по-разному. Потерять тех, кого мы любим, значит порвать нить нашей жизни, возможно, непоправимо. Смерть оскверняет в самом простом и абсолютном смысле: смертность открывает пропасть между нами и вечностью Бога.

Именно к этому страху, экзистенциальному и элементарному, обращен обряд Красной коровы. Животное само по себе является символом чистой, животной жизни, неукротимой, необжитой. Красное, как алая шерсть, это цвет крови, сущность жизни. Кедр, самый высокое из деревьев, являет собой растительную жизнь. Иссоп символизирует чистоту. Все это превращается в пепел огнем — мощная драма смертности. Пепел растворяется в воде, символизирующей непрерывность, поток жизни и потенциал возрождения. Тело умирает, но дух течет дальше. Поколение умирает, но рождается другое. Индивидуальные жизни заканчиваются, но жизнь продолжается. Те, кто живут после нас, продолжают то, что мы начали, и мы живем в них. Жизнь — это нескончаемый поток, и след от нас переносится в будущее.

Человеком в наше время, который наиболее глубоко испытал и выразил то, что чувствовал Когелет, был Толстой, рассказавший свою историю в эссе «Исповедь». К тому времени, когда он писал его, уже были опубликованы два величайших романа: «Война и мир» и «Анна Каренина». Его литературное наследие было в безопасности. Его величие было общепризнанным. Был женат, имел детей. У него было большое поместье и его здоровье было хорошим. И все же он был охвачен чувством бессмысленности жизни перед лицом знания, что мы все умрем. И вспоминая Когелета (Соломона), думал о самоубийстве, неотступно размышляя над вопросом:

«Зачем мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?» Еще иначе выразить вопрос можно так: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?»

Он искал ответ в науке, но все, что она открыла ему, было:

«В бесконечно большом пространстве, в бесконечно долгое время, бесконечно малые частицы видоизменяются в бесконечной сложности»

Наука занимается причинами и следствиями, а не целью и смыслом жизни. В конце концов, он пришел к выводу, что только религиозная вера спасает жизнь
от бессмысленности.

«Знание разумное не дает смысла жизни, исключает жизнь».

Что-то необходимо, кроме рационального знания.

«Я был неизбежно приведен к признанию того, что у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное — вера, дающая возможность жить».

«Вера есть сила жизни»

«Если человек понимает призрачность конечного, он должен верить в бесконечное. Без веры нельзя жить».

Вот почему, чтобы победить осквернение контактом со смертью, должен быть ритуал, который обходит рациональное знание. Отсюда обряд Красной коровы, в котором смерть растворяется в водах жизни, и те, кто прошел через обряд, снова становятся чистыми, могут быть в окрестности Шехины и восстановить связь с вечностью.

У нас больше нет ритуала Красной коровы и семидневного очищения, но у нас есть шива, семь дней траура, в течение которых другие люди утешают нас и воссоединяют нас с жизнью. Наше горе постепенно растворяется в общении с друзьями, как пепел Красной коровы растворялся в «живой воде». Мы выходим из шивы все еще скорбящими, но в некоторой степени очищенными, просветленными, способными вновь воспринимать жизнь.

Я верю, мы можем выйти из тени смерти, если позволим себе исцеляться Богом жизни. Однако для этого нам нужна помощь других. «Заключенный не может освободить сам себя из тюрьмы», — говорит Талмуд.[v] Нужен был коэн, чтобы окроплять водой очищения. Необходим утешитель, чтобы облегчить наше горе. Но вера — вера из мира хок глубже рационального ума и может помочь лечить наш самый глубокий страх.

I believe that we can emerge from the shadow of death if we allow ourselves to be healed by the God of life. To do so, though, we need the help of others. “A prisoner cannot release himself from prison,” says the Talmud. It took a Kohen to sprinkle the waters of cleansing. It takes comforters to lift our grief. But faith — faith from the world of chok, deeper than the rational mind — can help cure our deepest fears.

Шаббат Шалом,

___

[i] Saadia Gaon, Beliefs and Opinions, Book IIII.

[ii] Yoma 67b.

[iii] Rambam, The Guide for the Perplexed, III:31.

[iv] Commentary to Leviticus 19:19.

[v] Brachot 5b.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Джонатан Сакс: Когелет, Толстой и Красная корова. Перевод Бориса Дынина

  1. Я наконец-то смог понять парадокс ритуала Красной Коровы, который очищал нечистого, но делал нечистыми тех, кто занимался приготовлением очищающей смеси.

    Мне очевиден рациональный аспект «духовной нечистоты» от прикосновения к «источнику самой большой нечистоты» (труп человека, могила или орудие убийства): это депрессия (или защитные механизмы от этой депресии), вызванная напоминанием о человеческой смертности.
    Кстати: это напрямую связанно с траурными ритуалами любой человеческой культуры, где для преодоления такой депрессии всегда необходимо время и определенные ритуалы на определенных этапах.

    Теперь можно рационально понять и парадокс ритуала Красной Коровы:
    Человек занимался приготовлением смеси с пеплом зарезанной коровы для духовного очищения других. На первый взгляд кажется, что он делал какое-то мистическое «очищающее средство», которое никак НЕ может сделать духовно нечистым его самого.
    Но в иудаизме (мнение РАМБАМа) любая мистика всегда имеет рациональную причину, притом именно в нашем земном мире или для него.
    А нам понятно, что сделавший смесь человек сам тоже получил «напоминание прикосновением» о человеческой смертности.
    Менее сильное напоминание, поэтому он может ритуально очистится уже ближайшим вечером — а вот коснувшийся трупа человека, могилы или орудия убийства должен ждать 7 дней.

    Огромное спасибо рабби Саксу за эту статью и Борису Дынину за её перевод.

    1. В нашем земном мире в СМИ настолько часто напоминают о человеческой смертности, что, кажется, во век не очистишься.

      1. Тут важны именно те «напоминания», которые наиболее часто сразу глубоко входят в «эмоциональное осознание» («даат»).
        Гипотеза р. Сакса говорит, что это «напоминания прикосновением». Это уже теоретически можно проверить.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.