Лев Сидоровский: Четыре танкиста и один писатель. Вспоминая Януша Пшимановского

Loading

А мне о человеке, который совершил без преувеличения подвиг, напоминает дома стопка его писем, книжка с автографом, да ещё миниатюрный танк-точилка, где по борту — слово «RUDY» и отпечатки четырёх ладоней…

Четыре танкиста и один писатель

Вспоминая Януша Пшимановского

Лев Сидоровский

ЭТО имя, дорогой читатель, мы узнали более полувека назад, когда в 1965-м увидели на телеэкране первый отечественный многосерийный фильм «Вызываем огонь на себя». Военный детектив, рассказывающий о подвиге советских и польских подпольщиков на оккупированной территории, с совсем молоденькой Людмилой Касаткиной в главной роли, Сергей Колосов снял по одноимённой документальной повести Овидия Горчакова и Януша Пшимановского… Ну а три года спустя, в сентябре 1968-го, мы больше недели по вечерам не могли оторваться от телевизора, увлечённые другой удивительной историей, которую придумал тот же Пшимановский. Она называлась: «Четыре танкиста и собака». Этому фильму тоже предшествовала книга, повествующая про интернациональный экипаж из танковой бригады имени Героев Вестерплятте 1-й армии Войска Польского, который составляли четыре друга — два поляка, грузин и русский: шестнадцатилетний сверх меткий стрелок-радист Янек Кос; наводчик Густлик Елень, который одним пальцем сгибал в кольца железные гвозди; виртуозный механик-водитель Григорий Саакашвили; командир Василий Семёнов — светловолосый лейтенант с «разноцветными» глазами, умевший предсказывать погоду по облакам (правда, в кино командирское место занял поляк Ольгерд Яруш). Пятым в экипаже был Шарик — собака танковой бригады. Ну а шестым героем и повести, и фильма стал сам танк Т-34, названный «Рыжим» (по-польски «Руды») в честь санитарки со светло-каштановыми волосами Маруси-Огонька…

* * *

СПУСТЯ ещё три года, летом 1971-го, мы опять, уже в новых сериях, общались с полюбившимися героями. И когда следом я оказался в Варшаве, не смог отказаться от соблазна с автором всех этих приключений познакомиться. Позвонив пану Пшимановскому, тут же получил приглашение немедленно на улице Идзиковского, что рядом с дворцом «Круликарня», его посетить. Так что спустя минут сорок высокий, стройный, с едва заметной сединой, с лучащимися улыбкой за стёклами очков глазами, — он шагнул навстречу: «Дзень добры!». И хоть был в домашней куртке, само рукопожатие и выправка мгновенно выдали «военную косточку». Впрочем, неудивительно: ведь этот писатель, журналист, драматург, публицист, общественный деятель был ещё и полковником Войска Польского…

Первым делом, дал полюбоваться своим садом, где и слива, и груша, и вишня, и яблони… И расположиться «для начала» предложил под яблоней, в удобных плетёных креслах. Нам принесли кофе, коньяк, какое-то печенье, и после первой рюмашки «за знакомство» гость посетовал на то, что о четырёх танкистах и Шарике известно много, а вот о человеке, который всё это придумал, почти ничего. Хозяин сада развёл руками:

Если это действительно уж такая «историческая ошибка», будем её исправлять. Родился я в Варшаве. Ни военных, ни писателей в роду не было. В школе у меня всегда не ладилось с орфографией, и я боялся на выпускном экзамене неприятностей. Поэтому, чтобы не краснеть за орфографию, решил что-нибудь написать, экзаменов не дожидаясь. Так стал сочинять — в основном про индейцев, ковбоев, и однажды учитель сказал: «Тебе же не о чем писать, у тебя же нет собственных жизненных наблюдений». Эти наблюдения дала мне Вторая мировая война. В 1939-м, когда она началась, мне было семнадцать…

Не раздумывая, юноша пошёл биться за отчизну, но гитлеровские захватчики с его страной расправились быстро. Как интернированный польский военнослужащий Януш оказался в Сибири. Едва разразилась Великая Отечественная, определился добровольцем в Красную Армию: наводчик противотанкового ружья, — он под знаменем 62-й отдельной Краснознамённой морской стрелковой бригады в приазовских плавнях сражался отважно. Однажды его командир, боцман Степан Волков, поднял взвод в атаку и упал, закрывая собственной грудью от пули очкарика-поляка из Варшавы. Но назавтра ранение всё ж случилось… Выйдя из госпиталя, вступил в Первый корпус новых польских вооружённых сил, сформированный на берегах Оки. Артиллеристом освобождал родную Варшаву. Потом стал военным журналистом. И после Победы продолжал служить в армии. К 1971 году у него уже вышло двадцать пять книг…

Я поинтересовался, насколько история про четырёх танкистов и Шарика для моего собеседника автобиографична. А первым делом попытался выяснить, водит ли он танк и любит ли собак. Пшимановский улыбнулся:

Танкистом не был, но стал им, когда работал над книгой «Студзянки». Это рассказ о танковом сражении, которое произошло в августе сорок четвёртого года южнее Варшавы, на Магнушевском плацдарме. Польские танки поддерживали советскую пехоту. Я написал исторический репортаж…

Для этого он собрал двести пятьдесят семь биографий участников сражения, сотни советских, польских и фашистских военных документов. В книге было более трёхсот снимков, которые опубликовал впервые. Сражение длилось восемь дней, и каждому автор посвятил большую главу с картой военной обстановки на этот момент. В конце книги привёл тысячу двести коротких биографий участников битвы…

— И вот, чтобы правдиво написать о танкистах, я пришёл на полигон. Научился водить боевую машину, стрелять… А из того, что в «Студзянки» не вошло, потом выбрал самые интересные приключения, приписав их экипажу танка «Руды»…

Между прочим, в реальной жизни было четыре человека, которые утверждали, что речь идёт именно об их танках (двое проживали в Советском Союзе: Виктор Тюфяков — в Алма-Ате, Павел Мижура — на Украине). И они, в общем-то, говорили правду, потому что все факты книги — из жизни, и нет в ней ничего придуманного.

Теперь о собаках. Люблю их очень. Ну, а в той, которая играла роль Шарика, вообще души не чаю. Она просто рождена артистом: понимала всё мгновенно. Когда после трёхлетнего перерыва съёмки возобновились и нам предлагали взять собаку помоложе, мы отказались…

Чем сам объяснял столь оглушительную популярность «Четырёх танкистов»?

Наверное, прежде всего всё дело в теме: мои герои рассказывают молодым о подвиге отцов, а взрослым помогают вспомнить дела минувших дней. Во-вторых, удовлетворена потребность в приключениях. В-третьих, огромная сила — в самом телевидении, когда фильм в один час, в одну минуту смотрят несколько миллионов. Экран тухнет, мальчишки выбегают на улицу — и мгновенно начинают играть в то, что увидели в очередной серии. Это нечто вроде «Тимура и его команды», но у Гайдара, к сожалению, телевидения не было…

Когда на основании первого тома книги были сделаны восемь серий фильма, Пшимановский думал: всё! Однако зрители решили иначе: телецентр завалили письмами с требованием продолжения. Тогда молодёжная редакция ТВ и харцерская (вроде нашей пионерской) газета «Свят млодых» предложили игру в «клубы танкистов». Рассчитывали, что откликнутся две-три тысячи детей, но в необычную забаву включились почти тринадцать тысяч «экипажей», и каждый состоял из «четырёх танкистов и собаки». Происходило всё так: «телевизионный штаб клуба танкистов» составлял задания для всех «экипажей» (например: «Отыщи танкиста, сражавшегося на боевом пути от Ленино до Берлина» — там, на Могилёвщине, под деревней Ленино, в октябре 1943-го приняла боевое крещение 1-я Польская дивизия имени Тадеуша Костюшко), а те в письменной форме рапортовали о выполнении. Тогда Пшимановский обратился к телезрителям: «Раз вы требуете продолжения, подскажите, что должно быть дальше». Подсказок пришло двадцать четыре тысячи! Писали и дети, и взрослые. Поскольку в восьмой серии командир экипажа Ольгерд погибал, авторы восьмисот посланий в связи с этим протестовали и советовали, как его оживить. Единодушным мнением было: каждый в экипаже должен дожить до Победы! (Некий корреспондент даже недвусмысленно угрожал: «Если хоть один танкист погибнет, с вами, пан полковник, тоже может что-нибудь случиться…»). В финале фильма непременно ждали свадьбы поляка Янека и русской Маруси… И Пшимановский подумал: а ведь многосерийные фильмы в какой-то мере подобны старинным легендам и сказкам, которые, почти все, кончаются одинаково — мол, «взял молодец красну девицу себе в жёны, и зажили они счастливо…» Если миллионы каждый день смотрят фильм, они привыкают к его героям, те становятся их друзьями, а друзьям обычно желают добра. Значит, требования зрителей надо исполнять… И он снова принялся сочинять про экипаж танка «Руды» (когда однажды в перерыве между работой прогуливался с женой по парку Лазенки, подошла группа мальчишек: «Пан полковник, нечего прохлаждаться, мы ждём продолжения») — так родились ещё тринадцать серий…

* * *

В НЕСКОЛЬКИХ метрах за серебристыми елями проглядывался двухэтажный особнячок — и меня пригласили в дом, осмотрев который, поднялся в просторный кабинет. Вход туда охраняла деревянная собачонка, «друг Шарика», которую сделали ребятишки из города Чеплице. Ей, действительно, было что сторожить, потому что, кроме шкафов, набитых книгами, и уникальной коллекции оружия, за дверью ещё располагался настоящий Музей четырёх танкистов и их четвероногого друга. Прежде всего, привлекли моё внимание изделия юных умельцев, которые смастерили любимых персонажей из самых разных материалов. К тому же изображения отважного экипажа и верной собачки красовались на джинсах, футболках, обёртках шоколада, расчёсках, школьных пеналах, брелоках, часах, воздушных шариках, носовых платках и многих, многих значках. Тут же выстроилась целая колонна из pancerny «Rudy»: танк для заточки карандашей, танк-копилка, танк-ластик, танк-фонарик, танк-свистулька. Я дунул в пушку как раз одного такого — раздался оглушительный свист, открылся люк, и из него выскочил Шарик…

А настоящего Шарика, того самого, из фильма, я сфотографировал, когда гостеприимный дом покидал: оказывается, великолепная овчарка теперь жила под этой крышей…

* * *

ДА, к той поре, он, солдат Второй мировой, обрёл большую известность и благополучие. Казалось бы, чего ещё желать? Но вдруг взялся за дело, сложнее которого трудно себе что-либо представить. А началось всё, вроде бы, с незначительного эпизода. Написал полковник Пшимановский уже упоминавшуюся выше книгу «Студзянки» (о том, как во время боёв на Мангушевском плацдарме деревня с таким названием четырнадцать раз переходила из рук в руки), где среди прочих упомянул погибшего офицера Зайнутдинова, — и вдруг пришло письмо, из которого автор узнал, что его исторический репортаж стал в далёком узбекском доме чуть ли святыней. Вот тогда-то и задумался: а может, именно так увековечить память советских воинов, павших за освобождение Польши?

И в 1987-м книга «Память Польши» увидела свет — два тома большого формата, изданные бережно и любовно: в первом — рассказы о героях, воспоминания, фотографии мемориалов; во втором — списки погибших, с указанием мест их захоронения. «Пусть каждый экземпляр этой книги, — писали составители, — явится скромным, но дорогим сердцам сотен тысяч советских семей памятником. Открытая на нужной странице книга расскажет родным, потомкам героев о тех, кому мы обязаны жизнью». В первом издании оказалось всего 78556 фамилий. Расчёт был на письма родных. И они, действительно, сразу же стали поступать в таком изобилии, что возникло решение: без перерыва приступить ко второму изданию. Там фамилий намечалось уже более шестисот тысяч! Стоило это небольшой группке энтузиастов во главе с Пшимановским нескольких лет воистину каторжного труда. Если бы не его вера в необходимость задуманного, талант, энергия, да и пробивная мощь, то из затеи вряд ли бы что получилось…

Однако с головокружительной быстротой стали нарастать трудности, перед которыми даже герой моего повествования оказался бессилен. Социалистический лагерь рухнул, СССР развалился, и в Варшаве (где, кстати, «Четыре танкиста» сразу оказались под запретом) вместе с агентством «Интерпресс» ликвидировали издательство, которое первую книгу выпустило. После чего над новыми собранными материалами нависла смертельная угроза. Тогда, пользуясь законами «свободного рынка», Пшимановский права на «Память Польши» выкупил вместе с архивом. Причём, чтобы получить для этого в банке кредит (на убийственных процентах!), ему пришлось продать тот самый дом с садом, которым я в 1971-м восхищался. Полковник переслал материалы в Москву, но издательство при АПН ликвидировали тоже — и работа над книгой заглохла. Дабы своё детище всё же спасти, пан Януш продал и другой, маленький домик (в котором жил последние месяцы), собрался выехать в Москву, но… Сердце не выдержало, и 4 июля 1998 года его не стало…

А мне о человеке, который совершил без преувеличения подвиг, напоминает дома стопка его писем, книжка с автографом, да ещё миниатюрный танк-точилка, где по борту — слово «RUDY» и отпечатки четырёх ладоней…

Януш Пшимановский и кадр из фильма «Четыре танкиста и собака»
Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Лев Сидоровский: Четыре танкиста и один писатель. Вспоминая Януша Пшимановского

  1. «Тогда, пользуясь законами «свободного рынка», Пшимановский права на «Память Польши» выкупил вместе с архивом.»
    Если бы сохранилась советская власть и книгу издали бы как по маслу, это было бы лучше для книги, но…
    В забвении тех сотен погибших виновны не только поляки-«русофобы», но и те советские руководители, кто таким макаром поработил Польшу, используя подвиг советских солдат. И те спекулянты на победе, кто проводит помпезные торжества каждый год. У людей просто отторжение к насильному навязыванию любви к чему бы то ни было, потому что понимают, что раз насильно, значит за этим стоят советские жулики от политики. Увековечение памяти должно быть делом не одного Пшимановского, а большинства поляков, но почему поляки не торопятся благодарить советских солдат? Спекуляция на победе очень сильно дискредитировала тему, над которой работал Пшимановский и, конечно, не его это вина. Когда сейчас российские дети встают на колени перед ветеранами это уважение или это театр?

  2. Многократно бывал в Польше.
    С антисемитизмом встречался постоянно, от прохожих до члена ЦК ПОРП. Это само собой.
    Но однажды, в Лодзи, зашли с коллегой в сквер напротив Политехники.
    Знали, что там есть «небольшое» захоронение советских воинов; решили положить цветы.
    То, что увидели, неописуемо. Все надгробия были разбиты и загажены до предела.
    Пожаловались «принимающей стороне». Что-то они исправили.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.