Элла Грайфер

Глядя с Востока

34. Холокост вчера, сегодня и…

А в часах моих изменился такт —

То ли сломаны, то ли брак —

И такой же «тик», и как прежде «так»,

Только все же не так, не так…

Беспокойно ночью, тревожно днем

Рваным ритмом: Не спать, не спать!..

Будто там внутри поселился гном,

И часы повернули вспять.

Н. Болтянская

Феномен стакана

В работе Ленина «Еще раз о профсоюзах» есть, очень поучительная история про диалектику и стакан. В.И. доходчиво и просто объяснил Коллонтай, что даже обыкновенный стакан рассматривать можно с разных сторон. Можно видеть в нем предмет из стекла и заняться вплотную химическим составом, можно, с другой стороны, изучить его в качестве цилиндра как геометрического тела, можно им кому-то в горячей дискуссии в голову запустить, а можно просто – налить и выпить (и опять же немаловажно, что, когда и с кем!).

Так вот, сдается мне, именно этого мудрого и своевременного замечания Владимира Ильича ох как недостает нам во всех наших бесконечных дискуссиях вокруг Холокоста. Теоретически ведь можно его рассматривать и как закономерное продолжение некоторых аспектов еврейской истории, и как один из многих геноцидов ХХ века, и как важнейший эпизод Второй Мировой войны, и как фактор технического прогресса в деле разработки и совершенствования газовых камер. Осмысленным и оправданным является, в принципе, любой из этих подходов, но очень часто обессмысливается это занятие совершенно неоправданными перескоками с одного на другой и ритуальными припевками насчет абсолютной уникальности и неповторимости.

Вообще-то, если разобраться, любое событие в истории в чем-то уникально, и, тем не менее, изучение и осмысление возможно только путем сравнения его с другими, не менее уникальными, с целью выявления сходств и различий. Вот и давайте попробуем без истерики выяснить, какой аспект Холокоста важен и интересен именно нам, с чем его в этой связи можно и нужно сопоставить и какие из этого для нас, в принципе, могут следовать выводы.

Итак – что есть Холокост? Массовое убийство. Правильно. Вот именно на этом основании товарищи вегетарианцы не так давно возвестили граду и миру, что мясо- (в т.ч. и куро-) едение есть Холокост у нас на тарелке. Соглашаться с ними как-то не хочется, поэтому быстро добавляем, что речь идет о массовом убийстве ЛЮДЕЙ. Хорошо. Но недостаточно. Потому что на Первой, например, Мировой войне люди вполне массово друг друга на тот свет отправляли, но… отправляли взаимно. Все друг в друга палили: не я его – так он меня!.. А которые не палили, тех, как правило, и не трогали… (Для евреев, конечно, как всегда, исключение сделали, однако даже и их отнюдь не тотально уничтожали… тогда, во всяком случае.) Пока что вносим следующее уточнение: Холокост — это массовое убийство людей гражданских, которые той же монетой отплатить своим убийцам не смогут, даже если очень захотят. Но и это еще не все.

Не раз и не два встречались в истории массовые убийства гражданского населения с целью его запугать, покорить, подчинить своей воле. Воля эта могла быть различной. Например, в случае армянской резни 1915 г. задача стояла – людей этих, по стратегическим соображениям, из данного района прогнать. Во время Второй мировой бомбардировки городов Германии и Японии предпринимались, чтобы армии соответствующих стран заставить признать себя побежденными. Теперешние взрывы в Лондоне, Нью-Йорке или Мадриде есть не что иное, как требование признать претензии исламистов на мировое господство, а за резней в Руанде просматриваются явственно проблемы перенаселенности. Так вот, за Холокостом никаких подобных причин ни под каким микроскопом не разглядишь.

В Германии евреев приводить к покорности совершенно не требовалось, они и так давным-давно были католиками больше самого Папы. В странах, которые Германия захватывала, поведение евреев либо не отличалось ничем от поведения прочих двуногих, либо дополнительное сопротивление их возникало в ответ на дополнительные немецкие репрессии, а никак не наоборот. Да только ли немецкие там были репрессии? В России и Польше, в Прибалтике, и во Франции немцам надо было всего лишь организовать и направить то, что само рвалось наружу. Не так давно американец Гольдхаген  фурор произвел, доказав документально, что поддерживало большинство немцев антисемитскую политику Гитлера. Открыл, что называется, Америку через форточку… На украинцев бы поглядел!

Из вышеуказанного, в частности, следует, что никакой опасности для Германии на тот момент евреи не представляли. В одиночку организовать сопротивление были они решительно неспособны, а прочий местный люд был к ним отнюдь не расположен. Так, может – выгода? Оно конечно, пограбили они там хорошо, но при таком раскладе – убивать-то зачем? Прикиньте-ка: Зондеркоманды пить-есть просят, и опять же транспорт, оружие… на один Бабий Яр, небось, патронов столько ушло, что на небольшое сражение хватит. А газовые камеры? Это сколько ж требуют газу! А крематории – топливо-то соображаете нынче почем? А охрана… опять же, от фронта с кровью сердца отрывать приходится. При всем рациональном использовании трупов работали товарищи явно себе в убыток. Так чего же ради?..

Еще раз дополняем наше определение: Холокост есть массовое убийство гражданского населения, причины которого на рациональном уровне определить невозможно. На практике из этого следует очень важный вывод: компромиссом Холокост не предотвратить. Можно себе представить (хотя бы теоретически) замену бойни трансфером в Армении или Руанде, капитуляцию Германии и Японии (да она же и наступила, в конце концов) и даже признание Америкой мирового господства Бен Ладена. Но невозможно удовлетворить требования, которые не предъявляются, и никакой данью не откупиться от убийцы, готового бескорыстно убивать за собственный счет.

Вот это и есть ГЛАВНАЯ, наиболее для нас важная характеристика Холокоста. Именно поэтому не имеет смысла сравнивать с ним ни кур, ни палестинцев, но невозможность на рациональном уровне не следует ни в коем случае путать с невозможностью объяснения ВООБЩЕ. В такую ошибку впадали многие, как евреи, так и неевреи. Приписывая Холокосту уникальный статус «непостижимого, абсолютного зла», упускали они из виду, что выгода бывает не только материальной.

Феномен крошки Цахеса

Она полагала, что за все, в чем природа

мачеха отказала малышу, вознаградит его

странным таинственным даром, в силу коего

все замечательное, что в его присутствии

кто-либо другой помыслит, скажет или

сделает, будет приписано ему, да и он в

обществе красивых, рассудительных и

умных людей будет признан красивым,

рассудительным и умным и вообще всякий

раз будет почтен совершеннейшим в том

роде, с коим придет в соприкосновение.

Э-Т-А. Гофман

Никогда не понимала и до сих пор не пойму, почему сказки Гофмана издавались у нас Детгизом. Может, в целях обороны от советской цензуры? Во всяком случае, детскими сказки эти не были никогда. Слишком они реальны, в какие бы мистические оборочки их ни обряжали.

Да, так вот… Добрая фея, облагодетельствовавшая уродливого недоумка, прекрасно понимает, что общественное мнение (а вследствие оного и мнение самого субъекта о себе), как минимум, ничуть не менее важно, чем то, что на самом деле он делает или не делает, чем обладает или не обладает. И если чужие заслуги систематически приписываться будут ему, то, естественно, промахи его кому-то другому должны приписываться, о чем у Гофмана также сказано в своем месте. Но фея (вернее, Гофман!) осмысливает это на сознательном, вербальном уровне, большинство же людей хранят это знание на уровне подсознания, не формулируя, но учитывая при решениях и поступках.

Всякий человек совершает в жизни своей такое, чем может гордиться, но и такое, что наоборот, всякое сообщество может найти в своей истории эпизоды те и другие. Но хранить в индивидуальной или коллективной памяти стремится, разумеется, только первые. Вторые же, даже на момент самого свершения, принято на свой счет не относить, но приписывать непременно кому-нибудь другому: «Да если б водку гнать не из опилок/Так чё б нам было – с пяти бутылок!» (В. Высоцкий). И уверяю вас, это вовсе не ложь. Оправдывающийся и сам свято верит в свою невинность: Ну не может такого быть, чтобы я!.. Да нет же, это просто я болею, а вообще-то я белая, пушистая…

…Героиня Достоевского, девушка-подросток, стыдится своих садистских фантазий, и потому… приписывает их евреям:

…Вот у меня одна книга, я читала про какой-то где-то суд, и что жид четырехлетнему мальчику сначала все пальчики обрезал на обеих ручках, а потом распял на стене, прибил гвоздями и распял, а потом на суде сказал, что мальчик умер скоро, чрез четыре часа. Эка скоро! Говорит: стонал, все стонал, а тот стоял и на него любовался. Это хорошо!

— Хорошо?

 — Хорошо. Я иногда думаю, что это я сама распяла. Он висит и стонет, а я сяду против него и буду ананасный компот есть. Я очень люблю ананасный компот. Вы любите?

Алеша молчал и смотрел на нее. Бледно-желтое лицо ее вдруг исказилось, глаза загорелись.

— Знаете, я про жида этого как прочла, то всю ночь так и тряслась в слезах. Воображаю, как ребеночек кричит и стонет (ведь четырехлетние мальчики понимают), а у меня все эта мысль про компот не отстает». («Братья Карамазовы»)

Гитлер вполне сознательно готовит и начинает войну, будучи в то же время вполне уверен, что это не он – это все ее евреи. Помилуйте, ну не может же, в самом деле, такой хороший фюрер, которого так любит народ… И он не лгал, он в самом деле искренне верил в еврейское всемогущество и глубоко был потрясен совершеннейшим равнодушием к Америки к судьбе тех, кто, по непоколебимому его убеждению, всю жизнь в ней из-за кулис все веревочки дергал.

Поступки, мысли и обстоятельства, представляющиеся постыдными, принято, стало быть, всеми силами сваливать на кого-то другого. Немалое место среди таких постыдных обстоятельств от века занимали проявления СЛАБОСТИ, неумения справиться с серьезной проблемой. Взять, к примеру, такую деликатную материю как ослабление мужской потенции. Что может быть причиной? Может, жена разонравилась, может – просто возрастное… Но не может же настоящий мужчина сознаться сам себе в таком промахе. И вот возникает объяснение: «Это, влияние силы нечистого происходит с божьего попущения и распространяется на временные или постоянные препятствия к совершению супружеского акта… мы знаем, что ведьмами возбуждается в таинстве брака такая неприязнь между супругами и такое охлаждение в области полового соития, что они не в состоянии заботиться о потомстве через исполнение своих супружеских обязанностей». («Молот ведьм»).

Неумение управлять погодой автоматически влекло за собой обвинение тех же ведьм в градобитиях, засухах и прочих неурожаях. В наши дни причины неуправляемости все тех же метеорологических факторов искать принято в «парниковом эффекте», «озоновой дыре» и прочих порождениях алчности гадов-капиталистов. Полное отсутствие микробиологии просто не оставляло другого выхода, кроме как тех же евреев обвинить в распространении чумы (сегодня их же, по причине неразработанности эффективных методов лечения, обвиняют, соответственно, в СПИДе).

Понимаю, что как-то несолидно столь пустячной причине приписывать море крови и горы трупов. Нынче причины у всех явлений искать принято серьезные, на уровне свершений глобально-экономических, но… ведь и свершения эти, на самом-то деле, не самоцель. Что, скажем, толку человеку с того, что закупить он может полгорода? Что он с этим полгородом делать станет? Как в том старом еврейском проклятье: «Чтоб был у тебя дом в сто этажей, на каждом этаже по сто комнат, в каждой комнате по сто кроватей, и чтоб вечно тебя в лихорадке с одной на другую кидало!»?

Понятно, что ради этого никто не будет потом и кровью зарабатывать миллион. А будет он это делать только и исключительно, потому что иметь миллион ПРЕСТИЖНО! Потому что будет ему за это от людей почет и уважение, и будут они исполнять его решения, и приобретет он над ними власть. Ради этого все на свете и делается: кому все окружающие говорят, что он хороший, тот и сам вполне может поверить в это. От этого же, в свою очередь, представьте себе, зависит очень многое. Послушаем психолога:

«Им (испытуемым) предлагали решать различные интеллектуальные задачи, якобы для проверки их уровня. Все задачи не имели решения, но люди об этом не знали. Они пытались их решать, но всякий раз безуспешно. Их дружески и удивленно корили: » Что же вы не справляетесь с такими простыми заданиями? Мы ожидали от вас большего. У других это получалось лучше» – и так далее, в том же духе. После нескольких таких комментариев, подрывающих уверенность в себе, большинство людей впадало в состояние тревоги, отчаяния, словом, тяжелого стресса, ибо наносился удар по их самооценке. И тут-то им предлагали простую, решаемую задачу, а они с ней тоже не справлялись…человек с высокой самооценкой, при всех обстоятельствах сохраняющий уважение к себе, более устойчив к неудачам, чем человек с чувством внутренней ущербности… Для человека с низкой самооценкой любая неудача оборачивается личностным крахом, он прежде всего оценивает самого себя и, выставив себе отрицательную оценку, приходит в отчаянье. (В. Ротенберг).

Вот ради этой самой высокой самооценки всеми правдами и неправдами наживают миллионы, ради нее и войны ведут с теми, кто хорошести нашей не признает, а норовит, наоборот тому, на тот пьедестал забраться, что облюбовали мы для себя. Но открытое соперничество, сколь бы ни было оно ожесточенным, протекает на рациональном уровне и оставляет всегда возможность компромисса. Наш случай хуже.

Самоуважение некоторого индивида или социума под угрозой, а соперника либо вовсе нет (не считать же таковым собственное слабое здоровье или взбунтовавшиеся гормоны!), либо он не поддается обнаружению (как чумная бацилла в средние века), либо «видит око, да зуб неймет» (как недосягаемый за нефтедолларовым барьером современный исламизм). Вот тут-то и возникает «ситуация Холокоста». Если в ситуации реального соперничества противник может сдаться (признать власть победителя), подтверждая тем самым, что победитель «лучше», или найти компромисс, чтобы был он, по крайней мере, «не хуже», то «козел отпущения» ничего такого сделать не может.

Не может еврей XIV века микробиологию изобрести, не может средневековая «ведьма» осчастливить соседа виагрой. Не может и современный Израиль, даже если дружно и добровольно всем кагалом повесится, охоту к мировому господству у исламистов отбить. Но никому и никогда жертва этого не докажет, ибо услышать ее доказательства означает для убийцы признать свою несостоятельность, на что, сами понимаете, способен далеко не каждый.

Из вышеописанного следуют два вывода:

1. В ситуации «Холокоста» в истории оказывались не одни только евреи. Во многом аналогична ему, скажем, «охота на ведьм», не очень отличаются и массовые истребления «классового врага»–  в России, Китае, Кампучии, но в первом случае несравним масштаб, а во втором жертвам оставлялась возможность «перевоспитания» (хотя и более в теории, нежели на практике). На разных исторических этапах разные бывали у нас попутчики: прокаженные и ведьмы, аристократы и буржуи, иноверцы и еретики… Но редко когда в поисках «козла отпущения» обходили еврея. Так было, есть и будет.

Заклинания, типа «Это не должно повториться!» не более результативны, чем телевизионное гипнотизирование банок из-под огурцов. Бывали, разумеется, в истории периоды, когда ничего особого не случалось, возникала иллюзия разумной упорядоченности и вечной стабильности, на все вопросы давались рациональные ответы и евреи могли жить «как все», и даже ассимилироваться нередко успевали. Бывали, и даже, хочется надеяться, еще будут, но наше-то время, похоже, не из таких.

Вот вы, к примеру, можете, гарантировать обществу, в котором живете, на протяжении всей его истории полное отсутствие экономических кризисов, стихийных бедствий, военных поражений, и чтоб всегда во всех кранах была вода? Вот видите – и я тоже не могу.

2. Против того, что израильский пиар (и еще много чего в Израиле!) удручающе бездарен, возразить, разумеется, невозможно. Но глубоко ошибается тот, кто именно этому обстоятельству приписывает безрезультатность попыток доказать западному общественному мнению, что мы не верблюды. Не надейтесь –  речь идет не о каких-то территориях и даже не о самом существовании нашего государства. На самом деле речь идет о самоуважении крепко униженной Европы (а может быть, уже и Америки). Кризис ХХ века связан был с распадом деревни и экономическими катастрофами. Поскольку ответа на этот вопрос никто не знал, его объявили «еврейским» и принялись решать окончательно. Нынешние проблемы Западной цивилизации решать, похоже, еще труднее и странно было бы, если бы кто-то кроме евреев в конце концов оказался во всем виноват.

К сожалению, огромное большинство евреев не только что в диаспоре, а даже и в самом Израиле, оказываются в ситуации гофмановского Бальтазара: Он-то к окружающим обращается в полной уверенности, что они реагируют на его слова и действия, в отчаянии и растерянности пребывает оттого, что реагируют они, вроде бы, совершенно неадекватно. А они-то на самом деле его не видят. Они видят крошку Цахеса, и все его мерзости приписывают Бальтазару, а все достоинства Бальтазара, соответственно, крошке Цахесу. Только у Цахеса достаточно было выдернуть три волоска, чтобы все снова встало на свое место, а тысячелетние антисемитские предрассудки так легко, увы, не выдергиваются.

Ты к нему – по-людски, говоришь на общем с ним языке. Не только в смысле лексики и грамматики, а в смысле общей социальной принадлежности: одни книжки читали, за одной партой сидели, в одном дворе гоняли мяч… А он тебя не видит. Он видит какие-то свои проблемы, к тебе либо вовсе отношения не имеющие, либо (что чаще!) в той же самой мере перед тобой стоящие, столь же тяжелые, неразрешимые для тебя, как и для него…

Он – это немецкий интеллектуал, которому легче газовую камеру для вчерашнего коллеги сконструировать, чем сознаться в своем бессилии перед экономическим кризисом и политическим разбродом.

Он – это французский обыватель, которому выдача соседа гестапо «добровольное сотрудничество на идейной почве» позволит изобразить и позабыть о позоре поражения.

Он – это украинский крестьянин, который и мысли не допускает отомстить власти за голодомор, ибо власть, как известно, от Бога, но выход найдет, насадив на штык твоего трехлетнего сына.

Он – это польский лавочник, с отчаянием понимающий всю безнадежность сопротивления что Германии, что России, и оттого глубоко возмущенный наглостью недорезанных евреев, требующих обратно свое разграбленное имущество.

Он – это русский коммунист, уверенный, что только из-за проклятых космополитов вождь и учитель полстраны посадил, вместо индустрии построил египетскую пирамиду, а урожай приходится собирать с полей Канадчины, Канзасщины и Оклахомщины.

Он – это американский профессор, пылко мечтающий о всемирной гармонии и обнявшихся миллионах, что в рамках его мировоззрения вполне достижимо, если бы только не злокозненные израильские поселения…

Причем, самый-то цимес – это евреи, вполне искренние (вплоть до героизма не полях сражений Первой Мировой) патриоты Германии или Франции, ремесленники из украинского местечка, вымиравшие с голоду вместе с деревенской своей клиентурой, партизаны Армии Краёвой, российские коммунисты или американские профессора, чье мировоззрение ну совершенно не отличается от мировоззрения коллег-товарищей…

Всю жизнь верили, всю жизнь думали, что принадлежат они с нееврейскими собратьями к какому-то реальному «мы», а тут выходит – он это он, а я это я, и есть тут две большие разницы.

…Только не надо, не надо мне доказывать, убеждать, что «не все такие». Знаю –  другие есть. Были и есть такие, что не предавали, что защищали и прятали даже ценою собственной жизни. Но не забывайте же, что угрожали им не только репрессии, но, прежде всего –  непонимание и остракизм в среде соседей, родных и близких. Что шли они против течения, что даже ценою собственной жизни изменить ситуацию, переломить общественное мнение они не могли. Никогда не могли и сейчас не смогут тоже. Так что при всем моем уважении (граничащем местами с преклонением!) о них тут речи нету. Речь идет о подавляющем большинстве.

А с большинством этим говорить, увы, не о чем. Не поможет тут ни самый квалифицированный пиар, ни самая очевидная истина. Потому что они нас НЕ ВИДЯТ.

Феномен Дориана Грея

… Он убьет прошлое, и, когда прошлое умрет, Дориан Грей

будет свободен! Он покончит со сверхъестественной

жизнью души в портрете, и когда прекратятся эти

зловещие предостережения, он вновь обретет покой.

Дориан схватил нож и вонзил его в портрет.

Раздался громкий крик и стук от падения чего-то

тяжелого… Войдя в комнату, они увидели на стене

великолепный портрет своего хозяина во всем блеске его

дивной молодости и красоты. А на полу с ножом в груди

лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было

морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по

кольцам на руках слуги узнали, кто это.

О. Уайльд

Итак, Холокост – это массовое убийство беззащитных людей, причиной и смыслом которого является не что иное, как отчаянная попытка убийцы «сохранить лицо», не столь даже перед другими, сколь перед самим собой. Паническое бегство от признания своего бессилия, судорожное отталкивание неразрешимой проблемы. Для жертвы ситуация эта безнадежна, ибо того, кто сможет хоть как-то себя защитить, в таком случае в жертву не выберут. Кто в глубине души и сам знает, что он – молодец против овец, вряд ли по доброй воле пойдет на тигра, а если по ошибке сыграет волка на псарне, то задуманный Холокост просто не состоится, так что не о чем тут и говорить.

У жертвы, стало быть, шансов нет. А вот для убийцы возможны варианты.

Не исключено, к примеру, что сожжение соседки-ведьмы сыграет роль «плацебо» и поможет нашему импотенту вторую молодость обрести. Останется он, стало быть, в прямом выигрыше. Борцам с чумой методом изгнания евреев такая удача не светит: еврей-то уйдет, да чума-то останется. Но уж, по крайности, больше ее от этого не станет. Ничего наши борцы не выиграли, но ведь и не проиграли ничего, так что на самом-то деле им, представьте, крупно повезло, потому что гораздо чаще за Холокост приходится платить. Весомо, грубо, зримо.

Дело в том, что убийца, назначая жертву ответственной за свои собственные неудачи и тупики, естественно, из этих самых тупиков не может увидеть выхода, не может даже его искать, ибо в его представлении вопрос решен. Но… только в его представлении. На самом-то деле проблема никуда не девается. А нерешенные проблемы грозят обернуться бедой, которую иной раз можно было бы предотвратить, если бы соответствующие головы заработали в нужном направлении.

Но работают-то они как раз в противоположном. Вот пример из не очень давней российской истории. Всем нам известный Н.А. Некрасов в своем журнале «Современник» напечатал однажды стишок: Наш помещик Пантелеев/Век мотал, гулял и пил,/ А крестьянин Федосеев/Век работал да копил./И по мостовым столицы/ Пантелеев ходит гол,/А дворянские землицы/ Федосеев приобрел.

Действительно, примерно так оно и было. Помещики разорялись, сходили на нет, земельными собственниками становились разбогатевшие крестьяне. Но не решало это проблемы перенаселенности и истощения земель центральной России, от которой страдал местный народ. Некрасов, как известно, очень ему сочувствовал и в качестве выхода предлагал…(Кому на Руси жить хорошо):

Господу богу помолимся,

Древнюю быль возвестим,

Мне в Соловках ее сказывал

Инок, отец Питирим.

 

Было двенадцать разбойников,

Был Кудеяр — атаман,

Много разбойники пролили

Крови честных христиан,

 

Жили в дремучем лесу,

Вождь Кудеяр из-под Киева

Вывез девицу-красу.

 

Днем с полюбовницей тешился,

Ночью набеги творил,

Вдруг у разбойника лютого

Совесть господь пробудил.

 

Сон отлетел; опротивели

Пьянство, убийство, грабеж,

Тени убитых являются,

Целая рать — не сочтешь!

 

Долго боролся, противился

Господу зверь-человек,

Голову снес полюбовнице

И есаула засек.

 

Совесть злодея осилила,

Шайку свою распустил,

Роздал на церкви имущество,

Нож под ракитой зарыл.

 

И прегрешенья отмаливать

К гробу господню идет,

Странствует, молится, кается,

Легче ему не стает.

 

Старцем, в одежде монашеской,

Грешник вернулся домой,

Жил под навесом старейшего

Дуба, в трущобе лесной.

 

Денно и нощно всевышнего

Молит: грехи отпусти!

Тело предай истязанию,

 

Дай только душу спасти!

Сжалился бог и к спасению

Схимнику путь указал:

Старцу в молитвенном бдении

Некий угодник предстал,

 

Рек «Не без божьего промысла

Выбрал ты дуб вековой,

Тем же ножом, что разбойничал,

Срежь его, той же рукой!

 

Будет работа великая,

Будет награда за труд;

Только что рухнется дерево —

Цепи греха упадут».

 

Смерил отшельник страшилище:

Дуб — три обхвата кругом!

Стал на работу с молитвою,

Режет булатным ножом,

 

Режет упругое дерево,

Господу славу поет,

Годы идут — подвигается

Медленно дело вперед.

 

Что с великаном поделает

Хилый, больной человек?

Нужны тут силы железные,

Нужен не старческий век!

 

В сердце сомнение крадется,

Режет и слышит слова:

«Эй, старина, что ты делаешь?»

Перекрестился сперва,

 

Глянул — и пана Глуховского

Видит на борзом коне,

Пана богатого, знатного,

Первого в той стороне.

 

Много жестокого, страшного

Старец о пане слыхал

И в поучение грешнику

Тайну свою рассказал.

 

Пан усмехнулся: «Спасения

Я уж не чаю давно,

В мире я чту только женщину,

Золото, честь и вино.

 

Жить надо, старче, по-моему:

Сколько холопов гублю,

Мучу, пытаю и вешаю,

А поглядел бы, как сплю!»

 

Чудо с отшельником сталося:

Бешеный гнев ощутил,

Бросился к пану Глуховскому,

Нож ему в сердце вонзил!

 

Только что пан окровавленный

Пал головой на седло,

Рухнуло древо громадное,

Эхо весь лес потрясло.

 

Рухнуло древо, скатилося

С инока бремя грехов!..

Господу богу помолимся:

Милуй нас, темных рабов!

Читающий да разумеет: все проблемы разом решатся, как только зарежешь классового врага… С полной серьезностью утверждает это тот же самый Некрасов, что, вроде бы, правильно описал реальную ситуацию, в которой враг этот давно уже не опасен и ликвидировать его надобности нет – сам рассосется. И, вроде бы, не вовсе сущеглупый был Николай Алексеевич, но вот НЕ ВИДЕЛ противоречия. В упор не замечал. Вступившему (хотя бы теоретически!) на путь Холокоста, как правило, путь этот с тех пор представляется единственно возможным.

Никто лучше Достоевского, не ощутил гибельность такого пути. Как злой рок преследует его Холокост – и нет спасения. То судорожно кидается он в религию, весьма мало похожую на официальное православие, то инстинктивно пытается «перевести стрелку» на очень нелюбимых инородцев (поляки, евреи…), но сам же с ужасом убеждается, что это не выход… Сколь бы омерзительна ни была старуха-процентщица, смерть ее Раскольникову облегчения не приносит, ибо на самом-то деле НЕ В НЕЙ причина его беды. Всю жизнь искал, но так и не нашел выхода из жуткого заколдованного круга. А прочие и не искали.

…Восторженные студенты рядами и колоннами отправляются в народ, дабы Русь призвать к топору, а мужикам к топору неохота – других дел хватает. И ничего нашим идеалистам не остается, кроме как за мужицкую тупость царю отомстить. Мужики, для которых царь фигура культовая, очень на это обижаются и устраивают на всякий случай еврейский погром. Революционеры в восторге. Не потому даже, что считают евреев такими уж виноватыми (многие скорее наоборот!), но кого там на самом-то деле бить, это потом подправим. Главное – усвоить, что топор – лучшее средство от всех болезней.

Вся дальнейшая дискуссия на Святой Руси ведется уже исключительно в направлении, кого, когда и за что бить. Одни настаивают на расовом, другие на классовом враге, и только одинокий Столыпин с переменным успехом пытается что-то сделать для решения реальных проблем, за что его не любят ни те, ни другие. Напрасно старается он втолковать всем и вся, что великие потрясения – совсем не то же, что великая Россия. Весьма знаменательно, что убийца его одновременно был эсером-террористом и агентом охранки. Сомнительно, чтобы решился он ликвидировать столь высокое должностное лицо, не имея на то благословения ОБОИХ хозяев…

Итак, «союзники» били евреев, эсеры стреляли чиновников, большевики… это долго рассказывать, да все и сами знают… Ну, а как же проблемы? А никак. За прошедшие 70 лет не пытался никто в России всерьез решать ни аграрный вопрос (и повезли, в конце концов, из Америки пшеницу!), ни национальный (и развалилась империя к чертям!), ни дееспособную промышленность создавать (кроме, разве что, ВПК, да и тот новых разработок не делает уже, все больше экспортирует прежние достижения).

Холокосты приходят и уходят – проблема остается. И усугубляется. И чем она труднее, тем больше убийцам хочется убивать, ибо никакой другой методы решения проблем они не знают. Не прибавилось потенции – не ту, значит, ведьму сожгли, продолжаем охоту. Следующая ведьма уже не будет известной знахаркой, но и про нее, помнится, когда-то слухи ходили… Когда же и это не поможет, остановимся на той, про которую и слухи не ходили, а просто баба вредная. Потом настанет очередь этой, что, может, характером даже и ничего, но вот угораздило ее с инквизиторовой любовницей на базаре поругаться…

…Кончится тем, что, придя однажды с работы, обнаружит наш самоотверженный борец с колдовством пропажу собственной супружницы. И не помогут никакие свидетельства о всегдашнем ее благочестии, ни доказательства, что не станет же она действовать себе в убыток. Не менее десятка соседок подтвердят хором, что своими глазами видели, как она летала на метле… И возведет тогда несчастный очи свои горе, и взглянет на календарь, а на нем-то как раз и значится год 1937…

Хотя Холокост немецкого производства наиболее совершенным был из всех доселе совершенных, как по степени разработанности, так и по широте охвата, не говоря уже о технической оснащенности, не позволяет он проследить естественное развитие и закономерное завершение процесса, ибо прерван был военным поражением. С Холокостом поражение это практически не связано… Вот, разве что, загубленная на корню физика, не позволившая вовремя атомную бомбу создать… но с точки зрения общих закономерностей Холокоста это все-таки скорее случайность. Не всякая жертва – ученый, не во всякой войне роль науки так велика.

В России же эксперимент получился чистым: и времени прошло достаточно, и внешние воздействия практически не мешали. Даже война режим скорее укрепила, чем наоборот. Но признание общей социально-психологической основы советского и нацистского режимов в современной Европе считается весьма дурным тоном, в приличном обществе упор делать принято на различиях в их лозунгах, а отнюдь не на сходстве практических решений. С Освенцимом охотнее сравнивают курятник, чем ГУЛАГ.

Причин у этого много. Например, сложившаяся традиция, всю ответственность за Холокост сваливать только и исключительно на немцев (что исторической правде не соответствует нисколько!), оставаясь на их фоне белыми и пушистыми, но нам сейчас важнее другой аспект: Практически все гневные обличители Холокоста видят в нем только и исключительно массовое убийство евреев… ну, может, еще цыган. Им и в голову не приходит, что если бы еврейский вопрос решить удалось столь же успешно, как был решен в России, к примеру, вопрос дворянский, то… немедля пришлось бы поставить какой-нибудь другой.

Ведь проблемы Германии (а они у нее были!) на самом-то деле не думали нацисты решать. Ну вот, уничтожили бы евреев, а проблемы-то остаются, а со временем, естественно, и усугубляются… Кто был бы следующей «ведьмой»? Может, славяне, а может, католики, а может, велосипедисты… Сколько умных, глубоких, прочувствованных книг написано о том, почему именно евреи выбраны были в жертву, но мало кто ставил вопрос, кто станет жертвой, когда евреи кончатся. Многократно и гневно обличалась жестокость нацистов к «неарийцам», но какое будущее сулила бы их победа самой Германии? В каком году пришли бы за гамбургским матросом? За баварским крестьянином? Скоро ли под нож пошли бы секретари райкомов НСДАП? Когда начались бы чистки в гестапо?..

Точный ответ дать, разумеется, невозможно, но есть достаточно надежный метод вероятностного прогнозирования.

Виктимность Холокоста

– Рыжий! – кричит Хорек.

А за ним и Сурок

– Рыжий!<…>

– Это вы меня, ребята? – спрашивает

Заяц и жмется к земле.

– Тебя! – кричит Сурок. – Тебя, рыжего! <…>

– Какой же я вам рыжий, ребята? – тихо сказал Заяц.

– Я просто серый, обыкновенный, как все.

– Рыжий! – кричит Сурок.

– Рыжий! – кричит Хорек.

Никуда от них не сбежишь, не спрячешься. <…>

А если у меня шкура… немножко…

так внутри я ж совсем не такой…

– Такой! –  крикнул Хорек.

– Такой-сякой! – крикнул Сурок. <…>

– Не верите? – крикнул он и заплакал.

Слезы текли у него по шерсти, она становилась

мокрой и торчала клочьями, так что на

Зайца было смешно смотреть.

И мы хором крикнули: «Рыжий!», и опять крикнули:

«Рыжий!», и опять крикнули, и опять.

А он все мокрел и мокрел от своих слез, и шерсть

у него все больше торчала клочьями.

И он катался по земле, которая к нему прилипала,

так что уже нельзя было определить его цвет.

– Не верите? – плакал он. – Почему же вы мне

не верите? Ну почему? Почему?

Ф. Кривин

Шансы стать очередной жертвой Холокоста наиболее высоки, как правило, у того, кто наиболее старательно отмежевывается от всех предыдущих жертв и отождествляет себя с убийцами. Еще прежде, чем первый погром евреям, «ночь длинных ножей» устроили в Германии штурмовикам. Первой попала под топор в России именно та интеллигенция, что к топору этому самому громче всех призывала. Частным случаем этой общей закономерности является любая революция, «пожирающая своих детей». В условиях реального конфликта, драки за деньги, территорию, власть и т.п. самоидентификация с победителем, с сильнейшим, повышает шансы на выживание, а вот в ситуации Холокоста – как раз наоборот. В пример привожу собственную семейную историю:

Покойный мой дедушка, благословенна память его, гражданскую кончил красным офицером, армейская служба была ему по душе, и решил он сделать военную карьеру. А начальство к тому условие ему поставило: карьеру – делай, но только в войсках ГПУ. А дедушка мой туда не хотел. Вот, значит, вызвали его на комиссию и грозно вопросили: «А знаете ли вы, какое значение имеют эти войска для советской власти?!». – На что мой дедушка, который, между прочим, этой самой власти всегда лоялен был, им ответил: «Это – войска? Это сторожа с палками!». Тут его воинским амбициям разом конец пришел… Другую выбрал профессию, работал, детей вырастил, даже внуков понянчить успел и 72 лет от роду мирно помер от инфаркта в Первой градской больнице… когда чекисты того еще поколения лет с полсотни уже снизу смотрели, как картошка растет.

Обратите внимание на формулировку товарищей начальников: «для советской власти». Логика тут понятная: «Ну, ты же ей верен, товарищ, это же ТВОЯ власть! Ты же с ней идентифицировать себя должен! Так как же отказываешься от ее имени уничтожать ее врагов?». А он, такой-сякой, идентифицировать себя отказался. Не важно даже, по какой именно причине, может, из простой брезгливости, но – отказался. Не протестовал, не боролся против нее никогда, не возражал ей даже мысленно. Просто идентификации полной не принял, и одного этого оказалось достаточно, чтобы спасти свою жизнь.

Опыт моего дедушки полностью подтверждается и опытом немецкого Холокоста. Какой-нибудь еврей-уголовник неплохие шансы имел на спасение, ибо существовать и пропитание себе добывать нелегально приучился с младых ногтей, а донести на него не каждый знакомый решится, ибо известно, что он-то, в случае чего, не постесняется и перо под ребро… Еврей-жулик точно знал, кому, когда и сколько дать, да и бумаги фальшивые раздобыть особого труда для него не составляло. Даже еврей-коммунист на помощь арийских братьев по классу рассчитывать мог. Греческие евреи, вступившие добровольцами в английскую армию и оказавшиеся в немецком плену, ничем по своему положению от военнопленных англичан не отличались и после победы спокойно вернулись домой. А там – в родных Салониках – тем временем всю их родню, что против немцев НЕ воевала, уничтожили. До последнего человека.

В самом отчаянном, безвыходном положении оказывался самый мирный, самый лояльный, самый законопослушный еврей, что должен бы, по логике вещей, дороже и ближе быть властям предержащим. Но у Холокоста – другая логика.

Тот, кто сигналит: «Я – враг», в жертвы попасть рискует мало. Ведь убийцы – народ закомплексованный, вследствие чего – трусоваты. Который открыто вызов бросает… кто его знает… может, вправду не слаб. Так что лучше не связываться без особой нужды. Тот, кто вообще сигналов не подает, не вдруг и на глаза попадется, авось либо позабудут его. А вот тот, кто постоянно, старательно сигналит: «Я – свой!» – тот самая легкая добыча. Ни сопротивляться, ни прятаться в голову ему не придет, а при случае еще и внесет посильный вклад в дело своего собственного уничтожения. Ради ОБЩЕГО НАШЕГО ИДЕАЛА… Мы же с вами советские люди… (и потому не посмеет он возражать, когда объявят его врагом советской власти!) мы же все тут — законопослушные граждане… (и потому дозволено над ним во имя закона любое беззаконие творить!).

На этот крючок поймает его сталинский следователь, и заставит оклеветать себя и других, да еще и в лагере в стукачи завербует. На тот же крючок попадется он и гитлеровскому коменданту, и не посмеет Нюрнбергских законов не исполнять или по повестке на вывоз в концлагерь не явиться… Сам же постоянно тем убийцам твердил: «Мы с вами одной крови – вы и я!», да ладно бы еще лицемерил – ан нет, и сам всегда верил в это.

Процитировав образец единственного, на мой взгляд, правильного ответа («Архипелаг ГУЛАГ»): «Нет, С ВАМИ мы не революционеры!.. Нет, С ВАМИ мы не русские!.. Нет, С ВАМИ мы не коммунисты!», — добавим, что ответ этот лучше все же дать еще ДО ТОГО, как окажешься в Освенциме или на Лубянке.

Опасность нового Холокоста прямо пропорциональна глубине кризиса западного мира, который чем дальше – тем охотнее готов отдать нас на заклание в «жертву примирения» с исламистами. Я имею в виду не только Израиль. В какой-нибудь Франции полиция и себя-то уже с трудом защищает и, естественно, с удовольствием ухватится за любое оправдание отказа защищать евреев. И в теоретических базах недостатка не будет. Когда-то «неправильной» казалась им наша религия, потом «опасной» – раса, нынче выяснилось, что всему виною, наоборот тому, наш «расизм», а завтра, возможно, и экологические аргументы услышим. Например: Поскольку Талмуд утверждает, что у евреев на каждую душу населения приходится дополнительная душа, то и кислорода потреблять должен каждый вдвое больше, чем соответствующий нееврей. Вот откуда озоновая дыра-то образовалась!..

Пока не построены еще новые крематории, не вырыты рвы для трупов, но уже по тем же, по старым правилам с нами ведут игру: «Ну, мы же с вами принадлежим к единой западной культуре, мы же правовое общество, вы же у нас единственная демократия на Ближнем Востоке…» (Да ведь и в самом деле, наше устроение, устремления и общественное сознание отличаются от них не более, чем у разных европейских народов различаются они между собой). А потому – безропотно должны принять место «вечно виновных», которое эта культура отводит вам от века, согласиться с демократическим выбором ваших соседей и предоставить им право беспрепятственно вас убивать.

Чем более неосуществимыми оказываются светлые идеи мультикультурализма, тем ожесточеннее со всех сторон облаивают злодейский израильский «апартеид». Чем выше возводят европейцы стену, преграждающую путь иммигрантам из Африки, тем громче критикуют израильский заборчик, злостно препятствующий осуществлению естественного человеческого права на отстрел евреев. Чем интенсивнее трясутся у них поджилки при мысли об очередном 11 сентября, тем жалостнее причитают они над горькой участью обиженных палестинцев.

А высокоинтеллектуальная наша элита (что в Израиле, что в диаспоре) не перестает подавать тем, кто в убийстве евреев видит решение всех своих проблем, сигналы, что одной крови с ними. Не все, конечно, скатываются до уровня Ноэма Хомского или Ури Авнери, но все уже примирились потихонечку с тем, что в сообщество равноправных примут тебя только при условии признания, что на тебя-то это равноправие распространяться как раз и не должно. Если хочешь быть одним из них, то и думать должен ты, как они, а они-то вот именно думают, что ты не как они, а гораздо хуже. Европа загоняет нас в самоненависть, принуждая согласиться с отрицанием собственного права на жизнь.

Бывают ситуации, в которых выжить все равно невозможно, но бывают и такие, что оставляют шанс и важно суметь им воспользоваться. Но не смогут воспользоваться, не смогут отстоять себя люди, внутренне не уверенные в легитимности собственного существования. Мы уже видели, что после того, как утратили подопытные веру в себя,… им предлагали простую, решаемую задачу, а они с ней тоже не справлялись… Для человека с низкой самооценкой любая неудача оборачивается личностным крахом, он прежде всего оценивает самого себя и, выставив себе отрицательную оценку, приходит в отчаянье.

Шансов на выживание за последние два тысячелетия было у нас не так уж много, и, думается мне, не последнюю роль в том, что мы их не упустили, сыграл настрой, хорошо сформулированный А. Галичем:

…Не делить с подонками хлеба,

Перед лестью не падать ниц

И не верить ни в «Чистое небо»,

Ни в улыбки сиятельных лиц.

Пусть опять нас тетешкает слава,

Пусть друзьями назвáлись враги –

Помним мы, что движенье направо

Начинается с левой ноги.

2007