Инна Беленькая: А при чем тут шизофрения? или Вариации на тему «Шизофреники вяжут веники» М. Носоновского — 2

Loading

От мышления в понятиях шизофреник отступает на другой уровень, характеризующийся обилием образов и символов… Предметы группируются по признаку сходства их по форме, цвету, т.е. какой-либо внешней аналогии, или образному подобию. И лучшим тому подтверждением является древний язык.

А при чем тут шизофрения? или
Вариации на тему «Шизофреники вяжут веники» М. Носоновского

Инна Беленькая

Часть вторая. Часть первая

«В мире нет ничего абсолютно автономного… и частным наукам, в силу узкой специализации, остро не достаёт синтезирующих оснований» — этими словами ученого Андрея Пелипенко заканчивалась предыдущая статья. Пелипенко не имел в виду какую-то определенную науку, скажем, ту же лингвистику. Но именно история лингвистики являет собой наглядный пример в этом плане.

В 1928 г. в Гааге состоялся Первый международный конгресс лингвистов, на котором было принято историческое решение об автономии лингвистики. Само событие было провозглашено как «торжественный акт эмансипации лингвистики» [1].

Однако в среде ученых не было единодушия. С идеей расширения горизонтов лингвистики сразу после съезда выступил американский лингвист и антрополог Эдвард Сепир (1884–1939). Он утверждал, что лингвисты, хотят они этого или не хотят, «должны больше интересоваться разнообразными антропологическими, социологическими и психологическими проблемами, вторгающимися в сферу лингвистики». Лингвист, если он «не лишен воображения», не может замкнуться в своей традиционной области.

В противном случае (как в полном с ним согласии утверждал Р. Якобсон) лингвистическое исследование «рискует оказаться на ложном пути, поскольку идея автономии вырождается в сепаратизм и изоляционизм, пагубный, как всякая узость интересов» [2].

По мнению ученых, лингвистика среди отдельных наук занимает место между биологией, с одной стороны, и этнологией, психологией и социологией с другой. Так что необходимость совместной работы в лингвистике ученых самых разных областей науки не подлежит сомнению.

Но в лингвистике, где «чуть ли не у каждого специалиста свой метод, своя подготовка, свои задачи, и где вследствие этого весьма немногие специалисты способны понимать друг друга», как раньше с горечью писал ученый лингвист Н.В. Крушевский, эти идеи разделялись немногими. Они шли вразрез с господствовавшим в те времена направлением в лингвистике, по которому для исследования языка не требуется никакой сопряженности с другими науками.

Так и попытки анализировать язык в аспекте психологии мышления наталкивались на предубеждение, что психология не имеет никакого отношения к лингвистике и в принципе не требуется для исследования языка. В соответствии с этим американский ученый Блумфилд даже «налагал запрет на любое «менталистское воззрение» как «донаучный подход к тому, что связано с человеком» [ 3].

Но «за последние десятилетия в лингвистике — в значительной мере, незаметным образом, — произошла пpактически полная смена паpадигмы. Изменились способы конструирования предмета лингвистического исследования. Кардинально преобразился сам подход к выбору общих принципов и методов исследования <…> Язык представляется как средство доступа к мыслительным процессам. Именно в языке фиксируется опыт человечества, его мышление» [4].

В настоящее время синтез языкознания с другими науками, развитие таких направлений, как социолингвистика, антропологическая лингвистика, этнологическая лингвистика, когнитивная лингвистика представляет собой непреложный факт.

Исследование языка с неизбежностью затрагивает целый ряд смежных и пограничных областей научного знания. С этих позиций можно считать, что существовавшая тенденция к ограничению задач и целей лингвистики осталась в прошлом.

А поводом к написанию этой заметки послужила статья М. Носоновского в Блогах, как когда-то, согласно ему:

«… намерение написать статью «Перечитывая И.М. Дьяконова» возникло в результате длительных дискуссий в блогax с И. Беленькой».

О чем статья Носоновского? Он пишет:

«В иврите, особенно в старых словарях, нередко слова расположены по трехбуквенным корням. Такова традиция в гебраистике и семитологии. Так построен, например, знаменитый библейский словарь BDB (Brown-Driver-Briggs). Считается, что слова, относящиеся к одному и тому же корню, имеют что-то общее в своем значении. Однако мало кто задумывается о том, что общность значений зачастую весьма причудлива.

Я открыл словарь на первом попавшемся корне из библейского иврита, גבב, просто потому, что слово от этого корня упомянула И. Беленькая. Что же мы видим? גבב — «Нечто выпуклое, закругленное». גַּב — спина. גַּבֹּת — брови, גַּב — «обод колеса» и «оплот» ( «оплоты ваши — оплоты глиняные» Иов 13:12), «выступ щита», возможно даже «публичный дом» («ты построила себе блудилища» Иезекииль 16:24).

Таких (и гораздо более впечатляющих) примеров — великое множество и с другими корнями, просто я поленился целенаправленно их выискивать. Казалось бы, что общего между спиной, бровью и ободoм? Даже если они все выпуклые и закругленные, мало ли других выпуклых и закруглённых предметов? Объединение разных предметов по одному корню совершенно произвольно, за ним нет никакой логики».

И далее:

«Обычно мы об этом не задумываемся. Потому что мы не психиатры. А И. Беленькая задумалась, потому что это похоже на мышление шизофреников. Те часто при классификации объединяют разные предметы по произвольному, второстепенному признаку, вопреки логике».

На самом деле, стоит заметить, что не совсем «по произвольному» и не совсем «по второстепенному признаку». В таком обобщении разнородных по значению предметов находят свое проявление определенные закономерности древнего языкотворчества. Но, спрашивается, при чем здесь шизофрения? Об этом речь ниже. Сначала остановимся на особенностях древнего архаического словообразования.

По мнению ученых:

«… в доисторических языках один и тот же корень мог служить для обозначения самых разнородных понятий, связь которых между собой остается неуловимой для современного сознания» (И. Г. Франк-Каменецкий).

В. фон Гумбольдт отмечал, что:

«… в некоторых языках мы встречаемся с чуждым нам способом соединения понятий. А именно: не всегда используется действительно родовое понятие… в бирманском языке рука является родовым понятием для всех видов инструментов — от ружья до зубила» [5].

По Гумбольдту:

«язык делаварских индейцев, а также некоторые американские языки с одним единственным словом связывают такое число понятий, что для выражения их нам понадобилось бы несколько слов».

Аналогия с вышеприведенным примером здесь очевидна.

Ученик Марра выдающийся лингвист С.Д. Кацнельсон обосновывал тезис об особенностях первобытной семантики языка ссылками на австралийский язык аранта, в котором одно и то же слово «ngu» обозначало корни водяной лилии, скрытые под водой, спящих людей и сон, кости человека (невидимые, как и подводные корни) и вопросительное местоимение, относящееся к человеку, невидимому для говорящего.

Такой своеобразный способ обобщения, благодаря которому слова разнородные по значению, восходят к одному и тому же корню, очень характерен для древнего языкотворчества.

Как писал М. Мюллер (1823-1900), немецкий ученый, специалист по общему языкознанию, индологии и мифологии:

«… обилие синонимических и полионимических (многозначных) выражений составляет отличительную черту каждого древнего языка. Этот избыток, свойственный языку в раннем периоде его жизни умеряется только впоследствии, долговременным обращением языка в литературном и житейском употреблении: только в таком долговременном обращении каждый предмет получает одно определенное название и за каждым названием утверждается одно специальное значение» [6].

Ученые связывают это с особенностями древнего архаического мышления. По Марру:

«… каждый предмет раньше мыслился космически как часть коллектива, целого мира <…> человечество меняло формы, самые типы языка, меняло с ними не только значения слов, но и основы распределения значений и даже их созидания, в связи с изменением системы мышления. Небо и части его, светила, солнце, луна звезды, равно и окружение — облака, даже птицы носили одно и то же название. У понятия «небо» столько же семантических аспектов, сколько звезд на небе».

И далее:

«… в эпохи дологического мышления родственные значения, происходящие одни от других, напоминают оборотней в сказках» [7].

Об этой же особенности мифологического мышления писал философ, антиковед А.Ф. Лосев (1893–1988):

«… каждая вещь (в границах мифологического сознания) для такого сознания может превращаться в любую другую вещь, и каждая вещь может иметь свойства и особенности другой вещи». Зевс оказывается и небом, и землей, и воздухом, и морем, и подземным миром, и быком, и волком, и бараном, и орлом, и человеком, а иной раз просто жуком или каким-нибудь геометрическим телом. Аполлон тоже и свет, и тьма, и жизнь, и смерть, и небо, и земля, и баран, и волк, и мышь, и еще сотни всяких предметов и явлений. Отсюда следует «закон абсолютной взаимопревращаемости вещей и явлений, или закон универсального, всеобщего оборотничества. Это закон, согласно которому, — «все может быть всем».

Наверное, в мире науки — не редкость, когда два совершенно разных ученых высказывают одну и ту же мысль, обнаруживая при этом даже идентичность отдельных слов.

Эти наблюдения перекликаются с исследованиями ученого востоковеда И.М. Дьяконова. В своей книге «Архаические мифы Востока и Запада» И.М. Дьяконов пишет, что в архаическом сознании обобщение предметов и явлений происходило по самым разнообразным ассоциациям, с учетом особенностей причинно — следственных связей. Это выражалось в образовании семантических рядов, связанных с каким-либо одним понятием. Одно и то же слово могло обнимать целый семантический ряд.

К примеру, по-шумерски а (аia) означает вода, но также семя, родитель, наследник. Есть и другой семантический ряд, в котором вода семантически сближается с понятиями смерти — болезни — тьмы — ночи — холода. На примере понятия «вода», пишет он, мы видим, «как вокруг одного понятия образуются не только ассоциативные семантические ряды, но и целые поля семантических ассоциаций» [8].

Автор проводит параллель между мифотворчеством и ранним языкотворчеством, говоря, что «в семантическое поле входят понятия, в данной исторической среде более или менее постоянно взаимозаменяемые (выделено нами — И. Б.) или ассоциативно связываемые между собой». По мнению автора, в этом находит свое объяснение «кажущаяся алогичность и произвольность мифологической фантазии».

Дьяконов справедливо указывает на особый характер причинно — следственных связей, свойственных мифологическому мышлению.

Но задолго до Дьяконова на это указывал французский ученый Л. Леви-Брюль (1857–1939). Для определения характерного свойства первобытного мышления Леви-Брюль вводит понятие мистической партиципации, или мистической сопричастности как основы отношений между существами и предметами, улавливаемых первобытным сознанием

Партиципация подразумевает установление примитивной мыслью таких связей между разнородными предметами и явлениями, которые, с точки зрения нормальной логики, кажутся непонятными и немыслимыми.

«То, что под этим подразумевается, с большим трудом вмещается в обычные рамки нашего мышления», пишет Леви-Брюль. Отсюда рождается крайняя трудность понимания первобытной психики и усвоения ее процессов,
Однако, как можно заметить, то, что «не вмещается в обычные рамки нашего мышления», самым естественным образом вписывается в мышление и психику душевнобольных.

Недаром с давних пор ученые сравнивали архаическое примитивное мышление с мышлением при шизофрении.

Жизнь первобытных племен, их обычаи, нравы, верования всегда привлекали внимание ученых и не только ученых этнологов. По мере того, как этнологи описывали обряды, религиозные церемонии, культы примитивных народов, психиатры находили все больше явлений, свидетельствующих о сходстве психической жизни этих народов с некоторыми психическими феноменами у современного человека.

З. Фрейд утверждал, что отношение современного человека к первобытному аналогично отношению здорового человека к человеку, страдающему неврозом. Иначе говоря, душевнобольной сближался им с человеком доисторического времени.

Он установил поразительную аналогию между некоторыми мифами и содержанием сновидений у человека нашего времени.

К. Г. Юнг на основе своих наблюдений также пришел к заключению, что фантазии некоторых душевнобольных удивительным образом совпадают с мифологическими космогониями древних народов, о которых больные не могли иметь никакого научного представления. «Безумие душевнобольного напоминает своей конструкцией миф», — утверждал Карл Абрахам, известный психоаналитик, ученик Фрейда.

Отмечая совпадение мифологических образов с патологическими, Юнг сетовал на то, что:

«… наблюдающему их врачу недостает необходимых исторических знаний, и поэтому он не в состоянии узреть параллелизм между своими наблюдениями и данными, известными из истории религии и культуры. Знаток же мифологии и сравнительной истории религии, как правило, не является психиатром и вследствие этого не ведает, что его мифологемы все еще свежи и живы, как например, в сновидениях и видениях, в укромных тайниках личностных и индивидуальных переживаний» [9].

Надо отметить, что основатель психоанализа З. Фрейд придавал исключительное значение функции и месту речи и языка в исследованиях бессознательного. Как он полагал, анализ языковых структур при интерпретации переживаний у пациентов является главным и составляет суть созданного им психоаналитического метода.

Последователи учения Юнга (О. Ранк, К. Абрахам и др.) считали, что есть все основания говорить о влиянии коллективного бессознательного на образование языка и том непреходящем значении, которое оно имеет для раскрытия этимологии слов и для лингвистики в целом.

По словам О. Ранка:

«… понимание бессознательного в высшей степени ценно для понимания происхождения и первоначального развития языка и независимо от сексуальности; в бессознательном сохранены те примитивные формы мышления, которым мы обязаны первыми основами языка. При тесном внутренней связи между мышлением и языком нельзя понять развития языка, не имея определенного представления о мышлении первобытного человека, во всяком случае очень отличного от современного» [10].

Иначе, на вопрос, какими формами мышления оперировали примитивные люди там, где им не хватало понятий, ответ дает аналогия с бессознательным.

Так, говоря о том, что бессознательное особенно охотно соединяет противоположные понятия, О. Ранк проводит параллель с древнейшими языками, в которых одно и то же слово обозначало понятия диаметрально противоположного характера. Как он далее указывает, в коллективном бессознательном связь между двумя вещами устанавливается на основе их звуковой ассоциации, которая замещает их фактическую связь. Точно так же в древнейших языках основным базисом при образовании слов служила звуковая ассоциация.

Иначе говоря, болезненные нарушения психической деятельности представляют собой ценный материал, потому что позволяют видеть психические феномены, принадлежащие как бы другому ее уровню, согласно принципу, «что скрыто в норме, то явно в патологии».

Но востребованы ли эти идеи? Ответ: скорее нет, чем да. Если «много лет лингвисты открыто отказывались от попыток описывать язык как психический феномен» (Р. Фрумкина), то вопрос о мышлении психически больных и его отношении к древнему словотворчеству оставался вообще в стороне от теоретического языкознания.

А теперь вернемся к началу статьи, к тому примеру из иврита, который приводит М. Носоновский. Что он находит в нем «шизофренического»?

Как выше говорилось, между первобытным мышлением и мышлением душевнобольных существует явное сходство.

При заболевании в первую очередь поражается то, что было сформировано последним, а именно нарушается функция образования понятий, на которые опирается современное логическое мышление.

От мышления в понятиях шизофреник отступает на другой уровень, характеризующийся обилием образов и символов. Они базируются на низшей форме ассоциативной деятельности, пользующейся смелыми аналогиями вместо умозаключений.

Это выражается в снижении уровня обобщения.

Предметы группируются не в соответствии с тем или иным понятием, а по признаку сходства их по форме, цвету, т.е. какой-либо внешней аналогии, или образному подобию. И лучшим тому подтверждением является древний язык.

Как видно из приведенного Носоновским примера, иврит устанавливает необычные, нестандартные связи между словами, обобщая одноименным корнем такие разнородные понятия, как ‘обод колеса’, ‘спина’, ‘бровь’, ‘загорбок’, ‘насыпь’, ‘курган’, ‘оплот’. Это идет как бы в нарушение правил и лингвистических законов, согласно которым общий корень объединяет родственные слова, т.е. слова близкие по смыслу.

Но что общего между ‘курганом’, ‘бровью’ и ‘ободом колеса’ или такими словами, как ‘клей и наваждение’, ‘часовой и эрекция’, ‘моль и кариес’, ‘минарет и вопль’, ‘склад и прививка’, которые иврит связывает общим корнем?

Это действительно напоминает те психологические эксперименты на классификацию, при которых больные шизофренией сближают любые отношения между предметами и явлениями, используя нестандартные связи и необычные ассоциации.

Реальные же различия и сходства между предметами не принимаются ими во внимание. Происходит как бы «оживление» скрытых или «латентных» признаков и свойств предметов.

Подобное неадекватное увязывание вещей, не стоящих в связи друг с другом, нестандартность, парадоксальность мышления пациентов давно вошли в арсенал множества анекдотов. Типичный пример: у больного спрашивают, что общего между «часами» и «ботинками»? Ответ: и те, и другие «ходят».

Об этом я писала раньше в статье «На эти три вопроса могут ответить только шизофреники. Ну, или гении».

Вопросы, которые там задавались, следующие:

  • что общего у чайника и парохода? (ответ: пар);
  • что общего у гоночного болида и торнадо? (ответ: болид и торнадо движутся по кругу);
  • что общего у ботинка и карандаша? (ответ: оба оставляют следы).
  • По словам авторов заметки с этим названием, которая была выложена на ФБ, «психологи всего мира используют эту технику, чтобы понять: этот человек — гений или ему необходимо лечение…»
  • Но этот ряд вопросов можно продолжить, для этого обратимся к следующим семантическим рядам из иврита:
  • что общего между «домкратом» и «бровью»? — и бровь, и домкрат «поднимают».
  • что общего между «веком» и «укропом» — они «охраняют» («сохраняют»).
  • что общего между «мясником» и «бюджетом»? — и в том и другом случае, что-то окончательно «отрубается».
  • что общего между «брюками» и «кнессетом»? — и в кнессет и в брюки ноги «входят».
  • что общего между «поездом» и «вакциной»? — состав (поезд — это состав из вагонов, точно так же, как вакцина представляет собой состав из органических или неорганических веществ).

Кто скажет, в чем разница между тем и другим рядом слов?

ЛИТЕРАТУРА

  1. Якобсон Р. Избранные труды. М.: «Прогресс», 1985, с. 369
  2. Там же. с. 370
  3. Там же. с. 357
  4. Фрумкина Р.М. Психолингвистика: что мы делаем, когда говорим и думаем. Препринт WP6/2004/04. — М.: ГУ ВШЭ, 2004.
  5. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 2000, с. 294
  6. Мюллер М. От слов к вере: Кн. История религии, — М.:Эксмо, 2000, с.140
  7. Марр Н.Я. Яфетидология, — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с.325, 330, 332
  8. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2008, с.40-42
  9. Юнг К.Г. Душа и миф. — Киев-Москва.: Изд-во Порт-Рояль-Совершенство,1997, с. 185
    10. Ранк Отто. Миф о рождении героя. Изд. «Рефл — бук» «Ваклер», 1997, с.113
Print Friendly, PDF & Email

22 комментария для “Инна Беленькая: А при чем тут шизофрения? или Вариации на тему «Шизофреники вяжут веники» М. Носоновского — 2

  1. ИОСИФ
    13 августа 2020 at 13:43 |
    Более того, мне кажется, что история лингвистики тоже классическая. После вавилонского взрыва праязыка и до последующих эсперанто, «частиц Бога», их информационных полей и Интернета, идёт процесс консолидации языков в попытке ПОНЯТЬ ПРИРОДУ. Разве не напоминает вам история лингвистики процесс общечеловеческого катарсиса ? Тогда было столпотворение, взрыв, распад, а теперь, — объединение, смешение. Тогдашний единый язык не с чем было смешивать.
    ________________________________
    Вы говорите о катарсисе, а мне кажется, это напоминает не катарсис, а скорее кризис общечеловеческий. А вообще мысль интересная (вы вообще мыслите в масштабах заоблачных!), но я не сторонница идеи единого праязыка. Марр считал, что никакого праязыка не было, все это фикция. Он образно сравнивал эти построения ученых с пирамидой, перевернутой основанием кверху. Его же концепция как раз приводит эту пирамиду в нормальное изначальное положение, какое и должно быть. А вот то, что происходит смешение языков (или скрещивание, по Марру), это как раз говорит в пользу его теории.

    1. Ну и ладненько. Но время нам судья, а не Марр. Если «заоблачно» зпачит «со стороны», то это комплимент. Если «высока», то это оскорбление. Шутка

  2. Более того, мне кажется, что история лингвистики тоже классическая. После вавилонского взрыва праязыка и до последующих эсперанто, «частиц Бога», их информационных полей и Интернета, идёт процесс консолидации языков в попытке ПОНЯТЬ ПРИРОДУ. Разве не напоминает вам история лингвистики процесс общечеловеческого катарсиса ? Тогда было столпотворение, взрыв, распад, а теперь, — объединение, смешение. Тогдашний единый язык не с чем было смешивать.

  3. ИОСИФ11 августа 2020 at 21:52 | Permalink
    Инна! По поводу Леви-Брюля («мышление первобытных лждей в основе своей первобытное»):
    _______________________
    Иосиф, оговорка по Фрейду? Не принимаете вы в душе это: «первобытное мышление в основе своей мистическое». Прямо классика.

  4. Инна! По поводу Леви-Брюля («мышление первобытных лждей в основе своей первобытное»): возможно, со временем, человек, становясб взрослее и рациональнее, всё губже и глубже погружает погружает в подсознание впечатления от реально происходивших событий (я имею в виду дечтелность высоко развитой цивилизации или «проделки» информационных полей мироздания). Всего Вам доброго

  5. Носоновский М.
    Поэтому те философские системы, которые провозглашают тотальность языка (как мне кажется, идущие от Витгенштейна, но прижившиеся в первую очередь в англоязычном мире), просто отрицают то, что вы называете «первобытным мышлением». Поэтому, как Вы написали, «этот вопрос оставался вообще в стороне от теоретического языкознания». Скажем, для бихевиористов в психологии есть только поведение и рефлексы, они не увидят проблему различия логического и паралогического или сознательного и бессознательного.
    _______________________________
    Метаязык, универсальный язык… А о мышлении ни слова. Но приближают ли нас эти философские системы к словообразованию — этой « самой глубокой и загадочной сфере языка», по Гумбольдту?

  6. Е.Л.
    6 августа 2020 at 19:58 | Permalink
    Но там, где сегодня имеется высокая антропогенность технической системы, например, в роботостроении, захват может быть на 100% назван рукой. Возможно, также думали и древние люди.
    ________________________
    Вряд ли, Ефим. Первобытные люди, в отличие от современных, не были такими прагматиками и приземленными.
    Рука в древнем сознании имела культовое значение. Изображение или окрашенные отпечатки человеческой руки появляются в пещерной живописи еще эпохи палеолита. Издавна считалось, что рука в той или иной степени наделена магической силой. В разных мифологиях Боги своими руками, которых могло быть более двух, творят мир. От солнечного диска, который олицетворяет древнеегипетского бога Атона, во все стороны расходятся лучи — руки. Они держат магический крест с петелькой («анх») — символ света и жизни. Соединенные руки означали солидарность и братство, а затягивающие узел — разногласие. Древнеегипетская идеограмма правой руки выражала активность, левой — воспринималась как женское начало.
    Вот так «думали древние люди»

  7. Е.Л.6 августа 2020 at 17:28 |
    Уважаемая Инна!
    От одного корня — согласен. Но ведь не на 100% одинаково?
    _________________________________
    Конечно, например, в иврите слово рука в различных сочетаниях принимает такие значения, как власть, сила, содействие, помощь, владение, достояние, исчисление, а также сторона, бок.

  8. Е.Л.6 августа 2020 at 10:10 | Permalink
    ______________________
    Уважаемый Ефим, имеется в виду, что и «зубило» и «ружье» и «рука» — все слова от одного корня и обозначаются одинаково. В этом главное.

    1. Уважаемая Инна!
      От одного корня — согласен. Но ведь не на 100% одинаково?

      1. Но там, где сегодня имеется высокая антропогенность технической системы, например, в роботостроении, захват может быть на 100% назван рукой. Возможно, также думали и древние люди.

  9. Михаил Поляк
    6 августа 2020 at 12:28 |
    Извините, дорогая Инна, что обращаюсь не совсем (или м. б. совсем не) по теме лингвистики, по орфографии. Меня удивляет или даже раздражает, что в последнее время стали по-русски приставку «не» стали превращать в частицу, т. е. почти всегда писать отдельно. Вот и у Вас ученый Пелипенко пишет, что науке чего-то «остро не достаёт», в смысле нехватает или теперь уже «нехватку чего-то» надо писать как «не хватку»?
    __________________________________
    Да, что-то в этом роде происходит. Когда пишешь «недостает», «нехватает» по правилам, то комп тебе подчеркивает. А я помню со школьных лет эти правила.

  10. Извините, дорогая Инна, что обращаюсь не совсем (или м. б. совсем не) по теме лингвистики, по орфографии. Меня удивляет или даже раздражает, что в последнее время стали по-русски приставку «не» стали превращать в частицу, т. е. почти всегда писать отдельно. Вот и у Вас ученый Пелипенко пишет, что науке чего-то «остро не достаёт», в смысле нехватает или теперь уже «нехватку чего-то» надо писать как «не хватку»?

  11. Лев Мадорский 6 августа 2020 at 11:41 |
    С интересом, Инна, иногда не всё понимая, прочёл обмен мнениями двух интересных людей. Понравился благожелательный тон дискуссии. Как нам, подчас, при обмене мнениями этого не хватает.
    ______________________
    Лев, я стараюсь.

  12. С интересом, Инна, иногда не всё понимая, прочёл обмен мнениями двух интересных людей. Понравился благожелательный тон дискуссии. Как нам, подчас, при обмене мнениями этого не хватает.

  13. Да, вот есть такая точка зрения, что бессознательное — некое хранилище неосмысленных смыслов, которые в результате осознания или осмысления (рационализации) превращаются в значения. Тогда смысл и осознание получаются дополнительными друг к другу: сознательное — бессмысленно, а смысл — бессознателен.
    ____________________________
    Извините, но ведь это чистой воды схоластика, Михаил. Коллективное бессознательное на самом деле – огромное хранилище памяти человечества. Это не что-то там эфемерное, умозрительное. Если ученые наблюдают сходство мифологических образов с патологической продукцией у душевнобольных, то это о чем-то говорит?
    А по мнению С. Грофа, то, что в психиатрии принято относить к расстройству психической деятельности, в определенные периоды истории человечества считалось совершенно нормальным и приемлемым явлением.
    Наглядным тому подтверждением служит так называемый «манихейский бред». Мне очень нравится этот пример, потому что это как раз тот случай, когда, по известному изречению, то, что скрыто в норме, проявляется в патологии. Ведь манихейство как религиозное течение существовало. Его название происходит от персидского пророка Мани, жившего около 216 — около 277. И структура бредовых переживаний в точности повторяет все постулаты этого учения.

  14. В. фон Гумбольдт отмечал, что: «… в некоторых языках мы встречаемся с чуждым нам способом соединения понятий. А именно: не всегда используется действительно родовое понятие… в бирманском языке рука является родовым понятием для всех видов инструментов — от ружья до зубила»
    ————————————
    Как раз здесь все более менее ясно. Инструмент, с одной стороны, является продолжением того, что раньше было функцией руки. Сначала все делали рукой, затем взяли в руки камень, потом — инструмент. С другой стороны, есть просто физические продолжения руки: ручки ведра и кастрюли, рукоятки инструмента, … Это уже, конечно, не неведомый нам бирманский язык, а наш родной.

  15. Да, вот есть такая точка зрения, что бессознательное — некое хранилище неосмысленных смыслов, которые в результате осознания или осмысления (рационализации) превращаются в значения. Тогда смысл и осознание получаются дополнительными друг к другу: сознательное — бессмысленно, а смысл — бессознателен.

    Но дело еще и в том, что свойство универсальности языка выводит эти пралогические связи за рамки языка. Рациональными языковыми средствами можно описательно выразить что угодно (скажем, можно словами описать, что означает междометие или троп). Вместо метафизики там метаязык (то есть язык описания, скажем, того же неосознанного). Поэтому те философские системы, которые провозглашают тотальность языка (как мне кажется, идущие от Витгенштейна, но прижившиеся в первую очередь в англоязычном мире), просто отрицают то, что вы называете «первобытным мышлением». Поэтому, как Вы написали, «этот вопрос оставался вообще в стороне от теоретического языкознания». Скажем, для бихевиористов в психологии есть только поведение и рефлексы, они не увидят проблему различия логического и паралогического или сознательного и бессознательного.

  16. Дело в том, что в отличие от логического, ассоциативное и интуитивное не явлено в качестве феномена, оно метафизично.
    ___________________________
    Совершенно справедливо, Михаил, даже, если «не углубляться в философско-семантическо-семиотические дебри». Это слово в слово повторяет концепцию Леви-Брюля, за которую он был поруган и растоптан. А еще поплатился нервным срывом. Не знаю, что у вас за источник, но все новое – хорошо забытое старое, как известно. Поэтому не грех обратиться к истории. Как писал Леви-Брюль, « мышление первобытных людей в основе своей мистическое… С известной точки зрения, первобытные люди – метафизики». Если с точки зрения содержания представлений первобытное мышление можно назвать мистическим, то, с точки зрения ассоциативных связей, оно является пралогическим (паралогическим, дологическим).

  17. Eugene6 августа 2020 at 5:16 | Permalink
    Недавно я услышал песню Фрэнка Синатры «Over and over, and over…» и подумал, а как и когда ивритское עבור (авор) попало в английский?
    _______________________
    Уважаемый Евгений, на ваш вопрос , наверное, лучше всего ответила бы Ася Крамер. У нее есть статья «Дядя Изя на матрасе в Англию приплыл», где она выдвигает очень интересные версии.
    А какая ваша версия?

  18. Спасибо, дорогая Инна, за интерес к моей давней заметки в блоге с эпатажным названием про шизофреников и веники! Как и многие другие, я часто ставлю в блогах необработанные наброски мыслей, которые иногда потом можно использовать в более основательных публикациях. В данном случае, моя статья про идеи Дьяконова, написанная в 2017, является более законченным продуктом, чем заметка в блоге. 🙂

    Я думаю, что за теми проблемами, которые Вы пытаетесь рассматривать (о первобытным мышлении и о его отличии от понятийного или логического мышления, и о его связи с семантикой) стоят очень глубокие философские идеи. Но нащупать их глубину и сформулировать их философским языком не так просто.

    Дело в том, что в отличие от логического, ассоциативное и интуитивное не явлено в качестве феномена, оно метафизично. Поэтому оно связано со смыслами (а смысл и значение — очень разные вещи, это только по-английски они обозначаются одним и тем же словом meaning) и — что интересно — со становлением цельности. Мысль всегда различает «о чем» и «что», то есть в мысли уже содержится разделение на субъект и предикат, поэтому оформленная мысль не может быть цельной. Целое — не объект, и уже это опровергает редукционизм из-за принципиальной несводимости происхождения сложного из простого. Интуиция не может существовать в виде развернутого субъект-предикатного высказывания («субъект и предикат» попросту означает «подлежащее и сказыемое»), она обнаруживаетрся или в свернутом виде или в виде цельности. Смысл — интуитивен, а значение формально. При развертывании интуитивного ощущения в формальную мысль или высказывание, смысл превращается в значение.

    Однако, наверно, не стоит здесь пытаться углубляться в философско-семантическо-семиотические дебри. Спасибо за приведенные высказывания Лосева, Марра, Юнга с учениками и других ученых — они очень интересны и познавательны!

    Всего Bам хорошего.

  19. Недавно я услышал песню Фрэнка Синатры «Over and over, and over…» и подумал, а как и когда ивритское עבור (авор) попало в английский?

Добавить комментарий для Inna Belenkaya Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.