Сергей Рахман: Жажда жизни

Loading

К чему слова, когда и так всё ясно? Смена через пару минут закончится, они с удовольствием скинут с себя проклятую марсианскую экипировку и постараются под душем смыть нечеловеческое напряжение от такой работы.

Жажда жизни

Сергей Рахман

Никто ничего не может сказать заранее, никто толком не знает, что с ним произойдёт. Жизнь — это то, что происходит с тобой, пока ты строишь планы на будущее. Ты пытаешься построить что-то вроде карточного домика, ищешь лучшее место для каждой карты, каждой ступени, а потом вдруг происходят непредвиденные события и карточный домик разваливается.

Вот и она, студентка третьего курса медицинского института, совершенно здоровая раньше, оказалась на больничной койке. Сколько времени она проработала в этой больнице? Кажется всего два месяца или, может, два с половиной. А потом внезапно появились сразу все характерные симптомы вируса — затруднённое дыхание, кашель и почти полная потеря обоняния. Возможно, что этого и следовало ожидать, поскольку одноразовые средства индивидуальной защиты здесь, исходя из придуманной больничным начальством или навязанной ему сверху экономии, никто не выкидывает в мусор. Их просто стирают в стиральной машине, как обычное грязное бельё, совершенно не заботясь о том, что при такой обработке микробы или бактерии не погибают. Чтобы их, микробов, надёжно убить, нужно хотя бы хорошенько прокипятить всю эту чёртову защитную экипировку в автоклавах.

В нескольких сотнях метрах от здания больницы проходит узкоколейка, а где-то рядом находится железнодорожная станция или переезд, поэтому часто слышны короткие или протяжно-заунывные гудки локомотивов и мерный, длящийся примерно полминуты, шум проходящего состава. Пассажирские поезда везут куда-то по делам относительно здоровых и в меру счастливых людей, а в товарняках бензин, солярку или что-то другое. Там, под лёгкий перестук тормозных башмаков или колёс на рельсовых стыках, жизнь идёт своим чередом, слегка, может быть, замедлившись из-за кризиса, но и останавливаться вроде не собирается. А вот в её жизни, кажется, случилась трагедия, произошёл облом.

Как это всё получилось? Всё вроде было хорошо или почти хорошо, а потом началась эта треклятая эпидемия, которую толком никто в мире не умеет лечить, и всё закрутилось-завертелось вверх тормашками. Отцу и матери урезали зарплату чуть ли не вдвое, а за учёбу в институте ведь как-то надо платить. И тогда она, Алла, соблазнилась хорошими заработками, сама стала бойцом передового отряда в борьбе с короной — так на медицинском сленге называется эта ужасная зараза. Уже два месяца или даже больше она фланирует по палатам инфекционной больницы № 2 в этом ужасном одеянии, чем-то похожим то ли на костюм инопланетянина из фантастических сериалов, то ли на костюм обычного земного космонавта. Выслушивает внимательно и терпеливо жалобы больных, изучает показания приборов и рентгеновские снимки. А ведь ей самой уже тогда было плохо; ходишь по двенадцать-четырнадцать часов в памперсах, поскольку даже на сброс отходов собственного пищеварения в унитаз времени не дают, его просто нет. Ко всему ещё вся потная, на лице и по всему телу кожа раздражена, нервы раскалены до температуры лавы действующего вулкана.

Нет ничего хуже, чем ходить по этим палатам, где отовсюду на тебя смотрит сама Смерть. Она везде — в просящих, иногда даже умоляющих глазах пациентов, в однообразной голубовато-холодной белизне стен, потолков, казённых простыней и полотенец. Страх смерти вездесущ, он вокруг, но его никто не видит. Ужас смерти даже в аэрозоле, которым в больнице опрыскивают все палаты и коридоры. Считается, что этот умный аэрозоль якобы убивает вирус, но это пока не проверено на практике. Ты похожа на путника, заплутавшего в заснеженной местности, еле-еле передвигающего ничего не чувствующие обмороженные ноги, пронизывающий ветер вперемежку со снегом бьёт тебе в лицо, ты не соображаешь, куда тебе идти и откуда может придти хоть какая-то помощь. И практически ежедневно в каждой палате хаотично меняются обитатели; кого-то выписывают домой то ли на самоизлечение, то ли на самоликвидацию, а кого-то прямиком в больничный морг. Все пациенты хотят жить, хотят жить и старые, и молодые; каждый смотрит на тебя с надеждой и верой, как на Создателя. А тебе пока нечего им предложить — у тебя нет ни сильнодействующих лекарств, пригодных именно против этого типа вируса, ни волшебной вакцины.

— А я ведь совсем молодая, я ещё толком-то и не жила, — чуть слышно бормочет Алла. — И, может быть, уже завтра вылечу в космос с билетом в один конец. Хотя какие там к чёрту билеты, туда никаких билетов не надо. Кто-то из великих мыслителей, возможно писатель, выразился очень точно. Так точно, что хочется заплакать. Всё это как будто про меня сказано, а на самом деле про каждого из нас. «Когда вы будете умирать, — изрёк он давным-давно, — То будете жалеть о том, что мало любили и мало путешествовали».

Стремительная карусель мыслей о любви и путешествиях захватила её целиком, особенно яркими были мечты о путешествиях после чудесного выздоровления. Сколько есть в мире удивительных стран, где хочется побывать. Их не счесть!

Затем она стала прислушиваться к болям внутри собственного тела, интуитивно пытаясь определить две вещи — что именно болит и почему это происходит.

— Странно, — подумала Алла и вслух пробормотала, — Странно. Я уже как неделю не чувствую никакого улучшения, а врач, который периодически посещает меня, вдохновенно рассказывает байки, что иду на поправку. Но какой резон ему врать? Какой смысл?

Она с трудом встала с кровати и подошла к окну. Голова немного кружится, а во рту уже ставший привычным противный вкус от лекарств. Совсем близко от здания виден пруд, где выздоравливающие пациенты щедро кормят хлебным мякишем деловито прогуливающихся или плавающих уток, хотя рядом с водоёмом везде размещены таблички, не рекомендующие этого делать. Слабый ветерок теребит верхушки берёз и склонившихся над тёмной водой плакучих ив, лёгкая рябь возникает на отражающей их тени почти зеркальной поверхности.

В это самое время двое похожих на инопланетян людей проходили мимо палаты, где находилась студентка.

— Да, симпатичная девочка, — сказал, подразумевая Аллу, более высокий из них, обращаясь к тому, что пониже, — Симпатичная и довольно толковая. Ей бы ещё жить да жить. Если выздоровеет, то я за ней приударю.

— Ты прав, — ответил низенький врач, — Поэтому я и подсовываю ей чужие рентгеновские снимки, снимки выздоравливающих пациентов, поскольку положительная динамика у Аллы пока ещё не наблюдается. Её может спасти от смерти либо хороший иммунитет, либо жажда жизни, а лекарства в данном конкретном случае не особо помогают. Именно жажда жизни решает всё там, где всё остальное бессильно помочь.

Высокий врач с уважением и симпатией посмотрел на собеседника, но ничего не сказал. К чему слова, когда и так всё ясно? Смена через пару минут закончится, они с удовольствием скинут с себя проклятую марсианскую экипировку и постараются под душем смыть нечеловеческое напряжение от такой работы.

* * *

Она отошла от окна и, приняв таблетку, улеглась на кровать. Чтобы как-то убить время, взяла телефон и начала просматривать сделанные в разное время фотографии из галереи. Несколько из них особо привлекли её внимание и вызвали непроизвольную улыбку. Это их кот Черныш, любимец семьи, ужасно смешной и симпатичный. Понимает все человеческие языки, но говорит только на одном — на языке Миу-мау.

— Эх, — подумала Алла и тихонько засмеялась, — Если бы Черныш мог, стоя на задних лапах, произносить тенором или фальцетом какие-то фразы типа «Мы на горе всем буржуям пред короной не пасуем» или «Русский и китаец братья навек», то я и мои предки за короткое время стали бы невероятно богатыми людьми и все проблемы сразу бы испарились.

Через пару минут студентку сморил сон. Она увидела потрясающую воображение красоту небольшого, но очень живописного Эйлатского залива и себя, плывущую в акваланге прямо над колониями окрашенных во все цвета радуги кораллов. Ей не довелось там побывать, но всё ещё впереди…

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Сергей Рахман: Жажда жизни

  1. Прошу прощения, пропустила одно слово. Читать надо:
    Конечно, я не хочу, чтобы вы уподобились дамам города N., о которых Гоголь писал, что
    «подобно многим дамам петербургским,они отличались необыкновенною осторожностию и приличием в словах и выражениях….»

  2. А ведь ей самой уже тогда было плохо; ходишь по двенадцать-четырнадцать часов в памперсах, поскольку даже на сброс отходов собственного пищеварения в унитаз времени не дают, его просто нет.
    __________________________
    Все-таки для художественного произведения это какие-то не те слова.
    Конечно, я не хочу, чтобы вы уподобились дамам города N., о которых Гоголь писал, что
    «подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностию и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка». Но можно было бы выразиться как-то иначе, тем более героиня — медик.

    1. Inna Belenkaya 25 сентября 2020 at 15:45
      ====
      Справедливое замечание. Приходится читать с брезгливостью.

  3. Уточнение. Замечание выше принадлежит интервьюируемой Галине Ицкович.

  4. Интереснейшее и, по-моему, глубокое замечание другого автора — здесь же, по-соседству — по праву кооментирует и этот впечатляющий текст:
    «Эта пандемия не первая, но то, что сейчас происходит — это свидетельство того, как повысилась ценность человеческой жизни. Сто лет назад от испанского гриппа 50 миллионов померло… Совершенно уникальная реакция на пандемию — это в истории впервые происходит. Хочется верить, что мы живём в намного лучшем мире».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.