Лев Сидоровский: «Ваш указ — филькина грамота…»

Loading

Рукопись первого тома «Чонкина» гуляла по рукам и в конце концов оказалась во Франк­фурте-на-Майне, на страницах эмигрантских «Граней». Тут же Сергей Михалков на писательском собрании объявил его «собс­твенным корреспондентом белогвардейского антисоветского журнала». Секретариат ССП вызвал Войновича на «комиссию»…

«Ваш указ — филькина грамота…»

40 лет назад был лишен советского гражданства Владимир Войнович
(26 сентября 1932–27 июля 2018)

Лев Сидоровский

НЕДАВНО я позвонил в Италию замечательному журналисту Марио Корти, которого с сентября 2006-го в течение двух лет почти регулярно встречал в родной редакции «Невского време­ни»: он был тогда нашим собкором по странам Западной Европы, и его публикации о самых громких мировых событиях неизменно вызывали читательский интерес:

— Марио, из книги Владимира Войновича «Автопортрет. Роман моей жизни» я узнал, что, оказывается, его знаменитого, запрещенного в СССР «Чонкина» «за бугор» тайно переправил ты! Почему сей героический факт скрывал от кол­лег?

Ну, насчет «героического» ты явно загнул. С 1972-го (мне еще не было тридцати) я работал в итальянском посольст­ве в Москве переводчиком. Хотя дипломатического статуса и паспорта у меня не было, к диппочте доступ имел. Я был зна­ком со многими правозащитниками и писателями и переправлял их «самиздат» на Запад регулярно. Что именно? Ну, например, «Случай на даче» Александра Горлова, какую-то книгу Роя Мед­ведева, «Без рук, без ног» и «Демобилизацию» Владимира Корни­лова, несколько номеров «Хроники текущих событий», экземпляр «Из-под глыб» — всего не упомнить… У Войновича, в «писательском» доме на улице Черняховского, бывал часто, и он передал мне вторую книгу «Чонкина».. Первая попала на Запад через Прагу с по­мощью моего друга Мартина Дьюхэрста, который преподавал русскую литературу студентам университета в Глазго. Естест­венно, за мной была слежка и, вследствие протестов со стороны советских властей, мое же итальянское начальство в апреле 1975-го попросило меня покинуть пределы СССР в течение су­ток…

* * *

ТУТ я хочу для читателей осветить жизнь Марио чуть подробнее. Писатель, переводчик, журналист, он родился в 1945-м под Миланом. Работал на заводе в Германии, переводчи­ком в Турине и на миланской шинной фабрике «Пирелли». С 1972-го, как уже сказано выше, в течение трех лет — перевод­чик посольства Италии в Москве. В середине 70-х — член ред­коллегии журнала «Russia Cristiana» в Милане. В 1975-м стал одним из основателей издательства «La casa di Matriona», публикующего тексты по русской культуре и истории. В 1977-м организовывал Сахаровские слушания в Риме. С 1979-го — на радио «Свобода» в Мюнхене: аналитик, начальник отдела «Са­миздата», редактор и издатель еженедельника «Материалы Самиздата». В 1990-1994 — заместитель директора, затем — ди­ректор отдела информационных ресурсов НИИ РС-РСЕ. С 1995-го вместе с радио «Свобода» перебрался в Прагу. С 1998-го по 2003-й возглавлял Русскую службу радиостанции. С 2006-го по 2008-й — собственный корреспондент «Невского времени», где я с ним и познакомился…

Марио Корти — составитель сборников о советском дисси­дентском движении, автор радиопередач на исторические, исто­рико-музыкальные и общекультурные темы. В России печатался во многих газетах и журналах. Большой успех имели его написанные по-русски книги «Дрейф» и «Сальери и Моцарт». Позднее, став пенсионером, в деревне Артенья (что в провинции Удине, на северо-востоке Италии) издал книгу — «Другие итальянцы: Врачи на службе России», которая прежде вышла на русском в Питере.

* * *

И ВОТ судьба такого человека пересеклась с непростой жизнью Владимира Войновича…

Родившись в 1932-м в Сталинабаде (бывшем и будущем Ду­шанбе), Владимир после ареста отца-журналиста, который про­говорился, что не верит «в полное построение коммунизма», перебрался с роднёй в столь же «звучный» Ленинабад. Из застен­ков НКВД отец умудрился передать посвященное жене стихотво­рение: «Там, за этой тюремной стеною, твоя жизнь безнадёжно черней». Спустя пять лет «антисоветчика» чудом выпустили, они переехали в Запорожье, но началась война, и отец ушел на фронт. Далее мальчик познал эвакуацию и надолго — беско­нечную работу: пастухом, столяром, плотником, слесарем, ави­амехаником… Потом — четыре года армейской службы и первые стихотворные строчки В 1956-м приехал в Москву, принес в Литинститут стихи — не приняли. Устроился на железную доро­гу, путевым рабочим, а там — литобъединение «Магистраль». Однажды написал строки, которые понравились всем: «Был ве­чер, падал мокрый снег, // и воротник намок. // Сутулил плечи человек // и папиросы жёг…» Готовясь к поступлению в Литинститут, посещал семинары поэта Коваленкова. Однажды узнал: опасаясь, чтобы среди сту­дентов не оказалось много евреев, Коваленков по «десяти по­дозрительным фамилиям» написал отрицательные отзывы. Позво­нил Коваленкову: «Александр Александрович, это Войнович». — «Да-да, очень приятно». — «Надеюсь, вам сейчас будет не очень приятно. Я звоню, чтобы сказать, что вы подлец».

Полтора года проучился в пединституте, ездил на казахстанскую Целину, где впервые обратился к прозе. В 1960-м устро­ился редактором на радио. И вот однажды, когда срочно потре­бовалась песня о будущих космонавтах, а у никого из поэ­тов-профессионалов она не получалсь, за ночь написал: «Зап­равлены в планшеты космические карты, и штурман уточняет в последний раз маршрут. Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом, у нас ещё в запасе четырнадцать минут…» Перед тем, как песню, мелодию которой сочинил Фельцман, записать на пластинку, — претензия: «Давайте «пыльные» тропинки поме­няем на «новые»…» Отказался. Так ее в космосе и пел Гага­рин. Через год — Попович: «У вас «закурим перед стартом», а космонавты не курят». И примитивно исправили: «споёмте перед стартом»…

***

ДАЛЕЕ — еще успех: в январском номере «Нового мира» — повесть «Мы здесь живём», встреченная бурей восторженных ре­цензий. Потом — повесть «Два товарища», рассказ «Хочу быть честным», поставленные на сцене и экране. Но тут же маршал Малиновский увидел стихи Войновича в «МК»: «Над селом притихшим ночь стояла… // Ничего не зная про устав, // Целовали девушки устало // У плетней женатый комсостав…» «Эти стихи стреляют в спину Советской Армии!» кричал ми­нистр обороны. Но Родион Яковлевич еще не подозревал про «Чонкина», над которым трудился автор, только что принятый в Союз писателей.

Публиковать роман о непутевом вояке Твардовский испу­гался. Вскоре там же, в «Новом мире», подобное повторилось с повестью «Путем взаим­ной переписки». К тому же Войнович оказался одним из «подпи­сантов» обращения в защиту диссидентов Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. Итог: «строгий выговор» от Союза писателей, и запрет публиковаться в любом виде, отмена всех киносъемок, закрытие всех по всей стране спектаклей. В об­щем, его семью лишили куска хлеба.

А в это время рукопись первого тома «Чонкина» гуляла по рукам и в конце концов оказалась во Франк­фурте-на-Майне, на страницах эмигрантских «Граней». Тут же Сергей Михалков на писательском собрании объявил его «собс­твенным корреспондентом белогвардейского антисоветского журнала». Секретариат ССП вызвал Войновича на «комиссию», а там… Полковник Брагин: «Войнович, вы в армии служили?»«Четыре года». — «И неужели видели там что-нибудь подобное тому, что описыва­ете?»«Видел кое-что и похлеще». «Это ложь!» — завопил полковник. «Почаще посещайте доктора», — посоветовал ему Войнович, двинул ногой по двери кабинета и покинул сие высокое собрание. Знали бы эти идиоты, что уже готова вторая книга «Чонкина» — «Претендент на престол», которая намного острее первой!

Тем временем в жилищном кооперативе подошла его очередь на двухкомнатную квартиру. Но судьба и здесь воздвигла пре­пятствие в облике Сергея Сергеевича Иванько, члена ССП и КГБ, которому понравилась именно «двушка» Войновича. Приш­лось начинать нешуточную борьбу, история которой изложена в «Иванькиаде»…

Из Союза писателей исключили Александра Галича. Ситуация накалялась. Надо было как-то сплавить на За­пад «Чонкина-2». И тут Наум Коржавин познакомил Войновича с Марио Корти, который рукопись взял без всяких разговоров. Передаю слово Марио:

— Внутри пакета, который поступил в Рим, в МИД Италии, был другой, на котором Войнович указал адрес своего издате­ля. Я это адресовал моему другу, а он уже переправил «Чонки­на» куда надо…

В феврале 1974-го Войновича исключили из ССП. Накануне Владимир Николаевич прислал туда письмо: «Я не приду на ваше заседание, которое будет проходить при закрытых дверях, втайне от общественности, то есть нелегально, а я ни в какой нелегальной деятельности принимать участие не желаю…»

На­завтра он стал членом французского ПЕН-клуба.

А «Чонкин» уже звучал по радио «Свобода», вышел в из­дательстве «ИМКА-Пресс». Автора незамедлительно вызвали в КГБ, потом — на конспиративную встречу в № 408 гостини­цы «Метрополь», где писатель был отравлен полонием-210. Ос­тавшись чудом живым, сообщил об этом Андропову, затем появился до­кументальный рассказ «Дело № 34840», который Лена, жена уже высланного Ма­рио (она в Москве организовывала при посольстве итальянскую школу), переправила на Запад. К тому же у Войновича отключи­ли домашний телефон, и он написал министру связи СССР Талы­зину: «Захватив телефонную сеть, враги разрядки могут пойти и дальше. А если они возьмут в свои руки еще и почту, телег­раф, радио и телевидение, то тогда… Вы сами знаете, что бывает в подобных случаях…»

На другой день Войнович был избран в Баварскую академию изящных искусств.

И тут его вызвали в ОВИР: «Ну, пожалуйста, срочно уез­жайте в Германию насовсем». Так 21 декабря 1980 года оказал­ся в Мюнхене. Потом за полгода с советским паспортом объехал пол-Европы и почти всю Америку. Нередко заглядывал к Марио, который там же, в Мюнхене, работал на радио «Свобода», а Марио, в свою очередь, бывал в его деревне Stockdorf — сам Войнович называл ее «Палкино».

* * *

И ВОТ в 1981-м, 16 июня, — телефонный звонок. На другом конце провода — Марио: «Володя, только что опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении тебя советского гражданства».

И Войнович направил Брежневу открытое письмо:

«Господин Брежнев,

Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского госу­дарства благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого. Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой смерти и даже после нее. Будучи умеренным оптимистом, я не сомнева­юсь, что в недолгом времени все ваши указы, лишающие нашу бедную родину ее культурного достояния, будут отменены. Мое­го оптимизма, однако, недостаточно для веры в столь же ско­рую ликвидацию бумажного дефицита. И моим читателям придется сдавать в макулатуру по двадцать килограммов Ваших сочине­ний, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.»

Через год с небольшим не стало Брежнева, через десять лет Горбачев вернул Войновичу преступно отнятый у него документ.

***

КСТАТИ, появилась про Чонкина и третья книга — «Переме­щенное лицо». А еще — «Москва 2042», «Шапка», «Монументаль­ная пропаганда»… Предложил автор песни про космонавтов и свой вариант Российского Гимна на музыку всё того же Александрова, где, в частности, есть такие слова:

… К свободному рынку от жизни хреновой,
Спустившись с вершин коммунизма, народ
Под флагом трехцветным, с орлом двухголовым
И гимном советским шагает вразброд…

Да, острый язык был у Владимира Николаевича…

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Лев Сидоровский: «Ваш указ — филькина грамота…»

  1. Маркс Т: «Публиковать роман о непутевом вояке Чонкине Твардовский испу­гался..
    Тогда как Войнович безусловно талантлив… Тогда как задуманная со вселенским размахом «Москва 2042» откровенно бездарна…Гениальный Данелия (почему-то, к моему возмущению, несколько пресмыкавшийся перед восхваляемым тогда — и забытом теперь — Феллини) крайне слаб в грандиозно задуманном, таком «многозначительном» фильме «Кин-дза-дза».. Помню, как возмущались мои наставники тогда Герчуки (муж и жена — маститые искусствоведы), когда в ответ на поклонение перед прославленным Солженицыным, я негромко заметил, что он — слабый прозаик.
    Да попробуйте перечитать сегодня сочинения Синявского-Терца и Даниэля-Аржака… Боюсь, но не могу сказать иначе, — почти графомания. Художественная ценность не определяется только политическим звучанием…»
    «»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
    Ну-с, снимайте бурнус…М.Т:«Есть и иная — эстетическая сторона, гораздо более понятная, когда, скажем, имеем в виду не литературу, а женщину.» — ТОГДА КАК эстетическая сторона женщины Марксу Т. более понятна, чем эстетика литературы« — на этом можно бы поставить точку. Тем более что маститые искусствоведы Герчуки (!) — муж и жена — наставники его. Но хочется процитировать 2-3 абзаца А.И.Солженицына, «без всякого политического звучания..»: «Я вернулся в отдел кадров и взмолился перед окошечком. Сперва и разговаривать со мной не хотели. Потом всё ж походили из комнаты в комнату, позвонили, поскрипели и отпечатали мне в приказе: «Торфопродукт».
    Торфопродукт? Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое!…В Торфопродукт легко было приехать. Но не уехать.А и на этом месте стояли прежде и перестояли революцию дремучие, непрохожие леса. Потом их вырубили – торфоразработчики и соседний колхоз…Вот куда завела меня мечта о тихом уголке России. А ведь там, откуда я приехал, мог я жить в глинобитной хатке, глядящей в пустыню. Там дул такой свежий ветер ночами и только звёздный свод распахивался над головой…И узнал, что не всё вокруг торфоразработки, что есть за полотном железной дороги – бугор, а за бугром – деревня, и деревня эта – Тальново, испокон она здесь, ещё когда была барыня-«цыганка» и кругом лес лихой стоял. А дальше целый край идёт деревень: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово – всё поглуше, от железной дороги подале, к озёрам. Ветром успокоения потянуло на меня от этих названий. Они обещали мне кондовую Россию. И я попросил мою новую знакомую отвести меня после базара в Тальново и подыскать избу, где бы стать мне квартирантом…Так мы дошли до высыхающей подпруженной речушки с мостиком. Милей этого места мне не приглянулось во всей деревне; две-три ивы, избушка перекособоченная, а по пруду плавали утки, и выходили на берег гуси, отряхиваясь. – Ну, разве что к Матрёне зайдём, – сказала моя проводница, уже уставая от меня…«

  2. «Публиковать роман о непутевом вояке Чонкине Твардовский испу­гался. Вскоре там же, в «Новом мире», подобное повторилось с повестью «Путем взаим­ной переписки»».
    Сопоставлю оба вполне антисоветских произведения: повесть талантлива, роман — бездарное подражание гениальному гашековскому Швейку. Хлёсткость, публицистический, по сути — псевдопропагандистский накал вовсе не признак таланта.
    Тогда как Войнович безусловно талантлив. Даже «шкурная» в некотором роде повесть «Иванькиада» — по-настоящему таланлива. Несколько слабее — «Шапка». Тогда как задуманная со вселенским размахом «Москва 2042» откровенно бездарна.
    Есть в этом определённая закономерность; назвал бы так: «Галоши не своего размера». Гениальный Данелия (почему-то, к моему возмущению, несколько пресмыкавшийся перед восхваляемым тогда — и забытом теперь — Феллини) крайне слаб в грандиозно задуманном, таком «многозначительном» фильме «Кин-дза-дза».
    А как поистине комично обернулась советская «героика» в фильме «Тридцать три» — при, казалось бы, таком пустяковом зачине… Помню, как возмущались мои наставники тогда Герчуки (муж и жена — маститые искусствоведы), когда в ответ на поклонение перед прославленным Солженицыным, я негромко заметил, что он — слабый прозаик. Да попробуйте перечитать сегодня сочинения Синявского-Терца и Даниэля-Аржака (сам мёрз у здания суда где-то, помнится, возле Баррикадной). Боюсь, но не могу сказать иначе, — почти графомания. Художественная ценность не определяется только политическим звучанием.
    Есть и иная — эстетическая сторона, гораздо более понятная, когда, скажем, имеем в виду не литературу, а женщину.

    1. «Войнович безусловно талантлив» — как он и его почитатели Вам признательны за Ваше признание.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.