Генрих Иоффе: Шляпа вместо буденовки, или Термидор

Loading

Устрялов сравнивал большевиков с редиской: снаружи красная, внутри — белая. Приходили к выводу, согласно которому этот процесс может привести к тому, что «крушение большевизма начнётся из кабинета какого-нибудь партсекретаря». Тот, кто это сказал, как в воду глядел.

Шляпа вместо буденовки, или
Термидор

Генрих Иоффе

 Генрих Иоффе Много книг написано об Октябрьской революции, о том, как и почему власть оказалась в руках большевиков. Причём, по заголовкам книг можно судить о концепциях авторов. Вот например: «Большевики приходят к власти». Плавно так приходят, никого не отталкивая, не оттесняя. Или: «Как большевиков пропустили к власти». Боялись, но скорее полагали, что долго им все равно не удержаться. Ещё вариант: «Как большевики захватили власть». Здесь уж комментарии излишни.

Но пора писать книги о том, как и почему «Большевики потеряли власть». И такие книги будут написаны с использованием современного архивного материала, позволяющего узнать многое. Но вот что интересно. Еще задолго до падения большевизма, сразу по окончании гражданской войны в белой эмиграции развернулись горячие дискуссии о том, как и отчего произойдёт крушение Советской власти, и большевики потеряют власть.

Придя в 1985 г. к власти М. Горбачев заявил, что решение множества проблем он видит в возвращении к «позднему Ленину», Ленину эпохи НЭПа. Однако, вопреки Ленину, категорически отрицавшему «середину» в политической борьбе и считавшему, что альтернативой Советской власти может быть только правительство правых сил («вплоть до монархии»), Горбачев пошёл «иным путём». На первое место в его «перестройке» были выдвинуты политические лозунги: маловразумительное «новое мышление», «гласность» и совершенно невнятные «общечеловеческие ценности».

Из этих «составляющих», пожалуй, только «гласность» в принципе не противоречила партийной идеологии, но то, как она осуществлялась, обернулось подрывом советского режима. В условиях напряжённой борьбы двух общественных систем — капитализма и «советскости» — внутрь Советского Союза хлынул ничем не сдерживаемый антисоветский и антикоммунистический пропагандистский поток.

Что же касается «нового мышления» и «общечеловеческих ценностей», то это явилось не чем иным, как фактическим отказом от марксизма-ленинизма — идеологической основы Советской системы. Причём, с более чем наивной верой в то, что и противники СССР в «холодной войне» в ответ столь же добровольно откажутся от своей идеологии — идеологии антикоммунизма и антисоветизма. Конечно, этого не произошло, потому что никогда не могло произойти. Маниловское «новое мышление» Горбачева столкнулось с так называемой «реальной политикой», суровыми принципами которой являются прагматические интерес, расчёт и выгода. В этих условиях самое лучшее, что мог бы сделать Горбачев — это немедленно перестроиться самому, проявить осмотрительность, осторожность в определении темпа и методов осуществления перемен. Он не сделал этого, что тем более странно «на фоне» многих предупреждений, в том числе и со стороны лидеров зарубежных левых, социал-демократических сил. Эти предупреждения сводились к указанию, что горбачёвская «перестройка» может нанести удар не только по советской системе, но и по всему мировому левому движению. В итоге — выиграют правые, консервативные силы. Но, как любил выражаться Горбачев, «процесс пошёл». На политическую арену выступили крайне правые силы (Ельцин), поощряемые и прямо поддержанные из зарубежа. В Москве одно время шутили, что страной управляет «вашингтонский обком». Так или иначе Советская система перестала существовать. Вместе с этим распался Советский Союз — преемник многовекового Российского государства, что означало небывалую в его истории катастрофу.

Неизбежно возникает вопрос о «движущих силах» действий Горбачева. Существуют разные версии.

Одна из них сводится к личностным, психологическим факторам Горбачева, по отзывам хорошо знающих его — человека нарциссического характера. Согласно этой версии, он был движим стремлением запечатлеть своё имя на скрижалях истории, наряду с современными «сильными мира сего». Немалая роль тут отводится супруге-Раисе Максимовне, видевшей себя в «обойме» «первых леди». При всей, возможно, верности оценок Горбачева, эта версия вызывает сомнение. Горбачев прежде всего был политик до мозга костей (как сказал один из американских сенаторов, «он — один из нас, он — политическое животное». По определению же одного из наших деятелей, хорошо знавших Горбачева, он — «наркоман от политики»), а это значит, что политический расчёт должен был занимать у Горбачева преобладающее место.

Другая версия состоит в том, что Горбачев в какой-то момент оказался в сфере воздействия западных лидеров и превратился в своего рода «агента влияния» Запада. Эту версию очень многие считают «полной чушью». Возможно и так, хотя категоричность мало способствует решениям вопросов.

В чем же в таком случае может быть основа, почва «линии Горбачева»? Если уж невозможно понять, как Горбачев сумел пройти в генсеки сквозь кадровые «партрешёта», то почему это ему удалось — предмет для раздумий. И тут я вспомнил своего старого знакомца Д.И. Мейснера. Он был участником гражданской войны, воевал в Добровольческой армии А. Деникина, эвакуировался с армией П. Врангеля в Турцию (кутеповский лагерь на острове Галлиполи), жил в Чехословакии, Франции. В 20-х гг. был близок к лидеру кадетской партии П. Милюкову. В 60-х гг. вернулся в Россию, написал и издал мемуары «Миражи и действительность». Я познакомился с ним после выхода моей книжки о монархистах в гражданской войне и частенько бывал у него дома на Коломенской. Говорили о революции, большевиках, Советской власти. Как-то зашёл разговор о судьбе большевизма в России, и он рассказал, что об этом думал Милюков.

— Он, Милюков, отвергал мысль о том, что большевистский режим можно ликвидировать вооружённым путём извне. Перестал верить и в успех крестьянских и иных восстаний в самой стране. Большевизм, считал он, подвергнется постепенному разложению. Его погубит червь мещанства, который заведётся внутри него.

Я тогда не очень понял и попросил объяснить.

— Давайте для ясности предельно упростим эту милюковскую теорию,— сказал Мейснер. — Гражданская война закончена. Мир. Другая действительность, другая жизнь. Вчерашний лихой красный кавалерист снимает будёновку, гимнастёрку с «разводами», галифе. Как победитель он становится начальником. Теперь на нем штатский костюм «аглицкого покроя». Ему отводится кабинет. Продвигают по службе. Кабинет обставляется хорошей мебелью, коврами и т.п. Дальше-больше. Дают большую квартиру, дачу, другие блага. И вот однажды в кабинете у него в голове возникает вопрос:

— А если вдруг меня снимут, хуже того-посадят, что тогда? Что останется семье, детям? Ведь все, чем я располагаю — не моё, казённое…

И вот рождается «подленькая» мыслишка о собственности, наследстве и всем таком прочем. Тут и начало конца большевизма.

Я стал читать литературу белых эмигрантов, литературу сменовеховцев, их лидера Н. Устрялова. Они верили в своё возвращение и много думали о судьбе большевизма. Мысль о выхолащивании большевистской идейности и заполнении образующейся пустоты обыденной мещанско-потребительской «философией» в их среде крепла. Устрялов сравнивал большевиков с редиской: снаружи красная, внутри — белая. Приходили к выводу, согласно которому этот процесс может привести к тому, что «крушение большевизма начнётся из кабинета какого-нибудь партсекретаря». Тот, кто это сказал, как в воду глядел.

Могло ли все пойти иначе? Кто знает. Как писал А. Герцен, у истории много дверей, много входов и выходов…

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Генрих Иоффе: Шляпа вместо буденовки, или Термидор

  1. Не стоит так (как при Путине стало принято) о Горбачёве. Он выходил из полной разрухи, из болота. Вспомните блестевшие металлом пустые прилавки (с мороженным хеком), вспомните напор национализма, самого наглого левачества, именовавшего себя «правозащитниками»…
    Горбачёва сгубил Ельцин, тщеславно рвавшийся к власти — хотя бы путём развала страны. И добился — и обгадился!

  2. Мне кажется, что главное то, что «большевики» не смогли найти стимула к труду на длинной дистанции, кроме насилия, хотя Ленин и восторгался «соцсоревнованием». Могли предложить только бюрократическое распределение продуктов труда и оплаты. А есть ли в принципе такие стимулы? Производительность труда в отчужденной от личности любой корпорации заставляет в этом сомневаться, когда они разрастаются — она тут же падает. Пример — Майкрософт. Это и есть основная проблема социализма.

  3. СССР распался не из-за идеологического кризиса — капитализм vs социализм, а из-за господства бюрократии — «ручного управления» экономикой. Эта система бесперспективна в современном рыночном мире. Поэтому и Ельцин с его свободой слова, и Путин с его вертикалью власти обречены в перспективе. Можно было бы сказать, что это все мол внутреннее дело РФ, но оказалось, что даже западное компьютерное управление сверху чуждо свободной экономике. Пример: кризисы в «дип стэйт» и в менеджменте транснациональных корпораций в США, брюссельские бюрократы в Еврокомиссии. ЕССР, по выражению Буковского. Считается, что кризис — это объективно хорошо. Потому что после него происходит «апгрейд», вот только если бы не лилась кровь.

  4. Искать чью-то злую волю в распаде СССР не стоит…
    Несмотря на интерес к различным теориям заговора (некоторые ну о-о-очень убедительно аргументированы), ответ на сей вопрос:
    «Хочу я спросить без волшебств и чудес: кто все же коварнее – ЖИЗНЬ ИЛИ БЕС?»
    (приписывается Гёте, но, кажется, это всё таки перевод из Книги царей Фердоуси)
    для меня был: «Жизнь.» и остаётся: «Жизнь!»

Добавить комментарий для Маркс ТАРТАКОВСКИЙ. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.