Бывает пессимизм, густо замешенный на цинизме. Бывает оптимизм, попахивающий идиотизмом. Но здесь оптимизм, замешенный на высоком уме мудреца, который понимает, что несмотря ни на что, в жизни есть много такого, чему можно и нужно радоваться, чем можно восхищаться, и чему не может помешать никакой идиотизм.

Памяти Жванецкого

Борис Бейнфест

Умер великий мудрец и выдающийся писатель. Умер Михаил Михайлович Жванецкий.

Веселый, остроумный одессит — примерно таким виделся Михаил Жванецкий в первые годы своего «выхода в свет», когда по стране крутились километры магнитофонных пленок с записями его блестящих выступлений. Популярность его была чрезвычайно велика, но это была популярность именно эстрадного остроумца. Мало кто знал тогда, что он писал многие тексты Райкину, что это его тексты исполняли наряду с ним самим еще Карцев и Ильченко. Выступал он по учреждениям, в научной или художественной среде, как и Высоцкий, как и Галич, но не казался фигурой такого масштаба: может быть, потому, что рядом с выраженной гражданской позицией Галича или с поэтическим и вокальным да-ром Высоцкого его масштаб терялся. Как терялся в свое время масштаб Зощенко рядом с Платоновым или Булгаковым. Хохмач! И не более того.

Вспомним некоторые из его шуток (а им несть числа).

А вы пробовали когда-нибудь зашвырнуть комара? Далеко-далеко. Он не летит. То есть он летит — но сам по себе и плюет на вас. Поэтому надо быть легким и независимым.

Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.

Весь мир поделён: официанты и голодные; вахтёры и те, кто предъявляет в развёрнутом виде.

В жизни всегда есть место подвигу. Надо только быть подальше от этого места.

В какой еще стране спирт хранится в бронированных сейфах, а «ядерная кнопка» — в пластмассовом чемоданчике?

Вместо жизни — здоровый образ жизни.

Врачи удивляются, как при таком лечении больные еще живы. Больные удивляются, как при такой зарплате врачи еще живы.

Все люди братья, но не все по разуму.

Все наши неприятности начинаются со слов: «Как, разве вам ничего не говорили?»

Все по словам. А я по лицам. Я слов не знаю. Я лица понимаю.

Встретили меня по одежке, проводили тоже плохо.

Всякий раз, когда я вспоминаю о том, что Господь справедлив, я дрожу за свою страну.

В тюрьме сейчас много умных людей, и с ними надо советоваться.

Вы мне показали, что такое аншлаг, я вам покажу, что такое успех.

— Вы нормальный человек? — Допустим.

Глупые женятся, а умные выходят замуж.

Гляжу на Вас и думаю: как благотворно влияет на женщину маленькая рюмочка моей крови за завтраком.

Демократия с элементами диктатуры — всё равно что запор с элементами поноса.

Для мании величия не требуется величия, а вполне хватит мании.

Дружба видоизменилась настолько, что допускает предательство, не нуждается во встречах, переписке, горячих разговорах и даже допускает нали-чие одного дружащего.

Думаю, не ошибусь, если ничего не скажу.

За великий, чистый, острый русский язык.

За кефир отдельное спасибо всем.

Запах чем хорошо — не хочешь, чтоб пахло — отойди к чёртовой матери.

Зачем вы воруете с убытков? Воруйте с прибылей!

Если вам говорят, что вы многогранная личность — не обольщайтесь. Может быть, имеется в виду, что вы гад, сволочь и паразит одновременно.

Если вам долго не звонят родственники или друзья, значит у них всё хорошо.

Если вас не примут в институт, то не потому, о чём вы думаете. Кста-ти,, «потому» пишется слитно или раздельно?

Если вы поможете другу в беде, он непременно вспомнит о вас, когда опять попадет в беду.

Если меня в тихом месте прислонить к тёплой стенке…

Если появился кто-то, готовый свернуть горы, за ним обязательно пойдут другие, готовые свернуть ему шею.

Если сложить тёмное прошлое со светлым будущим, получится серое настоящее.

Если ты споришь с идиотом, вероятно, то же самое делает и он.

Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.

Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном всё нормально.

И вас бросило в жар от холода.

И вообще по тому, как он плевался, сморкался и икал, было видно, что старается держаться прилично.

Из людей также люблю не очень старых стариков. И не очень молодых молодых. Это, в общем, одни и те же люди.

Извините, что я говорю, когда вы перебиваете.

Испытание деньгами мы не выдержали, приступаем к испытанию време-нем.

История России — это борьба невежества с несправедливостью.

Каждый человек — кузнец своего счастья и наковальня чужого.

Как кому, а мне нравится думать!

Как трудно ползти с гордо поднятой головой!

Когда-то я был молод и красив, теперь — только красив.

Какой же русский не любит быстрой езды — бессмысленной и беспощадной!

Количество прожитых лет, в конце концов, всегда переходит в новое качество.

Коммунистическая партия учит нас: не воруй по-маленькому, и сажает непрерывно.

Концов счастливых не бывает. Если счастливый, это не конец.

Кто женился на молодой, расплатился сполна: она его никогда не увидит молодым, он ее никогда не увидит старой.

Легкомыслие — это хорошее самочувствие на свой страх и риск.

Лотерея — наиболее точный способ учета количества оптимистов.

Лучшее алиби — быть жертвой.

Лучше промолчать и показаться дураком, нежели заговорить и не оставить на этот счет никаких сомнений.

Любить водку, халяву, революции и быть… удаком — этого ещё не достаточно, чтобы называться русским.

Люди других убеждений должны сидеть отдельно.

Массу людей переворошил в поисках красивого тела, теперь ищет родную душу.

Матрос оказался моряк.

Меняю яркие воспоминания на свежие впечатления.

Может быть, вы не знаете, но в Одессе быстро поднятое не считается упавшим.

Можно и нужно жить жизнью народа, но к вечеру возвращаться домой.

Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один.

Мы им обещаем-обещаем, обещаем-обещаем, а им всё мало!

Мы медленно запрягаем, быстро ездим, и сильно тормозим.

Мы так привыкли делать то, что никому не нужно, что когда это кому-то понадобилось, оно все равно не работало.

Мы умнее тех, кого выбираем.

Мысли и женщины вместе не приходят.

Наговорил — и отойди, не стой в этом во всём.

Надо, чтобы вы руководили принципами, а не принципы вами.

Надпись в туалете: «Не сиди просто так, думай что-то. Мама Жванецкого».

На своих ошибках учатся, на чужих — делают карьеру.

Нам руки впереди мешают. Руки назад — другое дело.

Нарушить закон земного притяжения можно, но это большие деньги.

Нас до того испортили, что мы думали, что это рай.

Наша мечта — порядок в бардаке.

Наша свобода напоминает светофор, у которого горят три огня сразу.

Наша свобода хоть и отличается от диктатуры, но не так резко, чтобы в этом мог разобраться необразованный человек, допустим, писатель или военный.

Наша свобода — это то, то мы делаем, когда никто не видит.

Нашедшего выход затаптывают первым.

Не беспокойте моё одиночество, но не оставляйте меня одного.

Не водите машину быстрее, чем летает ваш ангел-хранитель.

Не можешь любить — сиди дружи!

Нет такой чистой и светлой мысли, которую бы русский человек не смог бы выразить в грязной матерной форме.

Никогда не преувеличивайте глупость врагов и верность друзей.

Никому не поставить нас на колени! Мы лежали и будем лежать!

Ничто так ни ранит человека, как осколки собственного счастья.

Нормальный человек в нашей стране откликается на окружающее только одним — он пьет. Поэтому непьющий все-таки сволочь.

Ну зачем вам эти волнения к концу жизни?

Он был советником Рабиновича по национальной безопасности.

Одна из бед новой России, что понятия ум, честь и совесть стали вза-имоисключающими.

Одно неловкое движение — и вы отец.

Он старый дурак. Хотя возраст здесь ни при чем.

Определять на глаз национальность и заранее думать о нём худшее.

Оптимизм — это когда не моешь посуду вечером, надеясь, что утром на это будет больше охоты.

Очень тяжело менять, ничего не меняя, но мы будем.

Она не сдержала себя, открыла прелестный ротик и испортила прекра-сную фигурку и дорогой купальник.

О характере человека можно судить по тому, как он ведет себя с теми, кто ничем не может быть ему полезен, а также с теми, кто не может дать ему сдачи.

Папа — грек, мама — колхозница.

Переживайте неприятности по мере их поступления.

Пожинали чужие плоды, т.е. грузили навоз.

Помер, не найдя смысла в жизни, а тот помер, найдя смысл в жизни, а тот помер, не ища смысла в жизни, а этот вообще еще живет! Надо с ним побеседовать…

Порядочного человека можно легко узнать по тому, как неуклюже он делает подлости.

Последний — это значит, что ты первый в другую сторону.

При диктатуре все боятся вопроса, при демократии — ответа. При диктатуре больше балета и анекдотов. При свободе — поездок и ограблений.

При поносе важно, какая скорость у тебя, а не у твоего провайдера.

Пришел — спасибо, ушел — большое спасибо.

Проснулся — спасибо, заснул — благодарю.

Раньше думал — женщины, теперь — ни дня без строчки.

Ремонт — это не действие, это состояние.

С детства мечтал зубы вставить.

Самый верный способ заставить жену слушать вас внимательно — разговаривать во сне.

Сейчас наступило время, когда аккомпанемент выступает с сольными концертами.

Сказки — это страшные истории, бережно подготавливающие детей к чтению газет и просмотру теленовостей.

Скромность украшает человека, нескромность — женщину.

Скупой платит дважды, тупой платит трижды. Лох платит всю жизнь.

Слово понимает каждый, но ему нужно объяснить.

Старость приближается как электричка: вот она еще там, и вот она уже здесь.

Только в день рожденья узнаёшь, сколько в мире ненужных вещей.

Тот, кто на букву «Я», живет дольше — пока еще до него дойдет.

Трезвые — народ скрытный, не поймёшь, что у него на уме.

Ученье — свет, а неученье — приятный полумрак.

Учти, знания половым путём не передаются.

Часы напоминают, сколько прошло, чтобы вычитанием определить, сколько осталось.

Человек гораздо умнее, чем ему это надо для счастья.

Человек, признающий свою ошибку, когда он не прав — мудрец. Человек, признающий свою ошибку, когда он прав — женатый.

Чем больше телефонов, тем невыносимее становятся те, у кого их нет.

Чем больше женщину мы меньше, тем больше меньше она нам.

Чем меньше женщина собирается на себя надеть, тем больше времени ей для этого потребуется.

Что наша жизнь: не подохнешь — привыкнешь, не привыкнешь — подохнешь.

Что с человеком не делай, он упорно ползёт на кладбище.

Что такое 60? Испуг в её глазах, всё остальное-то же самое.

Что толку вперёд смотреть, когда весь опыт сзади.

Шоколад в постель могу себе доставить, но придётся встать, одеться и приготовить. А потом раздеться, лечь и выпить. А кто на это пойдёт?

Шутки шутками, но могут быть и дети.

Это не юмор — это стечение обстоятельств.

Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа.

Я же говорил — или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений.

Я родился умным, с часами на руках, сразу записался на очередь в ясли и встал в очередь на холодильник.

Я слишком быстро вожу машину, чтобы переживать из-за холестерина!

Конец формы

Шли годы. И постепенно становилось ясно, что мы имеем дело не просто со смехачом, обличающим «отдельные недостатки», как тогда было принято гово-рить, но с философом, копающим глубоко, в том числе и под власть, но только своими специфическими средствами. Думаю (это к слову), что в безобидном, на первый взгляд, насмешнике Зощенко (кстати, полного тезки Жванецкого!), обли-чавшем нового мещанина и хама, власти тоже разглядели, в конце концов, опас-ность для себя, ибо те, кого он обличал, были не просто «пережитками прошлого», они были и порождением этой самой власти.

Вспоминаются юбилеи Жванецкого. Например, 75-летие, на котором я имел удовольствие быть. Вдруг выяснилось, что это огромное общественное событие, что в концертном зале им. Чайковского, куда чествовать его собрался весь цвет интеллигенции, живого Жванецкого этот цвет без обиняков, открыто приз-наёт и называет гением. И выясняется, что перед нами грандиозная фигура, гуру, учитель жизни, умница, каких мало, выдающийся писатель, в чьих руках русский язык заиграл новыми красками, великолепный актер, при этом нисколько не ут-ративший с годами ни темперамента, ни дикции, ни обаяния. Это чудо произвела Одесса, и это ее последнее любимое литературное дитя в череде великих одес-ситов, создававших русскую литературу двадцатого века.

Когда Жванецкий вышел на сцену со своим неизменным, очень потрепанным портфельчиком (лишь подчеркивавшим великолепную сохранность его владельца), зал в едином порыве встал, разразилась овация. Да, мы привыкли к этой ремарке: «Бурные, продолжительные аплодисменты, все встают», но тут был именно порыв, а не дежурный ритуал, за которым (а ну, кто там не встал?) в свое время тщательно следили посаженные в зале неприметные люди в штатском. Это было искреннее выражение восхищения и признательности, радости от приобщения к высокому и гордости тем, что здесь и сейчас, а не где-нибудь и когда-нибудь можно увидеть, услышать, поприветствовать этого замечательно-го, «быстрого разумом» человека, пожать ему руку, преподнести цветы. Стояли и аплодировали люди разных поколений и разного места в искусстве и в жизни, но одно только перечисление имен тех, кто аплодировал Михаилу Жванецкому, впе-чатлило. Марк Захаров и Инна Чурикова, Сергей Юрский и Олег Табаков, Алла Демидова и Сергей Соловьев, Юрий Рост и Ирина Антонова, Геннадий Хазанов и Андрей Максимов, Владимир Спиваков и Андрей Макаревич, Владимир Познер и Леонид Ярмольник, Алла Пугачева и Эльдар Рязанов, Александр Ширвиндт и Михаил Швыдкой, Вячеслав Полунин и Галина Волчек и много других узнаваемых лиц.

Согласимся: не часто в художественной среде бытует такое единение, общая дружба не «против кого-то», а за! Была общая приязнь, общая, сплотившая всех, дружба с героем вечера.

Не было, увы, в зале и на сцене тех, кого уже не стало: мудрецов Горина, Гердта…

Зато очень красноречивым было отсутствие «делегатов» от другой публики, той, что мелькает на телеэкранах, вращаясь при этом на своей, несопоставимо более низкой (порой «ниже плинтуса») орбите, прививая тем, кто сидит у этих са-мых экранов, дурновкусие: не было в зале Петросяна, Задорнова, Винокура, «звезд» пресловутого, фонтанирующего пошлостью «Аншлага». И слава богу, что их не было: их присутствие могло просто испортить впечатление от вечера, снизить его планку, нельзя коньяк высшей марки разбавлять бормотухой.

М. М. как-то сказал, что по-прежнему волнуется перед каждым выходом на сцену. Я всякий раз тоже волновался, слушая его, потому что боялся: а вдруг сорвется, скажет неудачно, брякнет что-нибудь, снизит планку. Но нет! Просто не верится, что нормальный человек мог быть так устойчиво неисчерпаем. Как ска-терть-самобранка. Как колодец. Как атом, если угодно. Как электрон, наконец. Ощущение, что пытаются вычерпать это море ложкой. Эдисон сказал, что гений — это 90% пота и 10% вдохновения. Пота там совсем не было видно, одно вдохновение. И планка оставалась на незыблемой, на недосягаемой высоте. Похоже, та Муза, что целовала его в темечко, жила с ним даже не в гражданском, а в са-мом что ни есть законном, более того, церковном браке, что там есть и брачный договор, но брак этот все-таки был по любви, и уж никак не мезальянс, и тем более, не морганатический, и остальные, те, кто на внимание Музы претендует, — это просто друзья дома. Мгновенные чеканные формулировки, и не просто фор-мулировки на пустом месте, игра словами, а формулировки мудрых мыслей, ко-торые роятся в этой голове, размножаясь скорострельно.

Выступавшие и поздравлявшие были как на подбор и все, как один, на высоте: Олейников и Стоянов, Хазанов (в маске Некрасова), Табаков, Чурикова, Ка-рцев, Юрский, Захаров, Ярмольник — это из актерской братии. А как неожиданно засверкали умом и юмором министры Лавров и Шойгу! Откуда что взялось! Как блеснула Пугачева, не только голосом, но и всем остальным (кроме наряда; дать бы ей за него три наряда вне очереди!), как великолепен был, как всегда, Спиваков, как хорош был Макаревич… И как было приятно видеть в зале Андрея Мак-симова (ведущий уникальной передачи «Дежурный по стране», где честь такого дежурства была возложена на Жванецкого). Словом, это всё люди той же генерации, зал как один человек радовался, хохотал, вытирал слезы, аплодировал…

Чурикова рассказала, как давным-давно они семьей смотрели по телевизору выступление М. М., и ее маленький сын вдруг сказал: «Мама, у этого дяди све-жие мозги». Поистине, устами младенца глаголет истина!

Хорошо, что не было дежурных поздравлений свыше дежурному по стране. Что до Лаврова, то он, конечно, министр, дипломат, но здесь он никого не пред-ставлял (так же, как и прекрасно выступивший другой министр: Шойгу), говорил от себя, и было важно не только то, что он говорил хорошо, но и то, что он вообще попросил слова и говорил. Это, по-видимому, должно было как-то ском-пенсировать отсутствие первых лиц и награды «За заслуги перед Отечеством» какой-нибудь богом забытой степени, что было бы ну очень смешно. Но, видимо, они побоялись, что такой оригинал, как Жванецкий, вдруг возьмет и что-то не то скажет по поводу этой награды или вообще вдруг не примет награду. (Были ведь и такие прецеденты: Солженицын, например.) Эти свежие мозги так непредсказуемы! Как раз тогда власти удостоили ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени (!) юмориста и афориста Виктора Черномырдина. Этот «юморист», как жена Цезаря, был вне подозрений, тут власти ничем не рисковали: беспроигрышный вариант. Это он сказал: «У нас какую партию ни создавай, всё получается КПСС», «Правительство — это вам не тот орган, где можно одним только языком!», «Мы этого не хотим. Мы этим занимаемся!». И конечно, бессмертное «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда» могло бы сделать честь самому Жванецкому. Что ж, раз в год и палка стреляет! Было объявлено, что наш посол в Киеве награжден за «поддержание имиджа России». Ну да, мы же тогда только что выбрались из грандиозного проекта по выбору «лица России». А теперь вот еще одно лицо выбрали власть предержащие для своего имиджа. Нет слов, Черномырдин, конечно, в известном смысле был юморист, да только Жванецкий имел уж никак не меньше заслуг первой степени перед Отечеством, во-первых, и перед русским языком, во-вторых. Какое лицо (настоящее!) было перед нами! И те, кто был в зале, это отлично понимали.

А как привычно блистал сам Михаил Михайлович! Не брали его годы нипочем! Все так же феерически остроумен, все так же молод и крепок его голос, и великолепны интонации при чтении, а этот легендарный портфельчик! Одна из его поклонниц, кажется, разгадала эту загадку. Вот что она ему написала:

«Пожалуйста, передайте огромное спасибо Вашей жене, Наташе. Я всегда втайне подозревала, что за Вашей отличной физической и интеллектуальной формой стоит близкая и любящая женщина, Женщина с большой буквы-то-лько в случае ее наличия мужчина может цвести так долго. Теперь, в фильме, посвященном Вашему юбилею, мы наконец-то ее увидели и можно ей сказать слова благодарности и пожелать — пусть и дальше любит и бережет Вас за себя и за нас всех!».

Ну, а то, что Жванецкий при жизни неоднократно был назван гением, уже никого не удивляет. Но как же это невероятно трудно: постоянно держать такую планку! Перед самой взыскательной аудиторией оставаться на недосягаемой высоте, сохранять максимальную концентрацию, блестящую форму. Как ему это удавалось? Хотя для него это, кажется, не составляло большого труда — так он был органичен и естественен, так всегда заряжен на выстрел. Кажется, что в его патронташе не было холостых патронов.

Жванецкий, безусловно, останется в русской культуре большим, самобытным писателем. У него свой неповторимый язык, этот язык своеобразен, для чего русская речь предоставляет широчайшие возможности. Платонов, Бабель, Зо-щенко, Гоголь, Лесков, Толстой, Лермонтов, Достоевский, Чехов — всё это один и тот же русский язык, и в то же время какие это разные, непохожие языки!

Жванецкий не предлагал рецепт жизни, он предлагал рецепт выживания. Он откровенно принижал серьёзность ситуации, но при этом смело смотрел ей в глаза. Он не боялся, вопреки поговорке, в доме повешенного говорить о веревке. Жванецкий смотрел в глаза не только жизни, но и тем, с кем он об этой жизни говорил. Это разговорный язык, язык не заочного, но очного общения, и в то же время это высшей пробы литературный язык. Зачастую его тонкости различимы только в письменном тексте: «И если вас не примут в институт, то не потому, о чём вы подумали. Кстати, «потому» пишется слитно или раздельно?». Разве это можно перевести на другой язык? Даже болгары не возьмутся. А что-бы поймать смысл этой шутки на слух, нужен слух абсолютный.

Впрочем, Жванецкий учил и жизни тоже. Просто своим примером. Кто он — оптимист или пессимист? Я думаю, несмотря на массу его высказываний, гово-рящих вроде бы о безвыходности, тупике, он все-таки большой оптимист. Пото-му что юмор и пессимизм — вещи несовместные. Посмотрите снова его выступления, посмотрите на этот брызжущий темперамент, на этот восторг перед соб-ственными находками, когда он под хохот зала поднимает вверх правую руку со сжатым кулаком и потрясает ею, подтверждая, что зал прав, это действительно здорово сказано! Пессимист вряд ли может так радоваться своей удаче, да и не в духе пессимиста делиться радостью и удачей. Это могло бы развенчать тот самый пессимизм, за который он держится двумя руками. Пессимист всегда не-выносимо скучен, он преподносит свою платформу с занудством, с тоской в гла-зах, а у Жванецкого глаза сияли! Его смех — это не смех сквозь слезы, нет, это смех победителя, сознающего свое интеллектуальное превосходство в любой, даже самой скверной ситуации. «И что смешно, Министерство мясомолочной промышленности существует, и, что интересно, хорошо себя чувствует…». Дальше М.М. спрашивает у тех, кто за забором потребляет то самое мясо и мо-локо, которого нет по эту сторону забора: «Вам там не нужны юмористы?». Пусть тот, кто скажет, что это пессимизм, бросит в меня камень.

Бывает пессимизм, густо замешенный на цинизме. Бывает оптимизм, попахивающий идиотизмом. Но здесь оптимизм, замешенный на высоком уме мудреца, который понимает, что несмотря ни на что, в жизни есть много такого, чему можно и нужно радоваться, чем можно восхищаться, и чему не может помешать никакой идиотизм. И сам Жванецкий — был явлением этого порядка, и сознание, что он был, и сейчас придает сил и уверенности, что человечество не так плохо.

«Одно я знаю точно — я никогда не буду высоким и стройным, в меня никогда не влюбится Мишель Мерсье, я никогда не проведу молодые годы в Париже». Это пессимизм? Да нет! Это пренебрежительная издевка над обстоятельствами, которые выстраивает жизнь, это способность стать выше них. Или: «Я хотел бы, как во время войны, на деньги пионеров купить танк, но ездить на нём самому». Сколько здесь слоев подтекста! Сколько ассоциаций! «И спро-сить, сидя на башне и прихлёбывая из котелка — сколько? Это за килограмм или за весь мешок?».

Вот что сказал о Жванецком Матвей Ганапольский:

«Однажды мы сидели с ним в эфире, он говорил, и у меня от плотности его мыслей кружилась го-лова. Потом я спросил его, как он это придумывает. Он ответил, что не придумывает, просто он так думает.

Разница очевидна.

Круглый гений Жванецкий много грустного рассказал нам о нас самих, но мы не обижаемся и платим ему признанием и любовью, потому что он главный терапевт страны.

А мы, при всем патриотизме, понимаем, что пациенту, в конце концов, кто-то должен говорить, чем он болен».

А разве не замечательно, что его воспринимали люди не только его поколения, много помнящие, но и те, кто вырос в других реалиях? Вот еще один такой отклик:

«А я вот получила пять томов Жванецкого на свой 35-й день рождения и… считаю, что жизнь удалась! Я знаю, что есть счастье: это когда мои мужчины сопят мирным сном, а я лежу в обнимку с этим оранжевым чудом и улыбаюсь в ночи… Спасибо дорогому Михаилу Михалычу». и дай нам Бог!!!».

Что ж, остается только присоединиться к этому спасибо.