Мирон Я. Амусья

Жрите наш хумус!

(Коротко о профилактике террора) 

Характерная черта демократии — полное доминирование личных интересов над общественными.
Приписывается Расселу

Эта поездка начиналась необычно хорошо. Минута в минуту прибыло маршрутное такси «Нешер». Водитель был чёток, вежлив, предупредителен и спокоен. Без препятствий и быстро довёз он нас до аэропорта Бен Гурион. Очередь на проверку документов и багажа была по-летнему длинной. Но, к моему удивлению, когда я спросил служащую, здесь ли стоять для регистрации на рейс швейцарских авиалиний, нас с женой, вместо ответа и контроля, почему-то провели без очереди и, по существу, без традиционной проверки. Девушка, регистрирующая бизнес-класс неожиданно взмахом руки поманила нас к себе, опять же вне и без очереди.

Сэкономив кучу времени для праздного шатания, мы стали дожидаться посадки в самолёт, которая тоже наступила почти точно (поразительная редкость!) по расписанию. Во мне начало расти беспокойство. Происходящее заставляло вспомнить о законе сохранения подлости, которая, как известно, не создаётся и не исчезает, но лишь переходит из одной формы в другую. Говоря простым языком, за серией прух должны последовать непрухи, и наоборот.

И закон вскоре начал оправдываться. Загруженный и запертый самолёт продержали в аэропорту лишних полчаса. Этого времени было достаточно, чтобы сделать пересадку в Цюрихе близкой к невозможной. Как сумасшедшие неслись мы, не выходя из пределов тщательно закрытой экстерриториальной зоны, т.е. минуя проверки паспортов и выходы в город. И вот мы уже вблизи цели, но на пути неожиданная, из бухты в барахты, проверка ручной клади. Полное отсутствие народа добавляет энтузиазм, бдительность и внимание переутомлённым от безделия проверяющим. Их можно понять. Именно в отсутствие суматохи легко увидеть, сколь мы с женой удивительно похожи на хорошо законспирированных агентов преемника Бин Ладена и связных Аль Кайды.

Первая задача стражей проста — немедленно изъять два запечатанных пакетика сока, которые нам выдали на предыдущем рейсе, а мы не тронули, припасая для внука. Где выдали — неважно, но ведь могли мы набегу загнать туда жидкий пластид, легко доступный в тщательно закрытых длиннющих проходах аэропорта. Когда изымали соки, мелькнула не часто посещающая меня гаденькая мысль — хорошо бы их надпить, чтобы проверяющие не отнесли этот подозрительный предмет своим детям. Ведь эти проверяющие не сомневаются, что это сок, а не желеобразный тринитротолуол в камуфляже.

Проверка шла медленно, несмотря на наши просьбы ускорить процедуру, чтобы мы могли попасть на рейс. Счёт шёл на минуты, а рейсов в Петербург — один в сутки. И проводить их в Цюрихе, при всём очаровании небольшого старого европейского города не входило в наши планы. Я шёл за женой, и, обессоченный, далее продвигался быстро. А вот жену заставили открыть чемоданчик ручной клади. Руки бдительной стражницы пролезли внутрь, и, о их счастье, нашли банки хумуса и хацелима, любимых сыном израильских салатов, бывших в фабричной упаковке. Тут рядовая проверяющая не могла скрыть радости открытия и, пошла делиться успехом со своей начальницей. Несмотря на наши непрестанные просьбы об ускорении процедуры, теперь уже обе они вертели банки так и этак, банки, которые спокойно прошли контроль в весьма придирчивом, вожделенном для террористов-мусульман и примкнувшим к ним бандитам аэропорту Бен Гурион.

Вращенье банок усиливало подозрительность стражниц и наш страх опоздать. Но приговор, к которому я был уже морально готов, был неумолим — «нельзя такое», «запрещено такое», и всё тут. И на жалость мы их брали, и испытывали, и о никчёмности их работы говорили, и жалобами высшему начальству грозили — ничто не помогло. Нетронутые банки были конфискованы. Сознаюсь во второй гаденькой, пакостной мыслишке, посетившей мою, по номиналу интеллигентную голову — порвать крышки, сунуть в банки свои не очень чистые с дороги пальцы и сделать их негодными для еды. Эту мысль отверг из-за отсутствия времени и страха. Пусть лучше жрут наш хумус, чем вызывают полицию, обвиняя в попытке взорвать аэропорт Цюрих. Тогда уж наверняка опоздаем.

На бегу вспомнил, как у нас конфисковали в аэропорту Франкфурт запечатанный кусок сыра, купленный в десятке метров от поста проверки, опять-таки в контролируемой зоне. Тогда с временем было ОК и мы бузили в два горла и четыре руки с энтузиазмом неофитов и нулевым успехом. Нам, однако, вручили бессрочный акт на право владения сыром, даже после его явного загнивания. Но получить означенный сыр мы могли лишь в зоне, как это ни парадоксально звучит, без иного выхода помимо запрещающего вынос контроля.

Уже в самолёте, к которому мы всё-таки поспели, я вспомнил, как в США, на внутреннем рейсе Delta Air Lines, прилюдно «шмонали» весьма пожилую белую пару, летевшую, как и мы, бизнес-классом. Супруги напоминали террористов или их пособников, также как и мы с женой. Явно нечастые летуны, они были крайне смущены прилюдным обыском их ручной клади, и верхней одежды — хорошо хоть, что не раздели. Явно подавленные таким обращением, они даже не пытались возражать публичному унижению. Возмущённый таким явно незаслуженным отношением, я попытался выяснить, что заставило быть столь придирчивыми именно к этим сильно пожилым людям. Оказалось, предписал это сделать компьютер, вернее генератор случайных чисел, буквально наугад пометивший номера их билетов.

Мне пояснили, что нельзя досматривать в основном молодых мусульман, хотя именно из их среды «Бин Ладен» черпает своих сторонников. Ополоумевшие либералы в этом, так называемом «этническое профилировании», увидят позорное проявление расизма. Лучше без толку досматривать всех подряд[1], содержа для этого чудовищный штат контролёров, покупая и разрабатывая для общего контроля весьма дорогостоящие приборы, и делать всё это в основном попусту, чем, выбрав в толпе подозрительное лицо, заняться им, его багажом и телом, вплотную. Но «этническое профилирование» нарушает основное право человека, его равенство с любым другим.

По счастью, этой глупостью не руководствуются рядовые полицейские. Лет почти двадцать назад, я часто вечерами возвращался из пригородного университета Орсэ в Париж, где мы жили. Так вот, полицейские, обходя поезд, проверяли документы всегда лишь у алжирцев, которых и я вскоре свободно отличал от абсолютного большинства французов. Либералы об этой практике, вероятно, не знали, а потому молчали.

Сейчас много говорят о прослушивании властями телефонных разговоров чиновников, своих и иностранных, равно как и простых граждан. Власти объясняют прослушивание необходимостью предотвращения террористических актов. А интеллектуалы стонут по поводу вторжения государства в личную (или, правильнее, частную?) жизнь граждан, якобы особо недопустимого в эпоху просвещённой демократии. Странные люди, они, наверное, не летают на самолётах, не ходят в музеи и крупные магазины, не заглядывают в государственные учреждения, т.е. места, где уже давно и прочно забыта презумпция невиновности, и по всему миру идёт наглый и фактически ничем не ограниченный шмон. Конечно, лучше быть обысканным, чем взорванным. Но одобрившему такой подход нечего возмущаться прослушиванием — шажком меньше, шажком больше, но значительнейшие ограничения личной и частной свободы давно уже стали элементом повседневности. Они сдерживаемы лишь техническими возможностями — например, всех подряд раздевать догола в аэропорту слишком трудоёмко, а техника пока этого не позволяет.

Спрашивается, а есть ли в принципе способ резко затруднить проведение террористического акта (хотя свести вероятность его к нулю просто невозможно), притом не прибегая к массовому и всеобщему шмону? Такой способ есть и он почти очевиден. Абсолютное большинство террористических атак связано с деятельностью мусульманских экстремистов и их организаций. Поэтому тщательно обыскивать и допрашивать надо подпадающих под эту категорию. Причём заниматься этим делом должны исключительно классные профессионалы — психологи, следователи, физиономисты. Они будут изредка допускать ошибки, но ведь самолётные аварии, пожары в магазинах, гибель случайных прохожих в авариях и несчастных случаях, равно как и от внезапных заболеваний, связана совсем не всегда с террором.

В подтверждение пользы выборочного, целенаправленного поиска подозреваемых приведу пример из совершенно другой области. Хирург-онколог не в состоянии проверить весь организм человека на наличие в нём метастазов. Но его знания, опыт других исследователей указывают наиболее вероятные места, где при данном виде опухоли главным образом образуются метастазы. На базе опыта он знает, какие и сколько образцов ткани надо взять на анализ, чтобы прийти к заключению, что опухоль удалена. Как сказал мне хирург-онколог, вероятность чистоты в 95% считается достаточной. Разумеется, 5% вероятности пропустить рецидив заболевания означает появление ряда больных, у которых проявится метастазирование, которого можно было ценой огромных усилий предотвратить. Но это означало бы дополнительный столь широкомасштабный поиск больных клеток, который стоил бы чрезмерных усилий хирургу, лабораторному персоналу и был бы болезнен, без необходимости, для множества пациентов. Приходится мирится с просчётами.

Так и «профилированный» шмон не давал бы стопроцентной безопасности, но оптимизировал бы решение проблемы предупреждения террористических атак. Конечно, подобный подход был бы обиден для честных правоверных мусульман, тихо и спокойно исповедующих свою, под завязку наполненную всеобщим, а не векторным, строго в адрес единоверцев направленным, человеколюбием. Но у обиженных, особенно у влиятельных духовных пастырей, есть простой выход, упоминавшийся уже многими.

Пастырям следует принять постановление (фетва, так, кажется, оно называется), запрещающее террор как способ достижения политических или иных подобных целей под страхом Божьего наказания. Надо указать, что нарушившие это постановление будут, вместо кайфа с гуриями, страдать с фуриями. До сих пор абсолютное большинство мусульманских священнослужителей бандитизм своих подопечных объясняли героичностью и максимализмом молодости, необходимости защиты пророка Мухаммеда, Корана от неверных, а также общим притеснением и угнетением. Им, по сути, должен быть предъявлен ультиматум: или ведите себя по-людски, в соответствие с нормами цивилизованных стран в 21-м веке, или подвергайте себя и единоверцев унизительному и адресному — против вас — шмону.

Возникает вопрос — а как быть в странах, где большинство пассажиров — мусульмане. Я, правда, ни разу не слышал об атаках на их самолёты. Да и дело это относится к их службе безопасности. Здесь, в принципе, возможны нестандартные решения. Помню, как поразили меня в Южной Африке в 2006-м заборы из толстенных металлических стержней, с колючей проволокой и током высокого напряжения в проводах, поверх заборов, окружающих жилые дома. И вот, после такого «благолепия», нас привозят в Соуэто, родину лидера чёрного большинства Южной Африки Нельсона Манделы. Вижу совсем не бедные, а то и богатые дома, а заборов — нет. Гид пояснил: «Здесь серьёзная охрана. Если поймают грабителя или бандита — забьют тут же до смерти, а оставшееся — сжигают. Пару раз попались, и уже давно всё здесь тихо». Я не призываю к самосуду. Просто отмечаю, что и местные специалисты иногда оказываются способными находить адекватные решения кажущимся неразрешимыми проблемам.

Возникает вопрос о том, что делать с террористами, которые выпадут из предлагаемого профилирования, стрелками, типа Брейвика, имеющими идеологическую подоплёку, и преступниками, действия которых представляются немотивированными. Там, где мотив открыт и известен — дело относится к службам безопасности. Немотивированных или скрывающих свою мотивацию нейтральной внешностью отловить труднее всего. От них будут жертвы. Как и сейчас, когда шмоном не удаётся предотвратить все аварии самолётов — они падают и разбиваются по погодным, техническим или связанным с ошибками пилотов причинам. Такова жизнь.

Это не означает, что террор простителен и тоже должен быть отнесён к разряду неустранимых факторов. Напротив. В наше время, когда такую силу приобрёл избирательный бюллетень, так что к выборам, с исполнением их обязательных процедур вынуждены прибегать даже многие диктатуры, обычные, как в Венесуэле, так и клерикальные, как в Иране, не должно быть места героизации террористов. Это относится к бандитам как религиозной (ура шахидам и шахидизму!), так и светской (да здравствуют борцы за свободу, робин гуды 21 века!) ориентациям. Не являлся бы, на мой взгляд, нарушением свободы слова общественный запрет СМИ называть террористов иначе, чем террористы. Сегодня СМИ просто усиливают и делают эффективным террористов. Думаю, это не ошибка считать, что работники СМИ переименовывают террористов в борцов за свободу не только по глупости, тонкой душевной организации, заставляющей стеной стоять на стороне «униженных и оскорблённых», особой чувствительности к «народным страданиям», но, в первую очередь, из-за очень больших денег, идущих им за нужное освещение.

Разумеется, уместно и ужесточить наказание террористам, установив им смертную казнь, если их действия были преднамеренно направлены на убийство людей. Это большая ложь, будто в наказании важна не строгость, а неотвратимость. И жизненный опыт, и логика говорят о том, что смертная казнь как результат приговора, вынесенного судом в результате разбирательства судебного заседания способны пронять и уцелевшего террориста-смертника.

Есть и ещё один аспект поголовного шмона, ведущий к его сохранению и даже расширению по всему миру. Сейчас «борьба с террором» на самолётах и в аэропортах, магазинах и учреждениях — это, кроме всего прочего, эффективнейший бизнес, в котором заняты, наверное, несколько миллионов людей по всему миру, целая отрасль услуг, научно-исследовательских работ и индустрии. Для них введение «этнического профилирования» — означает переход в ряды безработных и личный крах. Им просто нужно сохранение статуса-кво в отрасли мирового хозяйства, именуемой борьбой с террором. Вместе они образуют силу, с которой приходится считаться. Обеспечение осмысленной занятости этой массы людей — одно из важных препятствий на пути введения «этнического профилирования».

Позволю себе закончить полу-шуткой. Когда-то я участвовал в дискуссии, посвящённой борьбе с террором. Все сходились на том, что главное — не ограничиваться рядовыми исполнителями, а нанести сокрушительный удар по главарям. Но как их обнаружить и арестовать? Я сказал, что это очень просто. Надо организовать чрезвычайную сессию Генеральной ассамблеи ООН, собрав на неё глав правительств. На такое обычно собираются все. А на первое же пленарное заседание направить роту полиции и арестовать с половину глав делегаций, препроводив их в тюрьму. Полное прекращение террора я не гарантировал, но существенное сокращение — обещал. Считаю, что моё предложение по-прежнему не утратило своего и серьёзного, не шутливого смысла.

Борт самолёта А320, рейс Цюрих-Санкт-Петербург 

P.S. Да, кстати. По прибытии, непруха продолжалась. Наш багаж остался в Цюрихе, и появился только через два дня — видно, тщательно досматривали при переносе из самолёта в самолёт.