Владимир Янкелевич: Экспресс «Варшава — Тель-Авив». Окончание

Loading

Я не люблю рано вставать, с утра я плохо соображаю, не думается, не пишется… Мысли какие-то ленивые, да и кофе далеко не всегда приводит в чувство. Зато вечером работается хорошо. Так и вчера я засиделся за записями почти до трех часов ночи… Но будильник бездушен, он звонит, как приказано.

Экспресс «Варшава — Тель-Авив»

Роман

Владимир Янкелевич

Окончание. Начало
Книга двенадцатая. «Письмо из Америки»

Глава 3. Иерусалим. Сентябрь, 1982 г. Рахель

Перед вылетом я просто не находила себе места… Какими только словами я не пыталась убедить себя в собственном идиотизме. Действительно, разумным свое желание встретиться с Лео, спустя столько лет было назвать трудно, но чем больше я себе это внушала, тем активнее готовилась к отъезду.

Да тут еще подключилась Сильвия, моя дочь. Она приехала на неделю из Бостона, и я зачем-то ей все рассказала. Надо же мне было с кем-то поделиться.

Это оказалось ошибкой. Я и не предполагала, что в глазах дочери, я уже отжившая свое старуха, которой нужно заботиться только о своих физиологических потребностях. Какие еще чувства, какие стремления и встречи… Она была неспособна понять, что возможно сохранить чувства друг к другу, ну или, по крайней мере, любопытство в течение 40 лет.

Брату она сказала, что мать сошла с ума и вечером заявила:

— Ты не видишь себя со стороны, ты просто смешна. Подумай о своем возрасте!

Она кое-что не рассчитала, не учла, что я сформировалась не в благополучной Америке, а училась жизни в далекой России, где слабый и мертвый часто было одно и то же.

— Я подумала о своем возрасте, и о твоем тоже. Ты не учла одного, у таких вдов, как я есть важнейшее преимущество — никто нам не указ. И кстати, ты когда собиралась вернуться к себе в Бостон?

— Могу хоть сегодня!

— Это твое дело, только если тебе еще раз захочется влезть своими рекомендациями в мои дела, то тебе лучше повременить с приездом.

Сильвия махнула рукой и, в конце концов, уехала в Бостон, а у сына хватило ума не вмешиваться.

Я сидела на веранде в кресле качалке с бокалом вина:

— Да, тогда в Польше мне тогда нужно было решиться и поехать, я не смогла сделать шаг, но сломало все не это, а ужасная война… А теперь, когда есть возможность встретиться, когда нет войны и открыты дороги, я должна считать, что мы слишком стары? Стары или нет, это нужно проверить!

Кого я там встречу? Какого-то неизвестного старика или того Лео, с которым целовалась в парке?

Когда я его увидела в аэропорту, то узнала сразу. Конечно — лысина, конечно — очки, но это был он. Он стоял с каким-то мужчиной и смотрел на меня. На нем была рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, все на вид новое… Казалось, что он пришел сюда прямо из магазина, где и купил эти обновки.

Я видела, что он меня узнал. Нужно унять сердцебиение. Мне пришлось повозиться с чемоданом, чтобы немного успокоиться.

— Здравствуйте, — сказала я им.

— Здравствуй, Рохеле.

Лео подошел и поцеловал меня в щеку. Тогда, много лет назад, для того, чтобы решиться, ему потребовалось почти два месяца.

Мы говорили о всякой ерунде, но, когда оказались в машине рядом, как-то оробели. Не просто через столько лет оказаться вот так, рядом. Мы говорили о том и сем, но вдруг, как-то неожиданно, увидели себя теми, кем были на самом деле, двумя одинокими пожилыми людьми, которых судьба разбросала по сторонам. Разговор прервался, но молчание было невыносимо. Я принялась расспрашивать о местах, через которые проезжали, но главным образом, чтобы не молчать.

— Я тебя искал много лет, Рохеле…

— Вот я и нашлась, правда припозднилась. Так получилось. Нужно было успеть. Мы в том возрасте, когда слова «сейчас или никогда» — это именно про нас.

— Вот посмотри туда. Видишь, это огни Иерусалима!

Слева вдали светились огнями холмы… Сколько раз я читала: «Если забуду тебя, Иерусалим…», и вот он совсем рядом. Вскоре мы уже ехали по городу.

Я очень устала, но так просто расстаться мы не могли.

— Давид, я приглашаю Вас присоединиться к нашему ужину. Думаю, в таком отеле кухня должна быть отменной.

— Спасибо, здесь она на самом деле одна из лучших, но я вынужден, к сожалению, вас оставить. Приятного вечера. Увидимся.

Давид уехал, мы остались вдвоем. Зря он не остался, нам было бы проще привыкать общаться друг с другом.

В ресторане Лео завел ученую дискуссию с официантом на иврите по поводу вина, он объяснил, что выбор вина — единственное, чему он научился за свою жизнь. Пусть выбирает, мужчина должен хоть что-то в жизни выбирать, это придает ему ощущение значимости. Не стоит мешать.

Пианист играл блюзовые вариации на темы «Голубой рапсодии» Гершвина. Я подумала, что бокала вина и Гершвина вполне могло хватить для этого вечера, но Лео предложил мне сделать заказ.

— Лео, закажи сам, только совсем немного, чего-нибудь к вину, которое ты так профессионально выбрал. Узнаешь, что за музыка? Неужели нет? Это Гершвин, вернее вариации на его темы. Да, я понимаю, что ты провел жизнь вдали от музыки, но все же, все же. Так давай выпьем, Лео, отметим нашу встречу. Нашу встречу, задержавшуюся где-то в пути… Ты не волнуйся за меня, со мной все в порядке. Просто вчера мне исполнилось шестьдесят пять. Волноваться уже поздно. Нет, нет, мне хорошо… Да, не беспокойся, вино прекрасное. Нет, я не устала… Лео, где нас носило так долго, это слишком жестоко за то, что я тогда не решилась… Постой, ты куда?

— Я хочу попросить музыканта сыграть для тебя.

— Что, Лео?

— Ты узнаешь.

Но когда музыкант заиграл «Feelings» Мориса Альберта, слезы как-то неожиданно навернулись на глаза.

— Это все музыка, — сказала я Лео.

Я взяла его руку в свои.

— Лео, я счастлива. Слишком долго я ждала этой встречи. Слишком. Вот мы и встретились.

Глава 4. Иерусалим. Сентябрь, 1982 г. Лео

Я не мог показать ей, как я растерян. Когда ты молод, в ресторане с женщиной ты чаще всего думаешь, удастся или нет затащить ее в постель, но когда тебе седьмой десяток? Как себя вести, о чем говорить, да и вечер этот когда-нибудь закончится, и что тогда? Торжественное рукопожатие?

Не стоит врать самому себе, ты ее искал много лет, чего ты хочешь сейчас? А помнишь, как… Нет, только не это, а что?

Гершвин подал идею. Я заказал «Feelings», честно говоря, единственное, что я мог заказать. Мелодии я помню, но названия — не моя сильная сторона.

Рохеле, почему ты плачешь? Не плачь, не нужно. Давай выпьем вина. Это не итальянское, французское, но и они делают хорошие вина… Как за что? Конечно — за нашу встречу. Как же я по тебе соскучился. Мы постарели, Рохеле, но ты все такая же. Шестьдесят пять — это совсем не много… И не важно, что на носу очки, важно, что в душе нет осени. Послушай, какая музыка… Но и старый шарманщик тогда в Костополе играл для нас великолепно… За твое здоровье, Рохеле…

Я неожиданно увидел тонкий шрам на ее левой щеке. Раньше он был незаметен… Тонкая белая почти прямая полоска, как белая нитка на левой щеке. Бедная, бедная, что тебе пришлось пережить…

— Давай выпьем еще вина… Нет, мы не напьемся пьяными, мы просто с тобой выйдем на улицу, немного погуляем… Нет, в Старый город сегодня уже не пойдем. Завтра. Это недалеко, до Яффских ворот минут десять отсюда, но мы пойдем не спеша, завтра в удобной обуви, как положено, с бутылочкой воды… Нет, Рохеле, нет, что ты напридумывала, я очень рад, что ты здесь, рядом… Да, я понимаю, ты устала… Да, конечно, уже поздно. До завтра…

Официант улыбнулся, увидев, как осторожно пожилой лысый мужчина с носом, смотрящим немного в сторону, поцеловал свою седую спутницу. Улыбнулся и подумал:

— Интересно, кто они. На жену она не похожа, а для любовников — вроде староваты…

Глава 5. Иерусалим. Сентябрь, 1982 г. Давид

Я не люблю рано вставать, с утра я плохо соображаю, не думается, не пишется… Мысли какие-то ленивые, да и кофе далеко не всегда приводит в чувство. Зато вечером работается хорошо. Так и вчера я засиделся за записями почти до трех часов ночи.

Но будильник бездушен, он звонит, как приказано. Это я сам напросился. Лео с Рохеле собрались в Негбу, и такой случай я не мог упустить. Наверняка встреча со старыми друзьями, особенно если не виделись 45 лет, даст новый материал для книги.

Второй стакан кофе добавил бодрости. Пора ехать.

Лео ждал меня на улице. Он принарядился. В случае Лео это означает, что надел новые джинсы. Парковка у гостиницы была забита, мест не было. Вот отъехал небольшой форд и сразу, подрезав нас, на освободившееся место влетел только что подъехавший наглец. Лео вскипел, но спорить из-за парковки?

— Лео, ты иди, я подожду вас в машине.

Лео что-то буркнул и ушел.

Ожидание тянулось как-то бесконечно. Я прослушал все записи Арика Айнштейна, что были у меня с собой, но Лео все не было.

Наконец появился, один, да вдобавок как-то вдруг постаревшим, каким-то раздавленным.

— Лео, что случилось?

— Я сам не знаю. Ее нет, выписалась из отеля и уехала в аэропорт. Я звонил в справочную. Они говорят, что ее самолет улетел полтора часа назад. Вот, письмо оставила.

— Что-то случилось?

— Да не знаю я, ничего не понял. Стал читать письмо, прочел только начало, и сердце схватило. Я знал, что оно у меня есть, да как-то не чувствовал где, а тут вдруг показалось, что какая-то рука сжала его и держит. Сидел, ждал, когда отпустит.

— А написано то что?

— Письмо так и не прочитал. Успокоиться надо. Поехали ко мне.

Дома Лео положил письмо на стол и стал заниматься всякими мелочами, поправлять статуэтки на шкафу, передвигать стулья… Казалось, что на столе у него не письмо, а некий опасный зверек, или мина, которая может взорваться от неосторожного прикосновения… Я старательно делал вид, что ничего не замечаю. Пусть успокоится.

Так прошло часа полтора, мы выпили кофе, я позвонил и отменил завтрашнюю встречу с издателем, кто знает, как будут дела у Лео. Не могу же я его оставить в таком состоянии. Издатель был раздражен, объяснял мне про планы, сроки и прочие важные вещи. Пусть говорит, если моя книга того стоит, он побрюзжит, а потом успокоится.

— Давид, я что-то не могу найти очки, может ты прочтешь мне письмо?

— Да вон там лежат твои очки!

— Слушай, имей совесть, читай.

Деваться некуда, буду читать.

* * *

Дорогой Лео,

спасибо тебе за эту иерусалимскую осень. Я там, в Бостоне, все пыталась представить себе, как мы с тобой гуляем по городу, но я даже и не думала, что будет так прекрасно. Рядом с тобой — я счастлива.

Но между нами не должно быть неправды. А рассказать тебе все я так и не смогла, наедине с бумагой это проще.

Ты не спросил меня, почему я не приехала тогда к тебе, как обещала. Я хотела рассказать тебе все еще в том, первом письме, но опять испугалась. А здесь, в Иерусалиме, мне просто не хватило сил.

Ты помнишь 34-й год, Костополь, наше прощанье? Да о чем это я, конечно помнишь. Я была уверена, что мы расстаемся ненадолго, что скоро я буду рядом с тобой, вот только успокою родителей и сразу приеду…

Конечно, не нужно было меня слушать, а просто взять за руку и увести с собой, не обращая внимания на мой лепет. Я позже поняла, как я этого хотела, но ты слушал мои слова и уехал один, без меня.

А через месяц я почувствовала, что жду ребенка. Доктор Франтишек, ты его, наверное, помнишь, сказал, что идет второй месяц, а плохое самочувствие — это нормально, это потом пройдет и все будет хорошо. Беременность протекала очень тяжело, доктор предупреждал об осторожности… В общем — в таком положении я никуда не могла ехать.

Сына я назвала Даником. Он родился в середине июня и был самым красивым на свете. Он рос здоровым и веселым, в отличие от меня. У меня нет ни одной его фотографии, все пропало во время войны, тебе придется поверить. Даник был маленькое чудо, у него были зеленые глаза, курносый носик, и красивые кудрявые волосы. Когда я с ним гуляла, то редкий человек мог пройти мимо и не обратить на него внимание.

Я долго болела, и ехать пока никуда не могла. В общем, мы решили, что я поеду вместе с мамой и сыном, как только окрепну для переезда, а папа присоединится к нам, когда сможет.

Почему я тебе не писала о сыне? Я много раз начинала письмо, но перечитывала и рвала его. Представляла, как ты читаешь это письмо в Палестине и если даже мне самой мои слова казались простыми отговорками, наивными попытками оправдать собственную трусость, то как поймешь их там ты?

Потом нам пришлось переезжать, папы не было, все заботы о нас взял на себя один хороший человек, его звали Зденек. Он был хорунжим, папиным подчиненным, и сначала все делал по его просьбе, а потом… А потом так получилось, что он сделал мне предложение, и я не отказала ему. Как я могла отказать, он Даника просто на руках носил, обожал, как своего ребенка… И Даник к нему очень привязался.

Зденек был очень славным, но любила я только тебя, это с тобой я гуляла по берегу реки, это тебя я обнимала ночами.

Я думаю, что в этом месте ты усмехнешься. Я и не надеюсь, что ты поймешь меня, поэтому я и ушла от разговора, спряталась за письмо.

Папы дома практически не было, он все пропадал на своих объектах, а обстановка становилась все страшнее. Как я могла бросить маму?

А потом началась война, Зденек погиб практически сразу, в первые дни, а мы вскоре оказались в Казахстане. Про это ты уже знаешь, но я не рассказала, что не смогла довести Даника живым, он умер по дороге, и я даже не знаю, где похоронен наш сын.

Прости Лео, прости меня, если сможешь. И помни, я люблю тебя.

Рахель

* * *

Лео плакал. Пусть, может ему станет легче.

Эпилог. Лео, Марк, Боб, Алекс. Вашингтон. 1986 г. 4 июля. Independence Day

Красивое зрелище. Мимо нас проходит взвод красоток, впереди, не знаю, как ее назвать, возможно «тамбурмажорша»?

Все мы уже пенсионеры, девушки на нас не заглядываются, а что на нас смотреть — четыре старика, один с палочкой… Но ничего, зато мы на них смотрим с удовольствием.

Вечером нас Боб и Сабина пригласили отметить праздник и встречу в ресторане. Мне больше нравится у них дома, но они так решили.

Я протягиваю Бобу харцерский значок, который он когда-то подарил мне.

— Держи, ты говорил на память, казалось, что расстаемся и вряд ли увидимся, но ты не угадал, жизнь нас постоянно стукала друг об друга, хорошо, что хоть шишек мало. Так что я могу вернуть значок тебе. Сберечь его было не просто, но я постарался. Некоторое время он хранился в слике в Негбе, рядом с припрятанным оружием. Давай, я прикреплю его тебе!

— Спасибо, Лео, прикреплять не надо, я все-таки американский полковник. Ты, старый хрен, меня просто растрогал. Я не ожидал, что он может ко мне вернуться.

— Тут не только значок вернулся. Помнишь, как в Костополе мы разбежались в три стороны? А вот, вернулись.

— Марек, если бы ты прислушивался ко мне, твоя дорога была бы прямее, правда без трех жен, но и нос, скорее всего, на бок бы не смотрел.

— Лео, не трогай моих трех жен. Ты не представляешь, как я первым двум благодарен — они вместе смылись и дали мне дышать свободно. А третью я бы на руках носил, если бы мог поднять…

— А где она сейчас?

— В компании с Сабиной и Марго. Красоту наводят. Решили нас поразить.

— Да мы уже и так пораженные.

Я посмотрел на часы.

— Оставь часы в покое, — говорит Боб, — я слежу за временем. Пошли в бар, выпьем, пока жены не мешают.

В ирландском баре было полно народу, все слушали речь Президента, его «Обращение к народу в День Независимости»

Президент смог найти слова, которые цепляли за живое:

«И я видел преемников этих храбрых людей, молодых американцев в военной форме по всему миру, таких молодых американцев, как вы, здесь сегодня вечером, которые управляют могучим USS Kennedy, Iowa и другими линейными кораблями. Могу заверить вас, те, кто слушает, что эти молодые люди, как их отцы и их деды, столь же готовы, столь же храбры. И мы можем быть такими же гордыми. Но мы молимся сегодня вечером о том, чтобы призыв к их мужеству никогда не поступал. И что нам тоже важно быть храбрыми; не столько храбрость поля битвы, я имею в виду храбрость братства».

— Надо налить еще по одной, это он о нас говорит. «Храбрость братства», в этом наша сила, за это и выпьем!

— Там еще про нас были слова Бенджамина Франклина: «Мы все должны держаться вместе, или, конечно же, мы все будем висеть отдельно». Висеть — это устарело, но про «держаться вместе» — очень верно! В этом наша сила…

Боб не успел закончить фразу.

— В вашем возрасте уже пора понять, что ваша сила в нас!

Это Сабина!

— Сабина — вы все так прекрасны, что против вас никакая армия не устоит!

Это Боб! Сабину не перехвалишь, сколько не скажешь, все будешь чувствовать, что недостаточно.

Я снова посмотрел на часы.

— Ребята, извините, я должен ненадолго отлучиться.

Марк удивился:

— Лео, куда это ты?

— А тебе непонятно? Конечно, он бежит за Рохеле! Возвращайтесь вместе, не опаздывайте.

— Боб, все-то ты знаешь, теперь я понимаю, почему тебя так долго не могли выгнать из разведки!

И я заторопился, нельзя заставлять Рохеле ждать.

Print Friendly, PDF & Email

13 комментариев для “Владимир Янкелевич: Экспресс «Варшава — Тель-Авив». Окончание

  1. Владимир Янкелевич
    — 2021-01-03 14:10:
    ==
    Когда-то была «Библиотека Алия», и т.д.
    ==
    Да. Повесть была бы замечательным дополнением к этому собранию.

  2. Спасибо! Хорошо, что Лео и Рохеле не расстались… Это было совсем особое поколение, они умели ценить счастье и саму жизнь. Страдания запредельные, а в депрессию не впадали.
    Роман удивительный. Ужасы есть, смерть есть, а депрессии нет, одна энергия. Как-то удалось обойти знаменитое «умножающий знание умножает скорбь». Сейчас человека, пережившего хоть одну сотую того, что прошли они, годами бы лечили от посттравмы. Видимо, то поколение хорошо понимало человеческую природу изначально…

  3. А по-моему роман ещё не закончен. Его надо шлифовать — иначе ожидать большего, чем «восторги междусобойчика» не приходится.
    Автор на это способен — было бы желание.

    1. Zvi Ben-Dov
      2 января 2021 at 12:31 |
      ————————————
      А по-моему роман ещё не закончен. Его надо шлифовать — иначе ожидать большего, чем «восторги междусобойчика» не приходится. Автор на это способен — было бы желание.
      =====================
      Остается один вопрос — зачем? Говорят — не пишите в стол, пишите сразу в урну. Есть смыл шлифовки, если издавать печатную книгу, но она будет лежать у меня в кладовке и тихо гнить. Когда-то была «Библиотека Алия», но сейчас ее нет. Так что — действие окончено…

      1. У меня подход несколько иной — всё должно быть доведено до (идеального) конца. И необязательно должна быть бумажная книга — можно в формате pdf. Можно страничку на Проза ру и/или Стихи ру создать — да мало ли вариантов «того, что не горит»… 🙂

      2. А сценарий по роману — для фильма?
        «Вы полагаете, все это будет носиться? — Я полагаю, что все это следует шить».

        1. Gelfman
          — 2021-01-04 23:36:51(52)

          А сценарий по роману — для фильма?
          «Вы полагаете, все это будет носиться? — Я полагаю, что все это следует шить».
          ======
          Вы забыли, уважаемый Gelfman, что сегодня кино, прежде всего, миллионы(!) денег.
          Их есть у вас?

          1. Пока нет, к сожалению 🙂 Но, в любом случае, сценарий делать надо, а там видно будет. Может, спонсор найдется. Сценарии, вроде, нужны, на хорошие «истории» дефицит.

  4. Дорогой Владимир, с Новым годом и успешным завершением большой работы!
    Лео Толстой написал “Войну и мир” для аристократов, и поэтому чуть ли не половина книги на французском. Вы писали тоже о войне и мире, и — кстати — о Лео, но для бывших советских граждан, которые не знают французского. Можно было бы сказать, что это единственное, что отличает Вас от Толстого. Но есть еще кое-что. Например, этим русским гражданам читать ваше произведение интересней, чем Толстого. Это существенный момент — писать для читателей, которые Вас поймут. Бесспорные плюсы Вашей работы: вы затронули важную тему; вы подняли значительный материал; вы пытались выстроить интригу, чтобы сделать текст занимательным, и Вы смело, отважно взялись за такую громаду, как роман. И в целом я Вам аплодирую!
    (А в скобках несколько замечаний. Когда вы беретесь писать — любую вещь — вы должны ясно представлять себе три объёмных блока: ЧТО, КАК и ПОЧЕМУ. Что — события (включая поступки), которые происходят, это самое простое. Почему — причины, что стоит за событиями. Это сложнее, но тоже более-менее понятно. А вот — КАК — это детали, самое сложное, поскольку требует точности. Никто не упрекнет Толстого, что в его описаниях детали даны неверно. Но именно детали определяют достоверность происходящего и либо вызывают к автору полное доверие, либо — большие сомнения. Например, я не берусь писать что-либо об Израиле — то, что я там бывал, не считается — я там не жил, я не знаю ментальности нынешних жителей, не знаю порядков и процедур. А вот о Польше — могу писать, в том числе, о 30-х. И о Меире Ланском могу писать, поскольку знаю и местные порядки и характер и ментальность Ланского. К вашему роману это имеет некоторое отношение.)
    Дальнейших Вам успехов!

  5. Володя,
    Публикация твоей повести завершена, и можно начинать высказываться. Уровень «раскопок» — выше похвал. Сколько ты всего нашел, и как это замечательно вписалось в картину эпохи — это очень хорошо.
    Но, как мне кажется, в художественном плане получилось не столь прекрасно. Думаю, что дело в моих завышенных ожиданиях — поначалу думалось, что это новое воплощение «Трех товарищей» Ремарка. Однако нечестно было бы упрекать автора в том, что он не Ремарк. Но и Янкелевич — величина, заслуживающая высокого уважения.
    Поздравляю с успехом!

  6. «с носом, смотрящим немного в сторону»
    Что-то у них всех нос немного (или много) смотрит в сторону — у Лео у Марка.

    «Официант улыбнулся, увидев, как осторожно пожилой лысый мужчина с носом, смотрящим немного в сторону, поцеловал свою седую спутницу. Улыбнулся и подумал:
    — Интересно, кто они. На жену она не похожа, а для любовников — вроде староваты…»
    Официант «влез» и думает вслух — ведь рассказ всё таки от имени Лео.

    Я честно говоря удивился, что у Рахели не появился ребёнок от Лео — он просто обязан был появиться по всем законам жанра. Теперь всё в порядке. 🙂

    «тамбурмажорша»
    Не нарвится мне это слово — я его даже прочёл в первый раз неправильно из-за испорченности. Уверен, что бы догадаетесь, как 🙂

    С Новым Годом!

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.