Борис Замиховский: «Вот этот кулак спас мне жизнь»…

Loading

Борис Замиховский

«Вот этот кулак спас мне жизнь»…

Уже два года как я посещаю один из центров поддержки здоровья пожилых людей в Нью-Джерси, в просторечье называемых «ДЕДские садики». «Наши люди» так называют их по аналогии с советскими детскими садами, когда государство брало на себя опеку над детьми дошкольного возраста, чтоб можно было отправить на работу родителей. Здесь другое государство взяло опеку над бедными пожилыми людьми. Первый слог «дед» указывает на то, что в эти заведения ходят деды, хотя они там в дефиците: их в 2-3 раза меньше, чем бабушек.

Когда впервые сталкиваешься с клиентами, выходящими один за другим из здания после окончания смены, становится грустно.. Это колонна пожилых людей, часто опирающихся на разные типы поддерживающих устройств — чаще всего колесные тележки. Большинству восемьдесят и больше лет. Но когда вдумаешься, то понимаешь, что это собрание людей, проживших долгую жизнь, полную трудных испытаний и даже подвигов, за которые, как правило, не давали ни орденов, ни медалей. Практически все прошли испытание ВОЙНОЙ, ЭВАКУАЦИЕЙ и ЭМИГРАЦИЕЙ. И надо сказать спасибо этому государству, позволяющему пожилым людям быть вместе и жить более полноценной жизнью. Эти заведения даруют пожилым людям «… настоящую роскошь — роскошь человеческого общения», как написал в своей книге «Земля людей» Антуан де Сент Экзюпери (хотя это авторство оспаривается в Интернете). Не удивительно, что в любом застолье, в любой компании, когда заходит речь о том, как жили, как живём, всегда кто-нибудь произнесёт по английский: «God bless America!» (Боже храни Америку).

О судьбе одного из посетителей нашего «садика» мне и хочется рассказать людям…

 

16 октября 1941 года, когда Москва оказалась беззащитной перед наступлением немцев, была объявлена эвакуация правительственных организаций в город Куйбышев ( ныне Самара). В столице началась страшная паника — миллионы людей поднялись с насиженных мест и ринулись в эвакуацию самостоятельно. Но просто уехать было нельзя, необходимо было получить разрешение, просить об увольнении и «получить на руки трудовую книжку», в которой отражался весь трудовой путь гражданина. Необходимо было достать железнодорожные билеты в город, где у них были хоть какие-нибудь родные или знакомые, или знакомые знакомых… . Многие ехали не имея никого. Нужно было собрать какие-то вещи первой необходимости, которые паковали в чемоданы или узлы из покрывал или простыней, закрыть свой дом на ключ, с сомнительной надеждой вернуться. Взять можно было только то, что можно было унести в руках. Приехав с очень малым багажом в незнакомое место семьи, а это, как правило, мать с детьми, сталкивались со множеством проблем — прежде всего с ХОЛОДОМ и ГОЛОДОМ.

Население одного из уральских городов, куда эвакуировались предприятия военного назначения, почти удвоилось в считанные недели. С высоты птичьего полёта такой город был похож на разворошенный муравейник. Люди, как муравьи, метались по городу в попытках решить свои проблемы, то попадали в тупики, то образовывали длинные очереди. Надо было найти жильё, работу, дрова, еду. По несколько раз необходимо было приходить за получением множества справок и документов. Необходимо было устроиться на работу и получить справку с работы, «прописаться», то есть устроиться где-то жить и получить право на проживание по этому адресу, получить карточки в исполкоме или по месту работы. Отдел кадров предприятия мог отказать в приёме на работу без прописки, или ЖЭК (жилищно-эксплуатационная контора) мог отказать в прописке без справки с места работы. Всюду нужно было носить с собой справки, паспорт, трудовую книжку. И не дай Бог, если у тебя украдут или ты потеряешь документы…

Нужно было обзавестись какой-нибудь, пусть примитивной, печкой. Это печка — цилиндр или параллелепипед, сваренный из стального листа, с двумя отверстиями: для закладки топлива и выгребания его остатков — золы. (Вспоминаю тёмный вечер, света нет, вся семья собралась вокруг раскалившейся докрасна печурки и все протянули к ней промёрзшие руки.) Такие печки назывались «буржуйками» за прожорливый нрав. В Советском Союзе слову «буржуй», в первоначальном значении означавшем «городской житель», присвоили значение принадлежности к «классу, получающему доходы благодаря использованию наёмной рабочей силы». Усилиями советской пропаганды, стихов поэтов и рисунков художников, слово определяло капиталиста жадного, пузатого паразита, жрущего в три горла… Надо было найти трубы. Особенно трудно было найти хорошие «колена» для поворота трубы и вывести трубу сквозь окно — глаз комнаты, на улицу. Затем постоянная забота как «накормить эту буржуйку» — находить дрова и, если очень посчастливится — ведро угля. Надо было «достать» еду в бесконечных очередях. Слово «купить» совершенно не подходило к усилиям по обретению продуктов.

Люди в других странах, да и рожденные в СССР после войны, не очень понимают каким был тогдашний голод, что такое «карточки» того военного времени. Это блеклых цветов стандартные бумажки с именем, фамилией, указанием к какой категории власть относит владельца карточки — «рабочий», «служащий», «иждивенец» и для какого товара первой необходимости она выдана. А дальше всё поле занимала сетка маленьких квадратиков с указанием количества продукта, которое можно было получить за один раз. Например: «250 граммов хлеба» или «50 граммов жиров», (можно было получить 50 граммов масла, но чаще — маргарина). Эти квадратики продавец должен был вырезать из карточки ножницами при каждом обращении в магазин. Карточки выдавали на месяц. Главной была «хлебная» карточка, и не потому, что была самая дефицитная, а наоборот, «отоварить» талоны этой карточки было наиболее реально. Другие карточки часто не удавалось «отоварить» совсем или сделать это частично. Потеря хлебной карточки могла привести к потере жизни.

Война сломала судьбы множества людей.

Особенно в трудное положение попали учащиеся, окончившие девять классов, то есть, с незаконченным средним образованием. Идти доучиваться не везде было возможно и означало, что молодой и сильный юноша вынужден был сесть на шею обнищавшим родным.

Семья молодого человека, звался он Герцем, приехала из Москвы в эвакуацию на Урал, в Челябинск, в жесткие морозы. Герц закончил в июне 1941 года девятый класс, а в ноябре отметил своё семнадцатилетие. Жить негде, нет ни денег, ни карточек, а голод, как говорится, не тётка. Народ был ввергнут во множество унижений, связанных с холодом, голодом, бесконечными очередями, бюрократическими рогатками.

Особенно остро эти удары по человеческому достоинству переживали подростки, ещё не сталкивавшиеся с суровой, тем более военной, прозой жизни.

Чтобы хоть частично избавиться от этих унижений, преодолеть муравьиную суету очередей в магазинах, конторах и помогать родителям, Герц делает решительный шаг: идет работать на завод.

Партия и правительство призвали молодёжь «осваивать массовые рабочие специальности». Можно было получить «рабочие карточки» — самые «жирные», хотя с жирами там тоже была большая напряженка. Московского паренька из интеллигентной семьи приняли на завод учеником токаря.

Хотя Челябинск находился далеко от фронта, но, мягко говоря, и там не всегда и не во всём был порядок. Люди работали напряженно по военному расписанию, по 10-12 и больше часов в сутки. Часто происходило отключение электроэнергии: инфрастуктура не была готова к дополнительному включению десятков, иногда сотен эвакуированных предприятий. Рабочих оставляли на рабочих местах и на ночь, чтобы люди приступали к выполнению плана, как только дадут электроэнергию.

Среди работников появилось множество молодых несовершеннолетних мальчишек и девчонок, недавно пришедших заменить кадровых рабочих, мобилизованных в армию. Работа работой, но развлечься как-то надо. Завод до войны производил огнетушители. В состав огнетушителя входила колба со сжатым углекислым газом. Такая колба может работать как маленький холодильник. Если выпустить порцию сжатого газа, он даёт достаточно сильный холод. Если прыснуть на мягкое место представительницы женского пола, прилёгшей передохнуть на верстаке, то можно было услышать громкое «Ой!» и насладиться произведённым эффектом. А если проделать это в полной темноте то удовольствие будет ещё круче. Это иногда и проделывал Герц со своим коллегой Сашей.

Но, как назло, ночью в цех пришел директор завода с фонариком и проказники были пойманы с поличным.

Однако, у начальства — свои оценки проказ мальчишек. На завод приходили рекламации по поводу неработающих огнетушителей. А тут появилась возможность найти виновных. И ребятам «засветило» уголовное преследование по статьям «хулиганство», «кража» и даже — «саботаж».

Мальчишки, а тем более их родители, были в панике. У Саши нашелся влиятельный дядя, работавший в военкомате, который предложил реальный план спасения:

— В райвоенкомате идёт набор на курсы в Миасское военное училище авиамехаников. Отправляйтесь в военкомат и заявите о желании добровольно вступить в ряды Красной Армии, конкретно на эти курсы.

Расчет был на то, что тогда, в 1941 году, никто не станет преследовать молодых людей, решивших добровольно вступить в ряды Красной Армии Важно отметить обстановку тогда в стране. Любой мужчина, если не видна физическая инвалидность, читал на лицах прохожих немой, а часто и озвученный вопрос: «Почему ты не на фронте?» Под этим психологическим давлении добровольцами оказывались множество людей, часто даже не пригодных для военной службе. Особенно это было заметно среди участников, так называемых, московского и ленинградского ополчений.

Первые дни в военном училище было много неразберихи. Несмотря на то, что шли интенсивные занятия, ребят использовали на разных работах.

Примерно через неделю в казарме выдался свободный вечер, и ребята немного расслабились. Зашла общая застольная беседа. Стали спрашивать, кто откуда родом. Всегда важно и интересно знать, откуда твой сосед по бараку, парте, в наряде. Один рассказал, что он с Украины, другой из Орла. Дошла очередь и до Герца. Только он открыл рот, чтоб скромно признаться, что он москвич, как сидевший напротив него здоровенный парень, глумливо картавя, решил его опередить: «Он будет защищать свой Бердичев». Не прошло и мгновения, как крепкий кулак Герца врезал оскорбителя в нос. Кровь брызнула фонтаном. Детина взревел и бросился на Герца, но ребята, стоявшие рядом, его скрутили. Оскорбительная гнусность была произнесена в хорошую, добрую минуту. Ребята вспоминали о своих городах, о своей малой родине, а тут такое свинство. «Он получил, что заслужил!» — был общий вердикт…

На следующий день было первое комсомольское собрание, и кто-то выдвинул Герца членом комитета комсомола — мол, боевой парень. Но инцидент не был исчерпан, битый грозил отомстить, и «там наверху» шло ещё какое-то тёмное, подозрительное разбирательство.

Через несколько дней очень уставшего за день Герца ночью кто-то жестко теребит за ноги: «Тихо, одевайся и на выход с вещами».

В советской действительности, что в армии, что в тюрьме, такая ночная побудка — к перемене судьбы.

Разбудили не только Герца, но ещё сорок курсантов. Перед сонными и злыми от недосыпания парнями, выстроившимися на плацу, выступил начальник курсов. Он объявил, что они переводятся из авиашколы на десятимесячные курсы в Челябинское танкотехническое училище.

Герц понял, что его начальники воспользовались оказией, чтобы избавиться от него, как скандального подчинённого.

По рядам пробежал ропот. Молодые люди хотели приобщиться к авиации, служба в которой была окутана романтикой неба. Но кто в Советском Союзе считался с мнением людей, если начальству «НАДО»? На прощанье начальник курсов произнёс некую загадочную фразу: «Может вы ещё будете меня благодарить.»

И действительно, через несколько недель обучения в новом училище поздно вечером в казарму из самоволки вернулся один из «переведенных» и рассказал, что встретил на вокзале ребят из их Миасского училища авиамехаников. Они поведали, что их срочно сняли с занятий и направили пехотным подразделением под Сталинград. Позднее Герц узнал от своего «друга по несчастью», что большинство из тех ребят там вскоре погибли.

Рассказывая автору этих строк про этот эпизод своей жизни, Герц сказал: «Вот этот кулак, эта рука спасла мне жизнь!» (А может, это Б-г решил защитить жизнь юноши, старавшегося защитить своё национальное достоинство? Б-г или не Б-г, но еврейство тут было замешано точно.)

Жизнь в училище была трудной, но кому было тогда легко? Учеба сочеталась с практикой, ремонтом и снаряжением танков. Сама учеба легко давалась Герцу, да и с физическими нагрузками он стал вскоре справляться хорошо. Рабочих не хватало, и курсантов училища часто использовали для работы на танкостроительном заводе, особенно интенсивно в конце учебы, когда они приняли участие в сборке машин, на которых будут воевать. А машины не простые — самые мощные танки Второй мировой войны — танки «КВ» (первого маршала Клима Ворошилова). Они относились к категории тяжелых танков, которых ни у кого в мире тогда не было. У немцев танки этого класса — «Тигры», «Пантеры» — появились только в 1942-43 году.

Из трёхсот выпускников училища, готовившего водителей танков, 34 получили звание техников-лейтенантов, чуть больше 10%, 17 — выпустили в звании старшин. Остальные получили звание младших техников-лейтенантов. Герц был толковым и крепким парнем, хорошо учился, работал и попал в эти 10%, ему присвоили звание техника-лейтенанта. Он был распределён в отдельный полк из 12 танков КВ, который формировался под Москвой в городе Ивантеевка.

КВ — удивительная машина. Экипаж — пять человек, из них два офицера — командир танка и механик-водитель.

Чтобы понять правильно такой парадокс: два офицера на пять военнослужащих, интересно сравнить их с выпускниками лётных училищ. Во всём мире выпускники лётных училищ получали офицерские звания. Во время войны советские училища выпускали лётчиков-истребителей в звании только старших сержантов.

Этот факт подтверждает желание советских больших военных начальников «воевать не уменьем, а числом». Недоучившиеся лётчики-истребители легко становились жертвами немецких асов. Результаты были соответственными. Лучшие наши лётчики, трижды Герои Советского Союза, Покрышкин сбил 59 вражеских самолётов, Кожедуб сбил 39. В германской армии железные рыцарские кресты давали за сотню сбитых самолётов. Лучший немецкий ас сбил 360, и главным образом на Восточном фронте.

Сравнив отношение высокого начальства к выпускникам военных училищ видим, какое значение придавало руководство страны танкам КВ.

Артиллерию в те времена называли Богом войны, танки — движущаяся артиллерия, то есть, «продвинутая» модификация этого языческого божества. Следовательно, Герц стал служителем этого бога.

Война — есть война, и Герцу не раз пришлось смотреть смерти в лицо. В первом же бою, в Белоруссии, командир дивизии, которой был придан полк, направил их танки колонной на штурм высоты по дороге в болоте. Немцы умело организовали оборону и встретили танки плотным огнём. Передние машины стали разворачиваться для отхода. Одна машина загорелась, вторая… Командир танка, который вел Герц, тоже дал команду разворачиваться, однако, Герц принял своё решение и стал выходить из боя двигаясь задним ходом. Он знал, что его танк лучше всего защищён лобовой бронёй, которая вдвое толще боковой, что нельзя поворачивать машину к противнику боком. Кроме этого башня имеет скос, позволяющий прямые попадания отбрасывать назад рикошетом. Другие машины тоже стали пятиться. В этом бою танковый полк потерял треть своего состава — сгорели четыре танка с экипажами.

Герцу пришлось служить на ещё более мощной технике — самоходных пушках СУ-152, с пушкой 152-миллиметрового калибра, предназначенных для подавления особо укреплённых огневых точек и спроектированных на шасси его родного танка.

Экипаж этих машин тоже имел броневое прикрытие, но более слабое, и, главное, пушка не имела возможности вращаться. Кроме этого, самоходка не могла вести огонь на ходу. Для производства выстрела необходима была остановка, и машина становилась более удобной мишенью для врага. Поэтому её живучесть и эффективность во многом зависела от слаженной работы экипажа, особенно от мастерства механика-водителя, который должен был выводить машину точно на направление стрельбы. Орудие могло поворачиваться влево или вправо только на шесть градусов. Но за эту даже небольшую подвижность плата была дорогая — водитель не мог вылезть со своего места, если орудие было даже немного повёрнуто.

В одном из боёв самоходное орудие Герца было поражено вражеским снарядом. Стала дымить горючее, на котором работал мотор. Командир танка отдал приказ: «Экипажу немедленно покинуть машину!».

В этот момент смерть подобралась к Герцу совсем близко и глянула на него будто сквозь тюремную решетку, штанги, запершие его на месте. Для смерти эта решетка не препятствие, а у него нет возможности сразиться с ней, используя свою смелость, знания и смекалку. Герц чувствовал запах гари, слышал команду покинуть машину, но выполнить её не мог — повёрнутый ствол орудия накрепко запечатал его в кабине водителя.

Успевшие выбраться из дымящейся машины члены экипажа отбежали и остановились, оглядываясь на свою грозную СУ-152, которая могла стать их коллективной могилой. Тут стрелок орудия спохватился: «А где наш пятый, где водитель?». Он сразу сообразил причину его отсутствия и без всякой команды бросился назад в люк дымящейся машины; там повернул орудие и они вместе с Герцем успели благополучно выбраться, избежать смерти.

Я спросил Герца:

— Почему ты говоришь об этом случае чудесного спасения в минорном тоне?

— Понимаешь, через два месяца этот парень был убит.

К счастью, командира полка, безграмотно потерявшего треть машин, убрали, и вместо него пришел новый командир полка в звании майора. А время изменилось, шел 1944 год. Резервов не хватало. Тяжкое обвинение командиров типа Жукова «людей жалеешь!», бытовавшее в начале войны, уходило в прошлое. Новый командир полка обратился к личному составу со словами: «Берегите технику, служите добросовестно, а я главную свою задачу вижу в том, чтобы всех вас вернуть после войны вашим матерям и женам».

При таком подходе не удивительно, что майор не получил ни одного повышения в звании или должности. Получил только один орден более чем за год службы. Но подчиненные запомнили его слова и дела.

В последний год войны Герца назначили командовать взводом ремонта танков, которые часто приходилось вывозить с поля боя. У него было три заместителя, младших лейтенантов: первый — оружейник, второй — по электрике и связи, третий — по моторам и трансмиссии. За хорошую самоотверженную работу командир полка представил их всех к ордену Красной Звезды, а Герца, их командира, к ордену Отечественной Войны, более значительному ордену. Ребята свои ордена получили, а Герц — нет. Командир полка извинялся перед своим подчинённым. Но Герц не очень удивился, у тех чьи имена, отчества и фамилии звучали так, как у него — Герц Давидович Цейтлин, такие истории были в конце войны типичными.

После окончания войны командование не спешило с демобилизацией огромной армии, особенно молодых офицеров. Высшее руководство страны ещё не определило куда «рулить», может «вдарить» по вчерашним союзникам? Отблагодарить?

Однажды, в субботний вечер, Герц оставался дежурным офицером по части. Уже стемнело. Неожиданно появился командир полка с вопросом: «Где штабной писарь?» — «В увольнении». (Тогда не только компьютеров не было, даже пишущие машинки были в большом дефиците: документы писали вручную в нужном количестве экземпляров.) «Сверху» пришло срочное предписание подготовить документы на увольнение пяти офицеров полка. Видя затруднительное положение уважаемого командира, Герц предложил: «Давайте я напишу, у меня хороший почерк».

Тут интересна такая деталь. В школе у парня был скверный почерк, «как курица лапой». Однако, столкнувшись с оскорблениями, связанными с этим обстоятельством, Герц сказал себе: «Не смогу ли я улучшить свой почерк, усовершенствовать его?». Оказалось, что смог.

— Хорошо, — сказал командир полка, — у меня есть соображения об увольнении четверых, а с пятым я определюсь до утра.

Впереди целая ночь, заниматься каким-то делом лучше, чем ходить из угла в угол, пересиливая сон. Герц подготовил все документы своим новым, «хорошим» почерком. Окончив, задумался о своей судьбе офицера-недоучки. (В нормальных условиях офицер получал погоны после четырёх лет учебы, а у него только 10 месяцев.) Многие офицеры старались остаться в армии: хорошее денежное содержание, уже привычный образ жизни, и войны нет. Нет свободы, так и не все в ней нуждаются. А ведь Герц не планировал быть военным, война заставила. Он тяготился военной службой, не любил, когда им командовали, и сам не любил отдавать команды, дорожил свободой. «Стоп, а может мне попросить о демобилизации? Давай-ка я подготовлю второй вариант представления к демобилизации и включу мою фамилию. Причина, обоснование: «тяжелое материальное положение семьи и недостаток военного образования». Командир не согласится — положу ему на стол первый вариант».

Утром пришел командир, посмотрел документы и … согласился. Так снова сообразительный Герц повернул свою судьбу в сторону свободы. Смелость, мужество, трудолюбие и смекалка помогли ему достойно закончить свой военный путь.

Получив неожиданную свободу, Герц отправился на родину, в Москву. Уже неоднократно замечено, что пережившие войну заряжаются огромной энергией и любовью к жизни. Герц подал документы в Индустриальный институт, что было естественно для демобилизованного механика танка. Чтобы насладиться свободой и красотой жизни, он отправился в самый красивый город страны, Ленинград (ныне Петербург), где у его семьи были близкие друзья. Там он встретил и с первого взгляда влюбился в девушку, согласившуюся показать ему этот замечательный город. Целый год они переписывались, а 14 августа 1947 года, в день их первого свидания, сыграли свадьбу.

Молодая жена училась в медицинском институте в Ленинграде, а жить они решили в Москве. Она перевелась в Московский медицинский институт, где должна была сдавать тяжелейшие государственные экзамены.

Молодой супруг не мог равнодушно смотреть на её трудности. У него была замечательная память и способности к учебе. Он стал ей помогать, прочитывая и пересказывая материалы, которые она не успевала проработать. И вот, государственные экзамены позади, супруга стала врачом-педиатром.

За время подготовки к экзаменам Герц так увлёкся медициной, что, крепко подумав, решил бросить Индустриальный институт и поступить в медицинский, на тот же факультет. Так служитель Бога войны стал представителем самой мирной профессии на земле — детским врачом.

Назначение Герц получил в одну из московских детских поликлиник и точно в назначенное время предстал перед глазами своего нового гражданского командира, главврача. До этого у него были только военные начальники.

Настоящий советский руководитель знал, что он начальник, и был уверен, что лучше подчинённых знает как устроена жизнь, что правильно, а что неправильно. И вот перед такой начальственной дамой предстаёт молодой специалист и представляется: «Я, Герц Давидович Цейтлин, направлен для дальнейшего прохождения службы, извините, к вам на работу.»

Начальница, естественно, уже познакомилась с личным делом молодого человека. Но её начальственное ухо уловило диссонанс в имени молодого специалиста. Она знает как правильно надо называть врачей в её поликлинике: простыми, привычными для уха именами.

— Что это за имя — Герц? Я никогда такого не слышала. Давайте мы будем называть вас Григорием или Георгием Давидовичем, — великодушно предложила руководительница. На что смущённый молодой человек возразил:

— Вы знаете, имя «Герц» мне дали в честь моего деда, убитого во время погрома, и оно мне нравится.

И ушел выполнять свой врачебный долг. На следующий день к нему во врачебный кабинет заглянула главная медсестра и говорит:

— Григорий Давидович, вас вызывает главврач.

Молодой врач напрягся и молчит. Через пятнадцать минут она снова вошла в его кабинет:

— Григорий Давидович, Вы что не расслышали? Вас вызывает главврач, -раздраженно выговаривает ему старшая медсестра.

— А где здесь Григорий Давидович? Я не вижу. Меня зовут Герц Давидович, — твёрдо произнёс он.

После ещё нескольких попыток переименовать, директриса смирилась с нестандартным именем подчинённого. Так Герцу удалось отстоять своё национальное достоинство в трудном 1951 году. Естественно, при таком характере и условиях он не сделал административной карьеры и, хотя впереди было ещё множество трудностей, в том числе 15 лет проживания с женой «за шкафом» в комнате родителей, они с женой прожили счастливо. Это очень важно — сохранить по жизни собственное достоинство, тогда в старости, у человека складывается ощущение правильно прожитой жизни

Эпилог

В 1993 году Герц с семьёй иммигрировал в Америку. Он быстро овладел компьютером и стал общаться с родными и близкими с помощью электронной почты и скайпа. В 70 лет он не побоялся сесть за руль собственного автомобиля и был рад пригласить своих московских родственников в гости. Вместе с женой показывал им красоты уже Америки — замечательные парки, музеи , Манхеттен.

Но самым главным пунктом гордости для Герца стали достижения его единственной дочери, которая смогла взять судьбу в свои руки. Она родила троих детей, стала, как родители, детским врачом ещё в Союзе. Училась в Америке, стала американским врачом, создала собственную клинику. В её семье отмечаются все еврейские праздники, и, если все будет благополучно, в семье в следующих поколениях появятся мальчики по имени Герц.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Борис Замиховский: «Вот этот кулак спас мне жизнь»…

  1. В очерке много несуразностей. К примеру:
    «…16 октября 1941 года, когда Москва оказалась беззащитной перед наступлением немцев, была объявлена эвакуация правительственных организаций в город Куйбышев ( ныне Самара). В столице началась страшная паника — миллионы людей поднялись с насиженных мест и ринулись в эвакуацию самостоятельно. Но просто уехать было нельзя, необходимо было получить разрешение, просить об увольнении и «получить на руки трудовую книжку», в которой отражался весь трудовой путь гражданина. Необходимо было достать железнодорожные билеты в город, где у них были хоть какие-нибудь родные или знакомые, или знакомые знакомых…»
    Эвакуация правительственных организаций началась много раньше. Скажем НАРКОМФИН, где работала моя мама, уплыл(!) в начале сентября и не в Куйбышев, а в Казань. Ни о каком ОбЪЯВЛЕНИИ эвакуации не могло быть и речи. Никаких ж/д билетов не продавали. Тем, кто уезжал со своей организацией выдавали эвакуационные карточки и направляли только в место будущего нахождения предприятия или организации. Теперь на копиях эвакокарт делает бизнес российский «Красный крест».
    И такими погрешностями сквозит весть очерк.
    Так И.Кожедуб сбил 61 вражеский самолёт, а не 39.
    А если И.Л.Деген прочтёт вот это:
    «…В одном из боёв самоходное орудие Герца было поражено вражеским снарядом. Стала дымить горючее, на котором работал мотор. Командир танка отдал приказ: «Экипажу немедленно покинуть машину!»…», то я не завидую автору.
    Короче: поспешность, помноженная на небрежность, испортии очерк о ветеране.
    А этого делать нельзя.

  2. Летчик-ас пишется с одним С(от фр. as — туз).
    Выпускающий редактор: поправили, спасибо.

Обсуждение закрыто.