Элла Грайфер. Глядя с Востока. 54. Демократия превыше всего!

Loading

 


Элла Грайфер

Глядя с Востока

54. Демократия превыше всего!

Ой, сержант, вы пальцем в небо попали!

То ж не хахаль был, а Шейлин папаня!

А. Галич

Здравствуйте, дорогой Дмитрий Сергеевич, сколько лет, сколько зим!..

Ну, давайте уже действительно с Жаботинским разберемся.

Ну, за какие же такие грехи Вы его так старательно за уши тянете если и не прямо в нацисты, то уже, по крайности, в «объективно способствующие»? Когда Жаботинский пишет «еврейский народ», он подразумевает «еврейскую расу». А под «расой» понимает абсолютно то же самое, что и нацисты – общность людей с наследственными культурно-психологическими чертами.

А что – один он, что ли, так думал тогда? Вот мы ему сейчас подберем авторитетного товарища:  Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать более успешное развитие обеих этих рас. (Ф. Энгельс «Происхождение семьи, частной собственности и государства»). Можно, конечно, при желании, и Энгельсу нацизм приписать, но желание для этого, понятно, иметь нужно большое…

Давным-давно доказано, что национально-психологические и культурные признаки по наследству не передаются. Они приобретаются воспитанием в той или иной культурной среде. А антропологические (то есть, расовые признаки в научном смысле) никакого отношения к национально-культурным не имеют. Первые наследуются генетически, а вторые нет. В современном научном понимании народ (этническая общность) есть общность культурная и только. Сохранение культурных традиций никоим образом не зависит от состава крови их носителей. Это означает, что в реальности никаких национальных пород людей, с «растворенными в крови национальными признаками» не существует.

Доказано. Но отнюдь не «давным-давно». Между двумя мировыми войнами мнение о «наследственности» культуры было еще достаточно широко распространено, в чем лично я греха не вижу. Многие распространенные мнения, даже вполне научные, на каком-то этапе обнаруживали свою несостоятельность. Да, не существует таких людей, как не существует на самом деле никакого теплорода или неподвижного эфира.

Расовая теория, декларирующая их существование, неверна. А вот тут мы с Вами, батенька, и поспорим! Ни одна на свете теория, будь она расовая, классовая или относительности, ничего никогда не декларирует. Теория – объясняет. Есть на свете какой-то круг явлений, про которые не очень понятно, как и почему они тикают. И вот, сочиняется теория, призванная эти непонятности устранить: отчего собака лает, почему комар летает или (в назидание Евгению Онегину) чем именно ямб отличается от хорея. Причем, само по себе существование ямба, хорея или собачьего лая теория, их объясняющая, не доказывает никогда. Может, они непосредственно наблюдаемые, а может, про то другие теории есть.

Так вот, теория, объясняющая различия между народами и культурами генетическим кодом их носителей, может быть правильной или ошибочной, но…

1. Существование различий как таковых она не декларирует, не постулирует и не доказывает. Она их считает непосредственно наблюдаемыми (в чем я с ней вполне согласна).

2. Называть эту теорию «расовой» – такая же ошибка (или сознательная подтасовка) как арабофобию «антисемитизмом» именовать. Хотя арабы и бесспорные семиты, но так уж получилось, что термин этот «занят» под совсем другое явление. «Расовая теория» есть официальное наименование теории вполне определенной, имевшей своих авторов и последователей. Мнение о генетическом характере культурных различий в нее, правда, входит как составная часть (как и евреи – составная часть народов семитских), но не всякий семит антисемиту враг, и не всякая теория, предполагающая расовые различия между народами, есть теория расовая.

То, что принято в истории общественной мысли именовать «расовой теорией», включает непременно еще и «табель о рангах»: есть народы (расы) господ, есть – рабов, а есть такие, которых надо уничтожать, ибо ничего, кроме вреда, человечеству они не приносят. А потому, неправильно будет к «расовым теоретикам» того же Энгельса приписать, поскольку, при всей своей вере в «расовость» культурных различий, делил он человечество на разряды совсем по другим признакам.

Сами Вы признаете: Конечно, он (Жаботинский) расист не в смысле выводов о неравенстве рас, которые делали немецкие расисты из своей расовой теории, а в смысле согласия с фундаментальными основами этой теории. С таким же успехом можно всякого, кто утверждает классовый характер европейского общества XIX века, без пяти минут большевиком объявить… А как же: ведь деление общества на классы в коммунистической теории – одна из фундаментальных основ.

Но и это еще не все. Сама (оказавшаяся в итоге неправильной!) идея биологической основы культурных различий… насколько важна была она для Жаботинского? Была ли она в его мировоззрении краеугольным камнем, из тех, что если выдернешь – рассыплется вся постройка? Вы утверждаете: Он (Жаботинский) ведь сам делит окружающих на «своих» и «чужих» не по реальной родной культуре, а по внешности и крови. Более того, такой подход — основа всей его теории. И тут же сами его цитируете: «Аппарат «психики» у различных народов создан различно. Вопрос, почему это так, а не иначе, сам по себе значения не имеет. Возможно, что душевная система зависит от расы, быть может, от истории каждого народа; и это в настоящий момент не важно – важен тот факт, что эта психика различна у разных народных коллективов».

И еще: «Невозможно усвоить чужую культуру, ментальность, самосознание ни в течение одного поколения, ни в течение нескольких поколений. Во всем будет выражаться моя «чуждость». Возможно, по прошествии многих и многих лет мои режущие ухо и глаз «чуждые» черты несколько сгладятся, но пока этого не произойдет, я буду оставаться неполноценным русским, ненастоящим русским, «примазавшимся» к русским. <…> Еврей может быть сыном России первого сорта, но русским – только второго. Таким будут видеть его другие, и с неизбежностью будет ощущать себя он сам» Ну, и где же Вы тут видите «кровь»? Разве могут кровь изменить лета и поколения, сколько бы их ни прошло? И даже тот факт, что смешанные браки – мощнейшее орудие ассимиляции, объяснить можно без генетики: национальная культура передается в раннем детстве семейным воспитанием, а в смешанной семье и воспитание это будет смешанным, только и всего.

На «расовом» объяснении Жаботинский, вот именно, вовсе не настаивает. Интересен и важен для него сам факт различий, а вовсе не теории, его объясняющие. Этот наблюдаемый факт использует он, в свою очередь, для объяснения очень многих вещей:

1. Антисемитизма: «Цель автора — выявить болезненную и вечно изменчивую природу явления, которое он называет «антисемитизмом людей» и которое не следует смешивать с «антисемитизмом обстоятельств». Последний неизменен, вечен, -– и потому наиболее страшен. Источник последнего – в инстинктивном чувстве неприязни каждого нормального человека к «чужакам», к «не своим». Это даже не ненависть. И не обязательно это идет от гордыни. Это чувство может спать в человеке долгие годы, оно может не проявляться в обществе поколениями. Но оно проснется в момент, когда «будет что делать». Когда надо будет сделать выбор между «своими» и чужаками. Тогда проснется инстинкт самосохранения».

2. Живучести еврейского народа: «Возможно, здесь все решилось в силу особого состава крови, быть может, все случилось в силу особого чуда, берущего свое начало в традициях Синая. Но это непоколебимый факт, что одним –единственным стремлением, проходящим красной нитью через всю историю Галута, было – дифференциация, обособляемость»

3. Сионизма: «…в основе сионизма лежит упрямый отказ или, вернее, наша органическая неспособность коллективно примириться со всякой социальной средой, кроме той социальной среды, которую создадим мы сами в нашем собственном государстве»

4. Арабской враждебности: «О возможности согласия палестинских арабов на осуществление Сионизма, пока мы являемся в Палестине меньшинством, нечего и говорить. <…> Все здравомыслящие люди <…> поняли давно, что достичь согласия палестинских арабов по их доброй воле на превращение Палестины из арабской страны в страну с еврейским большинством, является вещью совершенно невозможной. У каждого человека, вероятно, имеется понятие об истории колонизации в разных странах. Я предлагаю вспомнить известные ему примеры. После того, как он это сделает, пусть попытается найти, по крайней мере, один случай, где бы колонизация проводилась с согласия туземцев. <…> Всякий народ-туземец, не принимая во внимание, цивилизован он или дик, смотрит на свою страну как на свой «Национальный Дом, и он стремится остаться в нем навсегда абсолютным хозяином. <…> И самым неправильным аргументом является ссылка на то, что наша колонизация приносит туземцам большую материальную пользу; это святая правда, но ни один народ не продаст своих национальных аспираций ценой куска хлеба, помазанного маслом».

Жаботинский считает различия между народами и культурами не только реальностью бесспорной, но и явлением вполне положительным. Стремление к обособлению, разграничению культур — непременное условие нормального развития каждой из них. За создание этого необходимого условия для еврейского народа борются сионисты, они и за другими народами признают право на отстаивание своей самобытности. С арабами спор о земле может и до войны дойти, но на культуру их не смеем мы замахиваться.

Вы утверждаете: Из кажущегося ему очевидным факта существования различных пород людей, Жаботинского делает, в общем-то, тот же вывод, что и нацисты: эти породы должны для собственного блага жить по отдельности и не смешиваться. Вывод этот, как видели мы выше, делает Жаботинский не из «разнопородности», а из действительно бесспорного факта различий между разными народами и культурами («породы» ли за ними стоят или еще чего – не так уж и важно). Жаботинский-то именно такой вывод и делает, а вот нацисты, эти видимые различия превративши в «табель о рангах», вывод как раз делали совершенно другой:

Не по отдельности всем народам жить надлежит, а, наоборот тому, соединиться под благодетельной властью высшей расы. Смешанных браков допускать, конечно, нельзя, но вот уничтожение культуры покоренных народов (тех же, к примеру, славян) — самое милое дело. Так что, Дмитрий Сергеевич, может, бросим лучше сомнительные попытки сближения Жаботинского с Гитлером по методу «пришей кобыле хвост»?

Столь же, прямо скажем, нетривиальным назвала бы я еще одно Ваше открытие: Жаботинский называл себя националистом, но вряд ли он им был. Национализм — это культ национальной культуры. Однако еврейская культура как таковая (в любом из многочисленных и отличных друг от друга языковых вариантах) не представляла для него никакой самостоятельной ценности… К собственно еврейским локальным культурам и языкам – идишу, ладино, и т.д. – Жаботинский относился плохо. Он воспринимал их как препятствия на пути к достижению национальной самобытности, а не как проявления таковой. Национальным языком «еврейского народа», сконцентрированного на «национальной территории» должен был стать одинаково чуждый всем мертвый тогда язык иврит. И приводите в доказательство цитату:  «…рост численности восточных евреев поможет ивриту быстрее завоевать главенствующие позиции, даже если большинство этих евреев изначально и не владеют ивритом. Всем известный секрет: когда ворота в Эрец Исраэль распахнутся, мы должны будем повести решительную борьбу со всевозможными «еврейскими» языками, и с идишем в том числе. Сила идиша в северной части диаспоры в том, что он — язык всем понятный <…> Сам по себе жаргон мы одолеем при помощи средней школы за одно поколение. Опасен не сам жаргон, а идеология жаргона, и бороться с ней можно и нужно активно, помогая восточным евреям занимать ключевые позиции в нашем обществе»

Приводим, значит, доказательство, что какие-то элементы многочисленных еврейских культур (в т.ч. разные их языки) Жаботинского не устраивали, и делаем вывод, что культуры эти в целом он отрицал… А не попробовать ли нам с Вами, Дмитрий Сергеевич, Петра Первого врагом русской культуры объявить по поводу обривания боярских бород и ношения голландского платья? С Жаботинским (или с Петром!) можно соглашаться или спорить по поводу обоснованности рекомендаций, правильности конкретного выбора, но невозможно отрицать, что не уничтожить, а наоборот, развить и защитить желали оба культуру своих народов. Хотели как лучше, даже если и вышло как всегда. Оба они согласны были пожертвовать тем, что представлялось им второстепенным, ради сохранения главного. Кстати, как минимум, один элемент еврейской культуры, относящийся, по мнению Жаботинского, к самому ее ядру, Вы тут как раз упомянули:

«…Одно из двух: либо мы должны заявить, что еврейство – примитивная раса, лишенная всякой культуры <…> либо мы должны считаться с очевидным фактом, что библиотека нашей национальной культуры состоит на 95% из книг «религиозных» и лишь на 5% из «светских». Почти все ценности в области философии, этики, социальной справедливости, которыми мы обогатили мир <…> – сотканы из шелковых нитей нашей традиции, рождены в беседе человека с Богом, были осмыслены и выражены в лучах Божественного Духа. С такой могучей скалой наследия невозможно бороться. Да и зачем «бороться»? Что тут обидного, где тут унижение для народа, если народ считает, что его взгляды на мораль связаны с глубочайшими тайнами вечности?»

Жаботинский был атеистом, но видел и понимал, какую роль в еврейской культуре (вернее — культурах) играет корпус религиозных книг. Помню, попала я раз в Берлине на очень симпатичную выставку «Миры еврейской жизни». «Миры» там представлены были разные – от Берлина до Йемена, но соответствующие экспозиции располагались в цепочке залов, образующей замкнутый круг, а в центре – выставка ТАНАХов: из всех стран, во всевозможных изданиях, в оригинале и в переводах… Это действительно был и остался центр – то, что объединяет всех нас. Так что насчет вражды Жаботинского к еврейской культуре – давайте не будем…

Займемся-ка лучше другой характеристикой, которую подметили Вы почти что верно: …в основе учения искреннего демократа и гуманиста Жаботинского лежит примат ксенофобии — «благотворного» отторжения чужаков-инородцев. Не без оснований видите Вы тут противоречие, только вот неверно его локализуете. Противоречие это – не в мировоззрении Жаботинского заключается. Оно имеет место быть между его и Вашими представлениями о демократии и гуманизме.

***

Детей ему принес аист, а самого

его нашли в капусте во время борьбы

с вредителями плодоовощных культур.

Боролись-боролись, смотрят: лежит!

Леонид Лиходеев

Итак, оба вы – демократы, т.е. считаете западную демократию наилучшим из существующих в настоящее время типов государственного устройства, но… Для Жаботинского – аксиома, что государственное устройство, пусть даже наилучшее, – не есть ни панацея от всех бедствий, ни путь решения всех проблем.

Прежде всего, государственное устройство обслуживает, по определению, только оного же государства граждан. Права чужаков, волею судеб оказавшихся на его территории, (как, впрочем, и их обязанности) будут непременно ограничены. В эпоху всяческих «переселений народов» неполноправными, таким образом, оказываются миллионы людей (см. об этом Хану Арендт «Истоки тоталитаризма«), и нет у демократии в запасе никаких инструментов для облегчения их участи, ибо, ежели всякому чужаку приблудному незамедлительно давать все права, то он ведь, скорее всего, использует их для поддержки того стереотипа поведения, что ему дороже и ближе, а вот с привычками хозяев совпадает далеко не всегда. И демократию, как таковую, любить он тоже решительно не обязан… что и наблюдаем мы ныне по всей свободолюбивой Европе.

Жаботинский это прекрасно понимал, а потому, как верно отмечаете Вы, «Ясно, что власть «этнического» большинства, озабоченного тем, чтобы меньшинство не добралось до власти, Жаботинский не воспринимает нарушением свободы и демократии. На создание демократической независимой Палестины без «еврейского большинства» он был не согласен». Естественно, ибо, кроме пришлых евреев, в тех краях никто никакой демократии не знал и не хотел, и до сих пор таких не видно. А навязывать демократию тем, кто ее не хочет… это уж, извините, как-то выходит того… недемократично.

Против этнических конфликтов бессильна демократия не только когда  их приносят пришельцы. Разноэтнических соседей, бок о бок живущих давным-давно и равно пользующихся всеми гражданскими правами, тоже не может она примирить. В лучшем случае – на какое-то время ослабить накал борьбы, придать ей менее опасные, более цивилизованные формы (что, впрочем, как показывает опыт, и у империй не хуже получается), но разрешить проблему совместного жития, к примеру, фламандцев с валлонами или англо- с франко-канадцами в истории не удавалось ей ни разу. Наоборот, этнические столкновения немало демократий сгубили. Бывали разделения мирным путем с сохранением демократии во всех частях по отдельности (чехи со словаками, например), но куда чаще доходило дело до войны, и демократия испытания этого не выдерживала (например, в Югославии).

Главной целью Жаботинского было основание еврейского государства. Так вот, учтите, граждане, что ни одно государство в истории демократическим путем основано не бывало. Известны случаи добровольного, мирного слияния или разделения государств (или квазигосударственных образований) уже существовавших: например, отделение Норвегии от Швеции или присоединение Грузии к России. Но заселение народом какой-либо территории могло быть только либо следствием войны (как образование Новороссии), либо ее причиной (как вторжение племен  коса в Южную Африку), либо длительным процессом, включавшим как военные, так и мирные средства (как действовали европейцы в Америке). Жаботинский именно это и имеет в виду, говоря: «Все те, кому кажется, что эти умозаключения стоят в противоречии с принципами морали, пусть поставят себе вопрос: если это аморально, то что тогда должен делать еврейский народ? <…> Незаселенных островов нет. Куда бы мы ни сунулись, даже в недра пустыни, везде найдем туземца, живущего там испокон веков и не желающего новых поселенцев, могущих образовать там большинство, или просто пришедших в большом количестве колонизаторов».

Он ведь, Жаботинский-то — грамотный! Он мировой истории в гимназии обучался и все эти факты, несомненно, прекрасно знал. Сдается мне, однако, что и Вы, Дмитрий Сергеевич, и все единомышленники Ваши, про это, хоть раз, хоть стороной, а тоже слыхали. Так было это или не было? Так все происходило или не так? Невозможно не согласиться с Вами, что «От демократических убеждений в цивилизованном европейском варианте (как понимает их европейская левая!- Э.Г.) эта (Жаботинского) политическая конструкция очень далека». Но как же прикажете в рамках «цивилизованного европейского варианта» обходиться с реальной жизнью?

Ведь требование Ваше: «Власть в демократической стране может принадлежать только всем ее жителям, без тех или иных этнических или расовых привилегий«, — на самом деле, не исполнялось в истории ни разу. Теоретически-то легко заявлять: «…цель той или иной идеологической группы получить власть в стране, чтобы создать «государство для себя» — антидемократична». Но практически-то все на свете государства создавались всегда только и исключительно какой-то этнической группой (либо союзом близких по культуре этнических групп), а посторонних принимали лишь, поскольку те были согласны поддержать принятые хозяевами правила игры.

Известно ли Вам это? Можете ли Вы этим фактам противопоставить что-нибудь, кроме справедливого утверждения, что в Вашем высококультурном кругу об таких неприличиях не принято говорить громко? Так мало ли, где чего не принято… В девятнадцатом веке в приличном обществе не принято было говорить, откуда дети появляются, но делали-то их все тем же старинным способом – другого не дано.

Не убеждает меня даже такое вот авторитетное свидетельство: «Младший современник Жаботинского, белоэмигрант Василий Яновский, писал о французских впечатлениях русских эмигрантов в 20-х годах: «Белый французский хлеб и красное винцо питали всех одинаково, а римское восприятие национальности как юридической принадлежности, без критерия расы или религии, оказалось настоящем откровением». Сидит, значит, этот Ваш Василий Яновский в стране, где только вчера закончилось Дело Дрейфуса, а завтра уже начнутся облавы на евреев в Виши. В стране, чиновники которой сквозь пальцы смотрят на рабство чернокожих в своих колониях Северной Африки. Но поскольку сам-то он, видимо, не еврей, и не негр, тем более, к его услугам – сплошное римское право, да еще много чего выпить-закусить!..

Все вышесказанное, повторяю, не значит, что Жаботинский на самом деле демократии предпочитал какой-то иной образ правления. Ни в коем случае. Именно этот государственный строй он всю жизнь предпочитал всякому другому. Просто он, в отличие от Вас, понимал, что не все в жизни народов определяется государственным строем. Несомненно, оба, Вы с Жаботинским, – гуманисты, т.е. уверены, что «человек есть мера всех вещей». Остается только уточнить, что это за человек. Для Жаботинского это человек такой как есть, а для Вас – такой, каким он должен быть.

Вот, приглядывается, к примеру, Жаботинский к себе и к окружающим, и замечает, между прочим, что существует инстинктивное чувство неприязни каждого нормального человека к «чужакам», к «не своим». Это даже не ненависть. И не обязательно это идет от гордыни. Это чувство может спать в человеке долгие годы, оно может не проявляться в обществе поколениями. Но оно проснется в момент, когда «будет что делать». Когда надо будет сделать выбор между «своими» и чужаками. Тогда проснется инстинкт самосохранения». Это – одно из коренных свойств человеческой природы, и поскольку человек есть мера всех вещей, обустраивать любой коллектив, народ, страну и т.д. непременно надо с учетом наличия вот этого самого свойства.

Один из важных практических выводов: …для каждого народного коллектива удобнее жить в атмосфере и в социальном окружении, в котором всякая важная мелочь создана его собственными руками, «по его образу и подобию», или, по крайней мере, приноровлена к его вкусу. Идеальным условием к этому является: собственная территория, близкое по крови население, самогосударственность. <…> Вместе с этим необходимо отметить еще следующий факт. Главное в этой «национальной» атмосфере и окружении не язык и не литература. Национальная особенность духа и «духовная система нации» выражается, главным образом в хозяйственном режиме и в, в особенности, в хозяйственной жизни».

На самом деле, бывают варианты и более сложные. При определенных условиях возможны симбиозы имперского или «американского» типа. В первом случае покоренные народы государственной самостоятельности лишены, но дома, между собой, устраиваются все же своим порядком. Во втором «национальная общность» может сократиться до размеров квартала, но все же и тут она не исчезает совсем. Опыт «плавильного котла» оказался, в конечном итоге, неудачным. Так или иначе, притом, что это свойство человеческой натуры в разных условиях проявляет себя по-разному, оно решительно неуничтожимо. На том стоит программа Жаботинского. В каких-то конкретных предложениях по поводу конкретных ситуаций он и ошибаться, конечно, мог (не ошибается – кто ничего не делает), но по мере способностей и разумения стремился всегда действовать в соответствии с объективной реальностью, данной ему в ощущениях.

Вы же, Дмитрий Сергеевич, и Ваши единомышленники, до подчинения какой-то там реальности, разумеется, не унизитесь никогда. Жаботинский о том раздумывает, как бы так сделать, чтоб человеку было хорошо, Вы же озабочены более тем, чтоб сам он стал хорошим. Рассуждения Ваши просты:

Да, ксенофобия человеку присуща, но она — атавизм, унаследованный от животных предков. В человеческом же обществе является она одним из (многих!) конфликтоообразующих моментов. Каждый из таких моментов чреват возникновением вражды и ненависти, вплоть до войны. Ни в коем случае не следует потакать подобному безобразию, а надлежит воспитать человека так, чтобы разницу между своим и чужим он ощущать перестал, либо уж, на худой конец, таковых ощущений своих стыдился. А между тем…

***

– Первый этаж мы снесем, а на втором

устроим молодежное кафе

– Но позвольте, на чем же второй тогда

держаться будет?

– На энтузиазме молодежных масс!

«Гурий Львович Синичкин»

Между тем, без ксенофобии – естественной защитной реакции – не может существовать совсем никакая общность. Ни национальная, ни профессиональная, ни сословная, ни даже возрастная. Семья – и та не жилец, если не уверены дети, что именно их мама – самая красивая. Коренные жители Питера и Москвы немало могли бы порассказать о «межсемейных войнах» на коммунальной кухне, причина которых состояла в том простом, но упрямо игнорировавшемся советской властью факте, что каждая семья счастливой могла и хотела быть только по-своему, а коллективизированное «жизненное пространство» асфальтовым катком разглаживало их, делая одинаково несчастными.

Сколько нервов, сколько здоровья, сколько распавшихся семей, осиротевших детей на совести этих самых кухонных войн… А всего-то и надо было, что дать каждой семье возможность собственной кухней жить, свою квартиру иметь. Хоть бы плохонькую, хоть самую паршивую хрущобу однокомнатную, но – свою.

В двадцатых годах в новопостроенном семейном общежитии Генерального Штаба с просторными комнатами, высокими потолками и санузлами для каждой семьи, кухни строились общие. Здоровенные, оснащенные по последнему слову техники, но вместе чтобы – на всех. В целях преодоления ксенофобии и воспитания коллективизма.

К тридцатым годам нравы стали смягчаться. Себе самим уже потихоньку прощать начали партийные начальники такое буржуазное разложение, потом отдельные квартиры появились и у менее привилегированных слоев: ученых, художников, директоров  заводов… И наконец, Никита Сергеевич Хрущев домыслил-таки до принципиальной возможности отдельной квартиры для простого советского человека. Признал-таки, отец наш и благодетель, что развод соседей по отдельным кухням и санузлам предотвращает конфликты куда надежнее, чем коллективное пользование унитазами и газовыми конфорками.

Не более полувека понадобилось советской власти, чтобы сообразить, что супротив природы человеческой (хотя бы в этом немаловажном вопросе!) не попрешь. Не мытьем – так катаньем свое возьмет природа. Поглядим теперь, сколько времени потребуется западным «свободолюбцам», чтобы про народы и культуры просечь ту истину, которую сумел Хрущев про семьи понять: Не помогут ни самые демократические процедуры составления графика уборки туалета, ни раздача всем одинаковых кастрюль, ни даже «положительная дискриминация» самой бедной тети Моти в очереди на мытье в ванной. А поможет только и исключительно отдельная квартира для каждой семьи.

Со времен Платона и до наших дней не могут озверелые гуманисты в толк взять, что различия – непременное условие существования человечества, а разграничения (когда пространственные, когда временные, когда – по каналам информации) – непременное условие существования различий.

Вне всякого сомнения, являются они, в то же время, источником конфликтов. Чтоб собственной спецификой дорожить, должен каждый ставить ее в своей системе ценностей хоть на полступенечки выше, чем чужую. Правильно замечает Жаботинский: «Корень еврейской трагедии лежит не в плохом отношении других народов к нам; не это является глубочайшей причиной сионизма. Настоящая причина заключается в том, что еврейский народ сознательно, подсознательно или бессознательно стремился к социальной независимости; в том, что ему никогда не удавалось всецело акклиматизироваться в чужом социально-общественном окружении, и что он не достигнет равновесия до тех пор, пока не будет восстановлена его национальная государственность».

Не хотели евреи самобытность свою терять, отчего и случалось им причинять неудобства хозяевам территорий, где притыкались они в галуте, а уж от самих-то, от хозяев-то, такое иной раз случалось терпеть… да что уж тут поделаешь: хозяин — барин! Я лично думаю, что существуют у антисемитизма причины и иные, более глубокие, но в принципе, в вопросе межнациональных отношений, не отвлекаясь на конкретную еврейскую специфику, Жаботинский, безусловно, прав. Не решается эта проблема ни «мультикультурализмом», который попросту технически неосуществим (попробуйте в одном и том же обществе в одно и то же время жить по галахе, шариату и сталинской конституции!), ни (столь же неосуществимой!) ликвидацией всех различий по методу незабвенного Макарушки Нагульнова – чтобы все, значит, приятно смуглявые были.

Покуда две культуры пространственно разделены, они зачастую сосуществуют вполне мирно, а на уровне технологий или высокой духовности, при  случае, обогащают друг друга. Одиночные или малочисленные «перебежчики» на чужую территорию ничего не меняют, поскольку при этом переходят, волей-неволей, и в чужую культуру. При  массированном же столкновении двух достаточно многочисленных разнокультурных общин возникает активное отторжение, соперничество и взаимная ненависть, и никакой демократией ее не возьмешь.

Рассмотрим, к примеру, ситуацию в Южной Африке. Что, собственно, означает это нехорошее слово «апартеид»? Обособленность, разделение, т.е. такое политическое устроение, при котором не смешивается население разных рас. Каждая раса (в данном случае расовое деление реально совпадает с культурным) живет своим сообществом, в своем пространственном углу, контакты между общинами строго регламентированы, смешанные браки запрещены. Белая община управлялась демократически, черная – нет, про прочих я не знаю, но они, за относительной малочисленностью, погоды не делали все равно.

В какой-то момент решено было (не важно, почему) от этой системы отказаться и предоставить демократические права членам черной общины. Черная община, будучи гораздо более многочисленной, путем вполне демократических выборов привела к власти своих лидеров, каковые ею успешно управляли и управляют, не прибегая к чуждым методам демократии. У них есть другие, свои.

Отменены были законы, регламентирующие контакты между расовыми группами. В них нету больше надобности, ибо регламентация осуществляется совсем иначе. Прежде, заметив черного в «белом» районе, белый полицейский хватал его за шкирку и волок в участок, выяснять, дозволено ли ему, в порядке исключения, в этом месте находиться. Сегодня, заметив белого в «черном» районе, черный бандит совершенно безнаказанно грабит его, не выясняя отношений. Белые и черные поменялись местами, опрокинулись песочные часы, но апартеид никуда не делся, и равноправия как не было, так и нет.

И если даже кто-то кое-где у нас порой таки добивается устранения различий в составе населения конкретной точки земного шара, то в результате вместо нескольких прежних народов возникает один новый, со своим неповторимым характером, все равно отличающим его от всех прочих народов земли.

Демократия – прекрасное, незаменимое средство для управления этнически однородным (не в абсолютном, а в статистическом смысле) обществом с развитым и влиятельным средним классом. Если же среднего класса в обществе нет, или есть, но разобщен и задавлен, или в нем решается вопрос, какой культуре быть ведущей… в таком обществе демократии делать нечего.

Можно, конечно, по принципу «если нет, так делай вид» навязать демократические примбамбасы какому-нибудь Пакистану, хотя понятно, что реальное принятие решений происходит там вовсе не в парламенте. Можно, возведя очи горе, грезить о «свободной, демократической Палестине», где арабы и евреи будут пользоваться равными правами, хотя понятно, что в таком обществе арабы жить не захотят и не смогут. Можно, конечно, но… для чего бы это было нужно? И главное – кому? Не подскажете ли, Дмитрий Сергеевич?

2005

Print Friendly, PDF & Email