Сергей Баймухаметов: Время великих перемен и несбывшихся надежд. Часть 2

Loading

Заметив, что я уверенно открываю тяжелую дверь гостиницы, меня остановила пожилая женщина: «Пожалуйста… Андрею Дмитриевичу…» И вложила мне в ладонь в несколько раз сложенный квадратик бумаги. Эту записку потом передал Сахарову знакомый депутат, к которому я и шел тогда. До сих пор помню лицо той женщины.

Время великих перемен и несбывшихся надежд

К 90-летию Михаила Сергеевича Горбачева
Часть 2

Сергей Баймухаметов

Часть 1

Сергей БаймухаметовРовно через год после прихода к власти Горбачев с трибуны XXVII съезда КПСС (февраль-март 1986 г.) провозгласил:

«Принципиальным для нас является вопрос о расширении гласности. Это вопрос политический. Без гласности нет и не может быть демократизма, политического творчества масс, их участия в управлении».

Чтобы понять значение этого заявления, надо иметь хотя бы некоторое представление об атмосфере тех лет. И нет ничего более яркого, чем народное творчество — анекдоты.

Встречаются над Атлантикой два воробья. Один летит из СССР в США, другой — наоборот. Наш спрашивает: «Зачем ты к нам устремился?» «Да с голоду сдохнешь в этой Америке! Кругом порядок, каждое зернышко подбирают!» — жалуется американский воробей. «А у нас лафа, вдоль всех дорог понасыпано, клюй — не хочу!» — сообщает советский. «Чего ж ты улетаешь?» — удивляется американец. Наш отвечает: «Почирикать хочется!»

Анекдот — это серьезно. Вот какое значение придавали советские люди свободе слова, которой не было. У нас ведь и закона о печати не было. Напомню про мятежного профессора Георгия Ивановича Куницына — фронтовика, в годы хрущевской оттепели — заместителя заведующего отделом культуры ЦК (уволенного в 1966 году), человека, благодаря которому вышли культовые, а в начале начал заподозренные в неблагонадежности кинофильмы 60-х годов, начиная от «Обыкновенного фашизма» и заканчивая «Андреем Рублевым». Помню, уже во второй половине 70-х годов отчаянный Георгий Иванович на каком-то московском писательском собрании завел с виду невинный разговор: мол, у нас самые разные законы есть — о водах, о лесах и прочем. Не пора ли, дорогие товарищи, озаботиться и законом о печати… Люди из президиума начали потихоньку исчезать. Начальство понять можно. Ведь, коли оно случайно услышит где-нибудь не те речи, обязано тут же «поставить на место» и «дать отпор». А тут возразить нечего. Сплошная забота о социалистической законности! По сути — жуткая по тем временам крамола.

«Чирикать» не позволялось никому. Подрыв устоев, основ.

Свобода слова и власть народа

После заявления Горбачева на XXVII съезде КПСС прошел год. Ошеломительный год. Раскрепостились телевидение и пресса, кино, литература. Вышли повесть Валентина Распутина «Пожар», роман «Плаха» Чингиза Айтматова, «Печальный детектив» Виктора Астафьева.

Страна увидела фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». В Москве билетов на него в свободной продаже не было — их «распределяли по организациям». Во время премьеры в Доме кино вход охраняла конная милиция. У всех на устах была фраза из фильма: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?» И это в 1986 году, в коммунистической, атеистической, по сути — богоборческой стране!

Настал январь 1987-го. Команда Горбачева готовилась к бою на предстоящем пленуме ЦК КПСС. Настроения и намерения ортодоксальной партийной номенклатуры были известны. Она пошла в атаку. Роль тарана взял на себя Иван Полозков, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС, один из создателей и будущий лидер КПРФ: «Чем зачитывается сегодня молодежь? От каких произведений в восторге обыватель? «Пожар», «Плаха», «Печальный детектив». Метод отрицания в отражении действительности стал почти чуть ли не единственным, а надо же утверждать идеалы. Не пора ли нам в этом деле основательно подразобраться»?

Многие встретили его слова аплодисментами, некоторые выступили с поддержкой, в том числе и старейший член Политбюро Андрей Андреевич Громыко:

«Здесь возник вопрос, какой должна быть литература? Если она будет оглушать читателя только отрицательными персонажами, моральными уродами, юродивыми, неполноценными, то сама литература будет юродивой».

Отдельно обрушились на прессу — «кто позволил очернять», «доколе» и т.д.

«Я в этом плане с товарищем Полозковым решительно не согласен, — возразил академик Георгий Арбатов. — Все больше людей, которые в нынешнюю политику партии начинают верить всей душой. А если мы покончим с гласностью, это воспримут как первый сигнал, что все кончается и возвращается на круги своя. Гласность должна стать постоянной частью, постоянным элементом нашей жизни».

«Намеки, не очень ли газетчики размахались, не надо ли их немножко прижать — очень опасны, — заявил всенародно любимый артист, председатель Союза театральных деятелей Михаил Ульянов. — Мы хотим видеть жизнь такой, какая она есть, во всей ее многогранности, противоположности, противоречиях, острых углах и нерешенных проблемах… Собственно говоря, эти столкновения мнений и есть перестройка. Они должны быть. Это нормально. Капица сказал: «Если в науке не существует противоположных мнений, наука превращается в кладбище». Так не хотим же мы превратить нашу страну в кладбище только потому, что кому-то неугодно читать острые статьи?.. Время винтиков прошло, и это прекрасно. Пришло время народа, который сам управляет своим государством».

Эти выступления тогда не были опубликованы. Такая получилась гласность и борьба за и против гласности.

К народу вышел лишь доклад Генерального секретаря, в котором, однако, было сказано четко и жестко: «У нас не должно быть зон, закрытых для критики, и лиц, стоящих вне критики. Народу нужна вся правда… Нам как никогда нужно сейчас побольше света, чтобы партия и народ знали все, чтобы у нас не было темных углов, где бы опять завелась плесень».

И далее: «Настало время приступить к разработке правовых актов, гарантирующих гласность».

То есть Горбачев предложил перейти от произвольно толкуемого понятия «гласность» к Закону о средствах массовой информации — первому за всю историю СССР!

Удивительно, как трансформировались за 35 лет в нашем сознании, в общественном обиходе понятия и представления о свободе слова. Сейчас, что бы ни говорили мы о наступлении на прессу, свобода прессы есть. Некоторые газеты печатают такие расследования-разоблачения, что кровь стынет. И что? Ничего. Власть не реагирует, или делает вид, что реагирует, ожидая, когда шум сам собой утихнет, с течением времени, которое каждую неделю подбрасывает нам что-нибудь шокирующее. Значит, свобода слова без того, что в советские времена называлось действенность печати — ничто. Пустопорожняя болтовня. Хуже того, она воспринимается частью населения даже с раздражением: «А что толку от того, что вы пишете?! Лучше уж помалкивайте в тряпочку…» Наше общество еще не в состоянии требовать власть к ответу. Нет политических институтов в виде независимых, оппозиционных партий. Прощу прощения за личный пример: когда в «Литгазете» вышла моя статья «Черная дыра», ее зачитывали с трибуны Съезда народных депутатов СССР, ставя вопрос о положении сельского хозяйства.

Горбачев и его единомышленники прямо связали свободу слова с народовластием. Которого тогда не было, о котором, несмотря на два года перестройки, говорили в кулуарах только отдельные радикальные перестройщики.

Власть — Советам

В том и суть, что на январском пленуме Горбачев объявил, а затем и УСТАНОВИЛ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ.

Настоящую, насколько это было тогда возможно. В школе изучали Конституцию: «Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчетны Советам народных депутатов».

Однако Советы ничего не значили — они были вывеской, куклой-марионеткой в руках партийного аппарата. И это считалось нормой жизни. Обыденностью.

Вот документ, по которому в СССР проводились выборы — от Председателя Верховного Совета до председателя спортивного общества: «При необходимости замены или перемещении работников, занимающих выборные должности, местные партийные органы, центральные организации принимают соответствующие решения, предварительно получив согласие ЦК КПСС, и лишь после этого проводят выборы и вносят предложения об утверждении или освобождении работников». («Инструкции по работе с секретными (выделено мною — С. Б.) документами ЦК КПСС», прил. VI, док.7, л.4, п.12).

ЦК КПСС то и дело принимал постановления о повышении роли Советов в жизни страны, и никому в голову не приходило спросить, удивиться: а на каком основании и почему какая-то партия «повышает роль» верховной власти? Просто не замечали.

Горбачев на январском пленуме поломал эту железную систему.

Решения о Советах поначалу воспринимались как давно привычное партийное словоблудие про «народную» власть. Но в этом случае было четко указано: лишить КПСС несвойственных ей управленческих функций, Советы должны стать подлинными органами власти. И как путь реализации — взрывное постановление: проводить выборы в Советы на альтернативной основе.

И покатилась народная волна.

Уже летом 1987 года на выборы в местные Советы вышли кандидаты от народа, от заводов и институтов. Все вдруг вспомнили, что по Конституции власть в стране — Советы, а не райкомы-обкомы.

В 1989 году при выборах делегатов на Первый съезд народных депутатов СССР проиграли, потерпели поражение 35 первых секретарей обкомов! Легко представить, каким это стало шоком, какой резонанс был в тех областях, как аукнулось по всей стране. В Ленинграде не был избран ни один партийный и ни один прежний (назначенный) советский руководитель города и области, ни один член бюро обкома, включая первого секретаря и командующего Ленинградским военным округом.

Предстоял Первый съезд народных депутатов СССР. Все понимали его значение, ждали его. Но, полагаю, никто не мог даже представить, каким он станет, как всколыхнет страну.

Поворот в прямом эфире

Прямую телевизионную трансляцию с Первого съезда народных депутатов СССР смотрела вся страна — затаив дыхание, отставив в сторону работу, домашние дела, забыв про все на свете.

Продавцы радиомагазинов включали телевизоры, выставленные в витринах — и на тротуарах возле них собирались толпы. Из всех машин, из всех раскрытых окон доносилось, во всех кабинетах, конторах, заводских цехах на полную мощь работали если не телевизоры, то радиоприемники. У меня с холостяцких времен остался портативный телевизор «Юность», и я приносил его на работу в издательство «Современник», к великой радости коллег, потому что слышать — это все-таки одно, а еще и видеть — совсем другое…

Первый съезд народных депутатов, прямая телетрансляция стали, по сути, революцией в прямом эфире. В сознании советских людей. Если у кого-то вызывает стойкое неприятие слово «революция», то заменим его «поворотом». Поворот в сознании, в восприятии советского мира.

«В святая святых кремлевской власти звучали слова, за которые вчера полагался лагерный срок или психбольница», — вспоминал впоследствии депутат Анатолий Собчак.

Да, перестройка, да, гласность, даже в ходу была уже «свобода слова» без привычной приставки-определения — «буржуазная». Но чтобы вот так — на высшем уровне! На глазах всей страны! Ведь одна из основ власти — тайна принятия решений, которые падают сверху как с неба. А тут на всю страну — борьба позиций, взглядов, мнений!

И главное, не просто наперекор высшей власти, но и с требованием отчета, ответа!

После доклада Центризбиркома Съезд объявили открытым, и далее по программе следовало… Но ее сразу же сломал депутат из Латвии врач Вилен Толпежников. Он вдруг возник на трибуне и попросил собравшихся почтить минутой молчания память жертв событий 9 апреля в Тбилиси, где в столкновениях с войсками было убито 20 человек — в абсолютном большинстве женщины.

Зал, конечно, хоть и был шокирован, но… ведь память о жертвах, тут особо не возразишь, и послушно встал… Однако через минуту Вилен Толпежников огласил депутатский запрос с требованием назвать имена тех, кто дал приказ об избиении демонстрантов, потребовал назвать отравляющие вещества, примененные против мирных граждан.

«Какой-то рядовой врач» требует привлечь к ответственности высшую власть вкупе с министерством обороны?!

Затем все же Съезд перешел к повестке дня, к первым пунктам: выборы Верховного Совета и Председателя Верховного Совета — разумеется, М.С. Горбачева, единственного кандидата.

И тут к трибуне вышел депутат из Москвы академик Андрей Сахаров:

«Съезд не может начинать с выборов… не может отдать законодательную власть одной пятой своего состава. Имеем ли мы право избирать Председателя Верховного Совета СССР до обсуждения, до дискуссии по всему тому кругу политических вопросов, определяющих судьбу нашей страны?.. Мы опозорим себя перед народом… Кандидаты должны представить свою политическую платформу… Михаил Сергеевич Горбачев должен сказать о том, что произошло в нашей стране за эти четыре года. Он должен сказать и о достижениях, и об ошибках, сказать обо всем самокритично. Самое главное, он должен сказать о том, что собираются делать в ближайшем будущем…»

То есть потребовал от власти ОТЧЕТА!

Большинство депутатов — представители партийно-государственной номенклатуры и просто люди старой советской школы. Потом Юрий Афанасьев с трибуны съезда назовет их «агрессивно-послушным большинством». Они возмущенно зашумели, некоторые даже затопали. Впервые. В следующие дни этот прием — затопывание и захлопывание — они регулярно применяли при выступлениях Сахарова.

Так началось явление стране Андрея Дмитриевича Сахарова.

Мой друг, народный депутат СССР Виталий Челышев отчетливо помнит, что и как было тогда:

«Горбачев все-таки выступил. Издали, с дня сегодняшнего, видишь, что это было неплохое выступление, в котором он давал ответы на большинство заданных вопросов (в том числе с ситуацией в Тбилиси, с национальными проблемами, снял вопрос со строительством дач в Крыму (для номенклатуры — С. Б.), которые уже переданы лечебным учреждениям), аккуратно трансформировал в будущее те вопросы, которые могли вызвать неадекватную реакцию в партии (о сложении полномочий генсека). Он получил свои аплодисменты. А потом края его губ поползли вниз, и с этим обиженным выражением лица он воспринимал происходящее дальше».

Явление, феномен Сахарова были, увы, недолгими. Он умер 14 декабря 1989 года. То есть пробыл в открытой советской политической жизни всего 6 месяцев. И остался навсегда. Закономерно, что участники тех событий сейчас так или иначе задумываются: как бы повернулась история, проживи Андрей Дмитриевич еще 15-20 лет.

Противостояние Сахарова и Горбачева — миф? Для кого?

В СССР и в России утвердилось мнение, что председательствующий на Съезде Михаил Горбачев только и делал, что перебивал, не давал сказать, и вообще — всячески препятствовал Сахарову.

Например, в Википедии так и написано:

«Съезд был отмечен противостоянием, выразившемся в активной полемике действующего Генерального Секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева с академиком-диссидентом Андреем Сахаровым».

Все это — миф. Но — для кого? Для простаков? Однако вот мнение видного деятеля тогдашнего демократического движения, народного депутата, товарища Андрея Дмитриевича по Межрегиональной депутатской группе. Уж его-то простаком не назовешь. Однако: «На самом съезде центральными фигурами были Горбачев и Сахаров — весь съезд был их противостоянием».

Как и почему сложилось такое убеждение — в общем-то понятно. Действительно, Горбачев перебивал Сахарова, вступал в полемику с места (с председательского, между прочим, места), возмущался, даже требовал отключить микрофон… и микрофон отключали!

Но… На Съезд было избрано 2 249 народных депутатов. И многие их них хотели выступить, донести до страны и мира «волю моих избирателей». Но, конечно, в течение 13 дней работы Съезда не было никакой возможности дать слово всем желающим.

А вот Сахарову председательствующий и «противостоящий» ему Горбачев, испытывающий колоссальное давление партийно-государственной ортодоксальной номенклатуры, предоставлял слово для выступления 8 раз за 13 дней!

Из выступлений депутата Андрея Сахарова:

«Указы о митингах и демонстрациях, об обязанностях и правах внутренних войск и охране общественного порядка, которые были приняты в октябре прошлого года… отражают страх перед волей народа, страх перед свободной демократической активностью народа. Никакие действия, связанные с убеждениями, если они не сопряжены с насилием и с призывом к насилию, не могут служить предметом уголовного преследования. Это ключевой принцип, лежащий в основе демократической правовой системы».

«Привожу текст декрета о власти, который предлагаю принять.

Статья 6 Конституции СССР (о руководящей роли КПСС — С. Б.) отменяется…

Функции КГБ ограничиваются задачами защиты международной безопасности СССР.

Уже нет давно опасности военного нападения на СССР. (Шум в зале, аплодисменты). У нас самая большая армия в мире, больше, чем у США и Китая, вместе взятых».

«Речь идет о том, что сама война в Афганистане была преступной авантюрой… Это преступление стоило жизни почти миллиону афганцев, против целого народа велась война на уничтожение… И это то, что на нас лежит страшным грехом… Мы должны смыть с себя именно этот позор, который лежит на нашем руководстве, вопреки народу, вопреки армии совершившем этот акт агрессии». (Шум в зале.)

«Съезд не может сразу накормить страну. Не может сразу разрешить национальные проблемы. Не может сразу ликвидировать бюджетный дефицит. Не может сразу вернуть нам чистый воздух, воду и леса. Но создание политических гарантий (выделено мною — С. Б.) решения этих проблем — это то, что он обязан сделать. Именно этого от нас ждет страна!»

«Такой Верховный Совет будет, как можно опасаться, просто ширмой для реальной власти Председателя Верховного Совета и партийно-государственного аппарата… Председатель Верховного Совета СССР обладает абсолютной, практически ничем не ограниченной личной властью. Сосредоточение такой власти в руках одного человека крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки. А если когда-нибудь это будет кто-то другой?»

Сахаров — народный герой

На выставке в Сахаровском центре экспонировалась одна из записок, направленных Андрею Дмитриевичу.

Записка Сахарову

«Уважаемый Андрей Дмитриевич!

Восхищен Вашим мужеством! Продолжайте бороться за правду, какой горькой она бы ни была. История все расставит по своим местам. Знайте, что честные люди, у которых есть своя голова на плечах, с Вами. Крепко жму Вашу руку. С уважением,

Лобанов С.П. рабочий, 31 год

3.06.89 г.»

Таких записок было очень много. В гостиницу «Москва», где жили народные депутаты, разрешали вход только по пропускам. Иначе никак нельзя — ее окружали толпы желающих увидеть своих заступников, выразителей своих дум и чаяний, передать им письма, пожелания, жалобы. Площади и улицы, примыкающие к Кремлю, запружены народом.

Заметив, что я уверенно открываю тяжелую дверь гостиницы, меня остановила пожилая женщина: «Пожалуйста… Андрею Дмитриевичу…» И вложила мне в ладонь в несколько раз сложенный квадратик бумаги. Эту записку потом передал Сахарову мой знакомый депутат, к которому я и шел тогда. До сих пор помню лицо той женщины. Не только лицо — облик. Весь ее облик свидетельствовал о нелегкой жизни. И она пришла сюда, чтобы поддержать академика, Трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий, лауреата Нобелевской премии мира… Чтобы передать ему записку именно с таким словами, как у рабочего Лобанова: «Мы с Вами…»

Теперь попробуем представить, что вокруг здания нынешней Госдумы толпятся тысячи людей, желающих передать депутатам бумажки со словами поддержки.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Сергей Баймухаметов: Время великих перемен и несбывшихся надежд. Часть 2

  1. Конечно, гласность=свобода слова первейший признак демократии, но не единственный.Такая свобода печати, какая была при Ельцине, даже не снилась нынешней РФ, но именно тогда страна начала превращаться в мафиозное гос-во. Главным признаком его является возможность личного обогащения чиновников с помощью своих служебных полномочий. Эта зараза поразила русское общество на всех уровнях, вплоть до президента РФ.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.