Лина Городецкая: Формула счастья

Loading

Лина Городецкая

Формула счастья

К пятидесяти трём годам Миша Липовецкий вывел формулу счастья. Она звучала приблизительно так: «Счастье — проснуться утром и встать на ноги. Счастье — когда целый день дует западный ветер, а дети на вопрос «Как дела?» отвечают: «Хорошо, папа».

Конечно, это была его личная формула, не претендующая на обобщение, но этим утром Миша Липовецкий был счастлив практически по всем её пунктам. Он сидел в мастерской и изучал часы, оставшиеся со вчерашнего дня в ремонте. Мишина часовая мастерская находилась в маленьком торговом центре на незаметной тихой улице средиземноморского городка, и доходы Мишины были такие же небольшие. Возможно, кто-то другой давно бы оставил малоприбыльный бизнес, но из Мишиной формулы вытекало, что не в деньгах счастье. А работу свою он знал и любил.

Раньше на этой улице было шумно и многолюдно, потом младшее поколение выросло и ушло от родителей в большую жизнь больших городов, а старшее, подключившись к различным службам здоровья, осталось в своих квартирах между трехметровыми потолками и стенами в ситцевых обоях. Они говорили на румынском, польском и чешском языках, а между собой дружно — на идише, ждали своих детей по субботам, а в будние дни сидели на скамейках и провожали взглядом каждое новое лицо.

Рядом с Мишей были продуктовый магазин покойного господина Зальца и сапожная мастерская Шмулика. Ещё одно помещение пустовало. В нём пытались открыть магазин электротоваров, маклерскую контору, фотоателье, но инициатива подавлялась отсутствием клиентов, и висело в стекле витрины выгоревшее от южного солнца вечное объявление «Сдается в аренду».

Господин Зальц умер недавно, не проснувшись утром. Именно после этого Миша усовершенствовал свою формулу. Все прогнозировали, что и этот магазин закроется, но пришла госпожа Зальц, при жизни мужа даже не стоявшая у прилавка, и доказала, что бизнес — женского ума дело.

Пятнадцать лет подряд каждое утро Миша открывал мастерскую, вытирал пыль с настенных часов, которые сам когда-то собрал, летом включал вентилятор — и садился за работу. Пятнадцать лет Миша приносил завтрак коту. Коты менялись, но Миша мог и не заметить этого. Они, наверное, завещали друг другу привилегированное место с кошерным завтраком. Кот ждал Мишу под навесом и благодарно не мигал. После еды он устраивался около вентилятора. Ветер удовольствия от жизни пробегал по его серой спине. Кот чувствовал себя почти домашним. Сейчас он обнаружил какой-то шуруп и играл с ним.

— Не глупи, а то проглотишь, — предупредил его Миша, — это тебе не кусок сыра.

И в это время знакомый мотоцикл знакомо притормозил, и из-под каски появился Давид, младший Мишин сын.

— Папа, — сказал Давид, — у меня есть две новости, и я не знаю, какой ты больше обрадуешься. Я пришёл от своего имени и от имени Ави. Я женюсь, а Ави собирается разойтись.

Миша вынул из глаза лупу, словно боялся, что из-за неё он неправильно расслышал:

— Ты хотел сказать, что не знаешь, от какой новости я скорей получу инфаркт?

Давид искренне удивился:

— Почему инфаркт, папа? Ты ведь не хотел, чтобы Ави женился, а теперь он послушал тебя и разводится.

Год назад вот так же артистично притормозил свой мотоцикл Ави, старший Мишин сын, и привёл в мастерскую круглолицую девушку в обтрёпанных шортах и сапогах до колен.

— Папа, это Гила, она знает по-русски только «иди к чёрту», так что можешь ругаться, сколько хочешь, она не поймёт. Но мы женимся.

Было жарко. Сапоги девушке натирали, она попеременно стояла на одной ноге, и так же, как Мишин кот, не мигая, смотрела на Ави. Миша не любил круглые лица и не любил девушек в ободранных штанах. Миша открыл рот, что бы сказать «нет», но Ави энергично обхватил Свой Выбор за талию и счастливо проорал отцу:

— Даже если ты не согласишься, мы всё равно поженимся. Мы уже заказали зал и договорились с раввином.

И Миша не сказал ничего. Он открыл сберегательную программу, взял ссуду в банке, отменил отпуск, в который, наконец, собрался с женой, и по всем правилам женил сына.

И вот теперь стоит перед ним самый младший Липовецкий и, перекатывая букву «р», объясняет отцу:

— Они говорят на одном языке, но подход к жизни у них разный.

— Значит, до свадьбы у них был один подход?

— Конечно, — уверенно сказал Давид, — до свадьбы у них не было быта и не было тёщи.

— А как же ты с бытом собираешься устраиваться?

— А у меня всё будет иначе, — мечтательно протянул Давид, — Илана — кибуцница. Кроме того, у неё — мачеха, так что уже будет меньше проблем.

Контрольная лампочка Мишиного терпения загорелась:

— Вот что, посланник, передай своему брату, чтобы оставил меня в покое со своими глупостями. А себе на носу заруби: не будет никакой свадьбы, пока я не увижу, что ты с кибуцницей своей — пара.

Губы Давида задрожали:

— Ты никогда не понимал нас, папа. Через месяц я заканчиваю армейскую службу, и мы поженимся. Мне всё равно, где и как. Хоть на Кипр поеду и женюсь.

… Значит, Миша своих сыновей не понимал никогда. Он и не знал об этом. Они приходили из школы в мастерскую и наперебой рассказывали школьные новости. Ави был коренастый и очень подвижный, а Давид — худенький и флегматичный мальчик. Они приводили друзей, бросали рюкзаки и убегали играть на футбольную площадку. Потом возвращались все вместе, победители и побеждённые. Проглатывали бутерброды, возились с котом, шумно мешали ему работать. Но в душе Миша радовался, что его сыновья в центре компании, и был готов ради этого жертвовать своим спокойствием.

Однажды у Ави случился приступ аппендицита сразу после уроков, и Миша вызывал «скорую помощь» прямо на работу, а в другой раз Давиду мячом разбили очки, и стеклянная крошка попала под веко. Пока они ехали в больницу, Давид держал отца за руку и повторял одну фразу:

— Ты будешь со мной, папа?

— Конечно, сынок,— отвечал ему Миша, — я всегда с тобой.

… Зашла госпожа Зальц, занесла общему любимцу треснувшую банку сметаны и поставила под вентилятор. Наверное, Миша и Давид говорили громко, потому что она понимающе покачала головой. Глаза у нее были круглые, а выражение лица жалостливое. За сорок пять лет жизни с мужем она научилась двум важным вещам — молчать и слушать, и поэтому была прекрасным собеседником.

— Мои дети — это театр абсурда, — пожаловался ей Миша.

— Нет, они просто думают, что уже выросли,— ответила госпожа Зальц, и Миша впервые обрадовался, что кто-то вторгся в пределы его личной жизни.

***

Она была у него одна, и он был у неё один. И когда его не стало, не стало и её. Остался съежившийся кларнет, папка нот, два незаконченных абстрактных рисунка, тусклое окно. Она заходила в его комнату и слышала его ломающийся голос. Она причесывалась перед зеркалом и видела его лицо с памяткой от ветрянки на подбородке, а ночью в эйфории сна, он возникал живой, и она боялась проснуться и потерять его.

И тогда она закрыла дом и ушла. Попутная машина вывезла её из города. Она вышла на пыльное шоссе и пошла в сторону зажигающихся фонарей маленького поселения. Это был первый день её скитаний, её бродячей жизни, в которой она пыталась обрести себя и жить без него. Её кожа покрылась шершавым загаром, а русые волосы побелели. На дорогах ей встречались люди, много кочующих людей. Она и не думала, что мир полон бродяг. Но её существование было возможно только в одиночестве, и она избегала встреч. Она была учительницей музыки без Музыки. Музыка умерла вместе с ним, её не осталось ни в небе, полном птиц, ни в лесу, наполненном звуками, ни в ней самой.

Она шла несколько дней, на ночь останавливалась в придорожных кибуцах. Она не соответствовала имиджу бродяг, к которому привыкли — не курила, не ругалась, не сплевывала себе под ноги, не рассказывала слёзные истории и не просила денег. Молчаливая и независимая, переночевав, женщина прощалась и уходила дальше.

Через день она пересекла климатический пояс. В воздухе росинками повисла влага. Всё вокруг дышало ею. Она оказалась у моря и теперь шла по берегу, подгоняемая ветром. Несколько раз её останавливал патруль. Полицейские проверяли документы, удивлённо наталкивались на стеклянный взгляд женщины и интересовались, не нужна ли ей помощь. В помощи она не нуждалась. Ноги её привыкли к дороге, сумка была легка. Из дома она взяла его школьный рюкзак. Стандартный рюкзак старшеклассника: потёртая джинса с эмблемой лучшей команды американского баскетбола, а в нём — самое необходимое. Пожалуй, необязательным был брелок для ключей, но он только недавно собрал его, игрушку-головоломку, долго и увлечённо состыковывал цветные частички, и получилась миниатюра глобуса. Он подарил брелок ей и сказал: «Теперь у тебя в руках весь мир».

Что делать с миром, в котором не было его, она не знала и шла дальше. Пейзаж не изменялся: море, песок, деревья, не решившие, то ли им засыхать от нестерпимого солнца, то ли оправдывать свою характеристику вечнозелёных.

В полдень на шестой день она вышла к полупустому пляжу и спросила, как он называется. Загорелый папа двух мальчишек охотно ответил:

— Пляж Зив. Это южная Хайфа.

И тогда она поняла, что пришла. Она села около воды и долго смотрела на сливающийся с морем горизонт. Молодой папа помогал сыновьям строить песочный город. Они уже возвели дома, провели канал и лепили мост. Мальчики по очереди подбегали к кромке моря и искали ракушки, служившие асфальтом в их городе. Старший всерьёз волновался, выдержит ли мост нагрузки. Потом они ушли, так и не заселив свой город.

Наверное, она долго сидела, потому что солнце перекатилось к морю и, как в детской сказке, «подожгло его». Огненные барашки волн набегали на берег и касались ног. Солнце в свойственной ему неторопливой манере приближалось к конечному пункту и обещало назавтра вновь жаркое и безветренное утро. Море, солнце и песок за три недели не изменились, и значит, он видел их такими же в последний свой день. Поэтому она обязана была прийти сюда, не приехать, приплыть, прилететь, а прийти и увидеть всё его глазами.

Она вошла по колено в море, чтобы почувствовать прикосновение волн, и тут два юных наркомана стащили у неё рюкзак. Они были молоды и пока здоровы, и ожидаемый никотиновый «кайф» давал им силы бежать. Четыре отпечатка кроссовок остались на разрушенном песочном городе. У неё не было шансов догнать их. Они разочаруются, когда не найдут ничего ценного, может быть, со злостью выкинут рюкзак её мальчика и брелок, в котором он подарил ей мир. Она побрела в сторону, куда вели их следы. За кустами, отделяющими песок от асфальта, следы исчезли. Там было шоссе, и в любой машине они могли уехать. И тогда она почувствовала дрожь в ногах и тяжелую бесконечную усталость. Она села лицом к морю, облокотилась на ветки кустов и сидя уснула. Он в этот раз не пришёл к ней во сне, а только большая чёрная бездна, в которую она летела всю ночь.

Утром её разбудили две мухи, устроившие стартовую площадку на её ноге. Солнце только вышло на дежурство и спросонья ещё не сильно палило. Она протёрла глаза, вспомнила вчерашнюю потерю и подумала, а стоит ли ей жить. Можно восстановить документы, заказать новые чековые книжки, но нельзя вернуть украденный запах потёртой джинсовой ткани и нельзя вновь сложить мир в маленький брелок.

Раньше она отвергала мысли о самоубийстве, считая это слишком простым решением проблем, решением безвольных людей. А сейчас неожиданно подумала, что выход за дверь жизни, иногда — единственный выход, потому что за той дверью находился Он — самолюбивый, уязвимый и единственный близкий ей человек.

Но всё же она заставила себя подняться, нашла туалет и умылась в фонтанчике с питьевой водой. Это была окраина пляжа, и уборщики не часто доходили сюда. Сбоку от туалета вросла в землю старая полуразрушенная раздевалка. Сейчас принято строить яркие пластмассовые, эту же просто не успели снести. А рядом в песке среди строительного мусора вдруг что-то блеснуло перед её глазами.

Она нагнулась, разгребла песок и подняла часы.

И тут с ней случилось чудо.

В чудеса она раньше не верила, так как хорошо выучила в школе, что их не бывает. Ремешок часов покрылся плесенью кислоты, она расчистила циферблат, и холодная боль чуть не остановила её сердце. Это были его часы! Она посоветовала ему не надевать в дорогу новые дорогие часы, и он взял отцовские, старый советский «Восток» с семнадцатью камнями и эмблемой качества. На стекле зачем-то тонкой иглой выцарапал своё имя, довольно прислушался к их ходу и сказал: «Как живые». Когда она ездила на опознание, часов на нём не было, да и кто помнил об этом. Как эти часы дождались здесь её прихода, не подобранные никем? Она впервые в жизни подумала, что это Небо скрыло их от чужих глаз. Песок проник в завод механизма, и секундная стрелка оторвалась от своей оси. Часы не шли, мёртвые, как и их хозяин, но они существовали в её руке и не были миражом. «Я должна их оживить», — с сумасшедшим отчаянием подумала она, и эта мысль придала ей силы.

***

У женщины были загорелые сухие руки и лицо состарившейся на каторжных работах мадонны. Она принесла в починку часы, о существовании которых Миша Липовецкий давно забыл. Женщину Миша не знал.

— Вы из наших краёв? — полюбопытствовал он. Она покачала головой и тяжело опёрлась на стеклянный прилавок.

Первым делом Миша попытался завести часы, но они высокомерно молчали. Часы были старые, живой золотой блеск с них сошёл, и было непонятно, для кого они могут представлять интерес. Миша раскрыл часы и, как опытный хирург, сразу определил их непригодность.

На задней крышке, покрытой коррозией, было написано «Водонепроницаемые», а крупинки влажного песка ухитрились проникнуть в механизм и разрушить его.

— Они падали у вас? — спросил он женщину.

Она пожала плечами и продолжала морщинисто и напряжённо смотреть на его руки. «Немая», — решил Миша. И вдруг женщина, со стойким русским акцентом, спросила:

— Вы сможете их починить?

«Ага, так она говорит», — обрадовался Миша.

— Видите ли, — начал он витиевато. Так всегда он говорил по-русски, — я не думаю, что кто-то, вообще, сможет починить их. Кроме того, сегодня так дёшево стоят новые часы, что даже пытаться ремонтировать эти нет смысла. Могу вам предложить что-то на выбор?

Женщина словно не слышала его и повторила:

— Вы должны их починить.

Миша удивился и обиделся:

— Что значит, я «должен»? У меня перед вами нет никаких обязательств.

— Но это очень важно для меня, — упрямо сказала женщина и почему-то стала оседать на пол. Миша испугался, не больна ли она эпилепсией, но она тихо попросила:

— Дайте мне стул, пожалуйста.

— Конечно, — поспешил Миша. Он ещё не отошел от утреннего разговора с Давидом и оказался опять в ненужной ему нервной ситуации.

А женщина заплакала. У неё были глубокие миндалевидные глаза, впалые скулы и пыльная одежда.

— Это то, что осталось у меня от сына, — сказала она.

Миша побоялся спросить, где же сын, но она продолжила сама, словно прорвала плотину молчания.

…Три недели назад он сказал:

— Мама, это мои последние каникулы. Я решил попутешествовать.

— Сейчас беспокойное время, Игорёк, — возразила она — хочешь, мы закажем тебе экскурсию?

— Нет, именно этого я не хочу. Не волнуйся, ма. Мы едем с Алексом на его мотоцикле. Доберёмся до Акко. Хочется увидеть старый город, а по дороге погулять. Он увидел, что ей страшно и сказал:

— Ты не должна бояться за меня, ма. Через год мне в армию, так что не всегда я буду дома. Денег у нас хватит дней на пять, и я скоро вернусь.

Она подумала: «Он действительно взрослый и не сможет быть всегда около меня. Я не имею права его держать». И пересилив себя, она сказала:

— Ты прав, сынок. Ты уже вырос. Поезжай.

— Я буду звонить, — пообещал он.

Два дня от его отсутствия к горлу подходил противный ком тошноты. На третий день он позвонил и весело сказал:

— Всё класс, ма!

А на четвёртый — утонул в вечернем море у Хайфы…

Пыльные слёзы женщина вытирала ладонью, но они всё равно стекали, и она глотала их:

— Я нашла часы утром, на пляже, где он утонул. Значит, я не зря шла туда неделю. Посмотрите, здесь написано его имя. Если они пойдут, значит, я буду жить.

На стекле было выцарапано: «Игорь». Миша растерялся, оглушённый навалившимся на него чужим горем. Жалеть женщину, и соболезновать ей было бессмысленно, он только сказал:

— Я постараюсь их починить и сделаю всё, что смогу.

Но женщина не слышала его. Она потеряла сознание. Госпожа Зальц вызвала «скорую помощь». Документов при женщине не было, и врач «скорой» записал адрес Миши вместо её адреса.

Миша закрыл мастерскую и сосредоточился на работе. Он зачистил все детали, смазал каждую шестерню, восстановил на место, но часы не шли. Миша грустно и разочарованно смотрел на них, понимая всю безнадёжность своих попыток. И, неожиданно он понял, как можно вернуть их к жизни. Миша разложил перед собой мёртвый механизм, циферблат, поцарапанное стекло и заднюю крышку. Он снял с руки свои швейцарские часы, которые не изменяли ходу времени много лет, и тоже разобрал их. Потом взял пинцет, и, вспомнив свой опыт работы ещё на «Луче», минском часовом заводе, аккуратно переставил швейцарский механизм в тело советского «Востока». Когда трансплантация закончилась, он запаял, закрепил крышку и завёл.

Ему даже показалось, что он оглох, так сильно хотелось услышать их стук. И часы пошли! Старые советские часы «Восток» со знаком качества на синем циферблате и царапиной «Игорь» на стекле. Они стучали ритмично, как стучит сердце здорового человека, и Миша почувствовал себя счастливым.

В окне мастерской появились лохматые головы его сыновей, приехавших выяснять отношения. «Пусть женятся — разводятся, — подумал Миша, — пусть только они будут».

***

Через неделю, когда после диагноза «Истощение нервной системы» у женщины восстановились силы, она выписалась из больницы. Накануне её разыскал часовщик и принёс часы Игоря. Она поблагодарила и подумала: «А ещё говорил, что нельзя починить». Денег за работу часовщик не взял.

На автобусе она вернулась домой, в далёкий от моря южный город, и долго пыталась вспомнить, какой сегодня день. Календарь подсказал «пятница».

Она проверила час захода Субботы, набросила на волосы косынку и зажгла свечи. Впервые.

Print Friendly, PDF & Email

13 комментариев для “Лина Городецкая: Формула счастья

  1. Трогательная история — очень понравилось, и стиль, и образы….»лицо состарившейся на каторжных работах мадонны». «Через день она пересекла климатический пояс.» — изумительно точно. Спасибо.

  2. спасибо остро прочувствовал переживание утраты матери, и мудрость отца Михаила. приятной неожиданностью для меня было узнать, что есть пляж Зив, хотя и не нашёл этому подтверждения, но нашёл что есть » площадь Зив. Это центр района Неве-Шаанан. Здесь много кафе, баров и магазинов, и это одно из любимых мест отдыха хайфчан. » Дело в том, что это девичья фамилия моей матери. не подскажете в честь кого названа эта площадь? заранее благодарен Дима.

  3. Милая Лина!
    Прочёл дважды подряд и мне показалось, что я познакомился с судьбами и кусочками жизни двух людей, связанных часами Игоря… Простая история часовщика Миши Липовецкого с его житейскими проблемами воспитания двух отличных, незаметно выросших сыновей, женившихся на по воле отца, безумно их любившего и готового на всё ради них. Они это чувствовали и знали… Понимал и кот, что ему повезло жить среди заботливых людей. Так как я не нашёл в рассказе Мишину жену, мне отелось бы, чтобы госпожа Зальц стала хозяйкой и в его доме, особенно после ухода из него детей…
    Вторая часть повергла меня в смятение и вызвало искреннее чувство сопереживания к горю матери-одиночки, нашедшей в песке пляжа, на котором утонул её единственный сын, не подлежавшие восстановлению часы… Описание её via dolorosa — просто великолепная литература, достойная вашего таланта и умения раскрыть душу убитой горем матери, идущей к месту гибели сына…
    А поступок часовщика — это достойный акт проявления лучших качеств его души и желания хоть чем-то смягчить пожизненную скорбь матери, оставив ей материалированную память о сыне, помимо памяти её сердца…
    Согласен со Львом Мадорским, хотя и нашёл эмоции в тексте, прочитав один из лучих ваших рассказов. И также говорю — спасибо.

  4. Психологически и литературно очень хороший рассказю

    1. Уважаемый Борис, мне приятно было узнать Ваше мнение о «Формуле счастья».

  5. Лина!
    Спасибо за рассказ.
    Всех благ.
    Марк

    1. Марк, рада, что прочитали!
      Всего доброго Вам!

  6. Пронзительный и точный рассказ. Спасибо!

    1. Татьяна, спасибо за коммент. Было приятно узнать Ваше мнение о моей «Формуле счастья».

    1. Рада, что прочитали мой рассказ.

  7. Дорогая Лина! Прочто замечательный, берущий за сердце рассказ. Один из Ваших лучших. Вы не описываете эмоций, они пробиваются ростками между слов. И слова используюте экономно. Всё живо, убедитлдьно, как говорят дети, «по правде». Спасибо.

    1. Дорогой Лев, благодарю Вас за добрый отзыв. Стараюсь писать «по правде» и прозу и свои журналисткие материалы.

Обсуждение закрыто.