Сергей Чевычелов

Цена невежества, или
Электрокардиограммы вождя

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей —
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
О. Мандельштам

После обеда я заглянул в кабинет ЭКГ. Поздоровался с медсестрой Марией Ивановной. Знакомы мы были больше года. Но в этот раз я вошел в кабинет как хозяин. Месяц назад я закончил курс специализации по кардиологии, отгулял отпуск, и вот теперь начал отрабатывать свои полставки по расшифровке электрокардиограмм. Я поставил портфель на кушетку, придвинул стул к столу и уселся напротив медсестры.

— Ну, что же. Давайте описывать кардиограммы!

— Я уже их описала.

— Теперь ЭКэГэ буду описывать только я. Так полагается. Я понимаю, в районе не было кардиолога, и Вы, опираясь на большой стаж работы, несколько лет его заменяли…

Стараясь не обидеть медсестру, которая была вдвое старше меня, я говорил тихо и, как мне казалось, ласково. На столе лежала стопка бланков заключений с приколотыми лентами ЭКГ. Я взял верхний бланк и прочитал: «Синусовый ритм. Полугоризонтальная позиция эос».

— Где Вы, Марья Ивановна, взяли это: «Полугоризонтальная позиция электрической оси сердца?» Нет такой позиции, так же как и полувертикальной. Есть нормальная, горизонтальная, вертикальная, влево и вправо.

Медсестра выдвинула ящик стола и достала довольно потрепанную книжку с вылезающими страницами, протянула мне. «В.Е. Незлин, С.Е. Карпай, Анализ и клиническая оценка электрокардиограммы, 1948 год» — прочитал я.

— Вы что? Марь Иванна? На дворе-то сейчас какой год? 1979! Что-то изменилось за это время…

 Я продолжал читать бланк вслух…

— Полная блокада левой ножки пучка Гиса. Признаки гипертрофии левого желудочка… М-да-а. Неужели Вы не знаете, что если Вы написали «полная блокада», больше ничего писать нельзя? Ни гипертрофии, ни инфаркта — их просто не видно. Интересно, написано ли это в Вашем вадемекуме?

И я принялся листать пожелтевшие страницы… 

Всё-таки, надо согласиться, электрокардиограммы «тонкошеих вождей» весьма редко можно обнаружить в интернете. Но, тем не менее, довольно быстро я обнаружил электрокардиограммы А.А. Жданова в неплохом качестве. История появления и явления широкой публике этих электрокардиограмм (1) и породила эту статью. Но, всё по порядку.

Очередной каръерный взлет Жданова пришелся на 1946 год. 13 апреля этого года политбюро отстранило Г.М. Маленкова от руководства идеологической сферой. А 4 мая Сталин вывел Маленкова из состава секретариата ЦК, но оставил в составе Политбюро [1]. По официальной версии Маленков пострадал из-за упущений в курировании авиапромышленности в годы войны. С 2 августа 1946 г. по решению Политбюро Жданов стал председательствовать на заседаниях Оргбюро ЦК ВКП(б) и, таким образом, стал вторым человеком в партии после Сталина, который с 1934 года формально был одним из секретарей ЦК. Гордиенко А.А., опираясь на слова секретаря ЦК компартии Карело-Финской республики Г. Н. Куприянова, упомянул, что отношения между Маленковым и Ждановым были не просто натянутыми — они ненавидели друг друга. Жданов делал немало ошибок, но, безусловно, стоял выше Маленкова во всех отношениях [2].

Несмотря на слабое здоровье — бросалась в глаза одутловатость бледного лица и частая одышка — энтузиазм нового идеологического вождя был настолько мощным, что вошел в историю под названием «ждановщина». Жданов начал выдвигать свои кадры. Весной 1946 года по представлению Жданова в состав Оргбюро ЦК вводится М.А. Суслов и он же утверждается заведующим отделом внешней политики ЦК. С подачи Жданова первым заместителем начальника управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) (Агитпропа) был назначен Д.Т. Шепилов, друг сына Жданова, Юрия. К осени 1947 года Жданов ликвидировал влияние Маленкова в аппарате ЦК, и его сторонники могли считать себя там полными хозяевами. Примерно тогда же на секретаря ЦК А.А. Кузнецова, до 26 марта 1946 года первого секретаря Ленинградского обкома и горкома РКП(б), было возложено «наблюдение» за работой МГБ СССР, и его ввели в оперативную комиссию Политбюро по рассмотрению важнейших государственных вопросов, так называемую «девятку». Другой «ленинградец», Н.А. Вознесенский, становится помощником Молотова, первого заместителя Председателя Совета министров СССР Сталина, замещавшего последнего во время отпусков и командировок.

Жданова натигает очередной инфаркт, но некогда отлеживаться, и, быстро встав на ноги, главный партийный идеолог, воспользовавшись тем, что Сталину не понравилась опера В. Мурадели «Великая дружба», поручает Шепилову подготовку и проведение новой идеологической акции в духе защиты советского музыкального творчества от западнических течений. Собранный Д.Т. Шепиловым материал, вероятно, составил основу постановления ЦК от 10 февраля 1948 года «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели». А до этого в здании на Старой площади 13 января 1948 г. прошло совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б). В беломраморном зале на пятом этаже помимо партийного руководства в составе Жданова, Суслова, Кузнецова, Шепилова собралось более 70 композиторов, музыкальных критиков, музыковедов. А.А. Жданов открыл совещание большим докладом… [3].

Навряд ли шумиха, поднятая Ждановым вокруг западного формализма в музыке, поставившая его в центр всеобщего внимания, понравилась Сталину. Да ещё Сталину доносили, что второй человек в партии любит повторять перед подчиненными: «Я и товарищ Сталин решили». А между тем, в начале 1948 года Сталин получил первый компромат на Кузнецова и других «ленинградцев», и представил его министр Госконтроля Лев Мехлис. Компромат, правда, был чисто экономическим: партийные лидеры всех рангов наживались на неучтеных трофеях прошедшей войны, и не только на них. И.М. Зальцман, директор Челябинского завода им. Кирова преподнес товарищам Жданову, Кузнецову и Попкову по большой маршальской шашке, отделанной золотом и драгоценными камнями, для них лично и по маленькой шашечке для сыновей [4].

Поводом для временной отставки А.А. Жданова послужила атака Юрия Жданова, в то время заведующего отделом науки Агитпропа ЦК, на Т.Д. Лысенко, возглавлявшего с 1938 г. Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина. Получив одобрение Шепилова, Ю. Жданов выступил 10 апреля 1948 г. в Политехническом музее на семинаре лекторов обкомов партии с докладом на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма». Пожалуй впервые, да ещё и с партийной колокольни, были раскрыты тайные методы Лысенко по опорочиванию конкурентов в науке. «Народный академик» обратился за помощью к Сталину, и тот вынес вопрос на Политбюро. Как потом вспоминал Д.Т. Шепилов, присутствовавший на этом заседании Политбюро, подводя итоги, Сталин очень тихо и со зловещей нотой в голосе произнес, что надо примерно наказать виновных, но не Юрия Жданова, еще молодого и неопытного, а отцов, указав при этом мундштуком трубки на Жданова-старшего [5]. Тогда же была создана комиссия для подготовки решения, председателем которой был назначен Маленков. Последний 1 июля 1948 года был восстановлен в должности секретаря ЦК. А уже через 5 дней Политбюро отправляет с 10 июля 1946 года (запомним эту дату) А.А. Жданова в двухмесячный отпуск согласно заключению врачей. Вот это заключение [1].

5 июля 1948 г.
С. секретно.

Товарищу Сталину И.В.

Медицинское заключение

о состоянии здоровья секретаря ЦК ВКП (б)
тов. Жданова А.А.

Состоявшимся сегодня 5.VII-с.г. консилиумом в составе действительных членов Академии медицинских наук СССР Гринштейн А.М. и Виноградова В.Н., профессора Егорова П.И. и доктора Майорова Г.И. констатировано:

За последнее время в состоянии здоровья тов. Жданова А.А. наступило значительное ухудшение — усилились явления сердечной недостаточности настолько, что уже при обычных движениях возникает одышка. Сердце
значительно расширено, имеются явления застоя в легких и печени. В связи с ослаблением сердечной деятельности значительно упало кровяное давление.

Кроме того, на почве происшедшего интенсивного спазма сосудов головного мозга, в ограниченном участке его развилось нарушение питания, выразившееся в нарушении чувствительности на правой руке и правой половине лица.
Необходимо теперь же предоставить тов. Жданову А.А. отпуск на два месяца, из которых месяц должен уйти на лечение при условии строгого постельного режима и месяц для отдыха.

Начальник Лечсанупра Кремля
профессор Егоров

По тексту документа автограф: «За. И. Сталин», а также зачеркнутая надпись Сталина: «Куда отпуск, где лечение?»

Поводом для врачебного консилиума послужил обморок, который случился у Жданова в машине, когда он направлялся на заседание Политбюро.

18 июля Жданов сначала направился для отдыха на юг, но из-за жары вынужден был переехать в правительственный санаторий «Сосны» на Валдае между Москвой и Ленинградом. Пребывание в санатории начало положительно сказываться на его самочувствии, но 23 июля состоялся продолжительный телефонный разговор с Шепиловым. Разговор для Жданова был крайне неприятен, и привел его, по словам окружающего медперсонала, в сильное нервное возбуждение. Ночью у Жданова случился сердечный приступ. 25 июля из Москвы прибыли консультанты Кремлевской больницы профессора Е.Н. Виноградов, В.Х. Василенко и П.И. Егоров, лечащий врач А.А. Жданова Г.И. Майоров и врач кабинета ЭКГ С.Е. Карпай.

Консилиум констатировал у больного приступ сердечной астмы вследствие хронического кардиосклероза. ЭКГ сняла С. Карпай, и на вопрос, есть ли здесь инфаркт, она ответила, что типичных признаков острого инфаркта миокарда нет, но есть внутрижелудочковая блокада. И нельзя полностью исключить острый инфаркт.

Клиническая картина болезни тоже не была абсолютно типичной для свежего инфаркта. Тем не менее, консилиум решил вести больного как инфарктного. Это значило, что больной Жданов должен был лежать на спине. Нельзя было не то что сесть, но даже повернуться на бок. Вот что означал в то время «строгий постельный режим» при инфаркте.

(Один из врачей этого консилиума Петр Иванович Егоров, на то время начальник Лечсанупра, незадолго до описываемых событий лежал на спине с инфарктом. Во сне повернулся. Сестра тормошит: «Петр Иванович, Вам нельзя поворачиваться!» Он с проклятьями ложится на спину… По тем правилам необходимо было лежать неподвижно на спине три недели [6]).

Электрокардиограмма, повторно снятая 31 июля 1948 года, ничем не отличалась от предыдущих. На следующей ЭКГ от 7 августа внутрижелудочковая блокада исчезла. Поскольку при блокаде признаков инфаркта разглядеть на ЭКГ нельзя, то теперь, когда этой блокады нет, естественно, опять возник вопрос, есть у товарища Жданова инфаркт миокарда или нет. На этот вопрос Софья Ефимовна ответила, что признаков свежего инфаркта нет, что у больного имеется кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, а также прогрессирующий, стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов и ишемия миокарда. Кроме того, она сказала, что на основании всей картины можно думать о наличии у больного мелких очагов некроза.

С.Е. Карпай договорилась с лечащим врачом Жданова Майоровым и взяла электрокардиограммы в Москву для консультации с профессором В. Е. Незлиным, соавтором Софьи Ефимовны по монографии «Анализ и клиническая оценка электрокардиограммы». Надо сказать, что ранее, до отдыха Жданова на Валдае, его консультировал профессор Яков Гилярович Этингер, непререкаемый авторитет в тогдашней кардиологии. Он констатировал примерно следующее:

«У больного артериосклероз. Не атероматоз просто, а артериосклероз, тяжелая гипертония, у него сужены все сосуды, и вы на вскрытии — так и записано в истории болезни — найдете мелкоочаговый кардиосклероз, некротический» [6].

В итоге, Софья Карпай написала заключение, в котором указала, что у больного А.А. Жданова имеется коронарокардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность с ишемией миокарда и что можно думать о наличии множественных точечных очагов некроза, а внутрижелудочковую блокаду можно объяснить ухудшением функционального состояния миокарда. Это заключение 8 августа 1948 года она передала в секретариат Лечсанупра с просьбой отправить его в Валдай доктору Майорову [7].

25 августа 1948 года в газетах было опубликовано сообщение о разгроме антинаучного антимичуринского течения в биологии. Консилиум в том же составе собрался у постели пациента 28 августа, после того как 27 августа у Жданова повторился приступ сердечной астмы. (По данным Е. Прудниковой [8] повода для вызова консилиума вообще не было: в истории болезни Жданова никаких экстраординарных собтий не отмечено). Только, на этот раз вместо ушедшей в отпуск Карпай (вернулась из отпуска в середине сентября) ЭКГ делала Л. Ф. Тимашук, врач кабинета электрокардиографии Кремлевской больницы. Она сделала электрокардиограмму днем 28 августа 1948 года. Имеется несколько фотопленок этой ЭКГ — минимум две. Вероятно, это было обусловлено аппаратурой и методикой того времени. Электрическая активность сердца регистрировалась на кинопленку фирмы «Кодак».

Анализ проявленных пленок вызвал шумную дискуссию, которую можно частично восстановить по последующим свидетельствам участников. Тимашук настаивала на том, что у больного на ЭКГ инфаркт миокарда. Члены консилиума, напоминаю, это были консультанты В.Н. Виноградов, П.И. Егоров, В.Х. Василенко и лечащий врач пациента Г.И. Майоров, были не согласны с Л.Ф. Тимашук и настаивали на ином ЭКГ-заключении — инфаркта нет, а есть функциональная внутрижелудочковая блокада. В результате, каждый остался при своём мнении. Арестованный 30 сентября 1952 г врач-терапевт Гавриил Иванович Майоров на одном из допросов показал:

«Вместе с Егоровым, Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела врач-кардиографист Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже. . . Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко… Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания. Однако она продолжала отстаивать свою точку зрения, потребовала строгого постельного режима для больного. По каким-то причинам 29 августа она написала жалобу на имя начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, в которой сообщила о своих разногласиях в оценке состояния здоровья Жданова» [9].

В этот день Петр Иванович Егоров, как председательствующий на консилиуме, записал в истории болезни Жданова: «Рекомендовано увеличивать движение, с 1 сентября разрешить поездки на машине, 9 сентября решить вопрос о поездке в Москву» [3]. Именно 9 сентября заканчивался двухмесячный отпуск, назначенный Жданову Политбюро ЦК. Видимо, Жданов чувствовал себя в силах вернуться в Москву 9 сентября, иначе бы попросил товарища Сталина продлить отпуск, как это он уже делал в январе 1947 года. Или так рвался в Москву? На следующий день приступ сердечной астмы повторился. Тем не менее, ЭКГ не делали. Думается, врачи ожидали, что динамика на электрокардиограмме будет видна только через день, да и блокада может к тому времени пройдет. 29 августа Лидия Тимашук исправила свое заключение по ЭКГ, как того хотел консилиум, написала письмо генералу Н.С. Власику, начальнику Главного управления охраны МГБ, и передала его через охранника А.М. Белова [2].

Повторно ЭКГ зарегистрировали у Жданова 30 августа. И, что удивительно, хоть сама электрокардиограмма от 30 августа сохранилась, и мы её проанализируем, ни врачи консилиума, ни Л. Тимашук ту ЭКГ так и не прокомментировали.

31 августа 1948 года А.А. Жданов чувствовал себя хорошо, приступы не повторялись. Д.Т. Шепилов пишет:

«Утром 31 августа Андрей Александрович встал, побрился. Читал газеты, просматривал почту. — Как я сегодня хорошо себя чувствую, давно уже так не было, — сказал он окружащим» [5].

Вот что рассказывает Владимир Петрович Терещенко, помощник Жданова, который был вместе с А.А. Ждановым на Валдае:

«В последний день Жданов чувствовал себя очень хорошо. Утром ходил за грибами, бегал так быстро, что молодые офицеры его личной охраны едва успевали за ним. Вернувшись, он, как всегда, был осмотрен врачом. У него измерили температуру, давление, пульс. Все было в норме. Андрей Александрович выпил предписанные врачом лекарства, пообедал. И вскоре почувствовал недомогание. Через полчаса после обеда у него пропала речь, а через несколько часов он скончался» [10].

Утром 31 августа профессор Виноградов вернулся из Валдая в Москву и участвовал в заочном конслиуме, созванном в больнице Лечсанупра в 15:00 с участием профессоров Маркова А.М. , Зеленина В.Ф., Этингера Я.Г. и Незлина В.Е. Участники консилиума просмотрели историю болезни и электрокардиограммы и пришли к выводу, что свежего инфаркта нет. Смерть А.А. Жданова зафиксирована в 3 часа 55 минут дня 31 августа 1948 года. Консилиум прервался, когда пришло сообщение о смерти А.А. Жданова. Решено было как можно быстрее организовать вскрытие. Вскрытие тела было проведено в тот же день после 10 часов вечера.

Почему торопились вскрыть? Вот наиболее вероятные причины. Чем быстрее происходит вскрытие, тем вероятнее обнаружить яд, который быстро разлагается. Вызванные Ждановым и, возможно, не заставшие его живым, А.А. Кузнецов, Н.А. Вознесенский и П.С. Попков имели вполне резонные основания предполагать, что его отравили. Помимо этого врачи, которые лечили Жданова, при вскрытии ожидали увидеть свежий инфаркт миокарда, возникший незадолго до смерти. В таком случае, чем раньше проводится вскрытие, тем больше возможность диагностировать острый инфаркт. В принципе, здесь в санатории всё было готово для вскрытия. Присутствовали, как это требовалось при вскрытии члена Политбюро и секретаря ЦК, член Политбюро ЦК ВКП(б) Н.А. Вознесенский и секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Надо было только привезти специалиста-патанатома с соответствующим оборудованием. Почему вызвали доцента, кандидата медицинских наук («обычного врача», как пишут некоторые историки), а не профессора академика АМН А.И. Абрикосова? Скорее всего, не могли найти, отпуск еще не кончился, да и время позднее.

Ночью заключение патанатомического вскрытия и макропрепарат сердца привезли в Москву. Результаты вскрытия однозначно опровергали диагноз свежего крупноочагового инфаркта миокарда. Для сравнения приводим выдержки из протокола вскрытия и картину инфаркта миокарда, описанную А.И. Абрикосовым, А.И. Струковым, М.А. Пальцевым [11].

Протокол вскрытия А.А. Жданова [3]	Патанатомическая картина свежего инфаркта
«…описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах… некротические очажки… фокусы некроза…очаги миомаляции… разрыв межжелудочковой перегородки…»	Некротическая стадия инфаркта миокарда характеризуется уже видимым некрозом через 18-24 часа от момента начала ишемии. В миокарде имеется очаг неправильной формы, желтовато-белого цвета, дряблой консистенции, окруженный темно-красным венчиком.

К утру 1 сентября было готово и отправлено в газету «Правда» официальное заключение о смерти.

Заключение о смерти тов. Жданова А.А.

В течение многих лет тов. Жданов А.А. страдал болезнью высокого кровяного давления, осложнившейся тяжелым атеросклерозом, особенно в сосудах, питающих сердце. В последние годы у него были приступы грудной жабы, а затем появились приступы сердечной астмы. Смерть последовала от паралича болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких.

Начальник Лечсанупра Кремля
профессор Егоров,
действительный член Академии медицинских наук
профессор Виноградов,
член-корреспондент Академии медицинских наук
профессор Василенко,
кандидат медицинских наук
Федоров,
заслуженный врач РСФСР
Майоров.

Нет оснований не верить официальному заключению. Свидетельство помощника Жданова («Через полчаса после обеда у него пропала речь, а через несколько часов он скончался») позволяет с большой долей вероятности предположить, что смерти А.А. Жданова способствовал ишемический инсульт в бассейне средней мозговой артерии, именно там, где предполагал интенсивный спазм невропатолог профессор А.М. Гринштейн.

Теперь, в свете уже имеющихся фактов можно рассмотреть представленные здесь электрокардиограммы А.А. Жданова (1). Пока никто не высказал сомнения в подлинности этих ЭКГ. Надо полагать, что Л.Ф. Тимашук сохранила у себя в личном архиве дублирующие кинопленки электрокардиограмм и сделала из них своеобразный монтаж, который и представлен на фотоснимке. Под ним указаны пометки на лентах и надписи под ними.

Заключение Л. Тимашук от 28.08.1948 гласит: «Левый тип ЭКГ. Инфаркт миокарда в обл. боковой стенки и перегородки. Признаки преды[дущих инфарктов]». Как видно, ни слова о какой-то блокаде. В статье Ф. Лясса предпринята попытка описать эту кардиограмму с позиции того времени [12]. Однако исследовался инфаркт, признаков которого нет на анализируемой ЭКГ. Блокада, которая, по мнению Ф. Лясса, присутствует на ЭКГ, названа им неполной, хотя продолжительность возбуждения желудочков указана такая, которая бывает только при полной блокаде (QRS > 0,12 c). Что же обозначает «полная блокада левой ножки пучка Гиса?» Импульсы, возбуждающие мышцу сердца, не идут к левому желудочку по специальному проводящему пути (пучку), а из-за разрушения этого пучка распространяются по сердечной мышце хаотично. Представить это можно по аналогии с закороченным на арматуру стены телефонным кабелем — ничего не слышно, только треск. Так и на ЭКГ — одна только блокада, всего остального увидеть просто невозможно. На рисунке слева (а) показана ЭКГ Жданова от 28.08.48 г., а справа (б) — графическое изображение типичной полной блокады левой ножки. При желании можно взять кальку и наложить друг на друга оба графика. Собственно, так и делает врач, только в уме, когда описывает ЭКГ.Так же и на ЭКГ от 30 августа — одна только блокада левой ножки. И никто никогда не скажет: появившиеся изменения (динамика) — это нарушение коронарного кровообращения или просто блокада изменилась? Последнее вероятнее.

Таким образом, не могла увидеть Л. Тимашук инфаркта миокарда на деформированной блокадой электрокардиограмме от 28 августа, она его придумала. Показательна разная формулировка локализации инфаркта на приводимой смонтированной ЭКГ, «Инфаркт миокарда в области боковой стенки и перегородки» (1), и в письмах Л.Тимашук генералу Власику, «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки» (2), и секретарю ЦК Кузнецову, «органические изменения в миокарде, главным образом, на передней стенке левого желудочка и межжелудочковой перегородки сердца на почве свежего инфаркта миокарда» (3). Также показательно и игнорирование Лидией Тимашук электрокардиограммы Жданова от 30 августа. По ее версии событий, изложенной в письмах, этой ЭКГ как бы и не было, хотя она сама ее регистрировала. Такое игнорирование вполне понятно: ведь при реальном инфаркте на второй электрокардиограмме, сделанной через день, должна быть типичная динамика, а её, увы, нет.

Возможны два варианта подоплеки развития событий. Первый, самый простой, и потому самый реальный: Л.Ф. Тимашук профессионально некомпетентна. То есть она, а не все остальные врачи, лечившие А.А. Жданова, совершила врачебную ошибку и указала острый инфаркт там, где его не было. Но, тогда непонятно, почему долгие годы врач кабинета функциональной диагностики Лидия Тимашук не исправила этой своей ошибки. Зато понятно, и это в пользу версии ее невежества, почему она выставила для потомков ЭКГ Жданова с бесспорной полной блокадой левой ножки п. Гиса, обозвав эту блокаду передне-перегородочным инфарктом.

Но есть и вторая версия событий. Первый раз, 24 июля, Жданову стало плохо после разговора по телефону с Шепиловым. Второй раз, 27 августа — вероятно, после посещения его Кузнецовым. Пока Г.М. Маленков стряпал «ленинградское дело», Жданов, верный партийной дисциплине, строго выдерживал срок, отпущенный ему Политбюро для отдыха и лечения. Два месяца истекали 9 сентября. И именно в этот день Жданов планировал вернуться в Москву. Ой, как не выгодны были эти планы Маленкову. Надо задержать возвращение Жданова в Москву! И Маленков делает заказ Лидии Тимашук. И она всё рассчитала правильно. План рождается прямо над электрокардиографом. ЭКГ сильно измененная. Скорее всего, Л.Ф. Тимашук знала, что такое полная блокада и как она выглядит. Об этом можно было прочитать в статье «Блокады сердца» в большой медицинской энциклопедии, последний том которой был опуbликован в 1936 году. Статья была написана Владимиром Зелениным [13].

Теперь её, Тимашук, слово — главное: скажет «острый инфаркт», и строгий постельный режим товарищу Жданову гарантирован на 4, а то и на 6, месяцев прямо здесь на Валдае. Но она не знала, что врачи уже видели точно такую же ЭКГ у этого пациента. И эта ЭКГ была обсосана со всех сторон, и инфаркт не подтвердился. На следующий день Тимашук узнает, что её диагноз не принят. Более того, её заставляют переписать диагноз. Надо как-то принудить врачей срочно изменить диагноз, а, заодно еще и сообщить заказчику. Передать письмо в ЦК Маленкову? Но как туда передать? Охранник советует передать генералу Власику. Можно и туда. И Тимашук, не таясь (пусть знают, может передумают и изменят диагноз), пишет и отдает письмо охраннику. Ну, а дальше известно…

Так и оболганы до сих пор все врачи, лечившие тов. Жданова или имеющие отношение к его истории болезни и смерти. Даже обвинение во вредительстве не снято и мусируется некоторыми историками по сей день [14]. Еще их обвиняют в некомпетентности и врачебной ошибке [15], кумовстве и корпоративности [3], старческом (!) маразме и академическом зазнайстве [6]. Но, как теперь видно из анализа медицинского наблюдения последних двух месяцев жизни А.А. Жданова, свежего крупноочагового инфаркта у него не было, что подтвердили электрокардиограммы т результаты вскрытия. Лечение и двигательный режим назначались врачами адекватно правильно выставленному клиническому диагнозу и уровню тогдашней медицины.

Доброй памяти этих людей, честно выполнивших свой врачебный долг, и посвящена эта статья. Вот они:

Владимир Никитич Виноградов. Арестован 4 ноября 1952 г. В тюрьме перенес инфаркт.

Софья Ефимовна Карпай. Арестована 14 июня 1951 г. В тюрьме заболела бронхиальной астмой, от которой умерла в 1955 г.

Петр Иванович Егоров. Арестован 18 октября 1952 г.

Владимир Филиппович Зеленин. Арестован 25 января 1953 г.

Яков Гилярович Этингер. Арестован 18 ноября 1950 г. Умер в тюрьме 3 марта 1951 г.

Гавриил Иванович Майоров. Арестован 30 сентября 1952 г.

Владимир Харитонович Василенко. Арестован 6 ноября 1952 г.

А.Н. Федоров. Арестован 30 сентября 1952 г.

Вениамин Ефимович Незлин. Арестован 2 февраля 1953 г.

Александр Михайлович Гринштейн. Арестован 18 декабря 1952 г.

«А ну-ка парень подними повыше ворот,
Подними повыше ворот и держись,
Черный ворон, черный ворон, черный ворон
Переехал мою маленькую жизнь»…

Первым орденом, «Знак Почета», Лидия Тимашук была награждена в 1950 году. Тогда она по-прежнему работала в Лечсанупре Кремля, начальником которого по-прежнему был профессор Петр Иванович Егоров.

4 февраля 1953 года Н.М. Шверник вручил Л. Тимашук орден Ленина «за помощь, оказанную Правительству в деле разоблачения врачей-убийц», о чем было сообщение в газетах. А 4 апреля того же года в газете «Правда» было опубликовано об отмене Президиумом Верховного Совета СССР Указа от 20 января 1953 года о награждении орденом Ленина врача Тимашук Л.Ф., «как неправильного, в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами». Чуть больше года пройдёт, и Тимашук вручат третий орден, Трудового Красного Знамени — за выслугу лет.

В задачу этой статьи не входит поиск объяснения столь странной орденской чехарды. Но кое-какую ясность можно внести и здесь. Первый орден Лидия Тимашук получила… автоматически. Дело в том, что согласно Указу Президиума Верховного Совета N 53 от 10 октября 1949 года врачи и другие медицинские работники, проработавшие более 20 лет, за выслугу лет и безупречную работу награждались орденом «Знак Почета». Подобным же образом Тимашук была награждена орденом Трудового Красного Знамени в 1954 году за 25-летний стаж работы. И получила бы она орден за 30 лет работы, а это уже был бы орден Ленина, если бы тот же Верховный Совет не отменил награждение орденами и медалями за выслугу лет 11 февраля 1958 года.

Седьмое ноября. Праздничная демонстрация в Экибастузе. Холодно. Меня бьет дрожь, но не от холода, так как крепко перевязан маминым шерстяным платком и в валенках, а от ощущения праздника. Дядя Саша, мамин брат, лысенький, низенький в кургузом пальтишке толкает меня в бок:

  — Во-он видишь мужичок с портретом Суслова идет. Это — Маленков. Теперь он начальник здешней теплостанции…

Ссылки

1. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР. 1945 — 1953 / Составители О.В. Хлевнюк и др. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. — 656 с.

2. Гордиенко А.А. Куприянов и его время. Петрозаводск, 2010. С. 329.

3. Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М.: Междунар. отношения, 2003. — 784 с.

4. М.Ф. Шкирятов — Г.М. Маленкову о «деле Зальцмана»

5. Шепилов Дмитрий. Непримкнувший. М.: Вагриус, 2001.

6. Воробьев А.И. О друзьях и учителях. http://www.aivorobiev.ru/friends.html

7. Протокол очной ставки В.Н. Виноградова и С.Е. Карпай

8. Прудникова Е. А. 1953. Роковой год советской истории. — М.: «Яуза», «Эксмо», 2008

9. Миронин С.С. Кто и как убил Сталина? http://do.gendocs.ru/docs/index-35936.html

10. Кутузов В.А. Загадочная смерть А.А. Жданова / Новейшая история России / Modern hystory of Russia. 2013. N1, c. 164.

11. Курс лекций по патологической анатомии. Частный курс. Часть I. Часть II, книги 1,2. / Под ред. академика РАН и РАМН, профессора М.А. Пальцева. — М., 2003.

12. Лясс Федор. Лидия Тимашук как символ (документированное исследование)

13. Большая Медицинская Энциклопедия. Том 3. Блокада сердца. С. 565. Акционерное общество «Советская Энциклопедия». 1928.

14. Сталин и космополиты / Андрей Жданов, Георгий Маленков. — М.Ж Алгоритм, 2012. — 256 с. — (Рядом со Сталиным).

15. Бобров О.Е. «Особое мнение» во время консилиума

Приложение

1. Электрокардиограммы А.А Жданова

Пометки на лентах (справа налево): I, I, нет пометок, нет пометок; II, II , нет пометок, нет пометок; III, III, нет пометок, нет пометок; V. V, нет пометок, нет пометок; Нет пометок, нет пометок.

Подписи под электрокардиограммами:

25/IV – 44 г.	4/V — 1945 г.	28/VIII — 1948 г.	30/VIII
Ритм 66 в 1′	Ритм 62 в 1′	Ритм 75-88 в 1`	Ритм 85-96 в 1′
PQ: 0,15’’	PQ: 0,17’’	PQ: 0,2’’	PQ: 0.18’’
QRSТ: 0,35’’	QRSТ: 0,36’’	QRS: 0,11-0,13’’	QRS: 0,15-0,18’’
STI-II – Инфаркт	QRSТ: 0,35’’	QRSТ: 0,3’’
ТI – сглажен		Левый тип ЭКГ
ТV – между с дыхательной фазы		Инфаркт миокарда в обл. боковой стенки и перегородки. Признаки преды[дущих инфарктов.]

2. Письмо Л.Ф. Томашук И.С. Власику

«29 августа 1948 г.
Копия

НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ОХРАНЫ МГБ СССР Н.С. ВЛАСИКУ

28/VIII-c/г. я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову А.А. для снятия ЭКГ.

В этот же день вместе с пр. Егоровым, акад. Виноградовым и пр. Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 ч. дня сделала А.А. ЭКГ, по данным которой мною диагностирован «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки», о чем тут же поставила в известность консультанта.

Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А.А. нет, а имеется «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни и предложили мне переписать заключение, не указывая на «инфаркт миокарда», а написать «осторожно» так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.

29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный припадок и я вторично была вызвана из Москвы, но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VIII в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VIII, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова A.M.

Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу.

Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней «инфаркт миокарда», остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А.

29/VIII-48 г.
Зав. каб.
врач Л. Тимашук

Передано майору Белову А.М. 29/VIII-48 г. в собственные руки».

3. Письмо Л.Ф. Томашук А.А. Кузнецову

«7 сентября 1948 г.

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. А. А. КУЗНЕЦОВУ

28/VIII с/г по распоряжению начальника Лечебно-Санитарного Управления Кремля, я была вызвана и доставлена на самолете к больному А.А. Жданову для снятия электрокардиограммы (ЭКГ) в 3 ч.

В 12 час. этого же дня мною была сделана ЭКГ, которая сигнализировала о том, что А.А. Жданов перенес инфаркт миокарда, о чем я немедленно доложила консультантам академику В.Н. Виноградову, проф. Егорову П.И., проф. Василенко В.X. и д-ру Майорову Г.И.

Проф. Егоров и д-р Майоров заявили, что у больного никакого инфаркта нет, а имеются функциональные расстройства сердечной деятельности на почве склероза и гипертонической болезни и категорически предложили мне в анализе электрокардиограммы не указывать на инфаркт миокарда, т.е. так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих электрокардиограммах.

Зная прежние электрокардиограммы тов. Жданова А.А. до 1947 г., на которых были указания на небольшие изменения миокарда, последняя ЭКГ меня крайне взволновала, опасение о здоровье тов. Жданова усугубилось еще и тем, что для него не был создан особо строгий постельный режим, который необходим для больного, перенесшего инфаркт миокарда, ему продолжали делать общий массаж, разрешали прогулки по парку, просмотр кинокартин и пр.

29/VIII, после вставания с постели у больного Жданова А.А. повторился тяжелый сердечный приступ болей, и я вторично была вызвана из Москвы в Валдай. Электрокардиограмму в этот день делать не разрешили, но проф. Егоров П.Ив. в категорической форме предложил переписать мое заключение от 28/VIII и не указывать в нем на инфаркт миокарда, между тем ЭКГ явно указывала на органические изменения в миокарде, главным образом, на передней стенке левого желудочка и межжелудочковой перегородки сердца на почве свежего инфаркта миокарда. Показания ЭКГ явно не совпадали с диагнозом «функционального расстройства».

Это поставило меня в весьма тяжелое положение. Я тогда приняла решение передать свое заключение в письменной форме Н.С. Власик через майора Белова А.М. — прикрепленного к А.А. Жданову — его личная охрана.

Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было записано в истории болезни.

29/VIII больной встал и пошел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности с последующим острым отеком легких, резким расширением сердца и привело больного к преждевременной смерти.

Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Незлина В.Е. и др., полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 28/VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда.

4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П.И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав. врача больницы В.Я. Брайцева заявил: «Что я Вам сделал плохого? На каком основании Вы пишете на меня документы. Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому Ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот Вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с Вами работать не можем, Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я Вас отпускаю домой, идите и подумайте!»

Я категорически заявляю, что ни с кем из семьи тов. А.А. Жданова я не говорила ни слова о ходе лечения его.

6/IХ-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В.X., д-ра Майорова Г.И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим о том, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А.А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях. На этом совещании пр. Егоров еще раз упомянул о моей «жалобе» на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне оскорбления, называя меня «чужим опасным человеком».

В результате вышеизложенного, 7/Х-48 г. меня вызвали в отдел кадров Лечсанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.

Выводы:

1) Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т. к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.

2) Этот диагноз подтвердился данными патолого-анатомического вскрытия (д-р Федоров).

3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз инфаркта миокарда.

4) Лечение и режим больному А.А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).

5) Грубо, неправильно, без всякого законного основания профессор Егоров 8/IХ-с/г убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.

7/IХ-48 г.
Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы
врач Л. Тимашук».