Элла Грайфер. Глядя с Востока. 69. Не спешите делать добро!

Loading

 


Элла Грайфер

Глядя с Востока

69. Не спешите делать добро!

Что ни делает дурак –

Все он делает не так.

Ю.Тувим

Так погиб Новый Орлеан

– Совсем как в Нуменоре, – сказал Фарамир и удивился своим словам.

– В Нуменоре? – переспросила Эовин.

– Да, – отвечал Фарамир, – в Нуменоре, когда сгинула

Западная империя: черная волна поднялась выше гор,

захлестнула цветущие долины, смыла все на свете, и настала

великая неизбывная темнота.

Дж. Р. Толкиен

Ну, то есть, может еще и не окончательно он погиб… Может, не весь утонул, а может еще и выплывет. Но если когда-нибудь сложат об этом песни, именно такими словами будут петь, больно уж хорошо в стиль укладывается. И поведают те песни векам грядущим, что погиб этот славный город только и исключительно от избытка добрых намерений. А было так:

Жили в том городе, как везде на земле, богатые и бедные, и, как везде на земле, жизнь у бедных была — не сахар. Вот и решили добрые люди, что надобно им жизнь облегчить: взять их на полное государственное обеспечение, чтоб в ихнем царстве-государстве ни один даже распоследний босяк голодным спать не ложился. Сказано – сделано! И вот уже третье поколение босяков живет как птицы небесные из Евангелия от Матфея: не сеют, не жнут, и встают, и ложатся, не ведая забот о хлебе насущном, ибо знают по опыту, что родное государство завсегда напитает их.

Третье поколение иждивенцев, что писать не умеют, читать не хотят, тяжелей бутылки или шприца отроду ничего в руках не держали, в особенности в том возрасте, когда силушка по жилушкам бежит – девать некуда, и ровесники, что работают или учатся, потребляют в хвост и в гриву красивую жизнь, а у тебя-то видит око, да зуб неймет… Понятно, что при таком раскладе место на нарах всей этой цветущей молодежи забронировано железно… Их это, впрочем, пугает не особо, ибо и там казенное довольствие обеспечено.

И вот такая-то публика в один не слишком прекрасный день узнает, что идет на нее потоп… Какую можно предположить у нее реакцию?

Лопату схватит и дамбу насыпать станет? – Да они ж себе и не представляют, каким концом ту лопату в землю втыкать! Со чады и домочадцы в бега кинется? — Как бы не так! Им и в голову не пришло спасать ни собственные семьи, ни даже самих себя. Не потому, чтобы им жизнь надоела или не любили они родных и близких, а потому, что очень трудно тому, кто так был воспитан, постичь необходимость/возможность нечто для собственного жизнеобеспечения предпринять самому. Как говорила одна моя знакомая про своего разбалованного ангорского котяру: «У него атрофировался инстинкт самосохранения, зато образовалась уверенность, что у всех окружающих есть инстинкт сохранения кота».

Вместо того чтоб спасаться от разбушевавшейся стихии, кинулись они грабить оставленные хозяевами квартиры, не соображая даже, что смысла нет чужие дома курочить, покуда тонет свой и все равно негде сложить добычу. Само собой разумелось, что об их доме, как и обо всех прочих нуждах, без них есть кому позаботиться: государство ОБЯЗАНО либо этот выудить, либо взамен предоставить другой. А государство-то на сей раз и сполоховало, потому что…

…Государство, чисто конкретно, – это кто? Государство – это чиновник. А чиновнику всякая инициатива противопоказана, потому как ежели каждый дурак в казенные бумаги усовершенствования станет вносить, то потом десять умников концов не найдут и не разберутся, за здравие ли бумага писана или за упокой. Чиновник четко работает в заранее оговоренных границах своей компетенции, а в ситуации нестандартной сразу скукоживается, боясь полномочия превысить и начальству не угодить. Вот тут-то и должен кто-то (желательно, из высших чиновников) рискнуть, принять командование и всю ответственность взять на себя. Но не нашлось такого в Новом Орлеане, и не случайно.

Высшие чиновничьи должности – губернаторов или мэров – в Америке выборные. Как же мог в Новом Орлеане – городе, полном профессиональных вэлферщиков, – губернатором или мэром стать кто-нибудь, им не близкий? В глубине души не уверенный, что все на свете более высокое начальство должно решать? Вот, значит, пока поднималась водичка, и препирались они на всех уровнях, кто там за что отвечает, и кто чего когда не доглядел, и тут-то, в процессе препирательств, вместе с дерьмом из развалившейся канализации, всплыло одно прелюбопытнейшее обстоятельство:

Ураган-то тот был, оказывается, давным-давно предсказан. Несколько лет назад вычислили уже всякие там климатологи-метеорологи и прочая, что вполне вероятно в тех краях это бедствие, предусмотрели и все его последствия, и даже рекомендации выдали, как бы последствия сии губительные предотвратить: какие-то еще надо было, вроде бы, дамбы строить, и если бы вовремя их построили, то воду бы они удержали. Но не построили, похоронили проект, потому что…

Защитные сооружения угрожали уничтожить биотоп. Было там где-то у моря, где лазурная пена, какое-то болото, не то чья-то дельта, не то просто так себе – лужа Миргородская, а в ней, как водится, соответствующая флора и фауна. Болото осушишь – куда лягушки денутся? Кошмар! Не могли, разумеется, люди добрые такой бесчеловечности допустить. С одной стороны – птички-рыбки, при одном взгляде на которых уже хочется играть на скрипке и дарить улыбки, с другой – грубые железные армейские бульдозеры! И встали тут люди добрые несокрушимой стеной протеста, и отстояли биотоп, в результате чего Новый Орлеан и утоп…

Такая вот печальная история. И хорошо бы на этом поставить точку, но не получается. Потому что…

Демократия захребетников

Хозяин – тот, кто трудится.

М. Горький

От работы лошади дохнут!

Советская народная мудрость

Право бездельников на эксплуатацию работяг прочно вошло нынче в список фундаментальных прав человека. То есть, конечно, при условии, что бездельник – патентованный, настоящий. Бизнесмен там, фабрикант или банкир какой-нибудь пусть не примазывается – это по марксистской науке он паразит, а на самом-то деле вкалывает двадцать четыре часа в сутки. С его-то стороны-то как раз эксплуатация есть преступление против человечества, за каковое подлежит он экспроприации, раскулачиванию и перековке в очередном ГУЛАГе.

Несколько снисходительнее относится общественное мнение к чиновнику. Он, правда, на своем месте бывает полезен, иной раз даже необходим, но этот грех можно ему простить, поскольку большая часть его рабочего времени отводится все же на распивание чаю-кофию, а любимое хобби – бастовать, погружая управляемых в хаос и заваливая их мусором, что в какой-то мере оправдывает даже вымогаемые им взятки.

Но полноправным эксплуататором по праву рождения признается, конечно, только бедняк. Настоящий, кондовый, у кого нет за душою ни гроша, потому как сроду не унижался он до того, чтоб заработать копейку, а ежели, волею случая, доводилось ему ее стибрить (но только волею случая, профессиональный вор тоже не подойдет по причине систематически прилагаемых им усилий), таковую торжественно и незамедлительно пропивал.

Во всех развитых странах это – каста потомственных безработных, на которых, по их комплекции, только воду возить, у нас в Израиле добавляется к ним еще солидный клан потомственных же ешиботников, со тщанием и старанием исполняющих все 613 заповедей, но пуще всего ту из них, что гласит: «Плодитесь и размножайтесь». А в Третьем Мире и вовсе возможны варианты весьма затейливые.

Палестинцам, к примеру, дозволяется совместительство террористом-боевиком, причем надбавки за самоубийство налогом не облагаются. В трущобах Бразилии лет десять назад (не знаю, сохранился ли до сих пор этот обычай) на обеспечение принимали ну очень малолетних детей, и как только прелестные малютки перешагивали определенный возрастной рубеж, заботливые родители выкидывали их на улицу, поскольку обеспечить пропитанием решительно не могли. Озверелые малолетки сбивались в банды, после чего их, в целях обеспечения общественной безопасности, вполне закономерно отстреливала полиция.

В случае нехватки бездельников, принимаются меры к пополнению их рядов. Вот, живут себе, к примеру, люди где-нибудь в Африке. Живут – как исстари жили: крестьяне еду производят, торговцы ее на рынке продают, ремесленники ее покупают и, в свою очередь, продают крестьянам, чего тем требуется. Живут не богато – может, область засушливая, может, неплодородная почва, но живут все-таки, и не первый век. Покуда не натыкаются на них профессиональные добряки, ищущие, кого бы облагодетельствовать, и не обрушивают на них нераскупленные запасы продовольствия со складов всей Европы. Хоть и второй свежести, зато – за так! Ну вот совсем-совсем даром! Тут уж самый малограмотный африканец сообразит, с какой стороны плод хлебного дерева кокосовым маслом намазан, и превратится быстро из крестьянина, ремесленника или торговца в деклассированного люмпена.

Более замысловатым средством достижения той же цели являются так называемые «кооперативы». Появляется, скажем, в какой-то точке Третьего Мира очередной западный благодетель, обладающий энной суммой денег или правом, такую сумму на месте стребовать у правительства, собирает вокруг себя местных энтузиастов и открывает производство… Не важно, чего именно – от традиционной сельскохозяйственной монокультуры до сувениров из трех спичек на соплях – а важно, что продукцию сбывает он в Европе в спецмагазинах для сверхсознательных единомышленников, готовых за них не рыночную цену платить, а «справедливую», т. е. сколько запросят. На то, чтобы цену, для европейского инженера, адвоката или профессора неподъемную, запросить, не хватит у африканцев фантазии – в Африке все гораздо дешевле. И покуда не изменится настроение у «варяжского гостя», будут те, кто вовремя подсуетился записаться в его контору по заготовке рогов и копыт, работать существенно меньше, а получать больше, чем основная масса окружающего населения. А уж когда изменится… Ну, стало быть – не повезло… Насколько эти импортные эксперименты для Третьего Мира опасны, я судить не берусь. У них там свои социальные процессы идут, гораздо более важные. А вот для чего мода эта реально и смертельно опасна – так это для западной демократии.

Дело в том, что демократия по умолчанию предполагает активного гражданина, который и о своей, и о государственной выгоде свое суждение имеет, и голос свой отдаст тому, кто, по его разумению, и то, и другое способен обеспечить. За того, кто луну с неба пообещает или бесплатные пирожные, не проголосует он никогда. Вот и приходят к власти люди, рационально мыслящие и действующие, готовые взять ответственность на себя.

Но граждане такие в достаточном количестве образуются лишь в рамках т.н. «среднего класса» – предприниматели (в т.ч. ремесленники или фермеры), торговцы, финансисты, люди свободных профессий – словом, все те, кому волей-неволей приходится обстановку оценивать, планировать свои действия и за свои решения отвечать перед собой, семьей и наемными работниками, поскольку таковые имеются. Бездельники же, как видели мы на примере Нового Орлеана, выбирают совсем других. Критерий их выбора прост как правда: пожирнее и погуще.

А принцип демократии, как известно: один человек – один голос. А размножаются бездельники, по нынешним временам, куда быстрее трудяг. Трудяги-то, прежде чем рожать, еще десять раз подумают, хватит ли у них на прокормление, воспитание да образование, а бездельники отпрыска своего кидают, как зайчонка под куст, на руки родному государству. Прокормить оно его обязано, а без воспитаний да образований как-нибудь обойдемся, без них-то, выходит, еще и легче прожить.

Понятно, что с какого-то момента ни один политик столь весомым электоратом не сможет уже пренебречь, и чем жирнее и гуще будет то, что тунеядцам отломится, тем быстрее начнут пополняться их ряды за счет деклассирования трудяг, уставших вкалывать на одни налоги. А с какого-то другого момента государство станет систематически тратить больше, чем зарабатывает. А с третьего момента тунеядцев станет нечем кормить… это, впрочем, только один из возможных вариантов. Куда вероятнее, что ослабевшее это государство еще раньше обрушится под собственной тяжестью, под ударами внешних врагов или даже просто разбушевавшейся стихии… как было в Новом Орлеане.

Птичку жалко!..

Да я одну кобылу

За сотню не отдам таких девиц!

Поручик Ржевский

Орало оно… Господи, как же оно орало!.. Хриплым диким мявом орало три дня и три ночи, и непонятно было, чего же оно орет, а главное, и самого-то его совершенно не было видно. Не поймешь, откуда доносились все время отчаянные кошачьи вопли, и опытная соседка говорила, качая головой: «Кота тут недостает, вот что я вам скажу. Да-да, вот в этом-то все и дело».

Но она ошибалась, все было гораздо прозаичнее. Бедное животное забралось на крышу, спуститься оттуда не могло, вот и призывало людей на помощь. Когда источник мява был, наконец, обнаружен, незамедлительно было позвонено в пожарную команду, она в момент примчалась и страдалицу с крыши сняла. В ответ на мое робкое замечание, куда именно послали бы московские пожарники добрую душу, посмевшую их беспокоить по такому поводу, жители Франкфурта на Майне доступно объяснили, что местные пожарники отнюдь не могут позволить себе такого хамства под страхом судебного преследования от общества защиты животных.

Так впервые услышала я об озверелых зверолюбцах, терроризирующих мирное население самыми причудливыми претензиями. Потом рассказы пошли – один другого краше: В Швеции в тюрьму угодил старомодный чудак, рискнувший туда приехать в конном экипаже – за противоправную эксплуатацию лошадей. В Австралии оголтелую пропагандистскую кампанию развязали против фермеров, что овцам прививки делали без анестезии. Освистывали и всякой дрянью закидывали кинозвезд, имевших неосторожность на публике появиться в натуральных мехах. Когда пронесся слух (не знаю, насколько обоснованный), что в «живые бомбы» зачислить намерены палестинцы динамитом нагруженных ослов, тотчас же получил Арафат гневное послание протеста. Ладно, евреев-то им давно уже не жалко, ну тут и на арабов оказалось плевать – глупых мальчишек динамитом грузить – всегда пожалуйста, а осликов сереньких – и думать не моги!

Кстати, гротескнее всего смотрится вся эта публика именно в наших палестинах. Когда в спешке и спорах выселяли Гуш-Катиф, с оставшимися синагогами не успели вопрос решить, зато успели десант отрядить для отлавливания кошечек и собачек, которых, сами понимаете, кровожадным арабам оставлять было нельзя никак. Когда на тель-авивских улицах автобусы на воздух взлетали, в полутора кварталах от очередной братской могилы на колесах леваки увлеченно демонстрировали против фирмы «Проктор энд Гэмбл», посмевшей испытывать безопасность своей косметики на беззащитных зайчиках и бедных обезьянках. Когда каждое утро, раскрывая газету, получали мы сводку новых жертв, они по всем столбам плакатики клеили: «Мясо – это убийство!». Однако самая прикольная история произошла все-таки не у нас, но… давайте по порядку:

Знаете ли вы, что такое ДДТ? Нет, не известная рок-группа, а отрава эта самая – дихлордифенилтрихлорметилметан… при правильной расстановке ударений звучит как заклинание, оттого и помню его со школы. Так вот, при использовании этой отравы в сельском хозяйстве – инсектицид там, какой-нибудь, или гербицид – выявились неприятные побочные эффекты. Не разлагалось оно в природе, накапливалось, где не положено, поставило, в частности, под угрозу популяцию каких-то орлов: у них яйца бились из-за изменения химического состава скорлупы. В конце концов, использование этого яда в сельском хозяйстве запретили, и правильно сделали – в таких больших количествах он и для людей был опасен, но…

Использовали его и в других областях, в количествах небольших, безобидных, и, в частности – для истребления малярийных комаров. Существуют, правда, для этой цели препараты другие, да больно дороги – бедным странам не по карману. Но доблестные защитники природы на таких мелочах не сосредотачиваются, мыслят они глобально, пропаганду ведут с размахом. Вот, значит, под угрозой лишения экономической помощи и обязались, в конце концов, бедняки полностью отказаться от использования неаппетитного химиката.

Добрые природозащитники могут спать спокойно: скорлупа у орлиных яиц теперь в полном порядке… Зато полным ходом пошла по миру новая эпидемия уничтоженной было малярии. Орлята учатся летать, покуда десятками мрут по заброшенным деревенькам детеныши вредного вида «гомо сапиенс».

***

Мне лично все эти истории напоминают один милый буддистско-индуистский обычай. В какой-то из бесчисленных тамошних сект большой начальник не может в одиночку шагу ступить: два лакея идут впереди и дорожку перед ним разметают, чтоб, не дай Бог, на какую-нибудь козявку-таракашку не наступил, не взял греха на душу, не нажил нехорошую карму. Козявкам-то это, если вдуматься, помогает не слишком: вместо двух раздавливающих ног имеют они на свою голову целых шесть, не считая метелок, и карма нехорошая тоже никуда не уйдет, только вместо начальника лакеям достанется…

…Но это все не важно. Важна предоставляемая начальнику возможность от собственной добродетели прийти в восторг и умиление. А там — хоть трава не расти!

2005

Print Friendly, PDF & Email