Элла Грайфер. Глядя с Востока. 77. Требуется фюрер на постоянную работу

Loading

 


Элла Грайфер

Глядя с Востока

77. Требуется фюрер на постоянную работу

…будьте осторожны, господин Шрелла, будьте осторожны;

иногда мне кажется, что они — все же — победили. Будьте

осторожны, не доверяйте этой видимости мира и спокойствия…

Г. Белль

Я говорил им, что они правы.<…>

Я возвращал им гордость, которую

они не осознавали. Я давал им слова,

чтобы все назвать и понять.

От меня они получали бесценное

приобретение, о котором так долго

и страстно мечтали, даже не зная,

что нуждаются в нем: моральное право.

Айн Рэнд

Двадцатый век на геноциды и войны был щедр. Конечно, войны бывают разные: межгосударственные (с целью покорения друг друга), межэтнические (с целью отнять у чужака землю и жить на ней самому), наконец, гражданские (с целью выяснения, кому тут в дальнейшем будет жить хорошо). Но в данном случае мы рассмотрим иную войну: войну на уничтожение ПРОТИВ МНИМОГО ПРОТИВНИКА. Ту самую, которую Сталин обозначил как «обострение классовой борьбы», хотя на самом деле никакие классы там не боролись, а Гитлер назвал «окончательным решением» вопроса, которого на самом деле не было. Но что же было?

Реальной проблемой Европы после Первой Мировой была… гибель Европы. Развал двух великих империй – Австрийской и Российской – стал свершившимся фактом, прочие державы пока дышали, но уже явно надорвались. В «обломках империи» и прочих лимитрофах сбылась вековая мечта и начались жесткие выяснения отношений друг с другом по поводу границ. Там, соответственно, возникали режимы не очень демократические, очень националистические, так что большевистской пропаганде без труда удалось навесить не них ярлык «фашистских». Но большевикам-то ведь разбираться вовсе неинтересно, им лишь бы обругать… Пусть бывали эти режимы иной раз не более гуманными, чем нацисты или сами большевики, пусть к тем или другим шли в союзники (да, кстати, в той ситуации был ли у них выбор?), и, в частности, они несомненно замешаны в Холокосте, но социологическая основа была иной, и идеология, соответственно, очень несложной: «Чтоб нам было хорошо, а прочие все – гори синим пламенем!». Настоящий, классический итальянский «фашизм» занимал положение промежуточное между этими воинствующими националистами и… радикальными социалистами, пришедшими к власти в России и, несколько позже, в Германии.

В метрополиях все было сложнее. На уровне общества ситуация субъективно воспринималась как хаос и анархия, а на индивидуальном – как утрата смысла и исчезновение правил взаимодействия с другими людьми, неясно было, кому и что дозволено, что такое хорошо и что такое плохо, в чем смысл и цель человеческой жизни.

Политические права в эпоху беззакония, понятно, урезаются, насколько позволяет национальная традиция, что же до демократии… Вот тут нас подводит термин: если под «демократией» понимать определенный государственный строй, изобретенный в Англии и позаимствованный позже Европой, то отношения с ним у наших героев явно не складываются, хотя Гитлер поначалу (не от хорошей, впрочем, жизни) использовал демократическую процедуру. Но если понимать под этим выражение реальной воли народа, то… по крайности, на первом этапе в популярности диктатуры сомневаться оснований нет. Например, всеобщее избирательное право она не только что не пыталась отменять, а, где не было, даже сама вводила. В России, где выборы никогда в моде не бывали (не стали и до сих пор) самым недвусмысленным волеизъявлением вооруженного народа оказалась Гражданская война.

В качестве пути выхода из кризиса как нацизм, так и большевизм предлагали:

– Увеличение экономических возможностей малоимущих за счет предприимчивых при существенном урезании (вплоть до полной ликвидации) демократических свобод

– Расширение круга обладателей избирательных прав при одновременном выхолащивании выборов как таковых

– Широкое применение репрессий для наведения порядка и подавления политических противников, а главное:

– Диктатуру харизматического вождя, провозглашающего собственную квазирелигию с претензией на осчастливливание всего человечества, потому что на самом деле (хотя в нашем мире в это верить не принято) без смысла в жизни не может быть счастлив человек.

Да, «сильная рука» была необходима для восстановления закона и порядка, но еще нужнее было восстановление смысла, картины мира, системы ценностей, и вот явился, наконец, пророк, открывающей новые горизонты, ставящий цели, ради которых стоит убивать и умирать. Естественно, отношение к церкви и прочей традиционной религиозности – однозначно отрицательное (конкурирующая фирма!), хотя до открытых репрессий дошло только в России. На пороге глобализации утопия естественно должна была включать обещание гармонии и счастья для всех, от чукчи до зулуса (Вспомните хотя бы детские поэмы Н. Тихонова.). Права была Ханна Арендт: не от немецкого национализма у нацизма ноги росли, а от претензий на единственно правильное всемирно-общечеловеческое устроение.

…Да постойте вы, погодите кричать: «Расизм!». Вот именно, что расизм несомненный! Потому как не тот расист, кто черных порабощает оттого, что белым так выгодно (тот и не расист вовсе, а вульгарный эгоист), а тот настоящий расист, кто проповедует исконную предназначенность черных только и исключительно для рабства. Только под опекой хорошего хозяина познают они истинное счастье, а дай им свободу – будут вечно мыкаться сиротами и сворачивать на скользкий путь преступления. И не восклицайте, что невозможно, мол, всерьез принимать такую галиматью – принимали же вы не так давно на голубом глазу утверждения, что тогда только крестьянин истинное счастье познает, когда его раскулачат и загонят в колхоз, притом что русский крестьянин и не черный даже…

Расизм у нацистов не под таким соусом подавался, чтоб немцам – все, а другим – ничего, а наоборот, чтоб, значит, познал всяк сверчок соответствующий его призванию шесток (ну да, у немцев окажется самый верхний, но они же не корысти ради, а просто такая уж ихняя, арийская, доля!) и жил в довольстве, в полной гармонии со всеми как выше -, так и нижестоящими (кроме евреев, разумеется, но об этом – потом). Вот также и большевик сразу хату покинул, пошел  воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать (ну да, под протекторатом Москвы, но это ж не корысти ради, это временно, чтоб только с эксплуататорами покончить!), дабы всяк пребывал в равенстве и полной гармонии со всеми справа и слева стоящими (кроме буржуев, разумеется, но об этом – потом).

Повторим для ясности еще раз: как нацизм, так и большевизм были для своих адептов той самой «борьбой за освобождение человечества», на которую только и стоило тратить жизнь. Отсюда, кстати, и непримиримость их схватки: те и другие никак не могли обойтись без мирового господства, а Боливару не выдержать двоих… Но, возвращаясь к «борьбе за освобождение» в мировом масштабе, отметим одну важную специфическую черту: накал и беспощадность ее были… обратно пропорциональны интенсивности сопротивления.

Братство на чужой крови

И если гром великий грянет

Над сворой псов и палачей,

Для нас тогда лишь солнце станет

Сиять огнем своих лучей.

Э. Потье

Непосредственно после Гражданской войны, когда в стране еще оставались и бывшие белые, и просто недовольные новой властью (вспомните – «союз меча и орала» удалось товарищу Бендеру сколотить без особого труда!), большевики объявляют НЭП, расширяют экономические права граждан, а вышедшие в двадцатых годах «Роковые яйца» и «Собачье сердце» определенно свидетельствуют и о наличии некоторых прав  политических. По мере укрепления своей позиции – начинают давить сперва нэпмана, потом крестьянина… ну ладно, этих они могли считать, если не актуальными, то хотя бы потенциальными врагами, но… Позиция становится все более прочной, и «под раздачу» попадают несомненно лояльные инженеры, потом партийные кадры и чекисты, которых уж ни сном, ни духом невозможно заподозрить ни в какой оппозиционности.

В Германии – та же картина. Реальных противников – социал-демократов, коммунистов, католиков – подавить удалось очень быстро. За евреев взялись не сразу, антисемитизм нарастал по мере упрочения власти нацистов, и в этом случае тоже попавшие «под раздачу» не представляли никакой опасности. Мало того, что немецкие евреи были (судя по Первой мировой войне) горячими германскими патриотами, они и с нацизмом склонны были не бороться, а сосуществовать, кто не верит – пусть проверит. Не случайно на знаменитом Франкфуртском процессе бывшие эсэсовцы с полным правом заявляли бывшим зэкам: «А вы-то сами-то что бы на нашем месте?..». Возможно, это не было справедливым в отношении конкретных лиц (так ведь и немцы не все «такими» были!), но статистически бесспорно соответствовало действительности.

И уж вовсе зря пытается Гётц Али убедить нас, что соблазнились, дескать, нацисты еврейскими денежками, а то им, бедным, не на что было вести войну. Обладатели реальных денег, типа там Ротшильдов или Ратенау, не в чулке их держали. Были у них банки, были предприятия, каковые нацисты, естественно, аризовали (по-русски говоря, скоммуниздили), были вклады в швейцарских банках, до которых без хозяев все одно не дотянешься – дополнительное отлавливание ограбленных никаких дополнительных доходов не сулило. Тем более, при всем рациональном использовании трупов, не окупались расходы на изничтожение какого-нибудь сапожника Рабиновича с семью детьми, у которого всю жизнь была в одном кармане вошь на аркане, в другом – блоха на веревочке. А ведь кроме прямых затрат учесть надо еще и косвенные убытки: три деревни, два села, что за неимением другого сапожника год босиком ходили, энтузиазм Героя войны Иона Дегена, по-стахановски уничтожавшего немецкие танки, атомную бомбу, что еврейские физики из немецких университетов для Америки изготовили…

По поводу российских экспериментов таких гипотез даже не возникало, всем всегда было ясно, что отстрел секретарей райкомов производительности не повышал, а ликвидация генералов укреплению обороны не способствовала.

Общепринятые объяснения в обоих случаях до неприличия похожи: Гитлер-де бесноватым, а Сталин – параноиком был. Ну, тут не скажешь лучше Солженицына: На одного Сталина валить? – надо же и чувство юмора иметь. Сталин допустил – так вы-то где были, руководящие миллионы? Нет, не бессмысленным было массовое уничтожение невраждебных и неопасных людей, только вот искать его смысл надо не в экономике и даже не в политике (на уровне принятия конкретных решений), искать его надо в социологии.

«Освободителю человечества» следовало, прежде всего, мобилизовать его на воплощение своей идеи, выстроить иерархию, в которой именно его народ оказался бы «первым среди  равных». Но как заставить всех других-прочих признать самозваного «Старшего Брата»? А очень просто: вовлечь под соответствующим чутким руководством в совместную борьбу против «общего врага», причем победа не должна стоить больших усилий, но обязательно включать ту или иную форму «повязыванья кровью».

Фактическое покорение представляется как бы освобождением от как бы супостата, кровью которого скрепляется вечная дружба (на самом деле – вассальная зависимость). Именно иллюзия совместной победы над «проклятым игом капитала» на 70 лет продлила существование распадавшейся Российской империи. Вот что декларировала Москва в 1939 году при попытке вернуть под свою власть отколовшуюся Финляндию:

Много лжи в эти годы наверчено,

Чтоб запутать финляндский народ.

Раскрывай же теперь нам доверчиво

Половинки широких ворот!

Ни шутам, ни писакам юродивым

Больше ваших сердец не смутить.

Отнимали не раз вашу родину —

Мы пришли вам ее возвратить.

Мы приходим помочь вам расправиться,

Расплатиться с лихвой за позор.

Принимай нас, Суоми — красавица,

В ожерелье прозрачных озер!

Ну, а немцы, как легко догадаться, пришли освобождать всех от «еврейского ига», и тоже нашли во многих сердцах отклик весьма сочувственный (факты вспомните сами). Местные кадры вовлекались в расправу – где с буржуями, где с евреями – не только (и не столько!) в видах полного уничтожения жертв – на самом деле это было не так уж важно, поскольку «враги» изначально не представляли опасности – сколько в видах «повязывания кровью», совместного участия в ужасном, но необходимом деянии. Психология этого процесса, где, как на советской спартакиаде, участие важнее результата, достаточно хорошо описана в «Бесах», не забыта там, кстати, и выдающаяся роль вождя-харизматика, которого легко объявить безумцем, но народу на тот момент только такой и требуется, другого не возьмут.

Именно эти ключевые слова «ужасное, но необходимое» помогут разъяснить еще одну мнимую нелогичность рассматриваемого явления: с одной стороны, пропагандисты обоих режимов на весь мир трубят, что буржуи (евреи) суть лишние детали мироздания, которые надо как можно скорее устранить, с другой – даже в собственных документах пользуются таинственными эвфемизмами, типа «спецобработка» или «десять лет без права переписки». Да – необходимо, но и… ужасно. Настолько ужасно, что открытым текстом сказать нельзя, поскольку… без ужаса и таинственности исчезнет психологический эффект и «кровью повязать» не удастся.

От убийства к самоубийству

И пел в восторге диком

О счастье великом,

А счастье было сладко,

Но редко и кратко.

М. Щербаков

На первом этапе схема «освобождения» от мнимого рабства с добровольным подчинением как бы «освободителю» в деле уничтожения как бы «виноватых» работала отлично. Жизнь обретала смысл, самоуважение обеспечивалось служением великой цели, становилось ясно, что такое хорошо и что такое плохо, выстраивалась иерархия ценностей и как бы справедливая иерархия в обществе, в отношениях между людьми.

Вспомним Гётца Али, точнее, его объяснение Холокоста. Чтобы финансировать войну, можно было отнять у евреев деньги, не отнимая жизни, но личное имущество жертв, сколь бы ни было оно скромным, действительно нужно было нацистам для другой цели, которую Али также упоминает, и на сей раз – не ошибается: для имитации «социальной справедливости». Если все на свете беды и проблемы проистекают от неких злыдней, естественно, исчезновение их должно сделать мир гораздо лучше, и первый шаг к земному раю – переход собственности негодяев в руки тех, кто имеет моральное право ею владеть. Не важно, насколько это реально улучшит жизнь, самоуважение поднимет, во всяком случае. Помните «Три толстяка»: ВСЁ, ЧТО СДЕЛАНО РУКАМИ БЕДНЯКОВ, ПРИНАДЛЕЖИТ БЕДНЯКАМ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАРОД! ДОЛОЙ ЛЕНТЯЕВ И ОБЖОР! Не важно, что в отобранные у буржуев шестикомнатные квартиры вместо одной семьи вселяли шесть и через десять лет благоустроенное жилище превращалось в облупленный клоповник, удобства не главное, главное – принцип. Не тварь я дрожащая, а – право имею, не потому чтобы построил, заработал, купил, а просто так – по праву рождения пролетарием (или, соответственно, арийцем).

Те немногие «комсомольцы двадцатого года», которых посчастливилось мне застать в живых, взахлеб рассказывали о бескорыстном энтузиазме, о творческом порыве, о достижениях в науке и искусстве. Примерно та же картина наблюдалась в Германии – достаточно у военных историков спросить, насколько мужественно и в то же время творчески сражался вермахт, но… в Германии тем дело и кончилось. На 12-м году жизни существование Тысячелетнего Райха завершилось военным поражением, возможная причина – откусили больше, чем удалось проглотить.

Поначалу-то ведь идеология нацистов и вне Германии для многих была притягательной, и воевать с ними всерьез, кроме большевистского двойника, никто не собирался Только когда сцепились насмерть два чудовища, нашлись на Западе политики, осознавшие опасность и с большим трудом убедившие соотечественников сделать выбор наименьшего зла, а до того… Вспомните хоть знаменитое французское «сопротивление»: кроме евреев, которым, ясное дело, терять было нечего, были там коммунисты, т.е. сторонники другого людоеда, да люди де Голля, т.е. вымирающая феодально-колониальная аристократия, не демократический триколор был ее знаменем, а лотарингский крест.

Но в итоге объединение Европы было все же на полвека отсрочено, горы трупов, навороченные в процессе «повязывания кровью», объявлены величайшим преступлением всех времен и народов и приписаны исконной злокозненности немцев. А тех, кто готов был самоотверженно встать под знамена нацистской утопии, несправедливо заклеймили предателями Родины, продавшимися за чечевичную похлебку.

Но что было бы, если бы этого не случилось? Эффективен ли на самом деле метод «повязывания» или прав Достоевский, считавший, что созданное таким образом сообщество вскоре рассыплется как карточный домик? На этот вопрос мы уже не найдем ответа в Германии. Зато найдем в России. Войну Россия выиграла, но главный рубеж, до которого не дожил гитлеровский режим, был пройден уже накануне, в годы «большого террора». Большинство жертв конца тридцатых ну очень трудно было счесть «буржуями» и родилось резиновое определение «агенты мировой буржуазии», в каковые записать можно было практически каждого встречного. Кому и для чего это было нужно?

Дело в том, что повязывание кровью» идет успешно, покуда большинство населения, считает себя «агнцами» и дружно обрушивается на «козлищ», но… кровь, подобно многим возбуждающим средствам, вызывает привыкание. Для сохранения эффекта необходимо постоянно увеличивать дозу и по мере иссякания первоначальной группы жертв вождь обязан всякий раз указывать новых. Не важно, по каким критериям он будет выбирать (тут его вкусу предоставляется полная свобода!), а важно, чтоб не останавливался. Общество неудержимо затягивается в водоворот насилия и уподобляется змее, пожирающей себя с хвоста. Естественно, рано или поздно наступает момент, когда никто уже, ложась спать, не может быть уверен, что не проснется «врагом народа», и запускается описанный Гегелем диалектический процесс: количество переходит в качество, явление обращается в свою противоположность. Творческие дерзания сменяются полным параличом под трамвайным девизом: «Не высовываться!». Похоже, именно страх собственной инициативы был главной причиной «великой отечественной катастрофы» сорок первого.

Поскольку критерии отбора жертв постоянно «отклонялись вместе с линией партии», размылось представление «что такое хорошо и что такое плохо», распалась иерархия ценностей, а с ней и моральное оправдание общественной  иерархии. Естественная (по официальной версии) смерть харизматика, что один только имел право назначать новых «виноватых», поставила последнюю точку. Воскресли старые споры славянофилов и западников, ненадолго на горизонте промелькнул призрак какого-то вегетарианского коммунизма, а потом утопия окончательно испарилась, растворилась в голубой дали. Негласный «общественный договор» обязывал еще поминать ее в заклинаниях публичных церемоний, но никто уже не принимал их всерьез. Сперва в самой России и окрестностях, а с началом знаменитой «перестройки», когда уже невозможно стало скрывать шило в мешке – во всем западном мире.

Отдельные нетипичные протестовали, а большинство просто разбрелось по углам и занялось своими делами – от мафиозных сделок до художественного творчества, включая религию любых сортов. Возобновился распад империи, население вымирает, экономика катится в третий мир… вселенская утопия обернулась пшиком. Грандиознейший холокост полностью уложился в известную схему Салтыкова-Щедрина: Сжег три деревни, перепалил кучу народу, в результате чего взыскал недоимок два рубля с полтиною. Но к несчастью в общественном сознании еще крутятся ошметки иллюзий, те самые «добрые намерения», которыми вымощена дорога в ад.

Отнять и поделить!

«Пес вернется к своей блевотине»; и Свинья найдет себе грязь;

И Дурак на забытые грабли наступит в тысячный раз;

Р. Киплинг

Лопнула с треском «расовая теория», выцвел и поблек коммунизм, но жив, и процветает, и обрастает новыми «научными» обоснованиями принцип: «Даешь права без обязанностей! Если у кого-то есть, чего у меня нету, значит – он у меня украл!». До новых холокостов, правда, пока еще не дошло, но кой-какие результаты уже наблюдаются:

1. «Север» платит «Югу» регулярную дань (под кодовым наименованием «помощь в развитии»), которая либо разворовывается, либо уходит на междоусобные войны, либо (еще хуже!) инвестируется в заведомо безнадежные проекты. Развития это, конечно, не прибавляет.

2. Западные системы социального обеспечения со всех сторон трещат по швам: потомственные безработные, набежавшие на халяву иммигранты, банкротство медицинского страхования.

3. Жизнь не по средствам, по примеру папы Евгения Онегина, с той только разницей, что он, когда промотался наконец, был наверняка огорчен, но вряд ли удивлен. В отличие от широких народных масс современного мира, искренне уверенных, что средства в государстве возникают по принципу: «Бери, я себе еще нарисую», а если нет, значит – похитил  супостат.

Под пеплом «государства всеобщего благоденствия» продолжают тлеть угли людоедской утопии, готовые вспыхнуть вновь, как только выяснится, что «три бала ежегодно» неотвратимо приближаются к точке «кончен бал, погасли свечи», но похоже – прав Герберт Маркузе вкупе со всею Франкфуртскою школою: без посторонней помощи одряхлевшая Европа не способна уже даже на людоедство. Полвека, считай, прочесывают левые интеллектуалы грады и веси глобализированного человечества в поисках гегемона, способного заменить предательски исчезающий пролетариат, и все сошлись на том, что мессия может быть только импортным – из Третьего Мира.

Большие надежды возлагали на председателя Мао, как-никак миллионы истребил в «Культурную революцию», но… возраст подвел. А нынче на роль «старшего брата» объявился новый претендент: волна выходцев из стран ислама захлестывает Европу и подтапливает Америку, демографическим давлением, явочным порядком навязывая местному населению свой уклад, культуру и религию, которой растерянные аборигены не могут противопоставить ничего, кроме весьма расплывчатого понятия «прав человека». Левоориентированная образованщина, еще вчера присягавшая на верность «научному атеизму», рядами и колоннами обращается в ислам, предлагающий именно то, чего ей не хватает: смысл жизни, систему ценностей, границу между своим и чужим.

Но «человека с улицы» не очень-то устраивает перспектива жить на чужой манер и стать в собственном доме бесправным «дхимми». Вот тут-то и приходит на помощь метод маскировки покорения под «освобождение», совместной «победы» над мнимым врагом. Агрессивный исламизм, носители которого во множестве переселяются на запад, на свои нефтедоллары активно миссионерствует, разъясняя страждущим, кто именно украл их кровные «мерседесы», кто есть лишняя деталь мироздания, устраняя которую они навсегда обретут гармонию в союзе с новым, могучим и мудрым «Старшим Братом». Их будущий электорат уже разбил палатки на Уолл-Стрит, на бульваре Ротшильда, уже громит лавки в Лондоне, жжет машины в Париже, сражается с афинской и римской полицией… Нет, еще не завтра, но уже скоро… Остановка пока что за одним (но очень важным!) фактором: требуется новый фюрер. Где же ты, желанный, с багряным мечом? (А. Городницкий).

Его ждут и зовут, хотя большинство жителей Запада этого еще не осознали, но… уже бросили ходить на выборы. Уже обрыдло им безнаказанное, наглое хулиганство как доморощенных, так и импортных отморозков, в глазах рябит от выпендрежа извращенцев, в ушах звенит от нескончаемых требований и абсурдных обвинений «пострадавших от дискриминации» четыре века назад, а главное – до белого каленья доводит проклятый релятивизм, презрение к фактам, принципиальное неразличение между правым и виноватым. С одной стороны нельзя не сознаться, с другой – нельзя не признаться… «человек с улицы» нюхом чует за этим вилянием презрение власть имущих, их полное равнодушие к его интересам, невысказанную убежденность, что не ему, хамской роже, судить о праве и справедливости.

Но поднимутся массы, не раньше, чем плоть и кровь обретет образ «Старшего Брата», всемогущего и всеведущего земного божества, что точно знает, что делать и кто виноват. …Разумеется «виноватым» снова окажется самый беззащитный, снова кровавая оргия породит восторг и вдохновение, потом наступит похмелье… но об этом они пока не догадываются. Ни те, кто будет убивать, ни те, кого убивать будут, ни даже те, кто успеет побывать в обеих ролях.

***

P.S.: Одна только надежда: в самом мусульманском мире выяснение отношений еще в самом начале — сунниты, шииты, алавиты, и т. д., да еще национальные разборки поверх религиозных… – так сразу фюрер не отыщется, какое-то время еще пройдет, а за это время кто-то ведь и умереть может… либо я, либо ишак, либо эмир…

2011

Print Friendly, PDF & Email