Белла Езерская
Сюрпризы 51-го Нью-Йоркского кинофестиваля
Кинообщество Линкольн-центра отмечает 51-ю годовщину Международного Нью-Йоркского кинофестиваля. Время бежит быстро. Кажется, только вчера я писала свой первый репортаж, а с тех пор прошло уже 12 лет. Фестиваль, конечно, изменился, но, в принципе, остался тем же, что и был — деловым, рабочим предприятием. Он демонстрирует (по, крайней мере, должен это делать) то лучшее, что вышло на мировые экраны в последние год-два. Он не стелит красные дорожки под ноги звезд, не устраивает в их честь гала-концерты, не выдает наград и премий. У него иная задача: после того, как фильм отобран, привезен, субтитрован и показан, его предстоит продать. И это, пожалуй, самое важное. Этим фестиваль и занимается. Поэтому представители проката здесь весьма востребованные люди. И если случается, что на пресс-показах для всех не хватает мест, за бортом остается пресса, но уж никак не дистрибюторы. Задача прессы на этом фестивале не столько рекламировать, сколько информировать. Хотя по поводу некоторых фильмов я очень сомневаюсь, что их вообще стоило привозить. Об этом — ниже.
В юбилейном году в руководстве кинофестиваля произошли кадровые изменения. Новые директора Кент Джонс и Роберт Кёллер расширили его масштабы и интенсивность. Если раньше пресс показы проходили только по утрам, причем редко демонстрировалось больше двух фильмов, то теперь в ежедневный график включено по 3-4 фильма, и они идут целый день на разных площадках. Причем иногда демонстрируются даже в выходные дни. В связи с рецессией отменены фуршеты, скромный фестивальный кофе заедаешь принесенным из дому бутербродом. Участились пресс-конференции — вживую и по скайпу. Средняя протяженность большинства фильмов 3-4 часа. Я не оговорилась. При таком графике обстановка на просмотрах приближается к боевой.
Просмотрев за 8 дней 14 фильмов, я решила взять тайм аут перед вторым заходом: не все же смотреть, надо же когда-то и писать. Всего в пресс-показ было включено свыше 50 фильмов. Разумеется, в таком соотношении представить полную картину трудно, но, во-первых, просмотр еще не кончился, а во-вторых, кое-какие тенденции уже сейчас можно выявить. Это, безусловно, уважение к славному прошлому кинематографа. В фестиваль включены римейки лучших фильмов Жана Люка Годара, Мартина Скорсезе, Лукино Висконти, Артура Рипли, Лео Каракса. Возможно, молодежи эти имена неизвестны, а может быть кто-то из старшего поколения пропустил их фильмы. Меня трогает забота о сохранении классического наследия, я приветствую фильмы, сохраняющие память об ушедших. Я, например, никогда не слышала о приме-балерине баланчинского балета Танаквил ле Клерк, хотя в свое время пересмотрела все балеты Баланчина. Но такая балерина была. Друзья ее звали Танни. Она была музой двух великих хореографов — Джорджа Баланчина и Джерома Роббинса, который создал для нее версию балета «Послеполуденный отдых Фавна». В конце концов, она сделала свой выбор в пользу Баланчина, и этим разбила сердце Роббинса.
В 1956 году, на гастролях в Копенгагене ее поразил полиомиелит. Ей было 27 лет. Баланчин и Роббинс делали все, чтоб вернуть ее на сцену. Но оба понимали, что этого, сожалению, не произойдет. Ее лучшие балеты — Западная Симфония, Вальс, Метаморфозы — остались в памяти тех, кто их видел. «Послеполуденный отдых Фавна», к счастью, был записан и восхищает сегодня даже в несовершенной черно-белой записи. Он вошел в фильм о Танни, который сняли Ненси Буирски и Рис Бёрнс.
В фестиваль включены портреты известных людей, среди которых нашел свое место знаменитый неаполитанский мафиози по кличке Дог («The Dog»). Документ явно превалирует — эта тенденция не вчера началась и не завтра закончится. Люди больше доверяют документу, нежели писательскому вымыслу. Иногда игровое кино работает под документ — взять хотя бы ленту Агнешки Холанд «Горящий куст». Я глубоко уважаю этого талантливого и мужественного режиссера, который не боится поднимать свой голос против предательства и мракобесия в защиту добра и человечности. Достаточно вспомнить ее фильмы « Европа, Европа» и « В темноте». «Горящий куст» это фильм о самосожжении чешского студента Яна Палаха в знак протеста против вторжения советских танков в Чехословакию в 1968 году. Это трагическое событие произошло 16 января 1969 года, в самом центре Праги. Агнешка жила в то время в Праге, видела все своими глазами и запомнила до мельчайших деталей. 19 января Палах умер. За его гробом шла вся Прага, это был мощный массовый протест. Могила мученика стала местом паломничества. Группа молодежи, в знак протеста против советской оккупации, задумала десять самосожжений. Палаху выпало быть первым, второй была девушка, ее спасли, третий, Ян Зайик, погиб. Полиция вела следствие с целью раскрыть имена заговорщиков, допрашивала мать и брата Палаха, а потом совершила святотатство: выкопала гроб, сожгла его в крематории и развеяла пепел над Влтавой. Целью властей было — скомпрометировать Палаха, лишить его ореола мученика за свободу и представить самосожжение просто несчастным случаем. Газеты напечатали скандальную статью члена парламента коммуниста Вилема Нови. Мать и брат Яна подали в суд на компартию за ложь и диффамацию… Несмотря на протяженность— фильм идет 234 минуты с перерывом — он смотрится с неослабевающим интересом. Агнешка Холланд — мастер. Интервью с ней передавалось по скайпу, но, к сожалению, видимость и звук оставляли желать лучшего.
Но уже никакого терпения не хватило высидеть четырехчасовый документальный фильм «В Беркли»— статичный, иллюстрированный, тягучий рапорт о том, как захудалый черный колледж стал одним из лучших университетов страны. По иронии, именно этим фильмом открылся просмотр для прессы. На экране сменяют друг друга кадры: заседания, совещания, « говорящие головы» преподавателей, профессоров, студентов; лаборатории, где студенты манипулируют роботами, педсоветы, торжественные выпуски, снова лаборатории. Молодцы! Но разве нельзя было скомпоновать этот материал в полуторачасовую киноленту и режиссировать его так, чтобы его было легко смотреть? Для кого предназначался этот четырехчасовый киноотчет? В сон клонит уже через полчаса.
Примерно такого же плана 140-минутный фильм «Американское обещание» (American Promise). На протяжении 13 лет он снимался смешанной супружеской парой— Джем Бревстером и Мишель Стефензон, — представителями американского среднего класса. Объектами наблюдений были их сын Идрис и его ближайший друг Сеун из бедной семьи. Родные Идриса никак не могли найти школу, где бы не было сегрегации и дискриминации. Потому что эти факторы могут отрицательно повлиять на самочувствие и академические успехи их сына. Наконец, такая школа была найдена: Дальтон в Бруклине — лучшая частная школа в Нью-Йорке. Авторы-родители записывали день за днем школьную и домашнюю жизнь своего сына, брали у него интервью. Интересы ребят были разные, а академические успехи весьма средними. Особенного желания учиться дальше ни у одного не было. Идрис увлекался баскетболом. Его комната заставлена призами и кубками. В 2012 году оба друга закончили школу и подали документы в колледж. Возможно, такие частные эксперименты могут оказаться полезными ученым-социологам, педагогам — для выяснения социальных, сексуальных, расовых и прочих проблем афро-американских мужчин, но стоит ли делать их достоянием широкой общественности?
В связи с этим мне вспомнился курьезный случай, который произошел с внуком моих друзей. У мальчика было призвание: он хотел стать поваром. Как его ни отговаривали родные, он настоял на своем. Нашел специализированное училище, поступил, и был совершенно счастлив, хотя ездить приходилось в другой город. Он быстро стал первым учеником на своем курсе. Но вот беда: он был единственным белым во всем училище, и очень скоро испытал на себе всю силу «любви» своих соучеников. Чем все это кончилось — нетрудно представить. Такой вот сюжет. Вряд ли кто-нибудь сделает по нему фильм, потому что, как известно, у нас в Америке если и есть расизм, то исключительно белый.
О фильме «Площадь»(The Square). Не могу не отдать дань признания египетской документалистке Джихейн Ноуяайм (Jehane Noujaim), 20 месяцев с риском для жизни снимавшей этот фильм. На площади Тахир, где проходили все три египетские революции : против 30-летней диктатуры Хосни Мубарака, «братьев мусульман» и законно избранного президента Мурси, в котором нация разочаровалась. С камерой в руках Джихейн вторгалась в самую гущу митингующих, протестующих, стреляющих людей, где она в любой момент могла схлопотать пулю или камень; брала интервью, удивляясь, что его дают. Ее съемки с вертолета впечатляют: море голов. Не массовка, подлинное. Она ввела актера -«заводилу» — юношу Ахмеда, которому доверила свою точку зрения на будущее Египта — светского, западно-ориентированного государства. Фильм идет 104 минуты. Последние кадры сняты летом нынешнего года. После просмотра Джихейн дала пресс-конференцию. Хрупкая, скромно одетая женщина лет сорока, с хорошим английским. Героиня.
Но не все же во здравие. В жизни (и в кино) всякое бывает.
Фильм Джеймса Франко «Божье дитя» (Child of God) был показан на Венецианском и Торонтском фестивалях. Правда, призов не получил. Герой по имени Лестер Балард (Скот Хейз)— сумасшедший. Живет в лесу. В избушке. Питается чем Бог пошлет. Ворует кур. Поймав птичку, любуется и откусывает ей головку. Вместо туалетной бумаги использует сломанные ветки (этот кадр снят со спины). Некрофил. Встретив женщину, убивает ее, тащит в свою берлогу и всласть наслаждается (процесс снят крупным планом). Внешне омерзителен. Во имя чего выведен этот герой? Снята его робинзонада? Из любви к паталогии? Из желания напомнить нам какими мы были на заре цивилизации? Кроме приступов тошноты эта картина не вызывает ничего.
Есть на этом фестивале фильм «Чужак на озере», который вызывает схожую реакцию. Он снят Аланом Жирарде и получил в Каннах приз за лучшую режиссуру.
Пляж на озере, скрытом от посторонних глаз рощей, — лежбище геев. Они нежатся на солнышке в чем мать родила, время от времени парочками уходят в кусты, откуда вскоре раздаются стоны и вопли. Франк приехал в этот райский уголок в надежде подыскать себе партнера. Он встречает красавца Мишеля и сходу влюбляется в него. Но у Мигеля есть «жена», как же с ней, то есть, с ним? «Мы уже практически разошлись», — успокаивает Мишель свою новую пассию, и идет купаться со своим «бывшим». Они плескаются, балуются, вроде как играют. На берег Мишель возвращается один. Труп находят наутро. Следователь опрашивает завсегдатаев пляжа, но вскоре сам падает под ножом убийцы.. Франк уже знает, что у его любовника на счету три трупа (третий — толстяк-неудачник Генри, который имел неосторожность сказать Мишелю об его способе избавляться от надоевших партнеров). Ему Мишель перерезал горло, чтоб не болтал. Франк, понимает, что может быть четвертым. И, тем не менее, он ищет Мишеля в сгущающейся темноте рощи, зовет и умоляет не покидать его.
Скажете, ничего особенного. Драма каких много. Любовь побеждает смерть. Новаторство этого фильма заключается в том, что гомосексуальные сцены — а их несколько — сняты не понарошку, а в реальном времени, крупным планом и со всеми подробностями. Камера проникает туда, куда никто из операторов, снимающих гетеросексуальный акт, еще не заглядывал. Если, конечно, он снимал не порнофильм. И в этом я вижу безусловный прорыв в область, малоизученную сексологами.. Если бы ВВП посмотрел этот фильм, он, пожалуй, запретил бы его как пропаганду гомосексуализма. Но Франция, слава Богу, не «дикая Россия», а цивилизованная страна. О реакции зала, в котором были люди разных возрастов, судить не могу: я нахлобучила шляпу на глаза и вышла, не поднимая головы.
Фестиваль продолжается. Посмотрим, какие неожиданности нам еще принесет…
