Александр Бермус: Путь Эсава. Окончание

Loading

Александр Бермус

Путь Эсава

(с послесловием Эллы Грайфер)

Oкончание (читайте начало здесь)

Пятый член СВ: «И воскресшаго в третий день по Писанием» (воскресшего в третий день согласно с пророческими Писаниями). 

Как уже было отмечено, полемика по поводу того, в какой мере события Воскресения, описанные в Евангелиях, соответствуют либо же отличаются от древних пророчеств, не является предметом нашего рассмотрения. Гораздо более важным для нас представляется сопоставительный анализ символики последних трех дней перед Откровением, которая прослеживается и в Даровании Торы на Синае.

Как утверждает Катехизис, три дня между распятием и Воскресением представляют собой особое время, в течение которого Иисус спускается в ад, призывая к спасению души умерших праведников: «Потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но, ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сошедши, проповедал» (1 Пет. 3:18-19).

Последующие за воскресением явления Иисуса апостолам в течение сорока дней также преследует миссионерские цели, что дополнительно сближает образ Христа с образом пророка Ионы («И был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи» (Иона 2:1)).

Ситуация дарования Торы (Исход, глава 19) настолько часто цитируется, что мы выделим лишь несколько основных моментов, которые качественно отличают «три дня до дарования Торы» от «трех дней до воскресения».

Во-первых, дарование Торы происходит в присутствии всего Израиля, а результатом является возникновение нового народа; явления Христа носят совершенно индивидуальный характер и, в этом отношении, обращены к каждому человеку, в отдельности.

Во-вторых, основным предметом Синайского Откровения является новый — извечный договор между Всесильным и Израилем: 4: Вы видели, что Я сделал Египту, вас же поднял Я на орлиных крыльях и принес вас к Себе. 5: А теперь, если вы будете слушаться Меня и соблюдать союз Мой, то будете Мне избранным из всех народов, ибо Моя — вся земля, 6: и будете вы Мне царством священнослужителем и народом святым.

Воскресение Иисуса ничего не добавляет к его учению, но лишь придает его земному пребыванию завершенность (ученики видят воскресшего Учителя), и, воодушевленные обращаются к проповеди веры и Царства Божьего («Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет», Мк., 16:16).

Наконец, общая направленность Синайского Откровения определяется сдерживаемым порывом: Господь повелевает через Моисея всему народу очиститься, выстирать одежды и освятиться. При этом, следует многократное предостережение всем от преждевременного восхождения на гору или прикосновения к ней. Напротив, весть о воскресении Христа — и заключении нового завета возникает в самом низком и нечистом месте земли — в гробе, при этом ее распространение включает как уверование, так и отрицание.

Однако все эти особенности приобретают единство только в отношении к фундаментальному факту различения духовных биографий Яакова и Эсава. Как сказано Иисусом: «Иисус говорит им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк. 2:17).

Шестой член СВ: «И возшедшаго на небеса и седяща одесную Отца» (восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца). 

В понимании шестого члена СВ присутствует два важных момента.

В первую очередь, в пояснении Катехизиса, восхождение Иисуса Христа происходит в его человеческой сущности, но божественная сущность всегда пребывает в выси: «Нисшедший, Он же есть и воскресший превыше всех небес, дабы наполнить все» (Еф. 4:10). И, в этом отношении, мы замечаем определенную преемственность с тем, что говорится в текстах ТаНаХа: одним из атрибутов нисхождения («сойдем и посмотрим») является ощущение множественности сил («сойдем и посмотрим», аспект Элоhим). Напротив, в возвышении Господь Бог раскрывается как Единый. Кстати сказать, в этом один из смыслов молитвы «Шма»: «Шма, Исраэль, Адой-ной Элоhейну, Адой-ной Эхад!» (Слушай, Израиль! Господь Бог — Всесильный, Господь Бог — Один!).

Свидетельство Эсава, не знающего Синайского Откровения, всегда балансируют на грани моно— и политеизма, поскольку непосредственное возвращение к исполнению заповедей невозможно. «Болезни» (грехи) Эсава не позволяют верить, что он может быть прощен, и отсюда — его потребность в Посреднике, Сыне, верой в Которого и милостью Которого может быть возвращено благословение.

Вторым важнейшим обстоятельством является то, что восходящий Спаситель оказывается «одесную» Отца: «Мы имеем такового Первосвященника, Который возсел одесную престола величия на небесах» (Евр. 8:1). Говорится в Главе «Ваелех» (Второзаконие, глава 31):

25: Повелел Моше левитам, носящим ковчег союза Бога, сказав: 26: «Возьмите эту книгу учения и положите ее у стенки (одесную) ковчега союза Бога, Всесильного вашего, и пусть будет она там у тебя свидетельством. 27: Ибо я знаю строптивость твою и упрямство твое; если, пока еще живу я с вами сегодня, были вы строптивы пред Богом, тем более после смерти моей.

И далее в главе «Ве-зот hабраха» (Второзаконие, глава 33):

1: И вот благословение, которым благословил Моше, человек Всесильного, сынов Израиля перед смертью своей. 2: И сказал он: Бог от Синая пришел, и показался им в сиянии от Сеира, показался от горы Паран, и явился из среды десятков тысяч святых, а справа от него — пламя закона для них. 3: Любит он племена святых своих, что в руке Твоей, и поверглись они к стопам Твоим, произнося слова Твои: 4: «Учение заповедал нам Моше, наследие общине Яакова».

Существенной идеей, которая выводится из первого фрагмента, является тот факт, что в ковчеге союза, вместе с Божественными Скрижалями присутствует книга учения Моше, которая является собственно человеческим свидетельством заключенного союза.

Подобно любому договору, составляемому в двух экземплярах, союз Всесильного с Израилем представлен в двух формах: на Скрижалях Завета и в книге учения Моше. Более того, именно в этой книге находятся самые главные предостережения и свидетельства для Израиля.

Второй фрагмент продолжает и развивает эту же мысль: все народы, вышедшие от Авраhама: и Эсав (Сеир), и Ишмаэль (Паран), и Яаков-Израиль удостаивались видения («сияния») Всесильного, каждому из них предназначалось свое «пламя закона», при этом любовь Всевышнего обращена — к племенам Израиля, и «учение Моше» — остается наследием общины Яакова.

Сказанное позволяет понять и смысл учения Христа, которое есть — отсутствовавшее до последнего времени человеческое свидетельство принятия общиной Эсава — бремени Торы. И это понимание проливает свет на один из наиболее трагических диалогов в Евангелии от Матфея (глава 26):

63: Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? 64: Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. 65: Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот, теперь вы слышали богохульство его!

Подлинная проблема этого диалога заключается в том, что и вопрос, и ответ на него находятся для обоих участников в различных пространствах. Для первосвященника ключевым является вопрос, не утверждает ли Христос свое сыновство в отношении живого Бога Израиля, который говорит о Себе: «Я — буду, как Я — буду!». Ответ Иисуса говорит о совершенно ином: Он — есть восходящий Сын Человеческий, свидетельствующий о том, что не только Израиль, но все языческое человечество признают Всесильного — Богом. То, что является для Израиля — богохульством, предстает для человечества — благословением…

Седьмой член СВ: «И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже царствию не будет конца» (и снова грядущего со славою судить живых и мёртвых, Царству Его не будет конца). 

В связи со сказанным в комментарии к шестому члену СВ, понимание седьмого члена, кажется, уже не представляет самостоятельной проблемы: в то время, как Израиль будет судиться Господом в соответствии с Торой — как единственным признанным наследием «общины Яакова», человечество будет судиться Иисусом Христом в соответствии с Его учением: «Наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:28-29).

Восьмой член СВ: «И в Духа Святаго, Господа животворящего, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшего пророки» (И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков). 

В действительности, большая часть утверждений, содержащихся в восьмом члене СВ не вызывает сомнений и возражений. Сам факт животворения духа, равно как и его исхождение от Всесильного, а также — причастности пророческому служению, не относится к предметам расхождения иудаизма и христианства.

Единственной проблемой, которая, опять-таки, становится понятной в свете отношения между духовными опытами Яакова и Эсава. В той же мере, в которой вероучительный и спасительный аспекты Божественного бытия индивидуализируются и субстанциализируются, возникает потребность в онтологизации некоторого универсального основания-связи, соединяющего вневременную и внепространственную сущность Отца («Я есть Сущий») и ограниченное во времени и пространстве человеческое бытие.

Очевиден и сугубо лингвистический и философский аспект проблемы: в силу того, что осмысление учения Христа осуществлялась в контексте античной (прежде всего, греческой) философской традиции, проблемы Единого и единственного, сущности и существования осмысливались, прежде всего, как категории Аристотелевой мысли, что и приводит к доминированию философского элемента в христианском богословии. Для иврита и, соответственно, аутентичной традиции иудаизма, проблематика личности, ипостаси, сущности и существа представляется совершенно чуждой.

Девятый член СВ: «Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» (И во единую, Святую, Вселенскую и Апостольскую Церковь).

В Катехизисе и, шире, христианском Предании, Церковь мыслится как «установленное Богом общество людей, соединённых православной верой, законом Божиим, священноначалием и Таинствами». Соответственно, любые внешние условия, кроме исповедания христианской веры и крещения, которые могут затруднить приход неофита в церковь, отвергаются: «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол 3:11).

Другим важнейшим утверждением о Церкви является двуединство земной и небесной Церквей. Как говорит апостол Павел: «Вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к ходатаю нового завета Иисусу» (Евр. 12:22-24).

При этом главой Церкви поставлен Христос, о котором говорится, что Отец «поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть тело Его» (Еф. 1:22-23) и «никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. 3:11).

Святость Церкви определяется тем, что «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистить банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 5:25-27), однако соотносительно с этим фундаментальным положением, существует и обращение Иисуса — к Отцу: «Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина. Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир. И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин. 17:17-19).

Вообще, проблема оснований церкви осмысливается в Евангелии от Матфея (глава 16): 15: Он (Христос) говорит им: а вы за кого почитаете Меня? 16: Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. 17: Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; 18: И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; 19: И дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах.

Однако, как только Петр начинает противоречить Иисусу, отповедь следует немедленно: 22: И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого (страдания и смерти) с Тобою! 23: Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! Потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.

В своем непосредственном сочетании, оба эти фрагмента с достаточной полнотой характеризует исходные духовные проблемы существования Церкви в мире. В той же мере, в которой Христос ищет человеческого основания для творимой Церкви, первый же исповедующий Его, как Сына Бога Живого, оказывается достаточным основанием для Церкви. Святость создаваемой Христом Церкви закрепляется двумя обетованиями: и неприступностью Церкви для «врат ада», и правом «связывать на земле то, что будет связано на небесах».

Однако в самый момент основания нового богочеловеческого организма выясняется огромный и непреодолимый конфликт между Небесной и Земной Церковью, и сам Христос видит в «земной Церкви» порождение греха: «отойди от Меня, сатана!». Важно и то, что именно Петру предназначено трижды отречься от Иисуса.

Парадоксально, но, несмотря на то, что само понятие «церкви» возникает только в Евангелиях, уже в ТаНаХе содержится иной образ Церкви — благословенного Израиля. Говорится в Главе «Ваеце» (Бытие, глава 28):

10: И вышел Яаков из Беэр-Шевы, и пошел в Харан. 11: И пришел в одно место, и переночевал там, ибо зашло Солнце, и взял из камней этого места, и сделал изголовье себе, и лег на том месте. 12: И снилось ему: вот, лестница стоит на земле, а верх ее достигает неба, и вот, ангелы Всесильного восходят и спускаются по ней. 13: И вот, Бог стоит над ним и говорит: «Я Бог — Всесильный Авраhама, отца твоего, и Всесильный Ицхака. Землю, на которой ты лежишь, — тебе отдам ее и потомству твоему. 14: И будет потомство твое, как песок земли, и ты распространишься на запад и восток, на север и юг, и благословятся тобою и потомством твоим все племена земли. 15: И вот, Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ни пойдешь, и возвращу тебя в эту страну, ибо Я не оставлю тебя, пока не сделаю того, что говорил тебе». 16: И пробудился Яаков ото сна своего, и сказал: «Истинно, это — место, где открывается Бог, а я не знал!» 17: И испугался он, и сказал: «Как страшно место это! Это не что иное, как дом Всесильного, а это — врата небес». 18: И встал Яаков рано утром, и взял камень, что сделал своим изголовьем, и поставил его памятником, и возлил масло на его вершину. 19: И назвал это место Бейт-Эль, но Луз — первоначальное имя города. 20: И дал Яаков обет, говоря: «Если со мною будет Всесильный, и сохранит меня на том пути, которым я иду, и даст мне хлеб для еды и платье для одежды, 21: И возвращусь с миром в дом отца моего, то Бог будет мне Всесильным. 22: А камень этот, который я поставил памятником, будет домом Всесильного; а из всего, что дашь мне, посвящать буду десятину Тебе».

Именно этот текст дает известные основания для того, чтобы говорить о Церкви Израиля (Яакова): Яаков называет место, на котором он спал — Бейт-Элем, т.е. «Домом Бога». В этой связи, обратим внимание на несколько особенностей Церкви Израиля соотносительно с Церковью Христа:

  • в то время как Церковь Христа задает два неизбежно противостоящих образа — Церкви земной и Церкви небесной, образ Церкви Израиля — лестница, представляющая множество ступеней; иными словами, Церковь Израиля — это пространство возвышения и падения;
  • Церковь Израиля вырастает из уже данных обетований Авраhаму и Ицхаку, и неотделимо от благословений Израилю; при этом именно в Израиле благословлены все племена земли (даже разбросанные камни приобретают под головой Яакова цельность); напротив, Церковь Христа изначально обращена к каждому, и это делает ее ареной постоянного противостояния Святости и греха;
  • неизменной основой Церкви Израиля остается союз Всесильного и наследия Якова, в котором обязательства взаимны, напротив, Церковь Христа оставляет человеку неподъемную тяжесть «свободы воли», которая впоследствии обличается как грех: 13: Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, 14: правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро. 15: ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей. 16: как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии. (1 Пет., Глава 2).

Десятый член СВ: «Исповедую едино крещение во оставление грехов» (Исповедую единое крещение во оставление грехов).

Проблемой, в связи с которой упоминается Крещение и прочие церковные таинства, заключается в установлении для человека — пути очищения от греха, и этим путем становится участие в Таинствах. Несмотря на то, что впоследствии Церковью были установлены семь Таинств (Крещение, Миропомазание, Причащение, Покаяние, Священство, Брак и Елеосвящение), непосредственно в СВ упоминается Крещение, как исходный (и никогда неповторимый!) момент христианской жизни, в этом отношении, являющийся прямым аналогом обрезанию.

В установлении Крещения, говорится о словах Иисуса: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божие» (Ин. 3:5), при этом сам Христос подает пример Крещения, когда Иоанн Предтеча совершает этот обряд: «Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем, то есть во Христа Иисуса» (Деян. 19:4) и этот же обряд становится, фактически, синонимом распространения христианства: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19).

Весьма примечательно в этой связи, что «заместительный» характер крещения в отношении к обрезанию осознается внутри самого христианского вероучения: «Вы… обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым… быв погребены с Ним в крещении» (Кол. 2:11-12). При этом высшее блаженство верующего христианина достижимо лишь в ситуации абсолютного замещения его собственной духовной жизни — личностью Христа, а закона — любовью: 19: Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу 20: и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня. 21: Не отвергаю благодати Божией; а если законом оправдании, то Христос напрасно умер. (Гал. 2:19 — 21)

Соответственно, в формуле обряда крещения соседствуют и переплетаются элементы, относящиеся к определенным образом переосмысленным элементам обряда обрезания, так и элементы языческих практик. Так, в частности, крещение происходит в присутствии восприемников (в иудаизме эту роль при обрезании выполняет сандак), однако в отличие от обрезания, где читается специальная молитва, в христианстве крещение связано с чтением особого рода «заклинания от Диавола», а также — творения «Знамения Креста», которое опять-таки осмысливается как слабое, постыдное и, одновременно, дерзкое подобие молитвы, обращенной ко Всесильному: «Да не стыдимся исповедовать Распятого, да изображаем дерзновенно рукой знамение Креста на челе и на всём: хлебе, который едим, чашах, из которых пьём; да изображаем его при входах и выходах, когда ложимся спать и встаём, когда находимся в пути и отдыхаем. Он великая защита, данная бедным в дар и слабым без усилий. (Кирилл Иерусалимский. Огласительное поучение, 13: 36).

Интересно проследить и происхождение миропомазания (второго таинства православной церкви). Говорится в Книге Исхода (Глава 30):

22: И говорил Бог, обращаясь к Моше, так: 23: А ты возьми себе лучших благовоний — чистой мирры пятьсот шекелей, и ароматной корицы дважды по двести пятьдесят шекелей, и ароматного тростника двести пятьдесят шекелей, 24: и двести пятьдесят шекелей кассии, все — в священных шекелях, и hин оливкового масла; 25: и сделай из всего этого масло для священного помазания — искусную смесь; изготовь ее с особой тщательностью, и будет она маслом для священного помазания. 26: И помажь им шатер откровения, и ковчег свидетельства, 27 и стол со всеми принадлежностями его, и менору со всеми ее принадлежностями, и жертвенник для воскурения благовоний, 28: и жертвенник для жертв всесожжения со всеми принадлежностями его, и умывальник, и его основание. 29: И освяти их, и станут они Святая Святых: все, что к ним прикоснемся, освятится. 30: И Аhарона, и сыновей его помажь, и освяти их для служения Мне. 31: А сынам Израиля скажи следующее: масло это будет предназначено для священного помазания служителем Моих на все поколения ваши. 32: Никакой посторонний человек не должен умащать им тело свое, и не делайте подобного этому маслу, составляя ту же смесь — святыня оно, и пусть всегда будет святыней для вас. 33: Тот, кто приготовит такое же масло, как это, и тот, кто помажет им постороннего человека, будут отторгнуты от народа своего.

Налицо формальная близость двух обрядов (помазание как освящение), однако во всех прочих отношениях налицо противоположность: если в Торе, помазание — есть атрибут храмового служения Всесильному, то в христианстве помазание используется для «взращивания и укрепления в духовной жизни», доступное для каждого верующего. Соответственно, в Торе внехрамовое использование мирра запрещено («тот, кто приготовит такое же масло, как это, и тот, кто помажет им постороннего человека, будут отторгнуты от народа своего»). Для христиан — именно человеческое тело является предметом помазания: помазание лба освящает ум и мысли, груди — сердца и желаний, глаз, ушей и губ — чувств, рук и ног — дел и поведения.

Другим примером расхождения смысловых рядов является таинство причастия (причащения). Говорится в Торе (Второзаконие, глава 14): 22: Отделяй десятину от всего произведения семян твоих, которое приходит с поля [твоего] ежегодно, 23: и ешь пред Господом, Богом твоим, на том месте, которое изберет Он, чтобы пребывать имени Его там; [приноси] десятину хлеба твоего, вина твоего и елея твоего, и первенцев крупного скота твоего и мелкого скота твоего, дабы ты научился бояться Господа, Бога твоего, во все дни.

Христианское причастие ограничивает причастие только хлебом и вином, и придает этому совершенно противоположный смысл: если для Торы предметом жертвоприношения являются результаты человеческого труда, а целью жертвоприношения является «научение бояться Господа», то в христианском причастии хлеб приобретает сакральный смысл «тела Христова», а вино — «крови Христовой», основанное на словах Евангелия: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое… Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета» (Мф. 26:26-28).

В целом, мы можем видеть, что каждое из христианских таинств представляет собой параллель к одному из аспектов служения по Торе, возникшую в результате некоторых смысловых трансформаций.

Во-первых, прямое обращение Израиля ко Всесильному заменяется опосредованным отношением «человек — Христос». Соответственно, все требования и ограничения, связанные с храмовой службой, претерпевают внутреннюю трансформацию, и становятся «свидетельствами и установлениями веры Христовой».

Во-вторых, в каждом из установленных церковью таинств происходит постоянное взаимное замещение и совмещение двух планов — человеческого и божественного: при этом явление Христа и в человеческом, и в божественном бытии оказывается залогом освящения человеческой плоти и тела.

Наконец, в-третьих, возможно, самой важной и опасной, в духовном отношении, переменой, является смещение смысла храмового служения — от сохранения связи Израиля со Всесильным — к духовному поддержанию и укреплению каждого человека. В этом смысле, мы вновь возвращаемся к проблеме установления Церкви Христовой, в основании которой может оказаться любой грешник, и это, в конечном счете, становится истоком постоянных внутрицерковых борений духа, возникающих вследствие трагического и непреодолимого несовпадения человека с самим собой.

И, именно из понимания непреодолимости этой трагедии внутреннего разобщения духовных, телесных и душевных аспектов рождается указание Торы, относящееся к народу Израиля и подразумевающее, в первую очередь, Эсава:

7: Если станет подговаривать тебя брат твой, сын матери твоей, или сын твой, или дочь твоя, или жена твоя, или друг твой задушевный, тайно, говоря: «Пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ни ты, ни отцы твои» — 8: Из богов народов, что вокруг вас, близких к тебе или далеких от теля, от одного края земли до другого, 9: то не соглашайся с ним, и не слушай его, и не щади его, и не жалей его, и не прикрывай его, 10: но убей его; рука твоя первая да настигнет его, чтобы умертвить его, а рука всего народа — после. 11: И побей его камнями, чтобы умер он, ибо хотел он отвратить тебя от Бога, Всесильного твоего, который вывел тебя из страны египетской, из дома рабства. 12: А весь Израиль услышит и ужаснется, и не станут более делать такого зла в среде твоей.

Одиннадцатый член СВ: «Чаю воскресения мертвых» (Ожидаю воскресения мертвых)

Христианская концепция воскресения мертвых предельно антропологична: под воскресением мыслится «действие всемогущества Божия, через которое тела умерших людей, соединившись опять с их душами, оживут и станут духовны и бессмертны». В этом отношении, и жизнь, и смерть в «сем веке» носит печать некоторой условности и временности: «Тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в безсмертие» (1 Кор. 15:53); однако после преображения Мира, каждое из этих состояний (и жизнь, и смерть) приобретут абсолютный смысл и для праведников: «Сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:21), и для грешников: «Нынешние небеса и земля, содержимые тем же Словом, сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков» (2 Пет 3:7).

Квинтэссенцией христианской концепции воскресения является представление о Суде Христовом, на котором будет подведен окончательный итог судьбам всего человечества: «А теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его» (2 Тим. 4:8); и ещё: «Всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10).

Образы, которые следуют из Торы, существенно отличаются от слов Евангелий. В действительности, само представление о воскрешении умерших является достаточно периферийным в ТаНаХе. Из числа канонических книг, только во Второй книге «Млахим» говорится о том, что пророк Элиша оживляет сына шунамитянки; остальные свидетельства находятся в створе неканонических источников (Первая книга Маккавейская, Третья книга Эзры).

Центральные мотивы, связанные с пророчествами ТаНаХа, определяются совершенно другими концептами:

  • преступления (греха) как источника всех бед;
  • плена, как результата наказания за преступления;
  • избавления, как результата покаяния (тшувы) и прекращения наказания; спасения, как непосредственного вмешательства Всесильного в ход событий и устранения угрозы.

Напротив, в христианских источниках, именно воскресение мертвых является одним из центральных сюжетов: в той же мере, как верующий христианин уподобляется смерти Христовой, его будущее воскресение уподобляется воскресению Христа.

Думается, что это — далеко не случайное следствие все того же разделения, существующего между Яаковом — Израилем и Эсавом. Действительно, судьба Яакова — Израиля представляет собой постоянный процесс движения, имеющий как внешнее, так и внутреннее выражение. В каждом фрагменте Торы, Яаков — Израиль является совершенно по-новому (даже полное имя он приобретает не сразу, а с течением времени), его мысль и действие рождается соотносительно с возникшей ситуацией, каждый новый этап в его жизни связан с новыми благословениями, которые постоянно переосмысливаются.

Ситуация Эсава — качественно иная: само его имя происходит от слова «асуй», т.е. готовый. Падения в его жизни преобладают над победами, и в этом отношении, исторгнутое благословение не дает ему новых сил, но обозначает достаточно драматичную, и в физическом, и в духовном отношении ситуацию. Самый выбор Эсава — между подчинением младшему брату и мятежом против него делает его заложником ситуации, которую он не волен преодолеть. В результате, жизнь Яакова — Израиля предстает в качестве непрерывного развития, превращения Израиля — из индивидуального имени — в семью и далее — в «народ священников»; а жизнь Эсава — растратой исходного духовного богатства. По этой же причине, воскрешение Яакова, даже если бы имело место, практически ничего не изменило в нашем понимании судьбы Яакова — Израиля; для Эсава — возможность перерождения от греха — к святости, духовного воскрешения — чудесное и необходимое условие обретения смысла всей земной жизни.

Двенадцатый член СВ: «И жизни будущаго века. Аминь» (И жизнь будущую. Аминь).

Христианское учение, зафиксированное в двенадцатом члене СВ, формируется в тесной связи с концепцией воскрешения: «Жизнь будущего века — это жизнь, которая наступит после воскресения мертвых и всеобщего Суда Христова». В то же время, Новый Завет уходит от формулировки определенных знаний об этом новом состоянии человека и человечества: «Еще не открылось, что будем» (1 Ин. 3:2); «Знаю человека во Христе… — говорит апостол Павел, — который был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12:2, 4) или «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13:12).

Проблема, которая видится здесь в сопоставлении иудейской и христианской религиозных традиций, в наиболее ярком виде представлена в Главе «Ваишлах» (Бытие, глава 33).

12: И сказал (Эсав): «Давай же пойдем, и я пойду рядом с тобою». 13: Но он (Яаков) сказал ему: «Господин мой знает, что дети нежны, и мелкий, и крупный скот молодой у меня; перегонят их в один день, и вымрут все овцы. 14: Пусть же пойдет господин мой впереди раба своего, а я буду двигаться медленно, поступью скота, что передо мной, и поступью детей, доколе дойду до господина моего, до Сеира». 15: И сказал Эсав: «Так приставлю к тебе из народа, который у меня». Но он сказал: «К чему это? Лишь бы нашел я милость в глазах господина моего». 16: И возвратился Эсав в тот же день по дороге своей обратно, в Сеир. 17: Яаков же двинулся в Сукот, и построил себе дом, а для скота своего сделал шалаши; поэтому и назвал он это место Сукот.

Проблема в том, что, как это следует из будущих слов Торы, гора Сеир и, соответственно, духовное пространство Сеира дано Эсаву — навечно. Как сказано:

2: И сказал мне (Моше) Бог так: 3: Полно вам обходить гору эту, поверните на север. 4: А народу повели так: «Вы проходите у границ братьев ваших, сынов Эсава, живущих на Сеире, и они бояться будут вас, но вы очень остерегайтесь. 5: Не задевайте их, ибо я не дам вам из земли их ни пяди, так как во владение Эсаву отдал я гору Сеир. 6: Пищу покупайте у них за серебро и ешьте, и воду тоже приобретайте у них за серебро и пейте».

Существует не менее важный аспект — движение Яакова и Эсава происходит в разных смысловых пространствах и, соответственно, с разными «скоростями». Никакая попытка Эсава «приставить» к Яакову наблюдателей и надсмотрщиков не будет благословенна, поскольку для Яакова остается неизменным единственный принцип — «лишь бы я нашел милость в глазах Господина (Всесильного) моего».

По-видимому, именно через последнее пророчество, можно понять и подлинные опасности взаимоотношений иудеев и христиан, и пути их предотвращения.

Прежде всего, повторимся, духовная территория Сеира, согласно Божественному плану, отдана Эсаву. В этой связи, попытки унижения духовных оснований, на которых строится христианство, категорически неприемлемы («не задевайте их!»).

Немаловажно и то, что Израиль будет вызывать у Эсава страх, но и отношение Израиля к Эсаву — должно быть крайне осторожным. Не возвращаясь к детальным описаниям ситуации с благословениями, мы должны отдавать себе отчет в том, что и Яаков — Израиль, и Эсав — благословлены самим Всевышним, и различия в способах их служения обусловлены различиями в их духовной истории. Говорится у Исайи (глава 21): 11: Кричат мне с Сеира: сторож! Сколько ночи? Сторож! Сколько ночи? 12: Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь. Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и приходите.

Наконец, в-третьих, именно в отношении Эсава для Израиля принципиально важно выстроить максимально честные отношения и в материальном, и в духовном отношении: символом этого является заповедь приобретения и пищи (материальные богатства) и воды (духовная жизнь) за серебро, т.е. на взаимовыгодных основаниях.

Заключение

В заключении нашего исследования, представляется необходимым еще раз вернуться к его началу и подчеркнуть несколько уроков, которые следуют из результатов пройденного пути.

В первую очередь, следует принять и признать, что взаимосвязь и взаимозависимость между иудеями и христианами не может быть «преодолена». Именно Яаков и Эсав символизируя наиболее известную во всей Торе пару близнецов (история Переца и Зераха — сыновей Йеhуды весьма значительна, но, в конечном счете, менее судьбоносна), представляют постоянно возобновляемый вопрос об исторических судьбах Израиля и Христианского мира. Более того, необходимо помнить, что никакое решение исторических судеб каждого из братьев не может быть приемлемым без участия и благословения другой стороной.

Продолжением этого же отношения должно стать осознание порочности взаимных обвинений со стороны. И иудеи, и христианские народы являются монотеистическими в том смысле, что в основе их религиозного мировоззрения находится единое наследие праотцев — Авраhама и Ицхака. Различия же в уровне монотеизма обусловлены различием исторических судеб, и исповедание воплотившегося Бога, что представляется преступлением для Израиля, прошедшего через Синайское Откровение, является спасительным для Эсава.

Важнейшим следствием духовного противоборства Израиля и Эсава является также и различие в способах преодоления смерти. То, что в мировоззрении Эсава приобретает характер многовековой драмы, в которую вовлекается Бог и человек на протяжении всей своей истории, в иудаизме имеет смысл повседневной реальности учения, заданной текстами и смыслами Торы, Мишны и Талмуда. Именно в процессе изучения своих духовных первоисточников, каждый ученик оказывается «за одним столом» с мудрецами предшествующих эпох, а их постоянно воспроизводящийся диалог — есть наиболее яркое и важное свидетельство духовного со-присутствия и, как следствие, бессмертия его участников.

И последнее. Ни Тора, ни Евангелия не дают определенного пророчества относительно того, как именно будет разрешен конфликт двух традиций. Это обстоятельство требует от нас особой зоркости и внимания, которые помогут различить сквозь все усиливающийся гул времени — контуры будущего мира.

Print Friendly, PDF & Email