Юрий Аврех: Из книги «Стихи из Пражского Града». Рецензия Льва Дамиани

Loading

Юрий Аврех

Из книги «Стихи из Пражского Града»

I

Когда завершился дождь.
Дождь.
И от дождя очнулся старинный город.
Город людей. Их страстей.
Ты идешь, поднимая ворот.
Кто ты? Как тебя зовут?
И что ты делаешь тут?
Я пишу стихотворение, пишу
Не о Пражской жизни, а о своей
Истории из Пражской жизни.
О том, что есть нечто невыразимое
В старине.
И легенды реальны. Они не лгут и не
Притворяются правдой, а повседневная жизнь людей
Часто бывает побегом от собственных дней.

Золотых, черных, червленых, живых.
Люди не ведают о проклятых. Не знают своих святых.
Не все, но многие. Думая ни о чем.
Под пражским или московским стоят дождем.
Дождь не смывает маски, он оставляет их.
Социальные статусы. Начался дождь и уже стих.
Колодец с прозрачной водою. Мерцающий свет луны.
Духи. Ангелы. Творения, что не видны.
Нашему миру. Но это не значит, что их нет.
Каждый сам для себя ищет в себе ответ.
Но есть нечто невыразимое вообще
То, что сокрыто в Душе.
В плаще
прохожий проходит.
И каждый в своих делах
Подавляет тоску. Побеждает страх.
А небесная музыка тихо звучит. Звучит.
А земная горчит. Или кричит.
И каждый ищет сам для себя ответ.
Над Соборами Праги невыразимый свет.

***

И когда опускаются сумерки,
И когда над домами рассвет,
Я представляю Ангела
города Праги,
Благословляющего
Вас и меня,
Меня и вас,
Марина, Антон, Игорь…
И те, чьих я не знаю имен…
Музыка, тихая музыка
Звучит над домами, звучит…

***

Полнолуние в Праге. Над Прагой-Пять
Два часа ночи. И я не знаю плакать или смеяться.
Какими словами мне Прагу свою спасать,
Чтобы с собой забрать, если нельзя остаться.
На черной футболке Франц Кафка по мостовой
Медленно через ночь Души по мосту проходит.
На мне футболка с Кафкой и джинсы. А Пражский Городовой
В Свете Луны невидим. Но происходит,
Словно явление чуда. Чуда чужого сна.
Завтра, в Страстную пятницу, еду на Кутну Гору.
В Костницу. В храм Варвары Святой. Весна
Поступью легкой приходит на эту пору.
Пору апреля. Крыш черепичных. Забыть про боль,
Запомнив Святыни, святых. Их жития в отчизне.
И Нарисованный Кафка свою исполняет роль.
И Прага рисует себя саму на линии
сердца,
ума и Жизни.

II

Я помню какое, лицо неземное.
Было в Софии твое
Светом
Исполненное

***
Сегодня мне снова приснилась Прага,
Не та, в которой я был, не та, о которой писал —
другая,
Словно оттиск гравюры, или довоенное фото
До второй мировой, нет и не такая
Город — маленьких низких домов,
Словно выросших из земли и людей из разных эпох,
которые были людьми…
В разных одеждах в разных надеждах…
В трехэтажной гостинице, на третьем этаже, я снимал номер
В старинном доме,
Спускаясь по лестнице винтовой, выходил на улицу прямо в лето,
И там, рядом со мною, был проводник, это
Он вел меня через город,
Седовласый мужчина, имя его было
Возможно Марк, а возможно Милош,
И он говорил: «Взгляни!
Над черепичными крышами Пражских домов
Солнце восходит Мира,
Мира свободного от страданий»
Все ощущалось другим… не объяснить все равно,
но
Что можно сказать о природе сна
И природе города этого.
Необъяснима природа…

***
Зимняя Роза в конце ноября
Снег на ее лепестках.
Снежинки едва над землей парят
И Прага при фонарях
Мерцает и кажется, что не спит.
И может быть правда не.
Под снегом белым тайны хранит.
И в красном горит вине.

***
Стихотворенье с июнем.
Цветущей сиренью, черемухой, яблоней.
Музыкой цвета и света.
Цветения лета.
Старого света и нового света.
Стихотворение.
Стих от Творения.
Стих, открывающий двери ключом
В Июнь, Июль, Август.
Триптих и Арка…

Лев Дамиани

Прага Юрия Авреха 

Однажды, прожив много лет на свете, исходив все улицы твоего города, вдруг видишь, что ноги твои привели тебя к порогу в три ступени. Подымаешь глаза и, камень за камнем, окно за окном, начинаешь различать старый дом. И дом тот — в глубине сада. И ты здесь когда-то был. И ты здесь когда-то умер. И вот — вернулся вновь. Всполохи памяти, как зарницы на темном небе. И как ветер, прошумевший по саду, — дыханье. И слезы любви, как ливень — мгновенный и слепой.

Порог. Книга. Строка.

Росчерк пера. Пух, облетевший с тополей. Сухие ветки. Свет. Утренняя колокольня.

Старое кладбище. Камень. Тень.

Не случайно я пишу ассоциации. Ибо это — зацепки памяти, впечатления, эмоции, переведенные на язык символов. Символика — то, что высказывает Вселенную Юрия Авреха. Вселенную, заключенную в прозрачное зерно, в оголенные нервы, в душу слезы.

«Стихи из Пражского Града» — центральный раздел книги Авреха, которую я прочел с удивительным неравнодушием. Легко не читать книги. И нелегко их читать. Ибо есть книги-судьбы; они правдивы и бесконечно ранимы, безраздельно едины. Такие книги не подводят черту, не ставят точку. Потому что судьба продолжается.

Поэму «Стихи из Пражского Града» я бы назвал постоянным восхождением. Очень тонко в ней соединены общей программой темы любви земной и небесной, национальные мотивы и мистика, алхимия темных глубин с ее оттенками и переливами и ослепляющий свет солнца. Но стержень всей поэмы от начала и до конца — преодоление и восхождение.

Удивительной и страшной представляется мне четвертая часть поэмы. Не только и не столько в силу стихотворения-заклинания «Я любил тебя, Прага, тогда. И люблю теперь…», которое разрывает другое, цельное стихотворение на две части, вторгается в него инородной силой. Часть четвертая поэмы потрясает накалом преодоления. И правдой.

«В своей квартире. Под давлением темноты.
В преодолении зла, с верою в добрые силы,
Я все равно поднимался, в бреду молился,
Находясь от тебя за тысячи километров…» 

И далее, будто на грани жизни и смерти, когда жизнь уже, а смерть еще, в удивительном спокойствии и мужестве автор пишет:

«И кто поверит в то, что силы
Иного, злого бытия
Существовали. Эти силы
Увидел я.
Не в повести, не в старом фильме,
Отснятом классиком, о нет.
И тьма была неистребима,
Но этой тьме был дан ответ —
Неистерпимый свет». 

Это и есть то восхождение, сквозь мрак — к свету. Восхождение безусловное и единственное. И в каждой строке — всепрощение. Такое не легко пережить, и не легко написать. Но труднее всего — пронести и произнести Любовь.

Пятая часть поэмы — своего рода осознание себя в мире, который был после, и который по сути не поменялся. Но только автор стал другим. И теперь — не оттенки, а цвета. И звезды теперь там, над головой, вполне реальные, и запахи, и дождь.

«Что будет оркестр и полночь в Градчанах,
И звездное небо в цветущем саду…» 

Однако, за миром реальным, есть то, что потрясает, что охраняет, что ведет к восхождению, то, к чему обращены наши слезы и вся наша любовь на пороге потрясений:

«Слыша звуки небесной музыки,
Удивленным стоит человек,
Видя город небесный, великий…» 

«Духи. Ангелы. Творения, что не видны
Нашему миру…» 

«И когда над домами рассвет,
Я представляю Ангела
Города Праги,
Благословляющего Вас и меня,
Меня и Вас…» 

Похожие образы встречаются и во второй, и в третьей частях. Сотканные из света и растворенные в нем. Иногда это образы воздушного, легкокрылого ангела:

«Свет, распускаясь, проник через окна костела…»

Иногда — светоносные громады, архангелы, сооружения из живого камня, охраняющие и ограждающие:

«Своды собора, как древние горы.
Своды собора — великие старцы.
Своды собора в отдельном пространстве
Времени, Духа…»

В поэме чувствуется, подсознательное на мой взгляд, тяготение автора к немецкой романтической поэзии. Это отнюдь не стилизация. И ни в коем случае не подражание. Это — мышление. Однако, индивидуальное, неповторимое, что характерно для поэтики Юрия Авреха в целом, находит свое место и в поэме. И помимо «немецкого мышления» с его громадами и тенями, преодоление и восхождение в миры сотворенные — то, что пересиливает и делает язык узнаваемым и единственно возможным.

Не случайно в самом начале я упомянул дом, и сад, и порог в три ступени. Поэма — это порог, за которым старый дом, хранящий воспоминания, и дверь в доме — порог с узкой полоской света, и сад — порог, линия пути.

И все живое.

И все — иное: и росчерк пера, и пух, облетевший с тополей…

Print Friendly, PDF & Email