Александр Левинтов: По Чехии

Loading

Предлагаемый читателям травелог — результат нескольких путешествий по Чехии, совершенных автором в разные годы за последние без малого двадцать лет.

По Чехии

Александр Левинтов

Опять стоял август, на сей раз 95-го года, двадцать семь лет спустя после вторжения советских танков. Наша лаборатория работала в Западной Белорусии над региональной программой одной частной компании города Кобрина. Настало время отдохнуть, я купил за двадцать не то рублей, не то долларов визу на вокзале в Бресте, сел на поезд и через несколько часов, проехав Польшу и Северную Чехию, сошел с поезда в Праге…

* * *

После 1968 года у каждого русского возник комплекс вины перед чехами — и чем дольше наше подлое руководство будет тянуть с признанием вины и с официальными извинениями, тем более застарелым и неизлечимым будет этот комплекс. Подлость ведь в этом и заключается: по нравственной беспородности правители наши могут пребывать в дерьме (и только в дерьме) и не понимать, что непризнание своей вины наносит удар и по чехам, и по нам, и по отношению к России всего остального мира. Но — рассуждают кремлевские подонки — эдак придется извиняться и перед поляками, и перед прибалтами, и перед румынами, и перед венграми, и перед финнами, и перед тувинцами, и перед украинцами, и еще перед кем-нибудь, не дай Бог, перед чеченцами, а это уже ни в какие ворота. Поэтому — никаких покаяний, все было правильно, мы — честные, белые и пушистые.

В Первую мировую чехи, служившие в австро-венгерской армии, массово сдавались русским в плен, не желая воевать против своих братьев. И русские не разоружали их, считая этот акт позорным. Когда Ленин подписал Брестский мир, Украина отошла к Германии. Германские войска приступили к оккупации благодатной территории, думая, что зерно, сало и уголь спасут истощенную Германию и помогут ей уйти от надвигающегося поражения. Эти войска шли, не встречая и не ожидая сопротивления. Но оно неожиданно возникло. На защиту поруганной чести России встал Чехословацкий корпус. Хорошо организованные и откровенно ненавидящие немцев, чехи отволтузили беспечных экскурсантов. Кайзер в бешенстве обратился к своему агенту в Кремле — и большевики срочно эвакуировали чехов вглубь страны, в Татарию и Башкирию. Столицей Чехословацкого корпуса стала тихая Бугульма. Затем чехам разрешили вернуться, но… через Владивосток. Их пытались разоружить, но корпус прорвался по Транссибу к морским транспортам и вернулся, вооруженный, на родину, подобно героям «Анабасиса» Ксенофонта. Ничего вразумительного, кроме «Краткого курса лжи» в многочисленных переизданиях, мы об этой странице своей и чешской истории не знаем.

В начале Второй мировой мы в очередной раз предали Чехословакию. В Мюнхене Чемберлен, дабы ублажить Гитлера, сдал эту страну немцам. СССР «занял принципиальную позицию» и объявил, что будет защищать Чехословакию от германского вторжения, если это потребуется, но когда это потребовалось, Сталин не стал портить отношения со своим другом Гитлером, а отказ в помощи мотивировал тем, что «нас не позвал на помощь чехословацкий народ, а чехословацкому буржуазному правительству мы не верим». Кремлевский кидала всех народов остался верен себе и на сей раз.

После Второй мировой СССР аннексировал у Чехословакии «исконно русские земли» — Подкарпатскую Украину, ставшую потом Закарпатской областью. В ответ чехи только пожали плечами: в ходе войны эти земли были владениями Венгрии. Это все равно, что отнимать у Мексики Сан-Франциско.

Если 19-й век вошел в историю как век собирания Российской империи и век собирания славянских сил, панславизма и движения славянских народов к единению вокруг России, к формированию мощнейшего и могущественного в Европе этнического союза, то век 20-й превратился в цепь предательств Россией своих братьев-славян: поляков, чехов, сербов, болгар, украинцев и других. Мы растеряли друзей и братьев.

* * *

…Такси до Карловых Вар обошлось в сотню баксов. По дороге мы остановились у пивного завода, производящего превосходное козельское пиво (рекламный слоган завода и пива: «Копытом туда, копытом сюда»). Мартин, таксист, любезно и гостеприимно угостил меня парой кружек пива, посоветовал, какие бутылки прихватить с собой и вообще был предельно предупредителен и радушен.

В Карловых Варах я закрепился в шикарном «Квиташе», гостинице-санатории. Здесь сохранились лучшие курортно-бальнеологические традиции Европы. Вы приезжаете и, если можете членораздельно предъявить свои проблемы или подозрения со здоровьем, то вас ждет квалифицированная медицинская консультация и помощь, требуемый вам режим принятия минеральных вод (а их тут бьет около тридцати), направления к специалистам, массажи, физиотерапевтические процедуры, обследования, уход и куча всяких солей и мазей на продолжение курса уже дома. Все это по весьма умеренным и доступным ценам.

К сожалению, никаких проблем и подозрений я в себе не обнаружил, а потому предался неорганизованному отдыху и дальнейшему разрушению здоровья. Номера в отелях не только просторны, но и комфортабельны. Я свалил в полиэтиленовый пакет все накопившееся ношенное и протянул горничной.

— Мы не стираем.

Я достал десятидолларовую бумажку.

— Когда Вы хотите получить Ваши вещи?

— Завтра и выглаженными, дорогая Мартина.

На следующее утро аккуратная стопка моих вещей, неузнаваемо новых и свежих, пропитанных какими-то тонкими ароматами, лежала передо мной:

— Нет ли у Вас еще каких-нибудь вещей?

Чехи ежедневно потрясали меня своим невероятным трудолюбием. Кафе, куда я стал захаживать каждое утро, обслуживалось хрупкой 18-летней девушкой. С 8 утра до 11 вечера она таскала огромные и тяжеленные подносы с пивными кружками. В кафе было всего десяток столиков, но они почти никогда не пустовали.

— Мартиночка, а у вас бывают выходные?

— Да, по четвергам я работаю рецепшионисткой в нашем отеле, — погасила она мои глупые надежды с очаровательной улыбкой. — Мне надо много работать, я хочу за полтора года заработать квартиру, а потом еще пару лет поработаю, чтобы открыть свое дело.

— Какое?

— Куплю это кафе. Я уже договорилась с хозяином.

— Чтобы нанять другую девушку, а самой отдыхать?

— Чтобы работать на себя и хорошо выйти замуж.

— Чтобы муж работал за Вас?

— Чтобы мы купили большой ресторан.

Я, наконец, понял, что путь к счастью и благополучию для нее, как и для чехов вообще, — ведь она говорила о своем будущем, как о стандартном и нормальном — есть путь труда. Чехи строят свое личное процветание и процветание своей страны как пчелки…

Карловы Вары зажаты в узеньком ущелье по обоим берегам мелкой и шумливой речушки.

Магазины по продаже дорогущего богемского стекла, синего, бордового, розового, желтого, ювелирные лавки и лавки часовщиков, бутики, сувенирные забегаловки, картинные галереи, галерея минеральных вод, рестораны на открытом воздухе и под крышей, пивные залы, музеи, огромный киноцентр, где проходит солидный по европейским меркам кинофестиваль — все это можно осмотреть и облазить за пару дней. В ресторанах очень рекомендую «пструха» — цельножареную радужную форель, а в пивных — «верпшово колено», свиную рульку.

Карловы Вары (по-немецки Карлсбад) связаны с именами многих европейских знаменитостей: Моцарт, Гете, Гайдн, Павлов… самый почитаемый, конечно, Моцарт.

Если взобраться по склону наверх, то отсюда открывается очаровательный вид на этот игрушечный город. Хвойный лес, которым город окружен сверху, чист и размечен указателями: заблудиться здесь практически невозможно. Дорожки ведут от часовни к часовне, от «выглядка» к «выглядку», самый дальний и знаменитый — Гетев. Блуждания по лесу вывели меня однажды к лесному особняку: отель человек на двадцать, небольшой ресторанчик, музыкальный салон, он же конференц-зал, библиотека, гараж на несколько автомобилей, парк, дивные виды и просто смешные цены. То ли у меня внешность богатого лоха, то ли еще что, но мне тут же предложили купить весь этот комплекс. В ход пошли обольщения: чашечка кофе, коньячок, симпатичная деловая партнерша, бехтеревка, стихи и воспоминания о Достоевском. Я чуть не растаял и уже было купил эту прелесть по весьма сходной цене, на льготных условиях кредитования и страхования и т.д., пока не вспомнил, что капиталу у меня нет никакого, ни в какой валюте нет и в этой инкарнации даже не предвидится.

Надо заметить, что леса эти кишат беленькими. Эдакая благородная и высокохудожественная малышня, каждый грибок размером от желудя до яблока кандиль синап. Пройти мимо невозможно, а, набрав, не знаешь, что с этим делать в своем номере. Ну, насушил я их, а потом все-таки выбросил и до сих пор каюсь, что погубил такую красоту и вкуснятину всуе.

В нескольких десятках километров от Карловых Вар находятся Марианске-Лазне (Мариенбад), место менее заезженное и более аристократическое. К нему очень подходит немецкое prachtvoll, «роскошное». Сюда, под огромные липы, можно добраться электричкой или автобусом. В любом случае вас ожидают шикарные виды и понимание того, что в Европе административные границы совпадают с ландшафтными (а в России административные границы формируют ландшафт: природа у нас в пограничных зонах заметно дичает)…

Нагулявшись по лесам, напившись горьковатых горячих и прохладных водичек, набравшись сил и здоровья, которое и до того девать было некуда, я отправился в Прагу.

Волею судеб я, не будучи специалистом по Чехословакии, неплохо знал некоторые стороны ее географии.

Начать надо с того, что Богемия — понятие, географически более общее, чем Чехия. Богемия включает в себя, помимо Чехии, еще Моравию, Северную (столица Острава) и Южную (Брно), со своей знаменитой Шумавой — горно-лесным массивом, идеальным местом для разбоя, мистики и партизанщины.

В культуре и жизни Богемии и особенно соседней Словакии очень сильна цыганская нота. Богемские цыгане, кочуя по Европе, добрались и до Парижа, где вели столь вольный и разнузданный образ жизни, что это вошло в лексикон: богемой стали называть артистический, свободный стиль жизни. Впрочем, Богемией часто называют только Чехию.

Пять исторических чешских областей породили пять основных типов пива:

Центральная Чехия (Прага) — это старопрамен,
Западная (Пльзень) — пильзнер,
Южная (Ческе Будеёвице) — будвар,
Восточная (Пардубице) — праздрой,
Северная (Усти-над Лабем) — яблонское, если не ошибаюсь и не запамятовал.

Типы — это еще не сорта. Только в Праге и только по сильно устаревшим сведениям 60-х годов — пятьсот пивоварен и 1200 сортов пива.

Одна из старейших пражских пивных Праги — «У Флеку». Она была основана в 1499 году, когда на Москве правил великий князь Иван III Васильевич. Много ли у нас в России сохранилось зданий, даже культовых, с тех давних времен? Много ли у нас сохранилось пивоварен, хлебопекарен, сапожных мастерских и макдональдсов той поры? Культура — это то, что остается и сохраняется в ходе истории. Чехи — культурная нация. Они многое, что сохранили. А мы? Только не надо ссылаться на татаро-монгольское иго, Наполеона и Гитлера: не они разоряли Великий Новгород, Казанский Кремль и крымские мусульманские святыни, не знали захватчиков и оккупантов Русский Север и Урал, а где и что там осталось? По возрасту русские и чехи близки, вот только чехи — народ исторический, а мы — сомнительно.

Пиво «У Флеку» фантастическое: густое, темно-вишневое, необыкновенно душистое. Выпить пару литров этого волшебного напитка доступно даже для того, кто в пиве ни черта не разбирается.

Все пивные здесь не упомянуть и не вспомнить: я бродил по Праге как сомнамбула, переполненный пивом и впечатлениями. В одной пивной, каком-то глубоченном подвале (как я потом выполз оттуда на свет Божий?) дернуло меня заказать верпшово колено.

— Вам с бамбураком или бамбурачками?

— С бамбураком.

Это была моя роковая ошибка.

Дело в том, что в ожидании этого колена с бамбураком и после уличной жары я выпил пару литровых кружек пивочка. За столом я в себе всегда уверен — это ведь не синхрофазотрон и не микроскоп, рядом с которыми всегда чувствую свою ущербность и неполноценность.

Но тут принесли «верпшово колено с бамбураком».

На огромной тарелке типа лохани размещалась темно-коричневая, двухдюймовой толщины, картофельная котлета длиной с аршин и шириной в полфута. На этом величественно бамбураке возлежала собственно колено, то ли от паха до копыта, то ли кабан был жутким переростком и второгодником. Украшали колено две жареные копченые колбаски, размером и видом с большой палец мясника каждая.

Мне до сих пор никто не верит, что я смог недоесть этот бамбурак. Нет, я, конечно, сильно уменьшил его размеры, но где-то около полукубометра так и осталось на лохани. Что же касается верпшового колена, то… шкура толстенная, хорошо прокопченная до шоколадного отлива, под ней — ярко-темное мясо, в прожилках и желатиновых слезах-линзах, сочное, благоуханное, взрезаемое острым ножом смачно и с вызовом. От кости отходит легко и непринужденно, как Наоми Кемпбелл с подиума. Сустав обгрызается и обсасывается с почти сексуальным наслаждением. Что еще? Выбор горчиц за вами, но пива на такое блюдо потребно от пяти до шести литровых кружек.

Когда я все-таки унес ноги из этого злачного места, намеченное посещение концерта из произведений Моцарта, чей ежегодный фестиваль проходит в Праге именно в это время, показалось мне чрезмерным.

На Карловом мосту через Влтаву вы почувствуете себя в центре Европы, вы поймете, что Прага не зря была в течение четырех веков столицей Европы.

Градчаны — нечто вроде нашего Кремля, но только в готическом стиле. Отсюда, с верхотуры, просматривается и Старе-Место и Нове-Место, и Мала-Страна, и вся Прага и Завлтавье. Правда, только в хорошую погоду. Впрочем, благодаря изобилию пива погода здесь почти всегда ясная, особенно на душе. Центральное место в Градчанах занимает собор святого Вита, того самого, в честь которого назвали пляску — удовольствие нечто вроде Альцгеймера. Мне нравится европейская манера называть болезни по именам святым. Ну, в самом деле, что лучше — болеть рожей или страдать от Антониева огня? А ведь это одно и то же.

Дорога на Градчаны от Карлова моста — крутая и бесконечная лестница, по обеим сторонам усеянная лавчонками, кафешками, арт-галерейками и прочими капканчиками на туристов. Это бесконечное восхождение и нисхождение усиливает ощущение, что ты в Европе, в настоящей Европе, а не где-нибудь в Стокгольме или Мадриде.

В Праге множество любопытных уголков национального и общеевропейского жанра. Но одно — уж очень посещаемо. Речь идет о еврейском гетто. К слову «гетто» у нас сложилось весьма негативное отношение. Однако, если посмотреть на венецианский район Гетто, от которого пошли все остальные гетто в мире, или на еврейский квартал Севильи или на пражский еврейский квартал, начинаешь задумываться: а ведь жили евреи неплохо. И обосабливались они, наверно, чтоб не раздражать остальных горожан благополучием своего быта. Нет, еврейские гетто Европы — это не Гарлем и не московские общаги для лимиты…

Пражское метро — одно из самых молодых в Европе, в отличие от будапештского, ровесника лондонского и парижского метрополитенов. Пражская подземка очень функциональна и экономна, если, что здесь и поражает, то изобилие рекламы, по большей части неудобочитаемой и пестрой до крикливости.

Если убраться с туристских большаков, подальше от Вацлавской площади, фото- и видеокамер, например, в Высочаны, Либень, Смихов, или Йинонице, то обнаружишь тихую и добротную Прагу, живущую скромно, но с достоинством, с компактными пивными коллективами, патриотами именно этой пивоварни. И уж, конечно, не найдешь питерских или московских трущоб.

Одну, часто посещаемую туристами, пивнушку, все-таки следует указать. Речь идет об «У чаши», описанной в «Бравом солдате Швейке». Пивная выдержана в гашековском стиле, на стенах висит эрц-герцог Фердинанд, правда, увы, не засиженный мухами. В меню упоминаются практически все персонажи великого романа, но мне запомнился только «Противень Балоуна» на 2-16 персон и весом в восемь килограммов, кажется.

Чехи гордятся не только своим пивом, но и автомобилями. У «Татр» и Шкод» неповторимый и запоминающийся дизайн. Они немного тяжеловаты, но хороши на горных дорогах, добротны и надежны. Чехи любят свои машины и предпочитают их европейским, американским, японским и корейским, хотя на дорогах и улицах можно встретить что угодно. Несомненно хороши также многочисленные маленькие отели в Праге — они необыкновенно уютны и с любовью обставлены. Цены же на них, как и на многое остальное, освежающе низки.

Гитлер не зря в первую очередь захватил Чехию и Бельгию, эти два важнейших европейских арсенала стрелкового оружия. Чехи и поныне куют на своих оружейных заводах охотничье и боевое оружие. Говорят, что чешские пистолеты CZ — одни из лучших в мире.

Думать, что Чехия — сугубо пивная республика, было бы ошибочно. Чехи — прекрасные садоводы и огородники. Вдоль автодорог выращиваются аккуратные сады. Они приносят доходы автодорожникам, а также служат средствами безопасности движения. Чехи кропотливо перерабатывают свою плодоовощную продукцию на консервных заводах, по большей части, старинных. Разнообразию этой продукции могут вполне завидовать и болгары, и венгры, и молдаване. Есть здесь и виноделие. Чешские вина, подобно немецким, преимущественно белые. Чешские шипучие хороши только умеренностью цен, но если у вас будет возможность не пить их, то и не пейте: на мой непросвещенный вкус, они резковаты и безлики.

Особая гордость чехов — богемский хрусталь и яблонецкая бижутерия. Тут им действительно трудно найти ровню.

Чешская кухня сильно отличается и от немецкой, и от польской, и от русской. Главное ее достоинство и отличие — необыкновенная трудоемкость каждого блюда. Здесь на каждый грош пищевого сырья — на целую крону мастерства и терпения. Чешские ресторанные повара, пожалуй, одни из лучших в мире. Все это очень вкусно, очень сытно и, я бы казал, плотно.

И, наконец, несколько слов о чешских девушках. В них в наибольшей степени выражается дух чешского народа. Назвать чешек красавицам нельзя — это тот тип милой и столь привлекательной симпатичности, что так часто встречается среди западных славянок. Говорят, что чешки очень податливы, понятливы и безотказны в любви. Не знаю — опыта нет, но хочется верить и думать, что это — правда.

Лишь тот достоин… 

Уже совсем недалек тот день, когда уставшие от дороговизны, хамства и безвкусицы московского общепита, мы будем садиться в самолет и лететь в Прагу, где безразмерное бражничество и изощренное чревоугодие будут обходиться нам, даже с учетом роста цен на авиабилеты, дешевле, чем в Москве.

Так размышлял я, подремывая в такси, везущем нас в отель из злачного, смачного, орущего и гудящего пивняка Pilsner Urquell. Выпито и съедено и еще оставленного недоеденным было столько и такого, что, когда шустрый официант принес счет, то позволил себе шутку:

— Как платить будете: мыть посуду, драить полы или разгружать фуры?

Мы не сразу оценили этот юмор: в Москве за такую попойку пришлось бы платить сумму с еще одним нулем на конце.

Конечно, цены растут и в Чехии. Растут, но не взрываются. За три года все немного подорожало, но в рублевом эквиваленте — просто рухнуло.

Однако основная цель нашей нынешней поездки в Чехию — вовсе не очередной пивной загул а ля Oktoberfest (хотя, конечно, и не без этого умысла): мы решили посетить Кутну Гору.

Кутна Гора (Kutná Hora) расположена примерно в 70-ти километрах на восток от Праги. 70 километров добротной дороги. По обочинам — яблони, груши, черноплодка, грецкий орех, другие плодовые: в Чехии издавна дороги засажены садовыми деревьями, что приносит дорожникам немалые доходы. Один раз мы не удержались, остановились и съели по огромному спелому яблоку. Вся земля в Чехии, пригодная к земледелию, распахана и ухожена. И, если в России теперь, там, где обнаруживается присутствие хозяйствующего человека, явно преобладают сеяные травы, а зерновые кажутся верхом агрокультурной сложности, то здесь кукурузные поля сменяются посевами озимых, палетными садами, ягодниками. Можно сказать — поля украшены человеческим трудолюбием.

Согласно легенде, в 13 веке некий цистерианский монах случайно нашел у подножья холма три серебряных прутика, укрыл их своей рясой (кутной), что и дало название поселению, а заодно породило мощную серебряную лихорадку.

Эти три прутика свидетельствуют — серебро здесь добывалось исстари, говорят, с 7-9 веков. На 14-й век приходится расцвет серебряного промысла в Кутной Горе. Надо заметить, что 14-й век — интереснейшая страница в европейской истории.

Закончились крестовые походы. Феодалы и священники вернулись домой. Европа, разочаровавшись в поисках счастья и богатства на стороне, занялась внутренним обустройством: росли и хорошели храмы, замки и города, осваивались земли и подземные ресурсы. Восток и Запад Европы прогибаются под натиском исламского полымени, и нет равновесия в мировом балансе сил. Экономика выходит на финишную прямую перед формированием рыночного механизма ценообразования: появляется устойчивый спрос на деньги и прежде всего серебро: золото еще слишком мало доступно для европейцев, медь в «чистом» виде остается уделом самых низших слоев населения, а чаще подмешивается к серебру.

Кто владеет серебряными рудниками, тот и король, независимо от титула и звания. Серебряные рудники Испании и Каталонии иссякают, на первые роли выходит Германия (Рудные горы, где чеканили талеры — от немецкого Tal — долина; немецкие талеры через голландцев превратились в американские доллары) и Богемия. Почему так важно, особенно при монометаллической системе, владеть рудниками? Во все времена властители занимались лигатурой: подмешивали к основному металлу различные дешевые добавки и облегчали монеты (“Kippen und Wippen”). Самые наглые немецкие курфюсты доводили дело подмешивания до того, что их «серебряные монеты» ломались в руках от избытка глины.

Если вернуться в Кутну Гору, то местный монетный двор, Валахский двор, начинал с 10%-ной добавки меди к серебру и постепенно довел ее до 40%.

Упадок пришел с гуситскими войнами.

Надо сказать, что никто не приносит столько зла своей стране и своему народу, как яростные патриоты. Это подтверждает и Ян Гус, памятник которому — в самом центре Праги, на Староместской площади. Великий гуманист и патриот из лучших, разумеется, побуждений устанавливает привилегии для чехов в Карловом университете — университет теряет свои позиции в Центральной и Восточной Европе, а Лейпциг, Дрезден и Краков создают свои университеты. Он же по сути развязывает Гражданскую религиозную войну, знакомую нам по школьной истории как крестьянское восстание Яна Жижки, в результате которой Чехия и Прага теряют все свои преимущества в Европе. Кончает Ян Гус на костре, что жестоко, но заслуженно.

Гуситы несколько раз пытались взять Кутну Гору, второй по значению город тогдашней Чехии и таки разорили источник национального богатства. Справедливости ради, стоит отметить, что и гуситов в огромных количествах побросали живьем в кутногорские шахты, они и до сих пор печальными привидениями носятся по заброшенным штольням. Впрочем, не только гуситы привели рудники и город в упадок: серебряные копи Нового Света во многом подорвали рудный промысел Германии и Чехии.

Долгое время, около 400 лет Кутна Гора конкурировала с Прагой. Главный собор города — собор св. Варвары, покровительницы рудокопов, уступает собору св. Вита в Праге, но только размерами. Необыкновенная красота пламенеющей готики дополняется куполами разных размеров и необычной формы — они повторяют формы деревянных шатров над шахтами серебряных копей.

Осмотр города лучше начинать с музея Серебра, огромной и хорошо организованной экспозиции и в городе и под городом. Дело в том, что экскурсию необходимо заказывать заранее, и за два-три часа, отделяющие заказ от исполнения, можно вполне успеть осмотреть и храм св. Варвары, и Иезуитский колледж, и каменный фонтан, и костелы Яна Непомуцкого, св. Якуба, и впечатляющий Чумной (Моровой) Столп, и Валахский двор, и Каменный дом (музей старинного быта), и музей алхимии — на каждом углу и перекрестке есть вполне вразумительные указатели, где что расположено, а расстояния здесь таковы, что пяти минут вполне достаточно, чтобы пересечь музейную зону из края в край. Вы успеете и побродить по улочкам, и посидеть за чашкой кофе или кружкой пива в одном из укромных и уютных уголков.

Странных людей отбирали в рудокопы — а конкурс здесь был всегда очень высок, ведь заработки здесь были несопоставимы с другими местами. Отбирали низкорослых, худых, но с крепкими руками, не боящихся темноты и замкнутого пространства — настоящих гномов. Самая глубокая шахта Эзель («Осел», по имени первого владельца) несколько столетий оставалась рекордной по глубине в мире — 500 метров. Рудокопы спускались в бадьях, по переносным лестницам, на канатах, на собственных фартуках из грубой кожи, повернутых за спину. Спуск и подъем могли занимать по нескольку часов. Одеты они были в белые холщовые халаты: и дешево и хоть немного заметно в кромешной тьме.

Тяжкая жизнь в горной тьме и мгле не могла не породить своеобразного — сумрачного — символического сознания этих людей. В соборе св. Варвары на самом верху центрального нефа стоят четыре скульптуры, символизирующие добродетели: Отвагу, Осторожность, Справедливость и Умеренность.

В тусклой мгле шахт и штреков, то в гулком, то в немотном одиночестве людям мерещилось всякое. Самый популярный персонаж этих видений и привидений — Серебряный Осел.

Помните, у Бажова был олень Серебряное Копытце? Помните, что делал этот сказочный персонаж? — Наказывал жестоких и жадных, дарил самоцветы бедным и трудолюбивым, эдакий Робин Гуд с рогами и копытами. Серебряный Осел также появляется неожиданно, но дела его проще: он помогает обессилевшему, выводит заблудившегося, дробит особо прочные пласты. Он — отражение более скромного и будничного сознания чехов, не ждущих особых эффектов, но уповающих на посильную потустороннюю помощь.

Кололи руду (плотные гнейсы с серебряными блестками) двумя типами молотков, остроконечными и тупоконечными. Там, где руда не поддавалась ударам, разжигали небольшой костер и калили породу, пока та не трескалась. Поднимали породу наверх корзинами.

В этом невероятном, похожем на ад, подземном лабиринте была организована вентиляция и шла непрерывная откачка воды. Рудокопы работали в одиночку, как правило, никого не видя. Это резко контрастирует с организацией рудного дела в России, где индивидуальному труду в забоях не доверяли.

Освещение рабочего места — более чем скудное: жиденький масляный светильник. Рудокопы мучились жаждой и много пили, не зная, что спутник серебра, мышьяк, медленно и верно убивает их, неся мучительную смерть в относительно молодом возрасте.

Поднявшись на поверхность, рудокопы не сразу выходили на свет. Они долго отдыхали в темной комнате, где окна открывались одно за другим, медленно, чтобы рабочие не ослепли.

Добытую руду сначала сортировали, измельчали и просеивали в лотках. Потом шел отжиг, в ходе которого к серебру добавляли гранулированную медь. Плавили сплав в керамических тиглях, затем делался листовой прокат нужной толщины, из которого резали монетные кружки.

Сами монеты (чешские гроши, смененные затем талерами) чеканили на Влашском дворе под пристальным присмотром контролеров. В музее Серебра есть полная коллекция местных монет с 13 по 17 век. Видно, как совершенствовалась техника битья монет и все более четкой, выразительной, становилась их форма.

Вся эта технология и круг работ изображены на картине конца 15-го века. Работало здесь две с половиной тысячи горняков и ремесленников, которые ежегодно производили 3-5 тонн серебра и 50-100 тонн меди.

Организация экскурсии по музею Серебра — это не только осмотр оборудования и композиций, это еще и впечатляюще долгий страшный подземный путь, в касках, белых холщовых халатах, с лампочкой — по лабиринту и узостям, на глубине в 35 метров (почти все нижние пространства шахт ныне затоплены).

На особицу и вдалеке расположен цистерцианский Седлецкий монастырь (основан в 1142 году, за пять лет до первого упоминания о Москве) — одна из диковинок Чехии, где, строго говоря, чудачеств и без того через край. В 13-м веке аббат этого монастыря Йиндржих привез из Иерусалима горсть земли с Гроба Господня, что у Голгофы, и разбросал эту землю по кладбищу, что сделало его частью Святой земли. Покойники потянулись сюда не только из окрестностей, но и со всей Чехии и даже из других стран. В 1318 году здесь уже лежало 30 тысяч покойников. Смерть косила в те времена людей беспощадными морами. Это нам сейчас кажется, что Великие Географические Открытия пустили поток золота, серебра и драгоценностей в Европу: этот поток оседал у королей, не касаясь простых людей. Народы же теряли наиболее предприимчивых и отчаянных, а взамен на Европу хлынули крысы, бубонная чума и прочие напасти. На кладбище Седлецкого монастыря стали преобладать семейные захоронения под одной плитой. По-чешски семья — «rodina» и, мне кажется, этот смысл родины гораздо человечней и ближе нам, чем отождествление ее с землей и даже государством.

В 1421 году гуситы почти полностью разорили богатейший монастырь и, по-видимому, именно тогда возникла идея декорации монастырского храма Всех святых черепами и костями.

Это декорирование продолжалось до конца 18 века. По примерной оценке, на украшение катакомбного (сильно углубленного в землю) храма пошло 40 тысяч скелетов. Мрачная красота и великолепие интерьера, где черепа и кости собраны колоннами, арками, пирамидами, развешаны по стенам и сводам гирляндами, орнаментами, композициями, где огромная, массивная и ажурная люстра — из черепов, ребер и берцовых костей, навевает не самые радостные мысли и об устройстве мира вообще и о состоянии психики автора этой затеи. Впрочем, путеводитель бодро сообщает:

«Это произведение нельзя понимать как самоцель, но оно уже на протяжении многих столетий напоминает посетителям о бренности человеческой жизни и о незыблемом факте смерти. Именно это обстоятельство должно привести людей в взаимному гармоничному сожительству, к тому, чтобы они уважали жизнь и осознавали ответственность перед Богом».

Пора прощаться с Кутной Горой.

Стоя на кромке высоченного холма, украшенного старинными зданиями и постройками, порой фантастическими, любуясь осенним пейзажем и делами рук человеческих, поневоле вспоминаешь финальный монолог Фауста:

Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идёт на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя, и муж, и старец пусть ведёт,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа, оставленного мной!
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой.
Остановись, мгновенье, ты прекрасно…

Золотая осень в Чехии 

Каждый путешествует на свой вкус: кто-то полностью отдается в бережные, но уж очень заботливые руки турагентств, кто-то предпочитает мученически трезвый путь автотуризма, большинство совершает виртуальные путешествия по журналам, телику и Интернету, кому-то по сердцу круизы — на полный желудок, зато: «Аляска? — ну, как же! Как сейчас помню… хотя, нет, кажется, это было Карибское море, но… какая кухня!». Мы предпочитаем свободное падение в кайф ограниченного пространства одной страны или одного города.

Купив у «Чедок» (“Čedok”), лучшей туристической компании Чехии, визу и места в отелях, мы сели на поезд (черт бы подрал изобретателя трехярусного купе!) и отправились.

Граница России-СССР заканчивается сразу за Бугом — у нас основная форма землепользования — пустоши, у поляков и чехов обработаны и ухожены каждый клочок, поля и сады ломятся от осенних урожаев, крестьяне трудятся, не озираясь на выходные, у нас же — такое впечатление, что все дни — выходные.

Первая наша остановка — ночью. Оломоуц. Полночи мы проплутали по ночному городу, взбодренные прекрасным кофейком в каком-то маленьком кафе. На площади с непомерно огромной ратушей — стела и фонтан с черепахой. Что все это значит — спрашивать, строго говоря, не у кого. Разве, что у черепахи — о стеле и у стелы — о черепахе.

Об Оломоуце мы знали совсем немногое: здесь был якобы остановлен Батый, до того дотла разоривший Киев и искавший предателя Тохтамыша, что укрылся в Угорской земле со своим войском (это легенда); кроме того и до того — что здесь Кирилл и Мефодий написали для всех славян единую азбуку, ставшую основой церковно-славянского языка, внятного всем славянам (это — что именно в Оломоуце — тоже легенда); ну и, поверх всего, — здесь встретились русский и австрийский императоры перед Аустерлицем.

Батыя и царей мы искать не стали — они нам и днем не очень-то, а в поисках Кирилла и Мефодия здорово покружили по городу, направляемые разными ночными жителями в разные стороны. Увы, святых братьев мы не нашли, но зато обнаружили прекрасной сохранности университет и высоченный, пламенной готики, кафедральный собор — раза в три выше расположенного поблизости православного храма. Университетский комплекс, расположенный в самом центре города, тем не менее, очень контрастен ему, демонстрируя вековую отчужденность town contra gown, что характерно для всей Европы. Когда немного рассвело, мы обнаружили у Ратуши бронзовую модель Старого Города и убедились — собственно, мы все, что изображено на макете, видели. Стало быть, можно со спокойной совестью ехать дальше.

И все-таки, самым ярким впечатлением от Оломоуца остался ночной трамвай, мечущийся по кривулинам улиц с заунывным стоном обиженного привидения.

Раннее воскресное утро оставляет нам совершенно пустой город: все спят, за исключением породистых шавок, нехотя прогуливающих своих давящихся зевотой хозяев. Электричка пуста. Мимо проносятся деревушки и домишки, утопающие в садах и ярких цветах, проплывают плавные горизонты, до которых тянутся ухоженные поля. Мы едем в столицу Южной Моравии Брно на электричке, которая так резво стартовала, что, ради соблюдения расписания, вынуждена была простоять в отстое целый час буквально в пригороде Брно — якобы устал локомотив. От всей дороги осталось впечатление приятной пустоты и пересечения двух речек: Моравы, что наподобие нашей Яузы, и Бистрицы, похожей на симферопольский Салгир.

Центр Старого Брно отдан культурно-агрокультурной программе «Славности вина», что можно перевести как «Винный фестиваль». Трамвай по этому случаю отменен, выстроены деревянные киоски, с ура до ночи торгующие вином, пивом, бурчаком (нечто вроде виноградного кваса), который не пьют, а просто-напросто хлещут, но — маленькими стаканчиками, брамбурачками, жареными колбасками, снедью и сытью, разными безделушками. На эстраде сменяют друг друга группы музыкантов — джаз, фольк, рок. Моравские песни — смесь русских, цыганских и чешских мотивов, они напевны и печальны — под них хорошо пьется, всеми и нами в том числе.

По Моравии проходит, пожалуй, самый ожесточенный фронт между пивной и винной Европами. Бой идет почти насмерть: море пива против рек вина. Устоять невозможно. Пиво и вино позволяют свободно общаться: мы спрашиваем по-английски, нам вежливо отвечают по-немецки и еще на пальцах добавляют, сколько надо заплатить за это удовольствие. Для путешествующих очень полезны такие важные чешские слова, как «слева» («скидка») и «здарма» («на халяву»). Если вы увидите выражение «Радикальна слева», то это не про Э. Лимонова, а про дешевку. «Аксе» тоже хорошее слова, означает уценку. Вообще, с чешским языком надо быть предельно осторожными: знакомые слова чаще всего в этом языке получили смыслы, очень далекие от вкладываемых нами. Например, слово «подзим» я сначала принял за «пещеру» — «подземелье», а оказалось — «осень». По своей привычке куролесить в чужих языках я тут же придумал четыре сезона: подзим, зим, зазим и незим.

Вообще, развитие социальных инфраструктур приводит к тому, что коммуникации проходят на знаково-функциональном, а не вербальном уровне: ткнул пальцем в меню, потом изобразил сжатым кулаком с оттопыренным большим пальцем бутылку у рта — вот тебе гуляш и пиво к нему. Сунул в щель евро — навстречу посыпется кучка крон. Мир упрощается. И интернационализируется. В Чехии полно русских, украинцев, белорусов, молдаван, вьетнамцев — не туристов, а гастарбайтеров. Конечно, это еще не Западная Европа и не Америка, но это уже очень заметно. Туристский сезон почти закончен, но иностранных туристов еще порядочно, а турагентства продолжают зазывать местное население в дальние страны, куда угодно, но только не в Россию. Сюда чехов, поляков, венгров, прибалтов и других восточноевропейцев не заманишь.

Доминанта города — огромный собор Петра и Павла: два тончайших шпиля. Интерьер выполнен в полированном граните коричневых и серых тонов, много барочных скульптур, вполне уживающихся с готической архитектурой и яркими алтарными витражами. Окрест собора — множество парочек, сплетшихся в самых цепких объятиях. Они бормочут молитвы своему богу любви. При этом отличить, кто из них кто уже невозможно: все волосатые, в серьгах, джинсах и косметике. Лет через пятьдесят мы будем очень удивляться тому, что платье, оказывается, — женская одежда, и что женщины носили какие-то бюстгалтеры — это так неудобно, некрасиво и неестественно.

По невыясненным нами причинам в Брно очень популярны крокодилы: радио «Крокодил», в витринах девушки в обнимку с крокодилами, памятники крокодилам, крокодиловая символика.

Выше Петра и Павла — цитадель города, замок Спилберг или Шпильберг, если произносить по-немецки, а по-нашему — Острая Гора. Во внутреннем дворике — открытый театр, во рву — казематы с равелинами, в самом замке — музей, театр, ресторан. Отсюда открывается отличный обзор города. Как и во всей остальной Чехии и в Европе вообще, новые селитебные кварталы и промрайоны вынесены поближе к горизонту или даже унесены за горизонт, хотя в Старом Городе есть несколько безобразно современных сооружений. Мне показалось, что я понял: город обладает двумя типами отношений с внешним миром — к местной округе как к собственному ресурсу (сельскохозяйственному, трудовому, рекреационному и т.п.) и к другим городам, образуя вместе с ними цепь или круг конкуренции, функционализации, специализации, проведения границ и перемежевания их в ходе силовой, политической или экономической борьбы. И еще одна мысль: город как объект (например, географический объект) обладает экономико-географическим положением, но, рассматривая город как субъект действительности, мы должны говорить о его ситуации.

Брно как город известен с 1069 года — это почтенно даже для Европы. Брненский университет гораздо моложе Оломоуцкого, но оба, как, впрочем, и большинство университетов мира вообще, дают даже не столько знания и профессию, сколько вводят в круг связей, обеспечивающих профессионализацию и проникновение в местную городскую или региональную элиту — коммерческую, юридическую, медицинскую, теологическую и т.п. Университет, следовательно, был альтернативой феодальной элите, формирующейся родственным, а не профессиональным образом.

Из всех намеченных нами экскурсий только одна была посвящена природе — ущелью и пещерам к северу от Брно. Но именно эта экскурсия сорвалась — по понедельникам заповедник не работает. И мы вместо этого едем на поле Аустерлицкого сражения, на место последнего рыцарского боя: после сражения австрийский император не подал руки Наполеону, а Александр I и вовсе не явился. Эта битва стала последней для русских царей, хотя бы формально выполнявших функции главнокомандующего, если не считать совершенно бездарного во всех делах, в том числе и военных, несчастного полковника Николая Александровича Романова. После Аустерлица русские цари стали поручать это нецарское дело профессионалам: Кутузову, Скобелеву, Самсонову, Брусилову и другим, считая для себя более безопасным дипломатическое и придворное поприще. Эту бесславную традицию продолжили Ленин, Сталин, Брежнев, Ельцин, Путин. Последний настолько боится вида крови и насилия, что даже на арены терактов или катастроф не показывается.

Интермеццо. Этюд о мире

99 из 100 соотечественников до сих пор так и не знает, что мы забыли и делали на Аустерлицком поле. Впрочем, столько же не знают, что мы забыли и пытаемся найти в Чечне.

Наполеон завоевал для Франции пол-Европы. Англичане, боясь быть экономически задушенными, а более того — страшась высадки Наполеона на острова, предложили австрийскому и российскому императорам огромные деньги за отвлечение французов на себя. Россия выставила три войска: то, что стояло на Украине, петербургскую гвардию и экспедиционный европейский корпус, которым командовал Кутузов. Императоры собрались в Оломоуце, шумно отпраздновали скромный успех при стычке с одним из наполеоновских отрядов и отправились в Славков (чешское название Аустерлица), уверенные в несомненной победе: численный перевес был явно на их стороне — 100 тысяч против 65 тысяч французов.

Реально боем руководил Кутузов. Его армия, фланг Багратиона, фланг Дохтурова, гвардейцы и австрийские полки заняли все господствующие высоты с шикарными видами и стратегическим охватом и обзором всей местности. Наполеон, заранее изучивший местность самым тщательным образом, намеренно отдал это пространственное преимущество. На поле боя стало очевидно, зачем это понадобилось Наполеону: да, просматривалась вся местность, кроме подножия. Перегиб рельефа сделал французскую армию невидимой — сверху видны лишь штабные детали.

Обычное построение войск предполагает, что артиллерия находится на переднем плане. Французы появились перед артиллерией всего в 50-70 метрах. Французы как бы вырастали из земли — и это привело артиллеристов в изумление, ужас и бегство: с такой дистанции пушки бесполезны, а другого вооружения у них нет. Артиллерия всегда была лучшей частью русской армии, но здесь она не только оказалась бесполезной, но и вредной: бегущие в панике артиллеристы стали мешать коннице и пехоте. На плечах канониров французы ворвались в наши порядки.

Бой длился четыре часа. С обеих сторон пало 15 тысяч человек. Четыре часа, перекроившие карту Европы до неузнаваемости.

Александр I позорно бежал, забыв или не пожелав быть джентльменом. Лишь три года спустя он встретится в Тильзите с Наполеоном, назовет того братом (Наполеон на семь лет старше Александра, понятно, кто из них был Старшим Братом), пообещает участвовать в континентальной блокаде Англии, получив в обмен право на оккупацию Финляндии, принадлежавшей тогда Швеции. Потом царь забудет об условиях этого мира и обещании блокады английской торговли, чем навлечет на свою страну нашествие полумиллионной французской армии — и этот акт возмездия будет потом интерпретирован как Отечественная война 1812 года, хотя оснований называть эту войну Отечественной так же мало, как и войну между Сталиным и Гитлером в 1941-45 годах.

На Бородинском поле история повторилась и даже многие участники Аустерлица оказались здесь вновь. И вновь Наполеон уступил все командные высоты, хотя здесь рельеф более спокойный и складок местности меньше (Наполеон сильно был озабочен бородинской диспозицией и даже вынужден был накануне провести атаку на шевардинский редут, чтобы уничтожить столь явное преимущество русской позиции).

Строго говоря, Бородино повторило Аустерлиц, только в больших масштабах: и войск было больше, и потерь, и бой длился дольше, но Кутузову вновь пришлось отступить и проиграть сражение. При этом поражение было куда более ощутимым: оно было получено на подступах ко второму городу и исторической столице Российской империи, оно было настолько болезненным, что русские не смогли организовать еще одну битву в Филях, на непосредственных рубежах Москвы. Поражение Наполеона в кампании 1812 года вовсе не военное и не стратегическое: его сгубил наш милый Дедушка Мороз и неджентльменские, нецивилизованные способы ведения войны: поджог Москвы, партизанщина. Наполеон потерял в России практически всю свою армию и армии своих союзников, но Бородино он выиграл, что, конечно же, не отрицает мужества и героизма русских солдат, офицеров и генералов.

В конце 19 века на аустерлицком поле был установлен на главенствующей высоте, там, где была ставка Кутузова, памятник «Могила мира» — величественная братская могила с четырьмя фигурами по бокам, символизирующим Францию, Россию, Австрию и Моравию. На каждом щите — слова памяти погибшим здесь воинам четырех стран. Рядом посажены совсем недавно четыре дерева: русская береза, привезенная из Бородино, венский бук, пражская липа, французский дуб, явно неприжившийся здесь и умирающий.

На этом поле вспоминается и другое, еще одно, победоносное для нас, сражение — под Грюнвальдом (Жальгирисом), в Восточной Пруссии (той ее части, что теперь принадлежит Польше) в 1410 году. Объединенное войско (85 тысяч) германского Тевтонского ордена, венгров и чешского короля Вацлава противостояло объединенному войску поляков, литовцев, чехов (Ян Жижка), русских и татар (30 из 100 тысяч). Битва народов принесла нам победу, но, в отличие от татар, поляков и литовцев, мы ничего не получили от нее.

Здесь, в тиши и неге мира, особенно остро ощущаешь всю безнравственность, отвратительность, жестокость и бессмысленность войн. Любых и всяких. И нет никаких нравственных оправданий принесения чудовищных по своим размерам жертв, особенно, если эти жертвы — мирное население.

* * *

От Брно мы довольно быстро добрались до деревушки Праце. Чешские дороги необычайно узки, как правило, обочин не имеют, как на них разъезжаются машины и автобусы, остается профессиональной тайной местных водителей, но подлинное удивление и потрясение вызывают знаки, предупреждающие, что впереди сужение дороги: у́же, еще у́же, узко, как только можно, невмоготу узко, впереди еще одно сужение.

От Праце менее, чем километровая дорога идет вверх к величественному холму, увенчанному «Могилой мира». За ней — небольшой музей, очень похожий на Бородинский, даже торговлей оловянными солдатиками, но гораздо меньше и более удобный: два монитора, расположенные в разных залах, позволяют узнать на разных, включая русский, языках предысторию и постисторию великого сражения. В последнем зале восковые фигуры Наполеона и австрийского императора ведут разговор (для нас по-русски) об условиях капитуляции, при этом говорящие персонажи попеременно освещаются, что придает всей композиции высокую степень драматизации.

Ночь прошла 

Ночь прошла,
и утро подметает
у порога прошлого грехи,
мальчик-школьник, видимо, мечтает
и обрывки снов его плохи.

Ночь прошла,
он заплатил, но скупо,
ты идешь, небрежна и горда,
вон котенок, удивленно-глупый,
вот барбос, скучающе мордаст.

Ночь прошла,
между камней травинки
подросли в рассветной темноте
первый зеленщик на местном рынке
делает наборы для сотэ.

Ночь прошла,
по мокрым, влажным плитам –
стайка девушек в приличный магазин,
день сегодня будет хлопотливым,
у «Цветов» набросано корзин.

Ночь прошла,
утерты где-то слезы,
а вон там — обида, гнев и стыд,
ночь сняла с поэзии допросы,
мрамор грез — в натоптанный гранит.

Ночь прошла,
без тени тяжкой злобы,
в торопливом шепоте молитв,
ночь прошла, наверно, только чтобы
я сказал себе устало: «жив».

* * *

На следующий день мы сели на рейсовый автобус и попетляли по автотропинкам, от одного городка к другому — в Телч. Довольно быстро мы убедились, что по крайней мере для нас аренда автомобиля для путешествия совершенно бессмысленна: сама аренда стоит около 70 долларов в сутки, плюс страховка, плюс бензин по 30-35 крон (полтора доллара) за литр, а автобус стоит всего, в среднем, одну крону за километр, на двоих — две кроны, т.е. десять центов. Езда по местным дорогам — сплошная нервотрепка, а улицы городов порой так узки и круты, что для нас, не знающих дороги, чреваты столкновениями и авариями. К тому же это означает — ни грамма пива за обедом, только на ночь, что и вредно, и неудобно. Мы путешествуем почти со средневековой скоростью, от города к городу, и это очень хорошо. Южная Чехия и Южная Моравия, так же как и совсем недалекая отсюда северная Австрия (по-местному — Раковия) холмисты и лесисты, а леса заметно грибасты: то тут чудится беленький, то там — подосиновик, а это — для маслят, а там, наверно, одни сыроежки, мы их не берем. Водители рейсовых автобусов в Чехии обычно — в пенсионном возрасте. Такие никуда не спешат и, главное, не спешат умирать, а потому чувствуешь себя в безопасности на этих кривулинах и загогулинах. Граница между Чехией и Моравией проходит где-то здесь: еще подают старобрно, но уже можно заказать будвайзер…

Читайте окончание здесь
Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Александр Левинтов: По Чехии

  1. Спасибо всем комментаторам, как нападающим, так и защитникам. Желаю всем путешествия по этой стране.
    Чехия — славное место, где на каждом шагу и углу здания, сооружения, пивные, аптеки, булочные 13-го и ранее веков. А что осталось у нас, кроме нескольких храмов?

  2. Приятно читать приятное о приятном, а именно такой мне представляется Чехия — вся вина за это на Кареле Чапеке и Я.Гашеке.

  3. Может, оно и познавательно, но в итоге, текст получился довольно занудливым, вязким, блеклым, напичканным вряд ли кому нужными подробностями и цифрами, вроде: «Валахский двор, начинал с 10%-ной добавки меди к серебру и постепенно довел ее до 40%». Важно не только, о чём, но и как написано. Хотя, если цель автора — справочное пособие, то вполне. Но на литературный очерк, на мой взгляд, не тянет.

  4. Травелог совершенно восхитительный — просто хочется сразу звонить и заказывать билеты в Прагу.

    Но военно-историческую часть следовало бы переписать — чехословацкий корпус при всем желании не смог бы защитить Украину, да и с описанием Аустерлица и Бородино есть некоторые накладки 🙂

    Тем не менее — в сумме это просто прекрасно. Давно не получал такого искреннего удовольствия, материал звучит как хороший марш (марш Радецкого ?) …

  5. Вот не люблю, когда о детях говорят \»сладенький\», а о текстах — \»вкусный\», но как же вкусно и по языку, и по содержанию — читается. Тем, кто ещё не знаком, очень рекомендую \»Небольшую советскую энциклопедию\» Автора в трёх томах М.:Полиграфикс. 2000

  6. «В Первую мировую чехи, служившие в австро-венгерской армии, массово сдавались русским в плен, не желая воевать против своих братьев. И русские не разоружали их, считая этот акт позорным. Когда Ленин подписал Брестский мир, Украина отошла к Германии. Германские войска приступили к оккупации благодатной территории, думая, что зерно, сало и уголь спасут истощенную Германию и помогут ей уйти от надвигающегося поражения. Эти войска шли, не встречая и не ожидая сопротивления. Но оно неожиданно возникло. На защиту поруганной чести России встал Чехословацкий корпус. Хорошо организованные и откровенно ненавидящие немцев, чехи отволтузили беспечных экскурсантов. Кайзер в бешенстве обратился к своему агенту в Кремле — и большевики срочно эвакуировали чехов вглубь страны, в Татарию и Башкирию. Столицей Чехословацкого корпуса стала тихая Бугульма. Затем чехам разрешили вернуться, но… через Владивосток.—»

    Ну, зачем так усилено лгать?

    „После заключения Брестского мира Франция включила чехов в состав своей армии, заключив с Советским правительством соглашение об эвакуации Чехословацкого корпуса через Владивосток. Подданные Чехии должны были сдать оружие, оставив для самозащиты только одну вооруженную роту. 14 мая 1918 года в Челябинске лицом к лицу встретились два эшелона — чехословаков и мадьяр.
    Брошенной из венгерского вагона железкой был тяжело ранен один из чехов.
    В ответ чехи и словаки линчевали виновного. Большевистские власти Челябинска среагировали на самосуд вполне адекватно: задержали эшелон корпуса и арестовали несколько человек. Чехи имели на сей счет иное мнение. А кроме мнения, имели еще и оружие, чтобы свою позицию аргументированно отстоять.—„
    http://abc1918.livejournal.com/77162.html

  7. Очень хорошее, яркое насыщенное встречами и интересными подробностями описание путешествия. Был в Праге. Правда, всего два дня и в диком эксурсионном темпе. Мне тоже понравилось. Cпасибо, Александр.

  8. «Культура — это то, что остается и сохраняется в ходе истории. Чехи — культурная нация. Они многое, что сохранили. А мы? Только не надо ссылаться на татаро-монгольское иго, Наполеона и Гитлера: не они разоряли Великий Новгород, Казанский Кремль и крымские мусульманские святыни, не знали захватчиков и оккупантов Русский Север и Урал, а где и что там осталось? По возрасту русские и чехи близки, вот только чехи — народ исторический, а мы — сомнительно».

    Зачем плести глупости? Ну, не любите Россию и русских — разберитесь в сугубо личных причинах и следствиях. Ведь это же всегда в основе любой фобии. Забыть о русской литературе, особенно — поэзии, о цивилизаторской миссии России за Уралом и в Ср.Азии, о том, наконец, что чехи покорно и усердно ковали оружие Гитлеру — и не они освободили русских, но наоборот. И подавление — бескровное! — «чешской весны», ничуть не сравнимо по исторической масштабности с вышеназванным — и меркнет в этом (популярном среди «интеллектуалов») сравнении.
    А чешское пиво, действительно (сам я не сравнивал), лучше «жигулёвского», и природа получше да и почище, и множество памятников вполне цивилизованного австрийского владычества — вся эта «Злата Прага».
    Но была ведь и Тридцатилетняя война, и эпидемии чумы, и инквизиция, и господство вырожденцев Габсбургов, — не меньшие гадости, чем в российской и почти в любой истории.
    Не гоже собственные хвори объяснять просчётами истории, даже отождествлять с оными.

  9. Читать про это путешествие — одно удовольствие. Очень понравилось. А если еще «покуролесить в чужих языках», то можно сюда добавить и название «Кутна Гора». Вы пишете: «Согласно легенде, в 13 веке некий цистерианский монах случайно нашел у подножья холма три серебряных прутика, укрыл их своей рясой (кутной), что и дало название поселению». Но «кутна» на иврите — хлопок, а «кутэнэт» — рубаха или «хитон » на др.еврейском.

Обсуждение закрыто.