Летом 57-го после Московского фестиваля молодежи Игорь загулял. Фестиваль-то уже закончился, но танцы, выпивки, девчонки — все кружилось, как в карнавале. Ну, очень не хотелось прерывать череду удовольствий, начатую на фестивале.

Из жизни Игоря Южинского

Иосиф Рабинович

ЗЕМНОЕ ТЯГОТЕНИЕ

Из времен, мерцающих во мраке,
На меня с усмешкой смотрит с полочки
Палехский портрет на черном лаке —
Паренек в штормовке и футболочке.

Он немного выглядит иконою,
Все же Палех, старые традиции,
Но вглядись в глаза нахально-черные —
Как там чертенятам не водиться?

Молод он и ровня с моим внуком,
Очень хорохорится мальчишка,
Взрослой жизни трудную науку
Изучает сходу — не по книжкам.

А судьба клюет до крови в темя,
Предают порою ни за грош,
Все узнаешь, парень, в свое время,
А пока гляди, как мир хорош!

Как прекрасны женщина и травы,
По которым ты ее несешь,
Как сладка любовная отрава,
Та, что с уст горячих, нежных пьешь…

Вот потом, когда сойдутся сроки
И порой на жизнь не станет сил,
Не забудь про первые уроки,
Те, что ты тем летом получил.

Знаю, не во всем ты вывод сделал
И, когда пылал страстей накал,
Был порою неразумно смелым,
А порой напрасно отступал.

И за то судьба пинала злая,
Хоть спасали иногда друзья…
Что с ним стало, хорошо я знаю,
Потому что этот парень — я!

Это я, еще никем не ставший,
С ранней сединою на висках,
Первую любовь свою познавший,
И ее носивший на руках.

С головой, ничем не отягченной,
Тем, что предстоит по жизни мне,
В будущем прекрасном убежденный
И в себе уверенный вполне!

И смотрю сквозь дым от сигареты,
С сердцем, поистрепанным в борьбе:
Здравствуй, парень, как ты, что ты, где ты?
Как же я завидую тебе!

ЗА ТУМАНОМ

Летом 57-го после Московского фестиваля молодежи Игорь загулял. Фестиваль-то уже закончился, но танцы, выпивки, девчонки — все кружилось, как в карнавале. Ну, очень не хотелось прерывать череду удовольствий, начатую на фестивале. И что ж с того, что кокетливые польки и озорные латиноамериканки остались в прошлом — наши девчонки не хуже, хоть и не так шикарно одеты. Да разве тряпки — главное в женщине?

За этими гулянками учеба как-то отошла на второй план. Нет, Игорь не собирался бросать институт. Просто ему казалось, что он успеет нагнать, а посещение лекций было необязательным в его элитном вузе. Родители были не в курсе его похождений — Игорь жил в общежитии рядом с институтом в подмосковном городке.

Он и не заметил, как отгремели октябрьские праздники, которые он встретил на даче у собутыльника в Кратове с компанией веселых приятелей и подружек. Очухавшись после праздников, бросился спасать положение, сидел ночи напролет, «спихивал» задания, лабораторки, учил сотнями английские слова. К Новому году кое-как сдал практически все зачеты — предстояло сдать сессию, но сил уже не было: начались головные боли, даже молодой и здоровый организм не вынес такого надругательства над собой.

Надо было что-то делать, тогда и возникла идея академического отпуска на год по состоянию здоровья.

В институте со сверхтяжелой программой такие срывы бывали нередко, поэтому, когда Игорь принес заключение из районной поликлиники «И. Б. Южинский, студент, вегетативная дистония, истощение нервной системы, скачки а/д», в деканате не удивились и отпуск оформили. А вот домашние удивились, особенно мама. Она тут же хотела потащить своего Игорька к эскулапам, но он-то знал, что надо просто отоспаться, отойти от декабрьской гонки, и после визита к профессору снова уехал в общежитие, несмотря на мамины охи и ахи. В общежитии вел он рассеянный образ жизни, но гульба прекратилось, тем более что деньги на жизнь приходилось брать у родителей, что тяготило Игоря. Поэтому весной он загорелся идеей поехать в экспедицию — мир поглядеть и пожить независимо, устраиваться на работу в Москве было скучно.

А уж поехать, так на Камчатку, на Чукотку, на Сахалин — романтика, тайга, тундра… Но встал вопрос, как попасть в экспедицию: знакомых геологов не было ни у него, ни у родителей, тем более что папа с мамой уехали в отпуск. Но смелость города берет. И нахальство тоже. Игорь направился не куда-нибудь, а в Министерство геологии и охраны недр СССР, куда его попросту не пустили. Пришлось идти в Главное управление по тем же делам, но при Совмине РСФСР, благо он был расположен по соседству. В свои неполные девятнадцать он выглядел намного старше и с людьми разговаривать умел, но наверняка доставил чиновникам немало веселых минут своей просьбой: «Я хотел бы поработать в экспедиции в летний период». Где-то его посылали сразу, иногда с усмешкой, но Игорь сжал зубы и сдерживался, чтоб не надерзить в ответ. Где-то спрашивали про образование, и, услышав про незаконченное высшее физико-математическое, тоже отсылали, но вежливо.

Дело близилось к полудню, когда он остановился у двери с табличкой «Решетилов Ю. Д., главный инженер треста “Геофизразведка”». Все же физика, подумал Игорь и открыл дверь:

— Разрешите?

За столом в небольшом кабинете сидел коренастый блондин лет сорока. Почти не глядя, он спросил:

— Вы по какому вопросу?

Игорь изложил свою просьбу и добавил, что готов ехать в самые трудные края. Решетилов окинул его оценивающим взглядом и, мгновенно перейдя на «ты», начал разговор:

— Садись. Так, дальних партий у нас нет, мы сейчас работаем в Ивановской области.

— Ну, можно и в Ивановскую.

«Эх, прощай, Камчатка», — подумал Игорь.

— Взять тебя техником не могу — у тебя ни документов, ни подготовки. Могу взять рабочим, но рабочих мы берем из местных, и тебе придется добираться до Иваново за свой счет, впрочем, это недорого. Сдашь в партии на техника — пойдут тебе полевые. И обратную дорогу оплатят. Согласен?

— Да, — ответил Игорь. Он понял, что иначе останется в Москве на все лето.

— И вот что еще. Мне нужно переправить в партию пару приборов. Мы с тобой сейчас поедем на завод, возьмем отремонтированные приборы и отвезем на вокзал. Сдашь их в камеру хранения, а перед поездом получишь. Сегодня же купим билеты. Деньги при тебе есть?

— Нет, — с тоской в голосе ответил Игорь.

— Ладно, ты поедешь с нашим инженером-геофизиком Татьяной Петровной, ей поручено доставить приборы, а ты поможешь тащить. В Иваново вас встретят — и прямо в Васильевское, там наша база. Ясно?

— Ясно.

— Тогда пойди покури, минут через десять поедем.

Игорь вышел, закурил. «Так вот в чем причина его согласия — грузчик ему нужен, видишь ли, — размышлял он. — Но ведь иного пути нет. Нам обоим повезло: я нашел экспедицию, а он — грузчика. А, бог не выдаст — свинья не съест. Поеду с этой теткой в роли такелажника. Интересно, сколько эти приборчики весят?»

Они поехали на завод, получили эти гравиметры, приблизительно по полпуда каждый, и купили билеты на вокзале. Затем Юрий Дмитриевич оставил Игоря возиться с камерой хранения и уехал на своем «козлике», попросив не опаздывать к поезду.

— Где ты был весь день? — спросила бабушка, когда он появился дома.

— Ходил устраиваться на работу, через два дня уезжаю в экспедицию.

— Господи! Куда, зачем?

— Да не волнуйся, рядом, в Ивановскую область.

— Где ты там будешь жить? В палатке?

— Да нет в деревне, у какой-нибудь знойной селянки на печи.

— Прекрати свои идиотские шуточки, мой руки и садись ужинать.

За ужином выяснился вопрос с деньгами за билеты.

— Конечно, Игорек, вообще неудобно — посторонний человек за тебя платит. А в чем ты поедешь?

Обсудили этот вопрос, всего вроде хватало, но бабушка сказала:

— А сапоги? Геологи всегда в сапогах ходят. Я дам тебе денег, завтра же иди в Военторг.

Игорь пошел в Военторг и купил, конечно, совсем не то, что надо, — хромовые сапоги с подметкой из кожзаменителя, они ему понравились, да и бабушка дома одобрила.

В КУПЕ С ТЕТКОЙ

Послезавтра с набитым рюкзаком за плечами и с приборами в обеих руках он шел по перрону Ярославского вокзала. Вот и седьмой купейный, он нашел свое купе — людей не было, но на нижней полке стоял чемодан. Не успел он поставить приборы, как в дверь отворилась и вошла женщина. Она бросила взгляд на гравиметры и мягким приятным голосом спросила:

— Вы Игорь Южинский?

— Да, — ответил он, уставившись на женщину.

— Давайте знакомиться, я Татьяна Петровна Решетилова, можно просто Таня…

Вот это да! Игорь опешил. Во-первых, тетка оказалась женой начальника, а во-вторых… назвать ее теткой мог только полный пень. Перед ним сидела женщина в расцвете лет. Белая мраморная кожа, рыжеватые волосы, ниспадающие веселой челкой на лоб, потрясли воображение Игоря. На первый взгляд, такая неброская, вся в пастельных тонах, сероглазая с пухлыми некрашеными губами, но была в ней какая-то магия. Игорь поначалу просто вошел в ступор. Немного придя в себя, он засуетился, стал укладывать свои и Татьянины вещи, пока в купе они были одни.

— Погодите,— прервала его она, — не прячьте чемодан, мне надо переодеться и достать припасы, надо же поужинать.

— Конечно-конечно, а я пойду покурить и попрошу проводницу принести чай.

Думать без сигареты было трудно, в свои молодые годы он уже стал законченным никотиновым наркоманом. Вышел в тамбур, затянулся «Дукатом» и начал обычный для него разговор с самим собой:

— Ну что, Южинский, ты совсем обалдел? Положил глаз на жену начальника?

— С чего ты взял?

— Глянь на свою масляную физиономию!

Игорь глянул на свое отражение в окошке двери — правда, масляная.

— Ну, да, да, нравится она мне… очень!

— Да ты никак влюбился, Южинский?

— Не знаю. А если да, то что?

— Старовата она для тебя.

— Старовата? Да она моложе и лучше всех моих сикушек с улицы Горького и с Маяковки!

— Ты точно влюбился, Южинский! И еще она жена начальника, схлопочешь неприятности и вылетишь пулей с экспедиции.

— И вылечу, а чего бояться-то? Но я буду осторожным, без нахальства.

— Ну-ну, веселое лето будет у тебя…

— Отстань! Что будет, то и будет, хорош воспитывать!

Краем глаза Игорь заметил, как проводница выходит из его купе, значит, Таня переоделась и можно возвращаться. Он вошел — в сарафанчике Таня показалась ему еще соблазнительней. Она уже разложила на столике припасы, приглашая к ужину.

— Погодите, — он метнулся наверх к рюкзаку, достал внушительный пакет с бабушкиными пирожками и выложил это великолепие перед Таней. Бабушкины пирожки были козырной картой — маленькие, на пару укусов, блестящие от яичной поливки, румяные, пухлые — они не могли никого оставить равнодушным.

— Какая прелесть! А с чем они? — Таня просто расплылась в улыбке.

— А, разные, бабуля моя печет, попробуйте и узнаете.

— Бабуля у вас просто волшебница, — улыбнулась она и куснула пирожок — он оказался с маком. Так они сидели и играли в веселую игру, угадывая, с чем очередной пирожок, и съедали его напополам. Наконец, Таня сказала, что она объелась и боится растолстеть. А тут и поезд сделал первую остановку, и в купе зашла пожилая пара.

— Я сложу все, — сказала Таня, — надо дать людям разобраться.

— Да, конечно, а я покурить пойду.

— Дымите как паровоз…

— Да, я такой растленный тип, — Игорь вдруг почувствовал, как к нему возвращается самообладание.

В тамбуре было начался прежний диалог, но Игорь оборвал сам себя:

— Хватит, хватит, не беги впереди паровоза!

Он вернулся в купе, и все стали устраиваться на сон. Лежа на верхней полке, он представлял, как внизу спит Таня, и почувствовал, как учащенно бьется сердце. Да такого он не испытывал никогда!

Нет, опыт с женщинами у него уже был. Он рано начал бриться и всегда выглядел старше своих лет. Во взрослых молодежных компаниях Игоря принимали за ровню, тем более что за словом в карман он не лез и был начитан. Тем летом, когда ему исполнилось пятнадцать и он отдыхал с родителями в тихом провинциальном городишке на Дону, нашлась юная женщина, которая поддалась его настойчивым ухаживаниям. Удивлению провинциалки не было предела, когда она поняла, что грешит с малолетним девственником, но дело было сделано — Игорь девственности лишился. Конечно, роман этот кончился в августе, Игорю пора было в Москву, в девятый класс, и оба понимали, что продолжения быть не может.

Потом, уже в Москве, были девчонки, нет, не одноклассницы, а более взрослые, с улицы Горького, с Маяковки, где прогуливалась «стиляжья» Москва.

И в институте Игорь вел такой же образ жизни вплоть до фестивальной эпопеи — прелести подружек волновали его, вернее, даже возбуждали, но не больше. А сегодня ощущения были совсем другие — он был и смущен, и не вполне уверен в себе.

«Какая женщина! — размышлял Игорь, лежа на верхней полке, — Наверное, я кажусь ей смешным молокососом. А сколько ей лет? Тридцать, сорок? Вечером она сказала, что у нее двое детишек — мальчик-школьник и девочка. Как она на меня глядит? Что будет там, в Васильевском? Она будет работать в камералке, в конторе, а я буду в поле ездить, об этом тоже был вечером разговор. А, что будет, то и будет». И Игорь заснул под стук колес.

Проснулся он рано, вышел покурить и умыться. Когда вернулся в купе, старики уже встали, а Таня спала, повернувшись лицом к стенке.

— Татьяна Петровна, — он тронул ее за плечо.

— Что? Да! — она повернулась, открыла серые глаза. — Наверное, проспала я? Ой, я такая соня, простите…

— Нет, до Иваново еще больше часа.

Она встала, вышла и через пятнадцать минут вернулась свежая, красивая, полностью одетая, причесанная. Рядом с этой женщиной Игорь в своих парусиновых штанах и хромовых сапогах чувствовал себя деревенским вахлаком. Кстати, сапоги его Таня раскритиковала еще вчера, сказала, что они годны только для деревенских танцев. Игорь расстроился, но Таня успокоила, сказав, что для поля выдадут ему казенные, если не сапоги, то рабочие ботинки.

Они позавтракали, Игорь достал сверху гравиметры и увязал рюкзак. А вот и Иваново. Он хотел взять оба прибора в одну руку, а в другую Танин чемодан, но услышал:

— Не корячьтесь, я не городская барынька — пять лет в поле работала, — и, подхватив чемодан, Таня направилась к выходу.

У вагона их встречал мужчина в странной соломенной городской шляпе, в помятом костюме и в несвежей рубашке с засаленным галстуком.

— Добро пожаловать, Татьяна Петровна, — и он взял Танин чемодан.

— Здравствуйте, Сергей Семенович, а это вот Игорь Южинский, доставил нам гравиметры, он у нас рабочим будет.

— Знаю-знаю, Юрий Дмитриевич, звонил.

На привокзальной площади их ждал грузовик. Сергей Семенович, забрался в кузов, где уже лежало какое-то барахло, взял у Игоря приборы, поставил их в гнезда возле кабины и, спрыгнув, сказал:

— Забирайтесь в кузов, молодой человек и устраивайтесь, — и Тане:

— Татьяна Петровна, позвольте я с вами в кабине.

— Конечно, — и она, забравшись в кабину, придвинулась к водителю, чтоб дать место этому мужику, который сразу не понравился Игорю. Он устроился в уголке на каком-то брезенте, и машина тронулась. Побежали навстречу обычные российские пейзажи. Деревушки, поселки, маленький городок со смешным названием Кохма. Потом проехали Шую, древний город с красивым собором. Грузовик все наматывал километры. В кузове трясло, плохонький асфальт уже кончился, и дорожная пыль скрипела на зубах. А там, в кабине, этот тип сидит себе и трется о Танино бедро, скотина! Но он сразу одернул себя:

— Ты что, Южинский, никак ревнуешь? Какого дьявола?

— Да не ревную, просто мужик поганый.

— Лучше подумай о том, как работать будешь. Вот трясет, а тебе не нравится! Ты ж хотел романтики, трудностей?

— Хотел, но не с такими уродами, как этот Семеныч.

— А уж какой есть. А ты думал, всю экспедицию будешь лопать с Таней бабушкины пирожки и пялиться на нее?

— Ничего я не думал, плевал я на тряску и пыль!

— Вот и сиди себе — первый раз на работу выходишь, все, что раньше было — игрушки.

— Понимаю, может, потому и психую.

— Психуешь из-за Тани.

В этот момент показалось большое село с несколькими церквями. А может, это очередной городок? Нет, на покосившемся указателе написано «Васильевское».

Остановились у старого кирпичного дома с высоким крыльцом. Игорь хотел снять приборы, но Сергей Семенович сказал:

— Не надо их дальше повезут.

В конторе их встретил другой мужчина, приветливо поздоровался с Татьяной, кивнул Игорю и предложил:

— Ну, идите искать себе жилье, а завтра уж Татьяна Петровна — в камералку, а вы, молодой человек, — сюда. Пристроим вас к делу.

— Я хотел бы в поле и подготовиться на техника.

— Поедешь-поедешь, а про «подготовиться» — завтра здесь будет Юлия Сулеймановна, главный геофизик. Определит тебя к кому-нибудь из начальников отрядов, с ней и про сдачу на техника поговоришь. Ясно?

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Ничего не ясно было Игорю, кроме того, что надо найти жилье для Тани и для себя. И хотелось, чтобы где-то рядом. И они пошли по улицам большого села, стучась и заглядывая во дворы. По дороге Таня объяснила ему, кто есть кто в экспедиции, которая на самом деле называлась Группой партий. Сергей Семенович был главбухом, встретивший их в конторе — замначальника Группы по хозчасти — Погребнов, он же парторг группы. Сам начальник — Малышев Михаил Иванович — сейчас в отъезде, а Юлия Сулеймановна — главный геофизик, строгая, но хорошая тетка с университетским образованием. Так, с разговорами, они за пару часов обошли больше половины села, но результаты были скромными: они нашли одну приличную комнату на окраине, а вторую и комнатой назвать было нельзя — почти погреб, темный и сырой. Игорь понимал, что ему придется жить в этом погребе, а как можно по-иному. Они решили вернуться в дом на окраине, чтоб застолбить хотя бы его и дать задаток, потому что везде, где были приличные места, стояли квартиранты. Вот и у хозяйки тети Поли, к которой они шли сейчас, студентки-практикантки съехали только вчера. Тетя Поля выслушала их и еще раз показала просторную горницу о трех окнах.

— Вот это нормальное жилье, — сказала Таня, когда тетя Поля вышла. — А в том склепе жить нельзя. Послушайте, Игорь, вы не храпите и не кусаетесь?

Ему показалось, что дощатый пол горницы уходит у него из-под ног.

— Нет,— только и мог выдавить он.

— Тогда нам придется разместиться с вами тут вдвоем.

Помолчала и добавила:

— Если вы не против, конечно.

— Не против, конечно, не против…

— Тогда сходите за нашими вещами, а я обговорю с хозяйкой все бытовые мелочи.

— Я мигом, — и он выскочил из дома.

Игорь даже не закурил, он просто сдерживал себя, чтоб не пуститься бегом, а ему хотелось бежать и кричать на весь мир. Какое там не против? Он был за, за, за!

Минут через десять он, запыхавшийся, входил во двор тети Поли с чемоданом и рюкзаком. Таня с хозяйкой стояли на крыльце. Тетя Поля сказала:

— Вещи в сенях оставьте, а сами пойдите погуляйте часок — я приберусь, а то после девчонок еще не успела.

И они пошли за село, благо дом стоял почти на околице. День угасал, солнышко клонилось к горизонту, и косые его лучи играли на кружевной листве молодого березняка, по которому шла парочка. Шли они молча. Игорь курил, а Таня жевала травинку. Говорить было не о чем — все уже сказано, но ничего еще не сделано. Заряд заложен — нужен только запал, чтобы взорвалось. И запал нашелся. Обратно возвращались по-другому, и дорогу пересек ручей. Мостик был сломан, Игорь перепрыгнул и протянул Тане руки — прыгай, поймаю! Она прыгнула и тут же попала в его объятия. В тот момент, когда Таня коснулась его своей грудью, Игорь просто потерял рассудок. Он обнимал, мял руками это податливое тело, пытаясь раздеть, целовал в пухлые губы и шептал:

— Таня, Танечка, любимая, я люблю тебя, я хочу тебя, хочу!

Он чувствовал ее сбивающееся дыхание, чувствовал дрожь ее тела, чувствовал захлестывающее ее желание и становился все настойчивее. Она же, отвечая на его поцелуи, билась в его руках, но шептала в ответ:

— Миленький, потерпи, Гошенька, тут мокро и холодно, пожалей меня, пойдем домой, там, все там…

И они пошли снова молча, держась за руки, и несколько раз останавливались, чтоб слиться в поцелуе.

А вот и дом тети Поли. Таня оправила волосы, и они вошли.

— Как раз во время, только управилась, — тетя Поля открыла дверь в горницу.

Все сияло чистотой, было вымыто, постелены чистые половики, но… вместо двух кроватей, большой двуспальной и узкой односпальной, стояла одна — односпальная исчезла, зато двуспальная сверкала подзорами, мережкой — деревенским кружевом — и пирамидкой подушек.

— А где вторая постель? — спросила Таня, и Игорю показалось, что голос ее дрогнул.

— А вы, чай, не муж и жена?

— Нет.

— А. брат и сестра?

— Нет, мы просто сослуживцы.

— Ясно, тогда посидите на кухне, пока я поправлю все, там самовар горячий, чайку попейте.

Они как будто вспомнили, что с утра маковой росинки во рту не было. Игорь достал остатки пирожков, Таня высыпала конфеты в вазочку хозяйки, и они сели пить чай с пирожками. Таня посмотрела на Игоря, повела глазами на дверь в горницу и прыснула.

«Что она смеется? — подумал он. — Может, просто отвадила меня там, в роще, и теперь… Нет, не может быть!»

И он улыбнулся в ответ, накрыв своей рукой ее руку. Допив чай, он выкурил сигарету, и тетя Поля кликнула из горницы:

— Все готово, заходите, отдыхайте.

В горнице ничего не изменилась, только у пустовавшей стенки была застелена узкая железная солдатская койка.

— Спасибо, — сказал Игорь.

Они вошли, и Таня накинула дверной крючок на петлю.

УТРО ВЕЧЕРА НЕ МУДРЕНЕЕ

Игорь проснулся в середине ночи. Сначала не понял, почему, но ощутил странный запах, он был приятен и проникал прямо в мозг. Открыв глаза, увидел, что спит, уткнувшись в копну ее волос. Это пахло Таней, ее волосами, ее кожей. Слегка отклонившись, он пристально глядел на нее. Мысли в голове вели какой-то бешеный хоровод и никак не выстраивались. Ощущение места и времени исчезли — понятия «где», «что» и «как» потеряли всякий смысл, а уж на вопрос «зачем?» вообще не могло быть ответа. Наконец, он подумал, что надо закурить. Обычно ночью Игорь не курил, но это была необычная ночь. Он тихонько слез с кровати, надел на голое тело висевшие на стуле брюки и крадучись, на цыпочках вышел из комнаты, бесшумно открыв дверь. Ночная прохлада была приятна, Игорь присел на крыльцо, достал сигарету и чиркнул спичкой, глубоко затянулся пару раз. Мысли замедлили свою дикую пляску и стали потихоньку выстраиваться в привычный диалог.

— Да, да, да, за этой стенкой спит лучшая в мире женщина, моя женщина, моя нежная, моя страстная, моя любимая Танечка. Зацелованное мной с головы до пяточек счастье мое!

— Южинский, ты спятил или влюбился, что одно и то же, за этой стенкой спит чужая жена, которую ты соблазнил, или она тебя, что, впрочем, неважно.

— Я люблю ее, понимаешь, люблю и сделаю все, чтобы она была со мной.

— Понятно — ты хочешь разрушить ее семью, оставить двоих детишек без отца? Ты думаешь, это сделает ее счастливой?

— Я не знаю, я спрошу у нее.

— Не делай глупости — она сейчас влюблена в тебя, как кошка, и, конечно, согласится на любую дурость, предложенную тобой.

— А что же мне делать?

— Вспомни, что любят — если по-настоящему, конечно, — не для себя, а для того, кого любят, вот о чем подумай.

— Это общие слова, а мне что делать?

— Ты знаешь, что такое ППЖ? Походно-полевая жена. Вот и думай.

— Я не хочу, не хочу, она не такая…

— Такая — не такая, иди уже спи, утро вечера мудренее, а то проснется, тебя бросится искать, хозяйку с дочкой перебудит.

— И то, пойду я…

Он так же тихо вернулся в комнату и услышал сдавленный шепот:

— Гошенька, что с тобой, куда ты пропал?

— Таньчик, я тут, я курить ходил, не хотел в комнате.

— Чувствую — табаком пахнет. Поцелуй меня, Гошенька!

И она прижалась к нему…

Все ясно, скажет посторонний, обычная история: бальзаковская дамочка и молодой неуемный жеребчик. Но этим двоим казалось, будто нашли они свою первую любовь, причем не только Игорю, но и Тане. Она, прожившая с мужем десять лет и не знавшая другого мужчины, влюбилась действительно как кошка и не думала о последствиях. А Игорь сегодня впервые понял, что такое «моя женщина». Как часто мы, рассуждая о любви, поминаем Ромео и Джульетту, Лауру и Петрарку, Анну Каренину, наконец, и просто не можем представить, какие любовные драмы могут разыгрываться в избушке, в сельской глубинке, под этими неяркими среднерусскими звездами.

Проснулись они утром почти одновременно.

— Доброе утро, Гошенька!

— Доброе, Таньчик!

— Как ты меня смешно называешь, мне нравится.

— И ты меня смешно — меня никогда Гошей не звали.

— Тебе не нравится?

— Нет, что ты, наоборот, — и он потянулся поцеловать ее.

— Гошка, все, все, все, — так мы с тобой и на работу опоздаем. Одеваться, завтракать и трудиться!

Четыре пирожка еще остались — их съели с чаем, у Тани был кипятильник. Они сидели за маленьким столиком в комнате. Игорь смотрел на нее так, что она не выдержала:

— Гоша. Только на улице не смотри на меня так и в камералке, если зайдешь, прошу тебя, я и так не знаю, что скажут.

— Конечно, Таньчик, и звать я тебя везде буду Татьяной Петровной, не волнуйся, я все понимаю.

И они пошли на работу, каждый на свое место, договорившись, что, как освободятся, придут домой. Прощаясь на улице, Таня сказала, что купит что-нибудь поесть, пирожки-то кончились. Игорь хотел возразить, но вспомнил, что денег у него кот наплакал, и обругал себя, что профукал в Москве часть выделенного бабушкой.

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РАБОТА

Юлия Сулеймановна, высокая сухопарая женщина со сросшимися бровями, оглядела его внимательно и задала вопрос:

— Значит, новый рабочий и хотите быть техником и работать самостоятельно? А кто вы, и что умеете?

— Я студент, — и он назвал институт, — но сейчас в академическом отпуске.

— По какой причине? Здоровье?

— Если честно, то загулял после фестиваля, — неожиданно признался Игорь.

— Институт хороший, там дураков не принимают, знаю, сама МГУ кончала. И еще хорошо, что не наврал. Как у вас с выпивкой?

— Да нет, только с друзьями, а здесь и не с кем.

— Здесь как раз и есть с кем, только не советую, не уподобляйтесь.

Интересная тетка, подумал Игорь, и, видать, толковая, сечет свое дело.

— Так вот, Игорь Борисович…

— Можно просто Игорь.

— Хорошо, Игорь, можно и по книжкам гравиметрию изучать, но думаю, что лучше я буду вас подпускать как сменного рабочего по очереди к самым опытным нашим инженерам и техникам. Вникайте, расспрашивайте, а уж если совсем непонятно будет, обращайтесь ко мне.

— Спасибо, Юлия Сулеймановна! К кому мне сейчас идти, с кем я в поле поеду?

— Какой вы торопливый! Идите к Вере Максимовне, она на первом этаже сидит, пусть приказом вас оформит со вчерашнего дня, я подпишу, раз Малышев в отъезде, потом к Сергею Семеновичу, чтобы аванс вам выписал, есть-пить вам надо же, и на склад. Пусть спецодежду выпишут, а то ваши сапоги — до первого болота, — и она улыбнулась.

С бумажкой, данной ему, он быстро оформил приказ, поставил подпись, попрощался с Юлией Сулеймановной и поднялся в бухгалтерию.

Сергей Семенович встретил его, как старого знакомого:

— Обживаемся, молодой человек?

— Да вот, начальство велело аванс получить.

— Начальство всегда уважим, вот здесь и здесь распишись.

Получив деньги, двинулся на склад. Кладовщица, крашеная толстая блондинка с невероятным бюстом, в ответ на его просьбу выдать спецовку и сапоги брезгливо поморщилась и заявила:

— Сапоги у нас только итээрам положены, рабочим — ботинки, а спецовки хабе — только второсрочные, после стирки.

Он долго прикладывал к себе севшие от стирки спецовки, пока не углядел на дальней полке новые. Кладовщица прямо зашипела на него, когда он сказал, что рабочему человеку без спецодежды никуда:

— Присылают тут всяких умников!

Но спецовку дала, и она была как раз по росту. Тут Игорь понял, что нажил в жадной бабе врага, на что ему было наплевать. Он зачислен, обут, одет, главная геофизиня — клевая тетка, и он не сегодня завтра перейдет в техники. А главное, у него в кармане первые взрослые деньги, и он сейчас же купит Танюше какой-нибудь гостинец. Поэтому со свертком спецодежды подмышкой он направился в сельмаг на главной площади. Ассортимент был невелик, тем более он вспомнил, что мама говорила, как опасно покупать кондитерские изделия в сельских магазинах — там они лежат подолгу и могут быть несвежими.

— Девушка, когда к вам поступили эти конфеты? — спросил он, указывая на единственную коробку на витрине.

— Не знаю, я тут только с марта работаю.

Мама определенно была права.

— А какие конфеты поступили в последнее время?

— Подушечки на той неделе завезли.

— А шоколадные? — не мог же он угощать Таню подушечками.

— «Ласточка» — месяц как получила.

— Давай килограмм «Ласточки».

Конечно, «Ласточка» не «Мишка косолапый», но, слава богу, хоть не подушечки, думал Игорь, идя к себе домой к своей Тане. И это ощущение своего дома и своей женщины было чертовски приятно.

Тетя Поля встретила его приветливо:

— А Татьяны Петровны нет еще.

— Я знаю, она сегодня в камералке задерживается.

Он высыпал конфеты на столик в горнице, а сам достал из рюкзака взятую из Москвы отцовскую трубку и пачку «Капитанского табака». Отец был курильщик заядлый, но трубка с кисетом, подаренная кем-то из друзей, лежала без дела. Игорь набил трубку, раскурил не умеючи и вышел на улицу, сел на лавочку под окнами и стал ждать, когда в конце улицы покажется голубое платье.

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

И все-таки он пропустил ее. Вернулся в дом, чтоб прибраться — не хотел, чтобы Таня застала его распахнутый рюкзак посреди горницы. В углу он приметил подобие шкафа, трехэтажную полочку, задернутую ситцевой занавеской, вынул из рюкзака свои вещи и аккуратно разложил их на нижнем этаже. Куртку и кепку повесил на гвоздики на стене. Ох, кабы мама Игоря увидела сейчас своего непутевого сынка, удивилась бы до крайности — аккуратность в быту была ему не свойственна напрочь.

За этими занятиями его и застала Таня.

— Ты раскладываешься, ты умничка, а я вот еще не удосужилась свой чемодан…

— Так у тебя времени вчера не было.

— Да, уж, занята была, — улыбнулась она, — А чем это так у нас вкусно пахнет?

— Пахнет? А, извини, это я тут трубку раскурил и оставил на столе, больше не буду,

— Что ты, наоборот, мне нравится этот запах, ну-ка затянись трубочкой, я на тебя погляжу.

Игорь взял и пыхнул пару раз.

— Ну, ты у меня прямо настоящий полевик, таежник.

— Кстати, зачислен рабочим третьего разряда, получил спецодежду и аванс.

— И конфет накупил?

— Да, извини, ничего лучше не было.

— Ох, Гошка, Гошка, ты все-таки еще мальчишка!

Игорь обиженно взглянул на нее.

— Но самый мой любимый мальчишка, самый-самый! А знаешь, лучшие мужчины — это те, что остаются мальчишками до седых волос, — помолчала и, вздохнув, добавила:

— А получается это далеко не у всех. Ладно, надо едой заняться, ты ведь, поди, проголодался, и я, кстати, тоже ничего не ела. Поставлю суп варить. А сейчас не возражаешь против яичницы с колбасой и помидорами? Я зашла на базарчик и в магазин. А суп на ужин поедим.

— Танечка, не возражаю — я все съем, что приготовишь. Помочь тебе?

— Не надо, сиди, дыми трубочкой, расскажи мне что-нибудь интересное.

Она принялась готовить, а Игорь сидел и рассказывал ей о сегодняшнем дне, о Сулеймановне, о толстой кладовщице, о том, что завтра его назначат к кому-нибудь из опытных полевиков.

Он сидел с трубкой и глядел на Таню у плиты. Он раньше не мог представить, что можно любоваться женщиной, готовящей обед или ужин. Теперь он понял, что если готовят для тебя и готовит твоя женщина, то это и приятно, и радостно, и волнительно.

— Сулеймановна-то умница, хорошо, что ты ей понравился. Интересно к кому она тебя поставит? Боюсь, что к Макарову — он, конечно, знающий, но пьет, только этого нам и не хватало.

— Танюш, я ведь не дошколенок, разберусь.

— Да, ты у меня большой мальчик, — засмеялась Таня. — Садись есть, Гоша!

До чего же вкусной показалась Игорю эта яичница! Они ели и болтали о всякой всячине. Зашла речь о кладовщице.

— Гоша, будь с ней поосторожней, она полевая жена, любовница парторга.

— Интересно-то как!

— В экспедиции много чего бывает, все помалкивают, но знают, что она — любовница Погребнова, — Таня замолчала на минуту и вдруг продолжила, опустив глаза:

— А я твоя любовница, но об этом никто не знает…

— Замолчи! Не смей так говорить! Ты не любовница, ты любимая женщина!

Несколько секунд прошли в молчании. Потом Таня подняла повлажневшие серые глаза:

— Да? Спасибо, Гошенька, родной, я не буду, прости.

— И ты меня прости, накричал на тебя.

Он встал, подошел к ней сзади, обнял, и поцелуи сгладили все неловкости.

Так началась маленькая семейная жизнь Игоря Южинского.

В НЕБЕСАХ

У конторы он был ровно в восемь. Дверь была заперта, Игорь присел на лавочку и достал сигарету.

— Ты, что ли, новый рабочий, который студент? — услышал он голос за своей спиной.

— Ну, я, — и обернулся.

Перед ним стоял небольшого роста мужчина в парусиновой панаме. Лицо его было покрыто красноватым, явно не курортным загаром, маленькие усики и брови совсем выгорели. Печорин наоборот, подумал Игорь.

— Так вот, студент, поступаешь в мое распоряжение. Как звать то тебя?

— Игорь.

— Добро, а я Саша, Саша Лемехов, — и он протянул свою сухую крепкую руку. — Полетишь сегодня со мной.

— Как полечу, на чем, куда?

— На чем летают? Не на кровати, конечно, на «Аннушке», кукурузнике.

— А куда?

— Вот ты любопытный! Бери приборы, пошли на поле, туда самолет прилетит.

Игорь взял уже знакомые ему гравиметры и поспешил за новым своим начальником. По дороге тот немного ввел его в курс дела:

— Мы меряем силу земного тяготения, ускорение свободного падения, понимаешь?

— А то, — усмехнулся Игорь.

— Так вот, мы берем отсчет от главной точки в Москве, там все измерено с огромной точностью, и на самолете облетаем часть области, садимся в намеченных точках и берем замер, а в конце дня летим на областную точку, и там контрольный замер. И уложиться надо часов в восемь, иначе точность страдает. А уж с наших точек потом пойдут полевики на машинах или пехом и намерят подробную сеть. А два прибора — для точности, ясно?

— Ясно.

— Так вот, ты хотел учиться — сегодня будешь на втором приборе. Покажу, не дрейфь, не такая уж хитрая механика — просто нужно внимание и аккуратность.

— Понял. А летим то куда сейчас?

— Сказал же, в Москву, вернее, в Мячково — аэродром под Москвой.

— Здорово! А позвонить домой успею?

— Черт его знает, где автомат там, я сам ни разу не пользовался, да и времени в обрез, я ж тебе говорил. А что, уже по дому соскучился?

— Нет, с чего взял? Просто интересно.

И тут прямо из-за леса вынырнула зеленая «Аннушка», и вот уже она, подпрыгивая на кочках луговины, подкатывает.

Из открытой двери выпадает лесенка и высовывается смуглая физиономия в аэрофлотской фуражке.

— Привет, Сань!

— Здорово, Юра!

— Как оно ничего? Вижу, у тебя новый оруженосец!

— Да живем помаленьку, а тезку твоего уволили, поскандалил, выпивши. Вот студента дали на замену.

— Залазьте, граждане пассажиры. Здоров, студент, блевать не будешь? Летал раньше? А то пакет дать могу.

— Летал, — сказал Игорь и наврал — это был первый полет в его жизни.

В салоне, пустом и обшарпанном, уселись они с Сашей в уголке на гору мягких чехлов. Саша поставил между ног один прибор, другой дал Игорю:

— Держи крепче при взлете и посадке, хреновина дороже «Волги» стоит, потом хлопот не оберешься, да и работать на чем?

— Ну что, граждане геофизики, упаковали свои бидоны?

— Порядок.

— Тогда поехали!

Самолет взлетел и пошел на Москву. Они поставили приборы в уголок, и Игорь прильнул к окошку. Под ними расстилалась игрушечная земля, по ровным дорогам ползли маленькие машинки, миниатюрные коровки паслись на зеленых бархатных лугах возле чистеньких деревень среди голубоватых ельников. Игорь понимал, что эта благость обманчива — он уже видел такие деревни по дороге в Васильевское, видел и само Васильевское — обшарпанные дома и следы бедности после Москвы поражали его. Он уже понял, как здесь живут люди, недаром в магазине залеживались конфеты, да что конфеты — отдельная колбаса на витрине в Васильевском многим жителям была доступна только по праздникам. А ведь бодрые фильмы о счастливой колхозной деревне, которыми потчевали московские кинотеатры, показывали совсем другое. О многом теперь приходилось ему задумываться — детская пелена спадала с глаз, и жизнь открывалась во всей своей правде, порою грустной и некрасивой.

Он подсел к Саше и стал расспрашивать о гравиметре, о принципах работы и подсчетов. Саша объяснял громко, стараясь перекрыть шум двигателей, и потом подвел итог:

— Ну вот, приблизительно так, а лучше в деле покажу. Сейчас сядем в Мячково — будешь дублировать, а считать не наша печаль — вон полная камералка девок сидит, они и щелкают на арифмометрах.

А под крылом уже замелькали подмосковные города, и вот «Аннушка» бежит по дорожке. Выскочили по-быстрому и пошли к площадке, огороженной крашеным заборчиком. Посреди нее красовалась металлическая плита с выгравированной надписью «Институт физики Земли АН СССР».

— Вот она, наша точка. Бери прибор и делай, как объяснял.

Игорь присел на землю рядом с прибором. У Саши была маленькая табуретка. Надо бы себе такую завести, подумал Игорь. Он проверил горизонтальность и начал мерить. Дурацкий маятник в окуляре никак не хотел успокоиться. Наконец, Игорь усмирил его, записал цифру и время в блокнот, выданный Сашей. Не забыл и температуру на термометре глянуть и записать. А Саша уже управился и стоял над ним. Он привычными движениями провел замер и глянул в блокнот Игоря.

— Годится, молодец, студент! Ну, полетели дальше. Дел еще выше крыши.

В самолете Юра ругался с диспетчером: «У меня спецрейс!» Тот дал добро, и снова под крылом потянулись российские поля и леса. И вот посадка на окраине какого-то городка. Поле похуже Васильевского, хоть и болтается полосатый чулок — указывает направление ветра. Тут, кроме замера, надо было еще и курганчик насыпать, и колышек с надписью поставить. Игорь взялся за прихваченную с самолета лопатку.

— Погоди, не стучи, не топай — у меня маятник плясать будет — он не любит, когда даже топчутся рядом, — бросил Саша, и Игорь взялся за замер. Саша снова поглядел на его работу, ничего не сказал и подождал, пока Игорь спешно сооружал курганчик. И снова в небо до следующего городка. Игорь втянулся, и они с Сашей работали молча. На одном из перелетов Саша достал сверток с провизией:

— Угощайся, Игорь, ты ж не знал, что мы без перерыва на обед, а моя Нина мне столько кладет, будто к Пасхе откармливает. Ешь-ешь, не стесняйся.

На четвертой точке Саша сказал:

— Ну что, студент, считай, ты почти готовый техник, я Сулеймановне скажу. Тебе еще в поле пару раз съездить, и можно протокол оформлять о допуске к работе.

В Васильевском приземлились, когда уже темнеть стало. Пилоты торопились домой, и так они превысили на полчаса лимит времени.

Игорь отнес приборы на место, это была его обязанность, а Саша торопился домой. Но если бы кто знал, как торопился домой Игорь! Он еле сдерживался, чтоб не припуститься бегом. В дом он вошел радостный, возбужденный, Таня прянула ему навстречу, прижалась, обняла.

— Летчик мой, умываться и кушать.

— Саша покормил меня. А откуда ж ты знаешь, что я летал?

— Как же, в камералке судачили, Лемехов со студентом полетел. А я не сообразила тебя собрать, дурья голова.

— Не расстраивайся, не помер я с голоду, да и откуда ты знать могла, Таньчик.

— Ладно, иди умойся с дороги — я полью.

Он стоял, наклонившись, расставив ноги, а Таня поливала ему на спину из кувшина и рукой обмывала его. Вода приятно холодила спину, а рука Тани оглаживала так ласково, что он чуть не заурчал от удовольствия.

— Какой ты у меня черненький, чистый цыганенок, — приговаривала она.

— А ты беленькая, — и ущипнул за руку выше локтя.

Вот так, хихикая и толкаясь, поднялись они в дом и сели за стол — он раздетый до пояса, загорелый от природы, и она в легком сарафанчике. Игорь ел борщ и смотрел на свою Танечку. Потом она расспрашивала, а он подробно рассказывал, как летали, как работали, как Саша сказал, что его можно допускать к самостоятельной работе. И как были почти в Москве и он хотел, но не смог позвонить бабушке. При упоминании о Москве Таня немного погрустнела. Она думала: «Господи, он совсем еще мальчишка, этот мой мужчина, он хочет мне понравиться еще больше. А куда уж больше? Я и так с ним весь стыд потеряла, и что дальше будет, не знаю. И знать не хочу!»

Они еще поговорили о всякой всячине и о том, что к счастью хозяйка с дочерью уехали в Шую к родне — они одни теперь в своем доме

А потом наступила ночь — время, когда правят темнота, Луна и сильные страсти, и было очень здорово, что тетя Поля отъехала.

Продолжение