Многое человек сумел изменить на этой земле к лучшему. Научился помогать бренному телу, излечивать многие болезни. Только с душой своей до сих пор ладит плохо.

Люди и ёлка

История для взрослых

Лилия Креймер

Пока ты любишь, жизнь еще прекрасна,
Пока страдаешь, ты еще живешь.
И день тобою прожит не напрасно,
А летний вечер все-таки хорош.
Инна Гофф

Человек и Природа… Отношения между ними всегда были непростыми. На заре человечества полновластной хозяйкой людей была Природа. Со временем её власть человек разделил между теми явлениями, которые научился различать. Так появились божества солнца, реки, ветра, дождя и многие другие. Не имея иных моделей для подражания, каждое божество человек наделял теми или иными свойствами, которые различал к тому времени в себе. В меру своего знания и в меру своего понимания. Например, подобно людям первые божества древних шумеров и египтян в зависимости от обстоятельств бывали добрыми и милосердными, сварливыми и злыми, их справедливость и искренность не отменяла произвола и лжи. Даже внешне человек рисовал их похожими на себя. Они жили на земле среди людей, в такой тесноте, что люди быстро размножаясь, своим шумом мешали божествам спать. В ответ боги разными способами пытались ограничить людскую рождаемость. Однако все давали только временный эффект, и тогда боги, отчаявшись, решились на крайнюю меру — уничтожить человечество, устроив потоп. Ведь по понятиям человеческим божества могли всё. Потоп устроили, да так, что сами испугались того, что свершили. Дабы не утонуть, переселились на небо, потоп-то предназначался для гибели человеческой. Так бы оно и случилось, если бы среди сонма древневавилонских богов не нашелся бог мудрости, решившийся спасти человечество. Он научил Атрахасиса, мудрейшего из людей, построить ковчег и спастись от потопа.

Выжившее человечество не изменило отношения к своим божествам. Оно продолжало их видеть похожими на себя и искать их покровительства. Люди неизменно просили защиты от физических трудностей своего существования. Сегодня мы бы сказали, защиты от окружающей действительности, милости природы. По человеческим законам за это надо было платить. И человек платил, тоже в меру своего понимания. Сегодня этим платам есть много названий. Можно говорить, например, о жертвоприношении, выкупе, дарении. Но просить нужно было в определенной форме. И появились молитвы, обряды.

Развивавшаяся культура человека на каком-то этапе позволила ему иметь излишки в хозяйстве, облегчившие бремя жертвоприношений. Она же делала человека все более защищенным от природы, снимала часть его забот, но в то же время высвечивала новые и не менее серьёзные проблемы. Теперь они были связаны с самим человеком, а он, привыкнув решать их с помощью внешней силы, и в данном случае пошел по проторенному пути, прося божеств, спасти его… от самого себя, видимо, уверившись в том, что от природы уже сможет спастись сам. Более того, он перестал просить и ждать её милостей. Он стал их брать. Так от смешанного со страхом благоговения перед природой и полного ей подчинения человек перешел к власти над ней.

Но так думал человек. Это он изменил ход своих мыслей. А законы природы и темпы ее развития остались прежними. В противовес природному темп человеческой жизни все ускорялся, да так, что сегодня его отражение требует соответствующей динамики. Часто в литературе она описывается такими внешними явлениями, как непрерывные перемещения, переходы из одного времени в другое, погони, пальба из пистолетов с дымящимися стволами, изощренные способы убийства и многими другими. Для возбуждения чувств — алкоголем, курением, сексом и прочими созданными человеком, а не природой вещами. Иногда культурологи так и отличают культуру от природы, противопоставляя созданное ею и человеком. И попадают впросак, так как человек причастен к созданию культуры только потому, что «так природа захотела», а сам он как был, так и остался её неотъемлемой частью. Человек — дитя природы, он — в ней, а она — в нем.

Наверное, уже понятно, что эта история настраивает на динамику природную, а не человеческую в том виде, как она описана выше, даже несмотря на то, что и в ней не обходится без убийства. На первый взгляд всего-то ёлки с кустом. Но, во-первых, убить ёлку и куст тоже не так уж и хорошо. А во-вторых, — как и чем смотреть. Одними глазами можно действительно многого не увидеть.

Этот внутренний дворик мало чем отличается от подобных ему двориков больших городов. Он выгорожен во внутреннем пространстве, которое образуют задние стены пяти многоквартирных домов. Их фасады выходят на параллельные соседние улицы М и Н. Из них дом в три этажа и пятиэтажка на столбах стоят на улице М. На улице Н с двух сторон трехэтажного дома высятся две пятиэтажки. Все дома расположены на минимальном расстоянии друг от друга по нормам городского строительства середины прошлого века. И хотя своё жильё в той или иной степени человек вытянул вверх, земельную собственность он продолжает оберегать. По древней привычке он отмежевывается от своих соседей, обозначая межу забором, тоже устремленным вверх. Наши дома — не исключение, и потому каждый окружен своим забором. Но для нашей истории важны не все заборы, поэтому остановимся только на тех, что во внутреннем пространстве между домами образуют единую для них всех ограду. Выполненные из неорганического материала они действительно служат только межой. У живой ограды могут быть свои законы.

Внутреннее пространство между домами улиц М и Н делит продольный каменный забор высотой в полтора метра, который тянется вдоль этих домов. Дома на улице М разделяет поперечный низкий каменный забор, доходящий до продольного. Тесно примыкая к нему под прямым углом, он образует с ним, практически, единую ограду. Средний дом на улице Н от соседей отделяют два поперечных проволочных забора, которые тоже примыкают к продольному забору, но с противоположной стороны. И тоже образуют с ним единую ограду.

После таких предварительных приготовлений можно вернуться к нашему дворику и сказать, что одну его сторону формирует часть продольного забора, две боковые — поперечные проволочные ограды, примыкающие к продольной. Четвёртую, параллельную продольному забору — задняя стена среднего дома.

Двором владеет так же мало чем отличающаяся от других семья, живущая на первом этаже среднего дома. Родители на четвертом десятке жизни. Еще и поэтому нет ничего удивительного в их желании обустроить как можно большую часть занимаемого ими пространства. По своим, известным только им соображениям в своем дворике они высаживают восточную ёлочку. Садят ее возле большого каменного забора. На минимально возможном от нее расстоянии высаживают древоподобный куст. Тем самым они выкраивают место и для себя, поскольку иногда хотят отдохнуть «на природе» после трудов праведных на работе и дома. Завершив посадки, хозяева асфальтируют всё оставшееся свободным пространство дворика, и он становится пригодным и для детей, и для взрослых. В тесноте да не в обиде.

Ёлочка хорошо знает своё дело: она растет, превращаясь со временем в изящную, нежную и хрупкую красавицу. Ее первые широко раскинувшиеся ветви отливают сочной зеленью, ее хвоинки не похожи на обычные колючие иглы. Они короче, толще, мягче и от того нежнее и приветливее. Так и хочется потрогать, погладить, прикоснуться к ним. Вокруг нее чуть слышно распространяется запах леса, приглушая запахи экономно расставленного городского жилья. Она быстро тянется вверх и внимательный взгляд может заметить, что её ствол не так прочен и крепок как у выросшего на просторе и солнце дерева. Ведь её корни забраны асфальтом, а питает городская земля, заполненная разного рода сором из остатков человеческой строительной деятельности. К тому же эта пока ещё красавица окружена большими домами, которые заслоняют ей солнце, и, она по законам своей природы должна тянуться к нему. И тянется. Растет быстрее, чем может выдержать. Похоже на современного человека: он тоже растет быстрее, чем может выдержать его душа. Но вот беда, не ограничивается собой, а навязывает свой темп и ёлке. Сам грешит и других вводит в грех.

А тут человеку стало недоставать горизонтального пространства, и он решил осваивать вертикальное. За исполнением дело не стало и стена среднего дома, ограничивающая дворик, выросла с трех этажей до пяти, ещё больше закрыв солнце ёлке. А там и трехэтажный дом на М не заставил себя долго ждать. И ёлке только и осталось, что усилить свою устремленность вверх, к солнышку. И чем выше она росла, тем тоньше и слабее становился её ствол, теряли густоту и глубокую зелень ветви. Так поравнялась она с окнами третьего этажа. Сильный ветер нет-нет, да и клонил ее головку. Но в ней еще кипела сила жизни.

Так бы и росла до поры до времени, если бы её судьбу опять не решили люди, теперь уже другие, но тоже не ведавшие, что творят. Как обычно, они исходили из собственного блага и из собственного понимания красоты.

После заселения в поднявшийся ещё на два этажа и вновь отделанный дом на улице М, они решили обновить забор, отделявший их от пятиэтажки на столбах. На общем совете кто-то предложил к прежде низкому каменному ограждению добавить живую изгородь. Идея понравилась, и не в последнюю очередь, своей эстетической стороной, поскольку позволяла видеть вокруг дома не только мертвый камень, но и частичку живой природы. Отвечала она и практической стороне дела, допуская регулирование высоты забора и тем самым степени своей обособленности от чужого. Людям казалось, что они смогут выбрать растение неприхотливое, не требующее хлопот и излишних средств по уходу за ним. Оставалось только подобрать его. И люди выбрали. Очевидно, из вышеописанных соображений, а может быть ешё из каких-то, нам неизвестных, остановились на одном из множества видов пассифлоры, в науке называемом страстоцветом. Как оказалось позже, самом агрессивном и самом неказистом сорте этого лианоподобного растения. Его каждая ветка заканчивается довольно упругим и цепким отростком длиной примерно в десять сантиметров, способным цепляться за любую поверхность, даже вертикальную. Отростки — щупальца. Люди построили для них проволочные направляющие вдоль своей поперечной части забора, доведя их до расстояния в полметра от продольной ограды. Они полагали, что таким образом ограничат размножение лианы своей частной собственностью и своей межой.

Она же не посчиталась с их расчетами и, набрав силу на отведенной ей территории, двинулась дальше. Обожествляемая людьми частная собственность её не останавливала и вовсе не потому, что плохо училась в детстве. Причина была много глубже и состояла в том, что понятие частной собственности в принципе не могло вписаться в известные страстоцвету законы жизни. Он цеплялся за любую поверхность независимо от её принадлежности. В нашем случае перед ним лежала построенная людьми в виде единого целого общая ограда. Служившая по человеческим представлениям преградой, для органической, природной субстанции она стала торной дорогой. И страстоцвет пополз во всех возможных направлениях, теперь цепляясь за неё и так выполняя свое предназначение. Как и ёлка, он знал свое дело. Дело жизни и размножения, заложенное в нем природой. Она же наделила его возможностью отращивать довольно длинные ветки и выбрасывать их на расстояния иногда более метра. Так что называть его продвижение ползанием, пожалуй, неверно. Он двигался широкими, размашистыми и уверенными шагами, подминая под себя все ему доступное. Человек же, по известным только ему соображениям, ограничил расстояние между заборами всего лишь половиной метра. Естественно, что оно не могло остановить дальнейшее продвижение лианы. ВскоресСтрастоцвет нашел еще одно направление. В самом узком месте дворика он перекинулся на стоящий против забора дом. Обосновался на его стене и пошагал вверх. Но по вертикали не смог двигаться всей своей мощью и потому по ней карабкались только отдельные ветки. Верхним соседям пришелец не понравился, и они пресекли его поползновения в зародыше. Видно, природа заложила в него и необходимую осторожность, потому что он проявил определенное послушание и стал двигаться вдоль дома, словно различив, что те, кто живет на первом этаже, его уже не остановят.

Направиться вдоль забора в противоположном направлении его заставила все та же сила жизни. Очень скоро он добрался до той части забора, где росла ёлка. Мы же помним, что ее высадили рядом с ним для экономии места. Преодолеть это расстояние и захватить своими щупальцами и ее труда не составляло. Вскоре он обвился вокруг нее так крепко, и тянул к забору так сильно, что склонил ее ствол. Щупальца охватывали всю поверхность бедняжки, а ветки тем временем карабкались по ее ветвям, как бы готовясь отделить ее от мира стеной. И вскоре ёлка исчезла под ней. Со временем, не выдержав тяжести разросшегося захватчика, она согнулась, превратившись из стройной красавицы в согбённую старушку. Страстоцвет же продолжал жиреть на ее останках.

К тому времени во дворе он не успел добраться только до куста. Его вечная зелень, буйное цветение, белоснежные, яркие и крупные цветы почти на протяжении полугода еще радовали глаз. Страстоцвет же продолжал свое злое дело и уже строил стену вокруг того, что ещё оставалось живым. А потому сегодня сюда больше не прилетают птицы, не слышны их голоса, они не порхают с ветки на ветку, оживляя их и заставляя шептаться между собой; над цветами не трудятся пчелки и разного рода живность. Некогда живая и цветущая часть дворика, захваченная лианой, превратилась в место, из которого ушли форма, красота и жизнь. Их заменили бесформие, безобразность и запустение.

А что же люди? Почему не видели происходящего и допустили его? Не могли не видеть. Но видели глазами. Их душа была закрыта для происходящего. Равно-душна. Для нее все было равно. Не интересно. Душа и взрослых, и детей. Ведь им казалось, что оно не затрагивает их, не касается. Но и на этот случай у природы припасены свои законы. В конечном счете, на нас даже помимо нашей воли, так или иначе, отражается все, что происходит вокруг.

Сажая ёлку, взрослые люди не подумали о том, что их дворик — не место для жизни большого и раскидистого дерева. Видно, их душа уже была равнодушна к нему. Так же, как и душа авторов живого забора к жителям соседних домов. Их занимали только личные интересы. Значит, равнодушие уже поселилось и в их душах. Их родители и близкие за то в ответе. Это они не смогли вложить в души своих детей те ценности, которые могли бы вызвать интерес и вытеснить из детской души равнодушие. В среде их родителей престиж мудрого Лиса[1], видно, был настолько никакой, что им была незнакома его мудрость. Не познакомили с ней они и своих детей. Их некому было научить видеть душой и сердцем, а не только глазами. Став взрослыми, бывшие дети уже не смогли рассказать своим детям о Маленьком принце. Поэтому они тоже оставили ростки «равности» в их душах. Так и те, и другие равнодушно прошли мимо происходившего во дворе. Но равнодушие — это чувство, оно сродни природе и живет по ее законам. Не ограниченное в свое время, оно продолжало заковывать в свой панцирь человеческие души. Как и лиана, оно знало свое дело. И потому люди проглядели хищника и позволили ему убить то, что раньше считали признаком красоты и удобства. Одно равнодушие породило другое.

Кстати, мудрость сердца придумал совсем не Лис. Он существовал только для того, чтобы передавать её детям. До сегодняшних взрослых она дошла из древнеегипетских пирамид IV-III тысячелетий до н.э.. Это древние египтяне считали мудрое сердце мерилом правдивости и честности клятвы, в которой умерший египтянин отрицал нарушение им при жизни моральных законов общества того времени. Во время клятвы сердце лежало на чаше весов и если ему не приходилось уличать своего владельца во лжи, оно возвращалось ему вместе с жизнью. В противном случае сердце тут же бросали чудовищу на съедение.

Равнодушие люди открыли тоже не сегодня. Еще в IV в. до н.э. греческий философ Феофраст называл нравственным уродством равнодушие к плохим поступкам и словам. Сегодня о нем пишет молодая поэтесса Татьяна Рэйн:

Это не тоска и депрессия.
Это хуже.
Это пускает тугие корни в твоем мозгу.
Это гораздо страшнее, хитрее,
глубже,
Это то, чего объяснить я,
боюсь, не смогу.

Оно не дает написать ни стихов,
ни песен,
Оно просто сидит,
изнутри тараня виски,
Становится в миг/секунду
не интересен,
Тот,
с которым недавно вы были близки.

Этот настрой — не диагноз,
скорее следствие,
Побочка,
ну как, например, удушие.
Если вокруг все становится слишком посредственным,
Вывод один.
В тебе завелось равнодушие[2].

Так что оно живет и процветает в человеческой душе, по меньшей мере, уже два с половиной тысячелетия. Многое человек сумел изменить на этой земле к лучшему. Научился помогать бренному телу, излечивать многие болезни. Только с душой своей до сих пор ладит плохо. Гонится за журавлем в небе, за принятыми внешними стереотипами и стандартами. А душу-то свою собственную, родную оставляет сиротой. Вот и в пословице к телу ближе внешняя рубашка, а не душа, которая живет внутри. А ведь она тут рядышком, на земле и в руках как та синица. Не отдавать бы её другим на исправление, а взять в свои руки, согреть да позаботиться о ней, вложить хотя бы частичку того времени и сил, которые посвящаем своей внешней красоте. Она-то от этого точно не пострадает, только расцветёт. Ибо только внутренняя красота, красота души способна защитить человека от равнодушия и не только от него, подарить ему мир красок и чувств, солнце и небо, день и вечер, а с ними любовь и счастье.

Думаю, что не погрешу против истины, предположив, что среди древних людей были и те, кто знал, что чудеса надо делать своими руками. Сделай человеку чудо, и у тебя, и у него будет новая душа. Чудо можно сделать и своей душе. И она может обновиться.