Метка: Юлий Герцман

Давным-давно я проходил практику в авиаотряде «Пулково», где была бригада грузчиков, составленная исключительно из кандидатов наук. Туда попросился неостепенный гражданин, упирая на то, что он — лауреат Госпремии СССР. Бригада, посовещавшись, отказала и в полном составе отправилась пить бормотуху.

Ох, если бы только ум заменял знания… Большая беда умных людей как раз в том, что они раз за разом пытаются изобрести велосипед и страшно негодуют, когда посредственного ума механик указывает им на то, что — не поедет… Мне кажется, что вы сильно преувеличиваете роль петуха в наступлении рассвета.

1993 год. Мы с женой в Хельсинки, обедаем с Любимовым, который в это время ставит у фиников Достоевского. Поджимая от восторженного почтения пальцы ног, смотрю в рот мастеру, а он в это время на вполне кухонно-коммунальном уровне честит Губенко и примкнувших к нему.

К концу 80-х страна как-то помягчела, и еврейство перестало быть синонимом членства в еще не выявленной вражеской организации… Г-н Мыслитель, разница между США и Россией чисто грамматическая, и там и здесь властвует HIGH LAW, просто в России эти слова пишутся слитно…

Берешь с утра «Букварь», двадцать раз переписываешь фразу: «Мама мыла раму», а на двадцать первый случайно напишешь последнее слово с большой буквы. Вспомнишь, что Рамой звали индусского бога, являвшегося людям в образе прекрасного юноши, и фраза внезапно обретет теплую лиричную скабрезность.

Почему «Одноэтажная Америка» написана скверно? По той причине, по которой читать сказки Льва Толстого просто невозможно: когда мораль важнее всего. Примеры этого сплошь и рядом. Тихонов начинал как очень приличный поэт, прямой продолжатель Гумилева, а чем закончил? А Леонид Леонов? Заангажированность убивает дар.

В том-то и дело, что Вы раз за разом пишете тривиальности, однако преподносите их как истину в последней инстанции. Это приводит в бешенство молодых и эмоциональных, поэтому они срываются на оскорбления, а я — пожилой и спокойный, оскорблять Вас не буду, но и изречения Ваши без ответа не оставлю.

Я Давида Самойловича однажды обвинил в плагиате. И замолчал… Надо было видеть его лицо, да и вообще всю фигуру. Он же небольшого роста был, а тут стал как-то приподниматься, чуть ли не вспухать… Выдержав паузу, я расшифровал, что по-моему он спёр строчку у Николая Добронравова…

Рассуждения о ложности простоты мне близки, поскольку я работал в отрасли знаний, которая просто провоцировала упрощения. Страсть к сведению многообразия мира к минимальному числу императивов (я не имею в виду — моральных), подмена знаний опытом, а ума — апломбом, порождает поистине гойевских чудовищ.

Какая-то болезненная страсть: искать следы обрезания на всем, что торчит. *** Термин: «анальный социализм» — когда самые благотворные идеи реализуются против направления перистальтики. *** Слушайте, я же еще живой. Временно… Перестаньте меня обсуждать!

Когда он перебирался из Ростова, находящегося в самом лоне реки Дон (ЛонДон!), у него сперли чемодан, в котором находились бязевые кальсоны второго срока, заявление на присвоение звания Героя Социалистического Труда и рукописи пьес. Судьба кальсон осталась одной из мучительных тайн истории.

В выступлении было гораздо больше многозначительности, чем ума… Нас разделяют непримиримые мировоззренческие разногласия — я предпочитаю как раз «Мартель», а «Реми Мартин» отношу к компотам… Я уже однажды обозвал его завлитом анатомического театра — повторяться не хочу.

Неужели Вы думаете, что русский художник Суриков, пиша русскую боярыню Морозову (не бабушка ли она еврейского зятя Сталина Григория Морозова — вот интересный вопрос), мог использовать в качестве модели не русскую еврейку Каплан, а каких-то американских… Ни стыда, ни совести!

Аноним, подписывающийся ником «Аноним», вспомнил, что видел оперную певицу Ирину Архипову в одних жемчугах на босу ногу. Все в ужасе замерли, но оказалось, что автор видел певицу, когда ему было 6 месяцев, и мама пришла с ним в женское отделение Сандунов, поскольку в их коммуналке сломалась газовая колонка.

По мне, так настоящий писатель и есть разбойник, оглушающий свою жертву-читателя. Вспомните, как Юрий Карлович Олеша писал о томе Шеллера-Михайловского, куда случайно была вшита тетрадка с «Идиотом», как после гладкописи его буквально ударила талантливая проза.