Журнал-газета истории, традиции, культуры
Утром 19-го теща сообщила, что в Москве произошел переворот с целью свергнуть Горбачева. Она еще не включила телевизор (новость была услышала по радиорепродуктору), как я прошел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку водки, налил стопку и выпил без закуски. Не побоюсь признаться, что пил я от счастья.
Роман «Мы вернемся» написан прекрасным русским языком, какой не всегда встретишь у российских авторов, проживающих в русскоязычной среде. Прочитав эту книгу, я с радостью констатировал, что в современной русскоязычной прозе появился новый автор, которому хочется пожелать всяческих успехов.
Жданов разожрался до неприличных размеров. Он переживет блокаду и обратит взор к словесности: размажет по стенке Ахматову с Мережковским, инспирирует партийное постановление “О журналах «Звезда» и «Ленинград»”, погрузившее не только литературу, но и все советское искусство в бесполую серость пятидесятых.
Немцы берегли каждого солдата, в нашей стране счет людей шел на тысячи. Чтобы ублажить Сталина, взяв Берлин ровно к 1 Мая, Жуков бессмысленно положил на Зееловских высотах ДЕСЯТЬ дивизий — 100 000 своих солдат… О таких вещах нельзя забывать даже в победобесическом угаре 3-го тысячелетия.
Это великая победа, обернувшаяся для нашего народа великим поражением — о чем спустя 75 лет свидетельствует сравнительный анализ уровня жизни «победителей» и побежденных. Пора бы наконец взглянуть правде в глаза, а не плясать 9 мая под гармошку.
«Победа» СССР в ВОВ для нашей страны обернулась поражением. Об этом говорит сравнительный экономический анализ «пораженных» стран — Германии и Японии, которым запретили иметь армию — и «победительницы» России, граждане которой сегодня живут хуже, чем в Гондурасе.
Несмотря на точно обусловленное время и место встречи, мне до последнего момента не верилось, что реальная встреча состоится. Ведь временной пласт, разделивший нас, кажется более непреодолимым, чем расстояние между Плосками Иосифа и нашей Уфой.
Старость — зверь из семейства кошачьих. Не лает и не кусает, не бежит рядом и не кружится над головой. Появляется откуда-то, неслышно крадется за спиной на мягких лапах — ничем себя не выдает и припадает к земле, стоит обернуться. Но все-таки приближается. А потом настигает в два прыжка и бросается …
Этимологию фамилии пояснил сам Иосиф: «Халберн — место в Саксонии». Относительно имен был 1 000 раз прав капитан Врунгель, утверждавший, что как корабль назовешь, так он и поплывет. К человеку это относится еще в большей степени. Старого друга Гальперина я вижу именно Иосифом и только Иосифом, больше никем.
Мы слепо верили всему, что нам вливали в уши и втирали в мозги, верим в это сейчас и будем верить до тех пор, пока Солнце не начнет вращаться вокруг Земли.
Никто: ни Григорий Константинович Орджоникидзе, ни Семен Михайлович Буденный, ни Климент Ефремович Ворошилов, ни даже сам Иосиф Виссарионович Джугашвили — никто-никто вообще, как бы сейчас выразились, «не заметил фейка».
Я — не математик. Никогда им не был, не собирался быть, и быть был не должен, просто так сложилась моя судьба. Но в ней математика заняла 29 лет моего существования. Матмех мог не оставить во мне ни единого душевного отсвета. Но мне все-таки повезло. В моей жизни был замечательный человек…
С какой самоотдачей работал мой старший друг там, где требовалось, говорят 15 лет, в течение которых он вел на Ленинградском телевидении передачи для абитуриентов. Мне кажется, что только так должен строить жизнь человек действительно умный, а не работающий напоказ в угоду принципам.
Одно известное издательство даже отпетых детективщиков держит в черном теле: гонорары платит ровно такие, чтобы автор не умер с голода, дальше обворовывает по полной программе — укрывает роялти за новые заводы, отнимает права на электронные публикации…
Под запретом находилось почти все, составляющее элементарный культурный пласт. В литературе господствовали убогие милитаристские романы, эпопеи про деревню, фанфарные хроники советской милиции да унылые летописи фабричных «династий». Все живое, свежее, побуждающее думать душилось в корне.
Насколько я знаю, хорошего русского перевода этой замечательной песни нет. Для оценки приведены транслитерация оригинального текста и аутентичный подстрочник, который составил для меня Борис Гольдштейн из Иерусалима.
10 июня ему бы исполнилось 60… В пересказе биографии Александра Сергеевича Кулика нет смысла. Ее можно прочитать в Википедии, где он проходит под литературным псевдонимом Гуревич. Я просто хочу добавить…
Я не хочу умалить героизм советского народа или бросить тень на память павших. Но 9-го мая нам праздновать нечего. За ценой мы не постояли, а победа оказалась Пирровой. Какой, к черту, «праздник»?! Осталась только горечь, только боль — за 25 миллионов их и за оставшихся нас.
Поступил на матмех ЛГУ я в 1976; наш курс был одним из последних «еврейских», детей Израиля училось много. Из предосторожности в свете усиливающегося антисемитизма почти все они числились русскими. Насколько помню, евреями писались всего несколько человек…
А, находя фабулу, определяя систему персонажей, придумывая сюжет и выстраивая композицию, я погружался в иллюзорную насыщенную жизнь так глубоко, что она казалась мне куда более реальной, нежели чем моя собственная. Художник слова всегда живет над реальностью.
Но про себя я могу сказать словами, которыми аттестовал одного своего героя — говорящего попугая из рассказа «Триста лет»: «Ругань была для него столь же необходимой вещью, как воздух, еда и питье».