Метка: Марина Ясинская

Ох, и горько стало тогда Эвану — за все сразу: и за детство свое сиротское, и за то, что селяне, чужаков привечающие, на него как на чудище смотрят. И за боль, причиненную корявому ясеню — за ветви срубленные, и за прозвище обидное…

«Давай вспомним наш договор. Вместо бессмысленной бойни до полного уничтожения мы разыгрываем между собой каждое тысячелетие. Три игры. Выигравший все три получает наступающее тысячелетие в безраздельное властвование, так?»

Напился вдрызг командор фрегата и пьяно рыдал над вручённой ему почётной медалью за самый первый бой. Напились тем вечером и жёны моряков. На радостях — ведь их мужья вернулись в войны целыми и невредимыми. Наконец, напились, потому что после войны полагается напиться, ветераны.

Oн, явно сдерживая нетерпение, старательно наточил перья, а потом долго думал над чистым листом. Когда же, наконец, он обмакнул перо в чернила, лицо его было решительно, и тщательно продуманные слова быстро появлялись на бумаге…

У двери в дом неподвижно стоял рослый парень с чёрной бородой, охотничьим луком на плече и колчаном со стрелами за спиной. Брат? Или отец нерождённого ещё ребёнка? Он держался спокойно и невозмутимо, но, увидев приближавшихся к дому францисканина с рыцарем, мгновенно напрягся…

Кукла была незатейливой — руки, ноги, толстое тело и большая голова… Кукла была сшита давным-давно и не очень умело — словно тот, кто её мастерил, делал её второпях и без сердца. Она была затискана и затёрта, но цела и невредима — словно тот, кто играл куклой, холил её и лелеял.

Обитель мьелинских доминикан оказалась скромной — часовенка, маленький двор и простой общинный дом. Рандар прошёл в ворота и постучал в закрытую дверь. Открыли её не сразу. Монах-доминиканин, и без того недовольный, что его потревожили в столь поздний час, помрачнел ещё больше, когда увидел знак на шее рыцаря.

В детстве Хуп мечтал геройски спасти целый свет. Когда подрос и заделался оружейником — хотел прославиться, спасая деревеньку или, если повезет, большой город. Сейчас же он страстно желал спасти одного человека, и ни один подвиг не мог показаться ему заманчивее.

Со мной всё в порядке, только я боюсь засыпать по ночам, потому что мне снятся страшные сны… Я просыпаюсь от собственного крика, я задыхаюсь и дрожу в холодном поту. Нашариваю в темноте пластинку прописанного мне доктором снотворного — и принимаю двойную дозу, чтобы впасть в сон без сновидений.

Не прошло и часа, как в помещение дежурной части, распространяя аромат дорогой косметики, вплыла намакияженная дама хорошо за тридцать в сопровождении похожих друг на друга как два красных кирпича охранников в темных костюмах. Опасливо подошла к камере, подозрительно оглядела обитателей…

Когда патрульный джип подъехал к старинному двухэтажному зданию грязно-бордового цвета, в котором располагался вытрезвитель, лица буянов уже отекли и расцвели синяками самых различных оттенков. «Кто это их так?» — без интереса осведомился здоровый санитар самого что ни на есть мясницкого вида.

Гришка тяжело сел на влажную землю — прямо у свежевыструганного креста, достал сигареты и закурил. Да, он снова стал курить — после смерти деда. И знал, что теперь уже не бросит. Он теперь много чего знал и видел…

Вместе с бусами папа подарил ей жениха, тринадцатилетнего Рудольфа. Ни жених, ни бусы Кристине не нравились. Жених — потому что нескладный, и губы у него слюнявые и липкие — это девочка узнала, когда под грозным приказным взглядом своего дядюшки Рудольф кисло поцеловал руку своей новоиспеченной невесте.

От осознания того, что все самые важные решения, принятые им в жизни, решения, в верности которых он никогда не сомневался, могли оказаться неправильными, земля закачалась под ногами.

Высокая сухая женщина, без грамма макияжа на лице, в строгом чёрном костюме, начисто лишённом какого-либо намёка на женственность, являлась лидером блока, представлявшего на данный момент партийное большинство в Думе — «ДУМ», Движение Угнетённых Меньшинств…

Видимо, неистребимая тяга к лучшей жизни передается по наследству. Нельсон рассказывал, что в поисках этой самой лучшей жизни его пра-прадед пешком прошел весь путь от Гватемалы до Техаса. Больше трех месяцев брел вдоль федеральных трасс, питался лимонами, что росли на деревьях вдоль дорог…

У Женьки было три самых любимых праздника: день рождения, Новый год и третье августа. Когда он был маленьким, день рождения и Новый год нравились ему больше всего, потому что он получал подарки. Но когда Женька стал старше, он понял, что подарки в празднике — не главное…

Этот Новый Год Саше не нравился. На улице не горели фонари, не ездили машины и не торопились нагруженные пакетами и подарками люди. Никто не зажигал разноцветные гирлянды на балконах и на деревьях во дворе, а в окнах дома напротив не было видно расцвеченных весёлыми огоньками ёлок.