В стихах Бориса Юдина есть замечательная особенность. В них — герой живёт во Времени, и вместе они составляют Единство. И ощущения героя — они естественная часть некоего целого, эти ощущения неотделимы от природы.

Дактилоскопия

Яков Каунатор

«Дактилоскопи́я (от греч. δάκτυλος ― палец и σκοπέω ― смотрю, наблюдаю) ― метод идентификации человека по отпечаткам пальцев (в том числе по следам пальцев и ладоней рук), основанный на уникальности рисунка кожи. Широко применяется в криминалистике». (Википедия)

Дактилоскопия — наука относительно молодая, далеко ей до литературоведения. Но как ни странно, между этими, казалось, абсолютно различными предметами науки, куда больше общего, чем различий. Как и дактилоскопия, литературоведение изучает следы, отпечатки, оставленные чёрно-белыми иероглифами на белоснежных страницах различных изданий престу…, простите, литераторами. Хороший литературовед сходу определит: вот этот след оставлен Вознесенским, а этот — Евтушенко отметился. Тут — Цветаева, а здесь -Лада Пузыревская . Да и не только литературоведы, но и въедливые читатели способны по отпечаткам определить автора. К примеру, даже старшекласники былых, ещё советских времён(про нынешних судить не берусь) сходу могли определить: «Ты жива ещё моя старушка…» — Есенин; «Я волком бы выгрыз бюрократизм!» — Маяковский. Речь конечно же об авторах талантливых, о тех, кто свой почерк имеет, свой «отпечаток». Что же до графоманов — эта плотва в безбрежном океане литературы своими опечатками любого литературоведа до Кащенки доведёт.

У каждого поэта несомненно свой почерк. Иной придумывает замысловатую словесную искусную вязь и достигает в этом вершин мастерства. Другой пытается постичь философию слова. Кто-то смело бросается в эксперимент и добивается совершенства. У каждого — свой голос. У каждого стремление сказать миру: «Я пришёл сказать вам СЛОВО!»

У Бориса Петровича Юдина несомненно есть и почерк, и голос. И даже я своим дилетантским и непросвещённым в литературе взглядом способен уловить некую особенность, свойственную этому автору.

Мы все родом из детства. А детство наше, как и юность, и зрелость, как и вся наша жизнь состоит из времени и пространства. Это и есть наши две колеи. Помните у Высоцкого — «Своя колея»? И в каждом своём стихотворении поэт Борис Юдин придерживается своей колеи, никогда от неё не отклоняясь. И из этого удивительного сочетания ВРЕМЕНИ и ПРОСТРАНСТВА и создаётся поэтом то, что зовётся ЖИЗНЬЮ. Вот и последуем вместе с поэтом по колее, зовущейся — ВРЕМЯ:

ВО ВРЕМЕНИ:

Вре́мя ― одно из основных понятий философии и физики, условная сравнительная мера движения материи,

В философии ― это необратимое течение (протекающее лишь в одном направлении ― из прошлого, через настоящее в будущее), внутри которого происходят все существующие в бытии процессы, являющиеся фактами.»

Удивительным образом Время присутствует почти в каждом стихотворении поэта. И всегда оно — Время — разнолико. Ощущение сиюминутности возникает, когда поэт говорит о времени суток:

ВРЕМЯ — СОЗЕРЦАНИЕ:

***

«Ночью высыпал иней и стала седою сосна.»

***

«Ляжет вечер тишиной на плечи. »

***

«А под утро женщина приснится»

***

“Жарко, словно в кочегарке.
Зелень ряски. Старый пруд.
Водомерочек байдарки
По поверхности бегут.”

***

“Белая звонница в озеро смотрится.
Утро туманно.
Так окунается в зеркало модница.
Благоуханна,”

***

“По утрам смотрю как в деревцах
Воробьи заводят перебранку.”

***

“Утреник прихватывает лужи,
Хрустка грязь просёлочных дорог,”

В этой сиюминутности ещё нет нерва. В этих стихах есть осязаемость среды и повседневного бытия. Эти стихи легко читаются. Пейзажные и бытовые зарисовки просты и незамысловаты. Но это — кажущаяся простота. Всего лишь то, что лежит «над водой.» Но есть ещё некое объединяющее эти стихи «подводное течение». «Ночью», «вечер», «под утро», «завтрашнего» — всего лишь отправные точки ДВИЖЕНИЯ от этих точек — в будущее. «Подводное течение» — это и есть движение времени, что объединяет все эти стихи. Плавное, неторопливое, оно не возвращает нас в прошлое, а устремляет в будущее. Наверное, «сиюминутность» настраивает героя на надежду. И есть самое главное: время — не статично. Как удивительно удаётся передать поэту движение времени. Словно в замедленной съёмке в этой неторопливости живёт ощущение покоя и предчувствия будущего:

“Ночью высыпал иней и стала седою сосна.
Значит — поздняя осень, морозец, и кофе спросонья.
Я щекой прикоснулся к простуженной раме окна…

***

“И в восторге от музыки цвета
В странных песнях заходится ветер.
Выйдешь утром полуодета,
Скажешь: «Дождь. Никуда не поедем».

Ладно. Сядем поближе друг к другу.
Печь бормочет горячие речи
Про морозную зиму и вьюгу —
Чтобы ёлка и гости, и свечи.”

ВРЕМЯ — ОЩУЩЕНИЕ

А дальше… Дальше «утро — ночи — вечера» сменяются зимами, вёснами, осенью. Удлиняется временной промежуток, и уже не «сиюминутность», а некий «затяжной прыжок». Куда? Зачем?

И вот в мороке слякотного марта
Встаю в немую очередь у касс
И покупаю суету плацкарты…”

Что-то не так в этих стихах… Чем-то, кажется, невидимым, отличаются они от «утро-вечер»… Там время текло пусть — для одного, «пусть для обоих», как пелось в одной песне. Здесь же ощущение, будто время замерло, как «замёрзшие на платформе станций очень кучевые облака.» Там — «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» — и взгляд останавливается на мельчайших деталях бытия. Здесь время монотонно, тягуче. И в этой монотонности, где осени сменяются зимами, зимы — вёснами, вёсны — летом, нет места созерцательности. На смену ей приходит иное — Ощущение времени.

Чаще всего это ощущение созвучно психологическому настрою.
Всё дождит и дождит, и дождям этим нет угомону.
Всё опять и опять горизонт за рекою свинцов.

И от этих строк — «Всё дождит и дождит…» — возникает ощущение едва ли не физической боли, вот так метроном своим размеренным и постоянным «шагом» вызывает подчас головную боль. И кажется, что становишься узником этого времени, тягостного и безнадёжного. Осень…

И прогноз безнадёжен настолько, что хочется выть.

Странное ощущение безнадёжности, из которой вырваться можно лишь в болезненном воображении:

А куда улетишь? На дворе льёт, как будто из крана.
Лучше буду мечтать как однажды уйду налегке
Целовать, умиляясь, суровую морду варана
И лежать рядом с ним на горячем, как печка, песке.

Время — Осень… Странное время, в котором переплетение и тоски, болезненного одиночества, когда возникает чувство покинутости всеми и всем, и — неожиданно — в этой же Осени ощущение умиротворённости:

Вянут георгины в палисадах,
Реки, как литое серебро.
Ночи в сентябре полны прохлады
И нежны, как девичье бедро.

Ляжет вечер тишиной на плечи.
Перед тем как отойти ко сну
Покурю немного на крылечке,
Вслушиваясь в эту тишину.

Каждому времени года — своё мироощущение. И осенняя умиротворительная тоска вдруг взрывается всплеском адреналина:

“Чист небосвод, сочнее светотени,
Стройнее угловатых яблонь стать,
И на ветвях такое белопенье,
Что хочется скворцом защебетать.

Весна… И в этом времени — не просто пробуждение жизни, но вместе с ней — пробуждение эмоций:

Она придёт, моя весна, по оспинам проталин,
Чтоб тёплый ветер рвался в грудь и бронхами свистел,
Чтоб сон и явь переплелись в тугих объятьях спален,
Чтоб облака — как паруса на спинах каравелл.

Она придёт, моя весна, безумством яблонь пенных,
Девичьим смехом, пеньем птиц и шёпотом травы.
А свежих пашен феромон — адреналином в вены,
Чтобы повышался урожай у ярых яровых.

И если там, в «утро — вечер» настоящее плавно и естественно перетекало в будущее, здесь — странное переплетение настоящего и прошлого, прошлого и будущего.

“Ветвились липы, в облака стремясь,
При виде пчёл тычинки возбуждались.
И мы с тобой тогда вступили в связь,
Чтоб превратиться в зреющую завязь.”

В стихах Бориса Юдина есть замечательная особенность. В них — герой живёт во Времени, и вместе они составляют Единство. И ощущения героя — они естественная часть некоего целого, эти ощущения неотделимы от природы. Всё соответствует внешему явлению, иными словами, в стихах поэта полное единство внешних природных проявлений и внутреннего восприятия этих явлений.

И странное чувство, будто все эти ощущения принадлежат не герою, а мне, читателю.

И наша жизнь упрямо шла к тому,
Что было неизбежно и привычно.

ВРЕМЯ ― ОСМЫСЛЕНИЕ

Как-то неожиданно мы пришли от времени суток, от времени года, ко времени, обозначенному годами. Годами прожитой жизни. И в этих стихах проступает то, что в жизни человека называется вступлением в мудрость.

В стихах — стремление осмыслить, осознать — что же такое — возраст? Что же такое — ВРЕМЯ? И что же стоит там — за ним?

Когда — нибудь…
А, всё— таки, когда?
Тогда, когда меня уже не будет
И комнаты наполнит суета
И любопытные чужие люди?

Когда не будет, будней, дней и бу…
Что?
Будущего? Букв? Протуберанцев?

Есть некие знаковые «зарубки» в наших датах, в нaшем возрасте. Мне кажется, они в основном совпадают у большинства людей. К примеру, думается, все мы подходим с особыми мыслями к возрасту, о котором Высоцкий однажды напел:

«А в тридцать три Христу… (Он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьешь — везде найду, мол.)
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и ни о чем не думал.»

Вот и у поэта Юдина есть своя «зарубка» на цифре 33:

На пластинке виниловой цифрами — возраст Христа :
Тридцать три оборота. Всё ж лучше, чем семьдесят восемь.

Тридцать три оборота судьбы — на потом, на потом, на потом…
А следом -дтругая «зарубка», тоже, наверное, общая для всех:

В ожиданьи завтрашнего снега
Пароходик стонет на реке.
Серединка прожитого века,
Как огрызок яблока, в руке.

* * *

Итак, всего полвека до,
А, может быть, полвека позже…
Но не подводится итог,
На приговор суда похожий.

Для меня же в поэзии Бориса Юдина — главное не эти даты, а мысли, ими вызываемые… И здесь — ещё одна особенность стихов. Казалось бы, и даты, и раздумья — суть — общие. Кому не приходят мысли о бытие своём, о времени и пределах этого времени… Но, читая стихи, постоянно ловлю себя на мысли, это вовсе не автор обращается ко мне со своими размышлениями, и не авторский герой. Это моими словами изъясняется герой, это мои мысли вдруг оказались начерченными на белом листе бумаги. И это — для меня загадка: какими тайными средствами удалось автору из общего вычленить личное, да ещё превратить это личное в моё собственное?

Как хорошо болтать о всяком вздоре,
Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.
И кажется, что нет ни бед, ни хворей,
И верится, что смерти больше нет.

* * *

И я начну иную жизнь в пространстве междустрочья.
Но это всё уже не мне.
Да и не обо мне.

* * *

Всё утро на окне, как на мольберте,
Писалась непогода. Ветер креп
И ливень выбивал по крыше стэп
И думалось о неминучей смерти.

У поэта Время — бесконечно, и мы — лишь «временные попутчики» в нём… И всё же…всё же… Почему-то не возникает в его стихах состояния угнетённости и обречённости. Напротив, во многих строчках звучит эта тема бесконечности бытия, а значит ― надежды.

В ожиданьи завтрашнего снега
Пароходик стонет на реке.
Серединка прожитого века,
Как огрызок яблока, в руке.

На востоке — облачная проседь,
К западу — заката пламена.
Надо бы огрызок в землю бросить,
Чтобы прорастали семена.

* * *

Может быть, в крови и суеверьях
В царстве трын-травы и лебеды
Вызреют на молодых деревьях
Вместо горьких сладкие плоды.

* * *

Был птичий щебет радостен и звонок,
И мир был первозданным, как ребёнок,
Который выдохнул свой первый крик.

ВРЕМЯ — СОЗЕРЦАНИЕ
ВРЕМЯ — ОЩУЩЕНИЕ
ВРЕМЯ — ОСМЫСЛЕНИЯ (СУЖДЕНИЯ)

Впечатления на сетчатку,
Как свинчатка в висок, впечатаны.
Жили-были, удары копили.
И оставили, как ни печально,
Лишь случайные отпечатки
(Борис Юдин).

Вот такая дактилоскопия.