Иосиф Рабинович: Поцелуи твои — мёд и яд

Loading

Поцелуи твои — мёд и яд

Иосиф Рабинович

СЛАДОСТЬ ГОРЕЧИ

Сладость горечи, горечь сладости,
Поцелуи твои — мёд и яд,
Радость муки и муки радости,
Я растерян, сомненьем распят!

И твоё ледяное горение,
Стылый холод жаркого тела —
Терпеливое нетерпение,
Или этого ты и хотела?

Сомневаюсь, обняв за плечи,
Поцелуют или пошлют.
Этот узел противоречий,
То, что женщиною зовут.

Ты хоть знаешь, хочешь чего ты?
Или хочешь, но не меня:
То скучаешь со мной до зевоты,
То целуешь жарче огня…

Я и сам уж мозги набекренил,
И назойливым быть не с руки,
Но представь — от подобной хрени
И спиваются мужики!

С этим что-то нам делать надо,
По твоим же вижу глазам
С терпким привкусом мёда и яда,
А что делать — не знаю сам!

АФРОДИТА БИБЛИОТЕЧНАЯ

В библиотеке им. М. Горького на Тимирязевской улице в вестибюле стоит гипсовая статуя Афродиты.

Да, это было прошлым летом,
Предположительно в июле,
Поверьте на слово — не вру:
В библиотеку дверь открыта,
И там я вижу Афродиту,
Она стояла в вестибюле,
Ну, как всегда, легко одета,
Что позволительно в жару.

Оно конечно, гипс не мрамор,
Не Парфенон, а книг обитель,
И Тимирязевка не Крит —
Труба пониже, дым пожиже,
Но Геродот нам говорит,
Что это всё-таки Пракситель,
И я от восхищенья замер,
И подошёл слегка поближе…

Богиню обошёл вокруг
И тут же обалдел совсем:
Представьте разочарованье —
На попке ветреной богини
Оставил след фломастер синий.
Три чётких цифры: два, пять, семь.
Прощай, прелестное созданье!
И всё обрыдло сразу вдруг!

В душе как что-то обломилось,
Прям хоть к психологу иди.
И пусть мужчина я не робкий,
Но опасаюсь, чтоб я помер:
Разденешь даму, а на попке —
Тот синий инвентарный номер,
Иль, того хуже, на груди.
Ну что за бред, скажи на милость?

БОЖИЙ ДАР

В магазине по имени Жизнь
Ничего не достанешь бесплатно.
Хочешь, чтоб тебе было приятно?
Будь любезен, изволь, расплатись!

Не за доллары, не за рубли,
А совсем за другую валюту —
Vip-товар — целый год отвали,
А за мелочь — ну пару минуток…

С каждым годом пустеет карман,
А желаний, как прежде, корзина,
И стою я, как тот наркоман,
У сверкающей дивной витрины.

Лимузины и яхты — к чертям!
И зачем это роскошь такая?
Я привык, заявляю я вам
И к метро, и к речному трамваю…

Вдруг, как будто бы гром и гроза —
Нет, ребята, не просто красива,
А горящие страстью глаза
И волос непослушная грива!

Немодельного вида она,
Я её бы назвал божьим даром,
И не в наши, увы, времена
За таких вот стрелялись гусары.

Как гвоздями прибитый, я встал,
Нервно шарил рукою в кармане.
Видит Бог, невелик капитал,
Может быть, и на год не потянет.

Сердце рысью стучит у меня,
Вот уже и прихрамывать стало —
Всё отдам, до последнего дня,
Да не хватит, боюсь капитала…

Тут раздался мне глас с высоты —
Хриплым басом сказал мне Создатель:
Коль уж так полюбил её ты,
Получай её даром, приятель!

А оставшимся сроком — владей,
И минутами, чур, не кидаться,
Ведь теперь, когда будешь ты с ней,
Они очень тебе пригодятся…

БАЛЬЗАКОВСКОЙ ДАМЕ

Ветер алые перчатки с клёнов сносит,
Приближается ненастная морока.
Не беда, что бабье лето раньше срока.
Много хуже — раньше срока бабья осень…
Ты ещё глядишься так, что все мужчины
Жадно пялятся на прелести и стати.
Перестань искать ты в зеркале морщины,
Улыбнись, оно весьма полезно, кстати.
Улыбнись или хотя б сострой мне глазки,
Я же вижу, что твоя натура просит.
Будет много впереди любви и ласки,
Ну, не хмурься и не близь ты эту осень!

ВОЗЛЮБЛЕННОЙ ПОЭТА

Ты говоришь, что слов достойных нету,
Чтобы сказать тому, кто всех тебе милей,
Хотя в твоей душе такой бушует стих,
А ты молчи, прижмись к нему и млей —
А уж слова доверь ему — поэту,
И он один всё скажет за двоих!

КРАСОТА ЛЮБИМОЙ

Не всяка, что красива, то любима,
Но та, что любишь — неземной красы.
Зачем с упорством ты неутомимым
Восходишь неизменно на весы?
К чему тебе диеты, схемы, нормы,
Коль глазу моему твои прелестны формы?
И в изумленье, как ты таешь вся,
Я думаю: а для меня ль стараешься?

ВСТРЕТИЛИСЬ

Встретились, ничего не загадывая
И сошлись, ни на что не рассчитывая,
Но влюбилась она в него радостно,
В него, сеченого и битого…
Он гадал: за какие такие радости,
Не решался принять дар её,
А вокруг налипали комья гадости,
Досужее, слякотное враньё!
А он сдуру решил: подставлять её нечего,
И однажды исчез, но судьба-то зла:
Раз в квартиру её как-то поздним вечером,
Телеграмма, чёрт-те откуда пришла.
Ну а в ней как обычно: примите и прочее,
Катастрофа, спасти его не могли,
Извините, не знаем фамилии, отчества,
Ваше фото и адрес при нём нашли…
Люди гибнут, что делать, бывает такое,
Но ведь ходит по миру ещё сволота,
Для которой любое счастье чужое,
Как своё, пронесённое мимо рта!

ДВУСТОРОННОСТЬ

Всем известно, что Саади целовал лишь только в грудь.
С. Есенин

Ты, в отличье от Саади,
Был пленён красоткой сзади,
Как таблетку принял, чтоб
Обалдеть от дамских поп.
Хорошо — амфетамин,
Это всё ж не героин,
А вколовши наркоты,
Натворил бы столько ты!
Да, пришла весна красна,
Возбудила всех она:
Тот, кто смирен был и кроток,
Щас балдеет от колготок,
Подкаблучник-домосед
Алчет сладостных побед,
А поэты, так их мать,
Всеми жаждут обладать…
Я такой совет даю,
Как невинность блюсть свою:
Как лекарствие от дам
Принимайте нозепам,
Будешь спать, притом один,
Как моральный гражданин!
И ещё один совет:
Помни, чтоб уйти от бед,
Что у дам не только реверс —
Аверс есть, как у монет!

ПРОКОЛЫ И ПРИКОЛЫ

По улице московской две подружки
По-взрослому идут — на каблучках,
Блестящие, как с ёлочки игрушки,
И глазками стреляют, просто ах!

Девчонки, приколистки и плутовки,
Какую-то лепечут ерунду,
Но джинсики приспущены так ловко,
Что беленькие стринги на виду.

Носы и ушки пирсингом проколоты,
К тому вдобавок — губы и пупки,
О прочем умолчу — молчанье золото,
Но любят их ровесники-дружки…

Картинка эта каждому знакома:
Тату ругаем, пирсинг нам не мил.
А моего б секретаря парткома
От этих видов враз инсульт разбил!

Конечно, можно охать, и ругаться,
И век хулить, что больно нехорош,
А против эволюции-то, братцы,
И супротив науки не попрёшь.

Затянутся проколы за два года,
И кто-то повзрослеет, вступит в брак.
А остальные? Что же, у природы
Есть право, и бесспорное, на брак!

ДЫМОК КАЛЬЯНА

Образ твой, как дымок кальяна,
Яблок зелёный вкус,
Вьётся надо мной.
Я сегодня не трезвый, но и не пьяный,
Но слишком велик искус.
И будто душевно хмельной,
А в сердце лёгкое жжение,
Ты в нём занозой зазубренной,
А с виду такая идиллия,
Но вздёрнутый носик напудренный
Вызывает в мозгу кружение,
Вот уж мне — сексапилия!

АСТРОНОМИЧЕСКОЕ

От движений и вкривь и вкось
Как взбесилась земная ось
И, тряся полюсами своими,
Непотребно танцует шимми.
День свалился в ночную мглу,
А я жду тебя на углу,
Жду тебя сейчас и веками
Я под звёздными под часами!
Увядает в руках букет
Из туманностей и комет.
Что-то ты для первого раза
Опоздала круто, …инфекция!
Пропадает даже эрекция,
А ты всё не идёшь, зараза!
Вертишь задом, словно Земля.
С кем ты там плетёшь кренделя?
И раздался мне глас с небес:
Твой-то пиковый интерес,
Её точно попутал Бес
За сто баксов без НДС…
Вот не ждал, а дождался беды —
Мне она теперь до звезды,
До Медвежьего до ковша —
Не люблю её ни шиша!

ЗИМНИЙ СОН

Солнце низко над тундрою пятится,
И лучи почти что не греют.
Мы с тобой на оленях катимся:
Я от этой скачки балдею!

И скрипит, и под полозом стонет
Снег зернистый морозного марта,
И несутся, как от погони,
Наши ладные крепкие нарты…

Ты одета в шапку песцовую,
Черно-бурой укутана шубкой,
И целую тебя я, рисковую,
В твои пухлые жаркие губки!

Знаю я: это сон, не более,
И не сбыться ему, наверное,
Но уходят сердечные боли
Да и всё настроение скверное…

И куда мы летим, не знаю,
По хрустящему насту скользя,
Но глаза, как могу, сжимаю —
Мне никак просыпаться нельзя!

ОХАПКА ПРАЗДНИКОВ

Мозг набекрень, душа моя в смятенье:
Сегодня невозможное сплетенье
Событий разных вер и суеверий:
То Сретенье с Прощёным воскресеньем,
То тигр и Валентин стучат со страстью в двери —
Смешались в кучу боги, люди, звери…

Томлюсь сомненьем, думаю, гадаю:
Хоть я не Валентин, не тигр, а кот,
На всякий случай, ты прости, родная,
Того, кто тебя любит круглый год!

СЛОВО

Да-да, вначале было слово,
Когда беззубым детским ртом
Я слово Мама промурлыкал.
До этого я только гыкал,
А жизнь? А жизнь была потом…
Она ласкала, и ломала,
И жарко в губы целовала,
Хоть и помордников немало
По жизни доставалось мне:
То выносило на волне,
А то в такой вгоняло штопор,
Что горький, но бесценный опыт,
Не мог я не приобрести
На этом жизненном пути.
Я жил как мог, вдали от Бога,
Петляла по годам дорога
Среди любви, друзей, борьбы
И по колдобинам судьбы.
Прошли года, не стало Мамы,
Друзья ушли в небытиё,
А я пока что длю упрямо
Существование своё.

В заплатах сердце и сосуды,
И силы нет былой в руках,
Но жив я, жив ещё, покуда
Трепещет слово на губах.
Оно опора мне и радость,
Костыль в измученной судьбе
И нескончаемая сладость,
Что смог сказать его Тебе.
Когда ж наступит миг суровый,
Пускай не завтра, а потом,
Какое прошепчу я слово
Своим опять беззубым ртом?
Я видел, что было с другими,
Кого согнул последний страх,
Но будет только Твоё имя
На холодеющих губах.

КОНЕЦ СВЕТА (21 мая 2011 года)

Один весьма почтенный проповедник,
Ну, без пяти минут святой отец,
Со всех экранов предвещал намедни
Всеобщий и решительный трындец!

Пред коим, это строго между нами,
Он это на компьютере считал,
Игрушки — Фукусима и цунами
И просто тьфу любой девятый вал.

Что делать? Где искать спасенья, братцы?
Тут, видит Бог, задача нелегка —
Трындец умеет тихо подобраться,
Хоть и видать его издалека…

Уже трещат нейроны от натуги
И бета-ритм зашкалил через край.
Беру мобильник и звоню подруге:
Наплюй на всё и тут же приезжай!

Как? Прямо среди дня меня ты хочешь?
И напрочь крыша съехала, видать?
Любимая, а вдруг не будет ночи —
Несолоно хлебавши помирать?

Она пришла, и мы закрыли шторы.
О том, что дальше было, помолчим,
Но далеко остались разговоры,
Святой отец с компьютером своим!

И в судорогах корчилась планета,
И за волною рушилась волна,
И это нам концом казалось света…
А за окном стояла тишина.

Возможно, проповедник съел собаку,
Но проповедник всё-таки не Бог,
Посколь цунами этого, однако,
Он нам с подругой предсказать не смог!

Зато теперь я точно знаю: это
Прекрасный способ встретить конец света!

МАСКЕ РАД!

Гудит планета — новости с экрана скачут,
И дикторша аж перешла на хрип:
Вовсю бушует вредоносный грипп,
То птичий, а то просто поросячий!
Аптеки штурмом (вспомнилась война)
Берёт народ, запасы арбидола,
Как снег, растаяли, позакрывались школы,
Ни в чём покою нету ни хрена!
Шипит подруга: не целуй меня,
Ох, как мне эта нравится фигня,
Не трогай, не помыл пока ручонки,
Как будто бы я лапал поросёнка!
Вот маска, надевай её, прошу,
Ты видишь, я три дня свою ношу,
А у тебя нет обо мне заботы,
Опять ходил без маски на работу…
— Сотрудниц не целую, видит бог!
— Ты ж сам сказал, что Павловой помог,
— Так ведь не поцелуем, дорогая,
— А скалишься! Да я откуда знаю?
За словом слово и за делом дело,
И вот в меня тарелка полетела,
И вот уж я растленный павиан,
Грязнуля, эгоист, эротоман!
Нет, спорить с женщиной, тем более с женой, —
Помилуй бог, хоть не иди домой!
После работы, лучше уж в кафе,
Чтобы домой вернуться подшофе,
А пьяный вирус, свинский иль куриный, —
Он не страшнее трезвой половины!

ХОЛОДНЫЕ СНЫ

Мне снился лёд, как сахар колотый,
И ночь сполохами освещена,
И бьющая в борт тяжёлым молотом
Со льдом повенчанная волна…
И бабье лето, до срока пришедшее,
И не по августу злая гроза,
И чуть раскосые, сумасшедшие,
В комнатных сумерках твои глаза!
И я проснулся, вспрыгнул, как мячик,
Сижу, озираюсь с улыбкой глупой —
В глаза мне брызжет солнечный зайчик
И дворник ломом по бакам лупит…

***

Мне снился снег, заносы и сугробы,
Алмазный блеск сосулек на трубе,
И чёрные деревья вдоль дорог,
И вьюг неиссякаемая злоба,
И в темноте в углу угрюмый бог,
И зайчик-солнце на полу в избе!
И хруст саней по утреннему насту,
И дым, идущий из трубы столбом,
Колодец, обрамлённый хрусталём,
И тройки бег дорогою прекрасной,
И милое румяное лицо,
Целую я, взошедши на крыльцо…
Какая сказка — женщина, природа,
Но этот дивный сон приснился мне
В родной московской дымной стороне
Угарным летом проклятого года!

МУЗЫКА НОЧИ

Совсем не разбираюсь в нотах,
Так мне досталось по судьбе,
И вдруг надумалось чего-то
Сонату написать тебе,
Симфонию или сюиту,
Мне те названья — тёмный лес,
А вот звучит в мозгу, поди ты,
Твой голос, чудо из чудес!
В душе запели соловьи,
В тебя — губами, счастье — вот оно
И кудри рыжие твои
По шёлку простыни размётаны
И голос нежный и родной.
Как флейты звук во тьме полночной,
И заклинание — Ты мой!
И страстный стон аккордом мощным…
Я музыкантом не был создан,
Но стал им, пусть на склоне лет,
И слушают смущённо звёзды
Наш изумительный дуэт!

СКАЗКА

Не грози, судьбина, злобными штормами,
Лучше ты мне сказку подари,
Подари мне Сказку с нежными глазами,
С жаждой поцелуев до зари.

Более чем взрослый, я не верю в сказки —
Мне уже отверилось давно,
Только сердце просит и любви и ласки
Больше, чем по жизни мне дано…

Над Москвой октябрь обрывает крыши,
Треплет тополя, как камыши.
Сказка, моя Сказка, как же ты не слышишь
Песен растревоженной души?

Песни, мои песни, разве всё напрасно,
Разве впереди лишь холода?
Неужели, Сказка, глаз твоих прекрасных
Не видать мне больше никогда?

НЕ СПЕШИ

Мы всё спешим, торопимся куда-то,
Проглатывая походя минуты,
Часы прожёвывая еле-еле
И так, шутя, неделя за неделей
Уходят годы раз и навсегда.
И в том таится главная беда,
Что мы, порой и не осознавая,
Блаженства краткий сладкий миг,
Который нас по жребию настиг,
Проглатываем, походя, зевая,
А жизнь — она предельно коротка:
И вот в моей руке твоя рука
И я её так нежно пожимаю,
Неторопливо прелести ласкаю,
Чтобы продлить мгновенье на века…
Не торопись, прошу тебя, родная,
Что будет через час, увы, не знаю,
А здесь, сейчас — как грудь твоя сладка!
И длится миг без сложностей, без горя,
И мы одни, одни в бескрайнем море,
И на волнах покачивает нас,
И этих волн неспешный перепляс
Уносит нас двоих в такие дали,
Где торопыги сроду не бывали…
Не торопись, шепчу на ушко я,
Пока в моей руке — рука твоя!

ОСЕННИЙ ДИАЛОГ

Ты сказала: уходит лето,
В небесах разверзнутся хляби,
Впереди осенняя слякоть
И морозы со злым вьюговеем.
Ты сказала — лишь вам, поэтам,
Нужно это, чтоб вирши карябать.
Нам что делать, женщинам? Плакать?
Мы — цветы, и от стужи болеем…
Ты сказала: зачем не родилась
В Таиланде я иль на Кубе,
Там, где солнышко душу греет,
Дамы прелестей не скрывают?
Ты сказала: не приходилось
Там мечтать о норковой шубе,
Проверять поутру батареи,
Вот уж, право, напасть какая!
Я ответил: не Бог я — смертный,
Ось земная мне неподвластна,
Я могу предложить одно лишь —
Греть своим теплом твоё тело
И к согреву, вместо десерта,
Поцелуй протяжный и страстный.
Ты согласна? Ты это позволишь?
— Только этого я и хотела…

ОКТЯБРЬ

За окном октябрь — ржавчиною года,
Мир пропитан сыростью, будто навсегда,
Умирает медленно за окном природа —
Красота агонии или же беда?
Видимо, достигнув возраста октябрьского,
Разлюбил я осени золото и медь,
Не по сердцу драному, видно, эта хлябь с того,
Что не хватит силы до весны терпеть!
Нет, она заявится, юная и нежная,
С ней придут веселие, ласки и гульба,
Только опасаюсь я, чтоб в сугробах снежных
Не застряла намертво глупая судьба…
Так скажи мне, солнышко, так скажи мне, милая,
И скажи, что юный я, стройный, не седой.
В чудеса не верю я, но волшебной силою
Обладает, чувствую, тёплый голос твой…

ПОЛОВОЙ ЗОЛОТОСВАДЕБНЫЙ ДИМОРФИЗМ

Однажды в студёную зимнюю пору
Я в лес не пошёл, а поставил вопрос:
Насколько с супругой мы знаем друг друга,
Коль вместе полвека прожить довелось?

И репу я морщил, и мозг свой топорщил,
Пока не явилась на кухню она,
Тут понял я: Боже, прожить-то я прОжил,
А вот ведь не знаю её ни хрена!

Вот дивное дело — за кофе сидела
Жена, но, вопросец услышавши мой,
Сказала со вздохом: «Какое там плохо —
Ты ясен как пень для меня дорогой!»

НАКАНУНЕ ВСЕМИРНОГО ДНЯ ПОЦЕЛУЯ

Поцелуй меня сегодня, завтра ждать не надо,
Завтра будет целоваться человечье стадо…
Поцелуй меня сегодня, ты моя услада,
Поцелуй твой пахнет мёдом, морем, виноградом.
Так целуй меня сегодня, до потери пульса,
Ведь не ждать же нам до завтра, когда все целуются.

ПРИЗНАНИЕ

Я знал, что где-то есть на свете край,
Там, где покой душе и сердцу есть услада.
Не опишу, его я словом «рай»,
Где делать нечего, сиди и загорай,
И страха нет, что гад пульнёт прицельно из засады.

Я этот край искал тропинками судьбы.
И видел много мест, где тихо, безопасно.
Не то чтобы устал я от борьбы,
Но биться головой в бараньи эти лбы,
Как будто в Красноярские столбы,
Не иногда — вседневно, ежечасно…

Конечно, помогали мне друзья,
В беде всегда протягивали руку,
Я с ними дружбы проходил науку,
Переживал тоску, хандру, разлуку,
Как жизнь вцеплялась в глотку, словно сука…
Нет, без друзей мне выжить бы нельзя.

Да, жизнь со всех сторон меня лупила,
Дарила мне пинки и синяки,
Я падал и вставал, и от тоски
Выл, словно волк, сжимая кулаки,
И дальше продирался с новой силой,
Но отступать мне было не с руки.

И лишь пройдя по волнам среди скал,
Оставив сотни рифов за собою,
Искусство жизни понял непростое,
Забыл и даже думать о покое,
Но понял то, что жить на свете стоит,
Когда тебя по жизни отыскал.

И стало всё вокруг светло и нежно,
Я панцирь снял, на гвоздь повесил шлем,
И, наплевав на этот рой проблем,
Как будто их и не было совсем,
Расслабился, и в неге безмятежной,
Тобой любуюсь, от восторга нем!

РАССТОЯНИЯ

Ты теперь от меня далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.

Расстояния, расставания,
Это Бог нам послал испытания,
Снег идёт, дуют злые ветры
И неистовы холода,
А меж нами не километры,
Много хуже того — года!
И свирепые, штормовые,
Подло бьющие по башке.
Как сумел не согнуться выей,
Как сумел не запить в тоске?
Не за это ль теперь подарок,
Тёплый, маленький и родной,
И закат мой светел и ярок,
Озарённый тобой одной!
И прошу я не так уж много:
Чтоб ещё продержалась нить,
Я, не веря, прошу у Бога,
Чтобы дал дойти и дожить!

СЕРЕБРЯНАЯ ПЫЛЬ

Серебряная пыль над городом клубится,
Брильянтовая брошь Медведицы Большой.
Я знаю, что ты спишь, опущены ресницы,
Любуюсь я тобой, прекрасный ангел мой!

Ты, как и я, грешна и с ангелом не схожа,
Нахальный завиток у гривки золотой,
Хитрющие глаза, и всё же, всё же, всё же
Ты снишься мне всю ночь, прекрасный ангел мой!

А то вдруг вовсе сна как будто бы и нету,
И дым от сигарет вокруг стола стеной,
Я, старый дурень, жду, когда наступит лето,
И ты ко мне сойдёшь, прекрасный ангел мой!

Ну а пока в ночи над стылою планетой
Мне звёзды глаз твоих сияют теплотой,
Иду, как на маяк, иду навстречу свету.
Как хочется дожить, прекрасный ангел мой!

СОН В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ

Со Снегурочкой пришёл Дед Мороз
И поднял такой серьёзный вопрос:
Год, мол, прожил — тяжелее не надо,
И за это по уставу — награда!
А Снегурочка смеётся, плутовка, —
Ознакомься, говорит, с разблюдовкой:
Там у нас есть на любые искусы,
Чтобы каждому страдальцу по вкусу.
Тут для пьяницы — пузырик французский,
Гастроному — дорогие закуски,
А для бабника — мадам, краше нету,
Для скупого — золотые монеты,
Окромя того, дворцы, яхты джипы —
Это тем, кто из хитрил вышел в ВИПы!
Я гляжу, и вот какая досада —
Мне того, другого, третьего надо,
И четвёртого, и пятого тоже…
Дед Мороз стоит с хитрющею рожей!
И тогда я, поспешивши, ответил:
Мне, как бывшему уже на том свете,
Удостоенному этого гранта,
Очень хочется всего прейскуранта!
Исключенье, может, сделаешь, старый,
И не будем разводить тары-бары?
Ну а Дед ответил мне со значеньем:
Никаких тебе теперь исключений,
Не получишь даже самую малость.
И исчез, а вот Снегурка осталась…
И, скажу я вам, ребята по чести:
Пропади коньяк с закусками вместе,
И не надо мне ни джипа, ни яхты —
Век бы слушал эти охи да ахи!
Кто сказал, что холодна. — выпей яду,
Горячее, видит Бог, и не надо!
Я любил её, любил, что есть силы,
Но разбужен был звонком на мобилу.
Вот же гады, завели себе моду —
Спозаранку поздравлять с Новым годом!

ТРИ КУВШИНКИ

Мы идём мимо озера
По песчаной тропинке:
Вся одёжка на девоньке —
Три прекрасных кувшинки!
Чудо зеленоглазое,
Ты с русалкою схожа.
Россыпь капелек-стразов
На мерцающей коже!
Сердце бьётся так молодо,
Я вдыхаю, конечно, и
Задурманили голову
Твои запахи грешные!
Обними меня, милая,
Ну, зачем меня мучаешь?
Да, кувшинки — красивые,
Но под ними-то лучше же…
Солнце в озеро скрылося,
Ну а с ним и печали все.
Лепестки белокрылые
На волне закачалися…

ФАНТАЗИЯ

Ты снова мне сказала, что ты — моя фантазия,
Что выдумал тебя я с макушки и до пят,
Что я живу в Европе, а ты в далёкой Азии,
Да, две большие разницы, в Одессе говорят…

Но это — география, совсем иная тема,
И не придуман страсти всамделишный накал,
Коль вылепил тебя я, то ты — моя поэма,
Я лучшего, поверь мне, ещё не написал!

ЮНОЙ МУЗЕ

Ты так божественно прекрасна
И так бесстыдно молода,
Что описать тебя, увы,
Мои старания напрасны,
Что не пишу — всё ерунда!
А ты твердишь, что я хороший,
Что многих молодых — моложе,
Тебе мой возраст фиолетов
И лучше я других поэтов,
Ну, прямо Блок иль Мандельштам,
А Фету — ну куда уж там…
Тому, конечно, есть причина,
Поверь, она стара как мир:
Я твой поэт и твой мужчина,
И потому — я твой кумир!
И хоть я знаю правду, Боже,
Твои слова не будут ложью,
Поскольку, стоя у межи,
Хочу безумно этой лжи…
Вот так у жизни на краю,
Восторгом полный я стою
И музу юную свою,
Ну, как могу, так и пою…

ДВЕ СТРАСТИ

Две страсти — Женщина и Море.
Что ж общего, сказал мне ты.
Но сходства явные черты —
Вот аргументы в нашем споре.
Ласкаясь, стелятся ковром,
Нежны и бесконечны ласки,
Но вдруг темнеют тучи, глазки,
Ты проглядел, и — грянул гром,
Тут гнев и страсть, сливаясь в хоре,
Неистовы, как женщина, как море.
И перемену в ней не уследить,
Когда глаза у ней темнее ночи,
Она сама не знает, чего хочет —
Убить тебя иль продолжать любить…
А ты, минуту помолчав, ответил:
Я не встречал таких на белом свете,
Мол, прожил жизнь, но век таких не видел,
И я тебе не верю ни черта.
Наверно мой ответ его обидел:
Приятель, жизнь напрасно прожита…

РУКИ

Под окошком собаки бесятся,
Просто так, от вселенской тоски,
В небесах ни звезды, ни месяца,
Вот и первые заморозки,
Вновь циклоны надули щёки,
Градиент давленья возрос,
Где-то в тундрах уже на востоке
Разминается Дед Мороз!
И, июльским кошмаром запуганы,
Вновь трепещем от страха мы,
Холодами, пургою, застругами,
Лютой прелестью русской зимы!
Но, встречая невзгоду снежную,
Я спокоен, спокоен вполне,
Просто чувствую: руки нежные
Сквозь буран протянулись ко мне,
И от этой ласковой милости,
Отступает морозное зло,
Сердцем, чувствую как заструилося
Нежно-сказочное тепло.
Никакие сугробы и вьюги,
И морозная трескотня
Не страшны, пока эти руки
Одаряют теплом меня!
В ЛИТЕРАТУРНОМ ЦЕХУ

ЗОЛОЧЕНОЕ ИСКУССТВО

В детстве с бабушкой ходил я на базар,
До смешного любопытным был ребёнком,
И разглядывал ковры я из клеёнки —
Расписной и очень ходкий был товар…

Там на озере средь лилий водяных,
А вокруг — берёзы, ивы, ёлки-палки,
Плыли в волнах ядовито-голубых
Белый лебедь и грудастые русалки!

А потом, когда я юности достиг,
В институт толпою ездили с друзьями,
В электричках видел я глухонемых,
Предлагающих открытки с голубками.

Было там «Люби меня, как я тебя»,
«Глянь, как вспомнишь, а не вспоминай, как глянешь»,
И сердчишки жались к белым голубям,
И девчонки покупали эту залежь…

С той поры безумно много лет прошло,
И в помине продавцов, пожалуй, нету,
Думал я, в небытие то ремесло,
Но надысь пошёл гулять по интернету.

Что же вижу я? Знакомый мне пейзаж,
Тот же плод фантазий сереньких и жалких,
Ну, конечно, современный антураж —
Суперлес, фотошопастые русалки!

Также лепятся к сердечкам голубки,
Тот же текстик возле тёлки златокудрой,
И посыпано всё вкусу вопреки
И звездями, и серебряною пудрой…

Знаю я — не всем понравится Дали,
И у всех нас вкусы разные и чувства,
Но от этой сердцемании вдали
Проживает настоящее искусство.

Для людей ему не жалко ничего.
Лишь бы быть для них опорой и отрадой,
Но жуёт со смаком жвачку большинство.
А искусство? Да оно ему не надо!

ВСЁ БЫЛО

Всё было — плыли свечи над камином,
И дамы плыли в пышных кринолинах,
Лейб-гвардия сверкала аксельбантом,
На полках — строй изящных фолиантов,
Там Пушкин, Байрон, Ричардсон, Шекспир,
Толстой не брался за «Войну и мир»,
Но мир читает, и не только светский —
Мастеровой с улыбкой полудетской,
Внимательно штудирует Бову
А также сказку про царя Салтана,
И барышни читают, как ни странно, —
Теперь не встретишь это наяву…
У барышень тех не было ТV,
Они стихи читали о любви,
И юноши писали им в альбомы,
И тех альбомов набирались томы,
Чтобы потом, уже на склоне лет,
Перечитать любовный триолет.
Года прошли, и многое, что было,
Стремительно ушло в небытиё,
Земное пребывание своё
Закончили все эти триолеты,
И пишут тексты для попсы поэты,
А барышни, подсев на эрочат,
По клаве маникюрами стучат…
Не думайте, я не за кринолин,
Но хочется вопрос задать один:
Мужчины, женщины, какого, право, фига
Вы с кринолином выкинули книгу?
Мне: скажут, братец, ты загнул немножко,
В Москве в метро все с книгами сидят.
Но только поглядите на обложки —
На них давно и всем известный ряд:
Незнанский Фриц, вот где губа не дура,
Донцова в миллионных тиражах,
Но если это есть литература,
То я, пардон, персидский падишах!
Средь инноваций, чатов, евробондов
Пытаюсь как-то выяснить одно:
Ужель теперь в пыли музейных фондов
Для книги место определено?

Women Journal

Меня шутник какой-то подписал
На Women Journal — интернет-журнал.
Теперь подкован в дамском я вопросе,
Поскольку я посланья получаю:
Мол, здравствуй, наша милая Иосиф,
Пора менять свой гардероб, родная,
А также макияж и татуаж.
Мне пишут, как ввести мужчину в раж,
Чтоб он любил, до истощенья сил
И потому налево не ходил,
И всякие полезные подсказки,
Как строить куры и, конечно, глазки,
Как похудеть в корме и бюст растить,
Чтоб было чем мужчину соблазнить.
Рекомендуют разные товары:
Парфюм, бельё и все аксессуары!
Теперь, друзья подкован я вполне,
Я вроде как шпион в чужой стране,
Разведавший все вражески секреты,
И, может быть, весьма полезно это,
Поскольку есть один простой закон:
«Кто информирован, тот защищён!»

МАДАМСКОЕ

Пишут девушки сонеты,
Пишут дамы триолеты,
Пишут зрелые фемины,
Но сюжет навек единый:

Как вначале сладко было,
Как она его любила
И как после тот козёл
К Верке с Масловки ушёл!

Дальше слёзы целой бочкой,
Дальше холостые ночки,
Там кусание подушки,
Сострадание подружки…

А потом проснулась утром —
На хрена та камасутра,
Если лучик солнца брызжет,
Ластится котёнок рыжий,
За окном звенит капель —
Чудо что за канитель!

Как кумарит поэтессу!
Глянь, ещё один повеса
Свой гусарский крутит ус,
Вводит женщину в искус.

До чего хорош, мерзавец:
Личность — писаный красавец,
Крепок в чреслах и плечах
И в постели просто ах!

Стихотворице всё мало.
Вновь сладчайшее начало,
Шалашовый жаркий рай,
В общем, сызнова читай!

И всего годок-то с лишним,
Как стихов набралась книжка,
Называется она
«Тридцать пятая весна».

В нём цистерны слёз горючих,
Соловьиных трелей куча,
Страстный «ох!» и томный «ах!»,
Камасутра, но в стихах!

И хотя труба пониже,
Да и дым куда пожиже,
Пипл есть, который рад
Лопать этот мармелад.

Авторше необходимо
Всю историю интима,
Всё, что видела кровать,
Для людей зарифмовать

И от этаких сонетов
Макароны на ушах.
Если лирика — вот это,
То Эвтерпе просто швах!

ДИСКУССИЯ

На поэтическом на сайте,
А нынче сайтов для поэтов
Общественных поболе туалетов,
Вдруг разгорелся жаркий спор,
Такой сурьёзный разговор,
Что впору завопить «спасайте!»

Сцепились, шерсть летит клоками,
Вонзают когти аргументов
И фактами, как кулаками,
По репе лупят оппонентов!

Так от чего съезжает крыша?
Один чудак на букву М.
Спросил, зачем поэты пишут
Сонетов столько и поэм,
Когда понятно, вашу мать,
Всё можно в прозе излагать!

Другой в ответ, как хук по пузу,
Мол, пасть порву за нашу музу,
И в поэтический наш цех
Мы не допустим разных всех,
Когда с пером наперевес,
Пегас несёт нас в синь небес!

И, вот когда завяли уши,
А я стоял и долго слушал,
Свой собственный им выдал взгляд
На то, о чём они трындят:
ПисАть и пИсать может всяк,
Пусть хоть на букву М чудак,

Валяй в стихах и в прозе — всяко,
Не можно запретить писать,
С другой же стороны, однако,
Не должен я тебя читать,
Вот здесь, мне кажется, закопана собака!

СОБРАТУ ПО ПЕРУ

Пусть жизнь твоя наполнена стихами вся,
Но чти один завет первее всех:
Не кланяйся, не кланяйся, не кланяйся,
И на дешёвый не ловись успех!

Такая, брат, нехитрая механика,
Как там тебя бы ни крутила жизнь:
Кнута не бойся и не клюй на пряники,
Пусть все кругом блудят, а ты держись!

Соблазн порой нам хуже наказания,
Тоска по лаврам — гнусная мечта:
Так алчем мы успеха и признания,
Ну, слаще мёда эта суета…

А как потом за это совесть мучает
И опускает до предела нас!
Честь потерять возможно только раз,
Найти обратно — нет, не будет случая!

ПОГОВОРОЧНОЕ

Возможно, стал я жертвой глюка,
Но видел я на самом деле,
Как под зонтом шагала щука
Под ручку с дураком Емелей!
Навстречу им прошла корова,
На ней черкасское седло,
И ей оно ужасно шло.
Емеля ей сказал: «Здорово!»
И я совсем уж сбит был с толку
И всё найти не мог ответ,
Зачем свинья, надев ермолку,
Продефилировала вслед?
Зачем мне эти непонятки,
К чему мне этот страшный бред —
На сивом мерине сосед
Гнал, сапоги надевши всмятку.
Тут дядька с Киева примчал,
И, разозлившись как собака,
Всю бузину он нам, однако,
На огороде порубал!
Ведь пожилой, а хулиган,
А тут ещё одна забота —
Как в наши новые ворота
Упрямо рогом бил баран…

Сижу и думаю — ну что ж,
Видать, моя съезжает крыша,
Гляжу я, как солдат на вошь,
На всё написанное выше…

МУЗА НЕГЛИЖЕ

Такое наступило времечко,
И в перспективе — бледный вид:
Клюёт судьба-злодейка в темечко
И побольнее норовит!

Все эти дилеры и брокеры,
И маркетологи порой,
Логистики и девелоперы,
Вот дармоедов гордый строй,

Покуда не продали трейдеры,
Покуда жизнь ещё течёт,
Подайся, стихотворец, в рейдеры,
Тебе к лицу гранатомёт!

А зарабатывать писюканьем?
Ты что, приятель, не смеши!
Что не порнуха и сюсюканье —
За это платят лишь гроши!

Лишь дефективно-детективное
Народец хавает сполна
Или гламурно-креативное —
Хватает этого… уже,

А муза ходит неглиже —
Нет денег на прикрытье Ж!

СИЛА СЛОВА

Дают «Юнону и Авось»,
Народу в зале собралось,
И слушает честной народ,
Разинув от восторга рот,
Как им Караченцов поёт
О том, что вот Резанов-граф,
Устои светские поправ,
Влюбился в иностранку,
Американку или мексиканку —
Не в этом дело, он поёт прекрасно
О чувствах романтических и страстных!
И люди бьют в ладоши исступлённо,
Сочувствуя страданиям влюблённых…
И невдомёк сидящим в этом зале,
Что всех их как бы малость разыграли,
Что граф был интриганом несусветным,
Чуть не сорвал поход он кругосветный,
Да и сорвал бы он его, наверно,
Каб не стальной характер Крузенштерна!
Вот кто был рыцарь, флотский офицер,
С кого мужчины брать должны пример.

А вот в бокал с вином смертельный порошок
Сальери сыплет с дьявольской ухмылкой
И в муках умирает гений пылкий,
Читателя охватывает шок.
Нет, несовместны гений и злодейство,
И хоть я знаю, что такого действа
На свете не бывало никогда,
И доказали это без труда,
И был финал у Моцарта иным,
Но Пушкин слово взял, и мы молчим…

Но знаю я одно, по крайней мере:
Когда грустить душой мне довелось,
Я томик брал, где «Моцарт и Сальери»,
А слушал что? «Юнону и Авось»!

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Иосиф Рабинович: Поцелуи твои — мёд и яд

  1. Соблазна мастер он речей,
    Как каждый опытный еврей.
    Бегите ж девы поскорей
    От Рабиновичей, ей-ей!
    Но, если невтерпёж и вам,
    Тогда уж точно к Рабиновичам!

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.